На следующий день с утра я поехал с Дзвинкой на базу. В машине при Максе мы были с ней на «вы» и пытались беседовать о нейтральных вещах. Во дворе базы мы вышли, с удовольствием оставив Макса в машине.

– Ай-я-я-я! Кого я вижу! – расцвел, словно пион, маленький круглый еврей и пошел нам навстречу, раскинув руки. – Моя леди! Неужели я снова могу вам пригодиться?

– Еще как! – улыбнулась Дзвинка, позволяя обнять себя и чмокнуть в щечку. – Я привела вам клиента.

– Борис Яковлевич, – провозгласил он, ткнув мне свою пухлую ладонь. – Директор этой богоугодной обители. Чем могу служить? Вас одеть, обуть, надушить?

– Юрку нужна парочка приличных костюмов, четыре пары туфель и несколько рубашек.

– Вам сильно повезло. Мы как раз получили костюмы «Mister D». Есть югославские мешты и бельгийские рубашки. Какой размер?

Как только я назвал, передо мной тут же стали появляться и исчезать вещи, которых и днем с огнем невозможно было отыскать в магазинах. У меня даже в глазах рябило. Я еле подавлял в себе синдром спекулянта – ведь перепродав любой из этих костюмчиков, я мог бы целый месяц груши околачивать! Почему только два костюма? Я беру три! Нет, четыре!

– Могу я взять четыре? – поинтересовался я у Дзвинки.

– Попридержи лошадей. Не все сразу. Еще не конец света, через месяц снова наведаемся.

– Тогда уж, будь добра, выбери мне на свой вкус.

– Ты своему уже не доверяешь?

– Я никогда не доверял своему вкусу настолько, чтобы сделать выбор с первого взгляда.

– Я заметила, – сказала она ехидно, намекая, очевидно, на наше знакомство.

Я оставил ее реплику без комментария – возле нас крутилось слишком много людей.

Дзвинка не забыла и себе сделать несколько подарочков. Упаковавшись, мы попрощались с директором и еще до двенадцати вернулись обратно.

Пан Роман уже ждал нас. Не успели мы разгрузить машину, как он бросил на прощанье: «Буду вечером» и исчез вместе с Максом.

– До вечера я свободен? – спросил я у Дзвинки.

– Конечно. Это завтра начнется метушня. А сейчас я предлагаю прогуляться. Здесь чудесные места. Пойдем?

Мы прошлись в конец улицы и очутились на лугах. Мы шли до тех пор, пока не исчезли дома у нас за спиной, а высокая сытая трава не достигла нам до колен. У небольшого пруда за большими ветвистыми кустами бузины мы сели на берегу и молча смотрели на воду, застывшую в каком-то сонном оцепенении. Вокруг раздавалось радостное щебетание птичек, трещали кузнечики, над гладью деловито сновали стрекозы.

Солнце палило, словно летом. Жизнь казалась прекрасной. Я рассматривал лесок на пригорке – деревья казались нарисованными и неживыми.

– Дзвинка, зачем ты разыграла всю эту комедию? Зачем я тебе нужен тут?

Стебелек травы в ее губах колыхнулся.

– Мне скучно одной.

– Разве ты здесь одна?

– Одна.

– Почему ты не дружишь с Ромой?

– У нее другой характер. Она вжилась. А я не могу.

– Неужели ты не могла предугадать, что получится именно так?

– Нет. У меня нет опыта замужней жизни.

– Почему ты не разыскала меня раньше?

– У меня не было о тебе никаких известий. Я не знала, с кем ты, где ты. Кстати, у тебя есть девушка?

– Ничего серьезного.

– По крайней мере, она не станет тебя разыскивать?

– Не думаю.

В ее глазах блеснули слезы, а меня снова начал испепелять огонь любви. Мне было мало того, что она сказала.

– Тебе не хватало именно меня? – спросил я.

Она бросила стебелек в чистое зеркало воды и расправила на коленях платье. Там, в пруду тоже шла какая-то своя жизнь. Стебелек сначала встал торчком, а через секунду пропал под ряской. Дзвинка повернула ко мне голову и посмотрела взглядом грустным и ласковым.

– Ты ведь знаешь ответ…

Нет, ответа я не знал. Я хотел услышать это от нее. И покачал головой.

– Не знаешь? – улыбнулась она, приближая свое лицо к моему.

И когда наши губы соединились, я испугался, что из моей груди вот-вот извергнется целый вулкан. Сердце бешено колотилось, и мои объятия были такими несмелыми, словно я целовался впервые. Но через минуту я наконец пришел в себя, и мы повалились на траву.

Мы оба находились в каком-то невероятном сне, похожем на опьянение. Что-то сладкое, теплое и давно забытое всплывало со дна моей памяти. Я осторожно, словно солнечные лучи, отклонил ее волосы и кончиком языка коснулся ушка. Дзвинка ничего не запрещала моим рукам и губам, и, поняв это, я прильнул к ней всем телом, освобождая ее и себя как от одежды, так и от законов морали. В памяти у меня всплыли ее слова о желании быть образцовой женой и быстро пропали. Она не смогла обмануть ни себя, ни меня.

– Люби меня… люби меня… люби меня… – шептали ее губы.

И я любил ее так жадно, как будто это был последний день в нашей жизни. Мы настолько жаждали друг друга, что насытились очень быстро и утомленно распростерли свои тела под солнечным светом.

Рука Дзвинки легла мне в ладонь и затихла. Мы лежали молча, и на весь наш срам глядело небо.

– Боже мой, – сказала она через некоторое время. – Лежала бы так и лежала… и чтобы мы были только вдвоем, и больше никого…

– Давай убежим…

Мои слова вызвали у нее легкую усмешку.

– Бежать? Куда?

Женщины почему-то намного практичнее нас. Вот она спросила: куда? И я задумался – и действительно, куда сбежишь от этих людей?

– В таком случае нам остается довольствоваться лишь краденой любовью? – вздохнул я.

– Наверное, – ответила она. И через секунду добавила: – Мне почему-то страшно. Какое-то дурное предчувствие. Мне иногда кажется, что я доживаю последние дни и должна взять от жизни все, что только возможно. Это что-то вроде чувства обреченного человека.

– Откуда у тебя такие глупые мысли? Я не думаю, что это безвыходная ситуация. Нужно только набраться терпения и ждать. Своего часа.

Она вздохнула.

– Он может и не наступить…

– А ты пани Алине рассказывала о своих страхах?

– Да.

– И что?

– Как видишь. Теперь я не одна. У меня есть ты. Только ты прости меня, ладно? Мне было так трудно и одиноко. Никого у меня, кроме тебя, нет.

– Но почему ты это поняла только теперь? Неужели раньше я был для тебя пустым местом?

– Ты знаешь, я жила такой жизнью, что не было времени на раздумья. А тут мне просто некуда деваться. И вот так со скуки думаешь себе, думаешь… Пока наконец не начинаешь выть от отчаяния. Я только сейчас поняла, что мне больше всего не хватало тебя. Мне почему-то кажется, что ты сможешь меня спасти… ну, по крайней мере, попробуешь?

– Дзвинка, я сделаю все, чтобы мы были вместе. Но скажи мне: кого ты больше всего боишься?

Она задумалась.

– Больше всего? Они ведь все очень опасны – и Роман, и Макс, и фрау Ольга… Пан Зень тоже… С виду все вроде бы спокойно, милые люди. Иногда у меня такое чувство, что они видят меня насквозь. Я постоянно боюсь чем-то себя выдать – словом или жестом. Я просто знаю, что если кто-нибудь попытается перейти им дорогу, они в порошок сотрут.

– Это теперь ожидает Ярка?

– Возможно. Но мне кажется, что Ярко каким-то образом подстраховался. И заставил бояться его. Ярко не так прост, как кажется.

– И как же он мог себя подстраховать?

– Элементарно. Он же фотограф, у него куча интересных снимков. Кроме того, он снимал на камеру порнокассеты. Мог оставить у себя копии.

– И что там снято?

– Разные развлечения. Гости заказывали, чтобы их снимали на скрытую камеру. Там в каждой комнате есть потайная ниша, в которой замаскирована камера, благодаря этому можно снять все, что происходит в постели. Так что он снимал порнуху на заказ и продавал тем же, кого снимал. А они потом между собой менялись и просматривали. Ясное дело, они забирали кассету в тот же день, но у Ярка всегда было время, чтобы переписать самые интересные кадры. Думаю, у него целая коллекция этого добра. Если захочет, сможет шантажировать.

– Погоди… Но это означает, что твой муж у него в руках?

– Должно быть, да.

– Теперь я понимаю, почему они не могут от него избавиться… Фрау Ольга попросила меня, чтобы я с ним подружился.

– Правда?.. Выходит, они хотят использовать тебя в этой игре. Чтобы знать наверняка, есть у Ярка какое-то досье или нет. А если есть – то где оно.

– Твой муж сказал, что и сам держит всех своих клиентов в кулаке.

– Держит. Но когда Ярко расколется, то максимум, на что можно будет надеяться, – это выйти сухим из воды. А бизнес придется прикрыть, или даже убираться из Львова куда подальше… Который час?

– Без пятнадцати два.

– Нам пора.