НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО Я ПРОДИКТОВАЛ заявление, которым уведомлял Дж. Милтона Хедли о своем увольнении через 30 дней. Спустя четверо суток, как и ожидал, в кабинете раздался телефонный звонок. Подняв трубку, я услышал знакомый голос:

– В чем дело, Марк?

– Привет, Марта, как поживает лучшая секретарша страны?

– Речь не обо мне. Что стряслось у тебя?

– Ничего. Чувствую себя превосходно. Словно гору сбросил с плеч. Никогда не думал, что ноша настолько тяжела, пока не скинул.

– Господин Хедли ознакомился с твоим заявлением.

– И?

– Приглашает тебя для беседы в свой особняк, просил поторопиться.

– Так и знал, впрочем, ни к чему это. Все уже решено.

– Марк, меня убеждать нет нужды. Я-то знаю тебя лучше, чем он. За пять с лишним лет знакомства по ряду вопросов, как ни старалась, переубедить тебя не смогла. Господи! Невозмутимый, упрямый, неподкупный господин Кристофер! Но он желает тебя видеть, разумеется, когда сочтешь для себя удобным.

– Ладно. Где он?

– В Лос-Анджелесе, выступает перед представителями Ассоциации американских банкиров, вернется поздно вечером.

– А что у него запланировано на завтра?

– Как всегда, весь день расписан. Хотя нет ничего такого, что нельзя было бы отменить.

– Решено, завтра буду у него около полудня. Мой секретарь, как только забронирует авиабилет, сразу перезвонит тебе и сообщит о времени прибытия.

– Лимузин будет ждать тебя в аэропорту О’Хара.

– Отлично.

– Марк?

– Да, Марта?

– Ты круглый дурак! – Звонок оборвался.

Обшитая панелями из тикового дерева библиотека Дж. Милтона Хедли занимала целое крыло особняка в двадцать восемь комнат, возведенного на пригорке поместья, откуда открывались восхитительные виды на озеро Мичиган. Почему он называл эту часть библиотекой – оставалось загадкой, поскольку единственной книгой, хранившейся там, была Библия – большой фолиант в кожаном переплете, якобы принадлежавший самому Джорджу Вашингтону. Господин Хедли не был «читателем», как он объяснял тем, кого удостаивал чести посетить сие святилище, считая себя «созидателем».

Хозяин восседал за огромным, украшенным восточным орнаментом столом, под портретом Дуайта Эйзенхауэра в полный рост, написанным масляными красками. Поговаривали, будто господин Хедли вложил немалые деньги в две успешные президентские кампании Айка. За это ему предлагали должность посла в Италии, но он отказался, сославшись на особую нелюбовь к блюдам из макарон и опере, уверяя, что помрет в Риме от скуки, не протянув и трех месяцев.

Слева от господина Хедли сидел чрезмерно суетный Моррис Розен, вице-президент и главный юрисконсультант «Treasury Insurance», справа – Уилбур Гладстон, вице-президент и финансовый директор. После обмена рукопожатиями хозяин дома указал на свободное кресло напротив себя и остальных, сделав из меня прекрасную мишень для перекрестного огня триумвирата.

Старик никогда не вел светских бесед с глазу на глаз. Он подался вперед, поправил очки в золотой оправе и прочистил горло.

– Марк, ты – один из ценнейших работников компании. Наше богатство и сила зависят не только от успешных денежных вложений, но и от людей вроде тебя – героев на передовой. Все двенадцать лет, что мы вместе, ты прямо таки творил чудеса, хотя еще молод. Просто потрясающе! Я горжусь тобой. В прошлом году твой регион обеспечил новое страховое покрытие на сумму порядка миллиарда долларов. Что касается текучести кадров, то она у тебя, без сомнения, самая низкая по отрасли. Ты создан для этого бизнеса, и мне ненавистна даже мысль о том, что годы упорного труда и преданность общему делу полетят псу под хвост.

Раздраженный, он порылся в стопке бумаг на столе, извлек оттуда мое заявление об увольнении и обмахнулся им, словно веером.

– В заявлении ты не указал ни единой причины, почему надумал покинуть компанию. Мне кажется, тебе по меньшей мере следует объясниться. Не соблаговолишь ли здесь разъяснить нам свое столь неожиданное решение, если оно действительно таковым является. Конфиденциальность гарантирую.

Летя из Бостона, я постарался предугадать возможные вопросы, набрасывая в блокноте приемлемые ответы: редактировал, менял или переставлял слова местами, пока не удовлетворился результатом. Но теперь перед этим великим человеком, безмерно мною уважаемым, этим гением, создавшим компанию, которая менее чем за полвека была оценена в два с лишним миллиарда долларов, а перечисление ее достижений заняло две полные колонки в книге «Кто есть кто в Америке», все пошло наперекосяк.

Я заставил себя взглянуть ему в глаза.

– Сэр, с первого дня работы в компании я стремился сделать карьеру. Решив одну проблему, хватался за другую. Тут, как в игре: я стремился и мог выиграть, вот только отнимала она все мое время. Недавно снизошло озарение: игра игрой, но есть те, кто всегда в явном проигрыше. Их трое, любящих меня сильнее всех и нуждающихся во мне: жена и сыновья. Цена, которую пришлось заплатить за предыдущие годы, оказалась чертовски высока.

Господин Хедли нахмурился и провел пальцем по розовому листку бумаги, лежавшему сверху стопки.

– Но, Марк, мне кажется, ты вполне способен их вознаградить за принесенные жертвы и удовлетворить все потребности, да так, что процентов девяносто наших соотечественников позавидуют.

Я покачал головой.

– Боюсь, вы не совсем поняли, господин Хедли. Мое решение никак не связано с деньгами, речь о времени. Где я пропадал, когда старший сын впервые заиграл в Малой бейсбольной лиге? В Портленде на совещании по организации сбыта. Что, как правило, я отвечаю младшему сыну, когда тот просит поиграть с ним в пинг-понг или погонять мяч? Что я слишком занят или устал, но завтра мы обязательно сыграем. Теперь-то понятно – не бывало у меня свободного завтра. Ни у кого из нас его нет. Когда жена попала в ужасную автомобильную аварию, потребовалось семь часов, пока меня разыскали в окрестностях Нью-Гэмпшира, где я проводил практические занятия с новым менеджером. Знаете, на пальцах руки можно перечесть, сколько раз отобедал с семьей за прошлые двенадцать месяцев, последняя неделя не в счет. Трем замечательным людям не хватает отца и мужа! Вместо него у них есть автомат по производству денежных знаков, который временами заявляется домой, чтобы сменить одежду и снова исчезнуть. А ведь они достойны большего, впрочем, я тоже. Поэтому, пока не слишком поздно, я решил притормозить и насладиться каждым мгновением жизни.

Моррис Розен, главный юрисконсультант, до того яростно строчивший в блокноте, отложил ручку и произнес:

– Но разве некоторые из проблем, связанные с недостатком свободного времени, породили не вы сами? Например, вечерами преподаете в университете. Это время вы тоже проводите вдали от семьи, но оно не имеет никакого отношения к «Treasury Insurance».

– Верно, Моррис, а еще по субботам и воскресеньям много играю в гольф. Но отныне я вычеркнул его из своего расписания, так же как и преподавание. Пора покончить с глупой нескончаемой гонкой, в которую ввязался. Лично я уже почувствовал себя счастливчиком, а вы можете продолжать бесконечную погоню за радугой. Уверен: есть лучшая жизнь, и я надеюсь ее обрести.

Господин Хедли вздохнул.

– Великолепная речь, Марк, но не забывай, даже Торо в конечном итоге пришлось выйти из леса. Неужели подобного рода идеи не умерли еще в шестидесятые? Мне кажется, в современном мире люди стараются скорее попасть в обойму, чем выпасть из нее. Полагаю, твоя относительная финансовая независимость свела риск от столь стремительной смены декораций к минимуму.

– Нет, сэр, вовсе не так. Мы с Луизой не заглядывали в отдаленное будущее, а жили, что называется, на широкую ногу. Думаю, у меня около тридцати тысяч долларов в акциях и на сберегательных счетах. И все.

Впервые господин Хедли улыбнулся.

– Весьма необычное финансовое положение для того, кто сделал блестящую карьеру, убеждая других граждан часть заработанного вкладывать в страховые полисы и ренты на непредвиденный случай, не так ли?

Я улыбнулся в ответ.

– Возможно, но никогда не сомневался: останусь без средств – сумею выкрутиться, не чета большинству. Не важно, что заначки нет.

Улыбка сошла с лица Хедли.

– Но ведь ты наверняка получишь значительную сумму, сняв пенсионные вклады и те, что перечислялись за участие в прибылях.

– Боюсь, это не так. В прошлом году поснимал все, что только мог. У отца случились два серьезных сердечных приступа, и он пролежал в больнице почти пять месяцев. Это да плюс пару специалистов и услуги частных сиделок добили отложенные на черный день сбережения из пенсии и участия в прибылях.

– Каково самочувствие твоего отца теперь?

– Умер в прошлом декабре, сэр.

– Соболезную… прошу извинить за вопросы личного характера. Ты мне не безразличен, только поэтому задал их. А как обстоят дела с домом? Он, должно быть, потянет на целое состояние?

– Нет, сэр. Открывая отделения «Treasury Insurance» в Новой Англии, мы переезжали из штата в штат раз семь. Сейчас владеем домом в Бруклине. Он – наша первая недвижимость за последние два года. При покупке получили минимальную скидку. Учитывая нынешнее положение на рынке недвижимости, повезет, если вернем вложенные деньги.

Господин Хедли наклонился вперед и хмуро посмотрел в раскрытую перед ним папку, лежавшую на столе.

– А что думает… э-э-э… Луиза по поводу твоего решения?

– Честно говоря, сэр, в то, что брошу работу, она не верит. Провожая в аэропорту, была уверена, что после разговора с вами передумаю и останусь. И все-таки надеялась, что этого не произойдет. Луиза поддерживает меня во всем. Если возникали проблемы – преодолевали их сообща, правда, она не упускала случая напомнить: делить радости и горести в супружестве согласна, но относится ли к ним мое постоянное отсутствие за завтраком, обедом и ужином, сомневалась.

– Сыновей у тебя двое, Марк?

– Два замечательных парня.

– Полагаю, отправишь их в колледж, когда подрастут?

Дело ясное, меня обрабатывали по высшему разряду. К тому же старик мне всегда нравился, не было смысла уклоняться от ответа. Поэтому просто кивнул.

Господин Хедли несколько раз потер лоб.

– Должно быть, я что-то упустил, сынок. Тебе всего-навсего тридцать шесть. По меньшей мере столько же впереди. Большинство из них могут стать весьма продуктивными. Знаю, ты – человек рациональный и здравомыслящий. И это сбивает с толку. За счет накопленных сбережений твоя семья протянет пару годков, при условии, что вы хорошенько ужмете пояса. В «Treasury Insurance» ты не только делал карьеру, но благодаря ей жил, получая достойное вознаграждение. Как теперь собираешься содержать семью? Чем конкретно планируешь заниматься в дальнейшем?

Я колебался. Вероятнее всего, мои планы основательно повеселят троицу. Господин Хедли, неправильно истолковав случившуюся заминку, должно быть подумал, что наступил решающий момент и пустил в ход тяжелую артиллерию. Он поднялся, обошел вокруг стола и положил руку мне на плечо.

– Марк, ты ведь знаешь, Сэму Ларсону нездоровится. Недавно он попросил о преждевременном выходе на пенсию, мы пошли ему навстречу. Предлагаю занять его должность вице-президента по продажам компании. Твоя зарплата поднимется более чем в два раза, включая бонусные вознаграждения. К работе можешь приступать незамедлительно. Правда, придется перевезти свою чудесную семью сюда, в Чикаго, ну и морально быть готовым к частому общению со мной. Но это, надеюсь, мы как-нибудь переживем. Пожалуйста, уясни себе, с нашей стороны решение не было спонтанным. О состоянии здоровья Сэма было известно давно, твоя кандидатура уже обсуждалась на двух заседаниях совета директоров. Из-за заявления об увольнении пришлось форсировать событие. Что скажешь?

Что тут сказать? Предложение меня ошеломило. С первого дня работы, будучи еще только начинающим страховым агентом, мечтал именно об этом: преодолев все препятствия, казавшиеся непреодолимыми, взобраться на вершину. Власть и деньги, которые вряд ли сумеешь потратить за целую жизнь. Ко всему прочему, открывалась прямая дорога к тому, чтобы однажды возглавить самую прогрессивную и доходную страховую компанию в мире. Подавшись вперед от предвкушения, Моррис и Уилбур синхронно улыбнулись и закивали головами.

– Что ж, Марк, – продолжил господин Хедли, потрепав меня по плечу, – нет необходимости немедленно принимать решение. Уверен, ты захочешь посоветоваться с Луизой, обдумать…

Он умолк, увидев, что я качнул головой.

– Нет нужды говорить об этом с Луизой, сэр. В аэропорту она призналась, что примет любое мое решение, даже если передумаю. Я не передумал, господин Хедли. Спасибо вам за столь щедрое предложение. Это большая честь для меня, но вынужден отказаться.

Старик поспешно убрал руку с моего плеча и вернулся на место. Моррис и Уилбур разглядывали свои ботинки. Господин Хедли принялся постукивать ручкой о большую мраморную пепельницу. Взглянул на серебряную рамку, стоявшую в углу стола, со старой выцветшей фотографией, на которой изображен он, покойная госпожа Хедли и их четверо детей.

Наконец он тихо произнес:

– Что ж, высший балл за благоразумие не про тебя, хотя смелость восхищает. Куда же денешь прорву свободного времени и как планируешь обеспечивать тех, кто от тебя зависит? Чем займешься в дальнейшем?

Никто не засмеялся, услышав откровение. Все трое выглядели так, словно им объявили: утром я собираюсь спрыгнуть с вершины небоскреба имени Джона Хэнкока.

Моя декларация независимости получилась чрезвычайно краткой. С напускной бравадой, на какую только был способен, я заявил:

– Собираюсь стать писателем!