Глава 4. Авария в метро, или План дальнейших действий
На следующее утро, быстро позавтракав, я сразу засел за составление плана действий. В самое ближайшее время мне надлежало:
Первое: выявить любовные связи Василия Николаевича Масловского, если, конечно, таковые имелись.
Второе: проверить верность мужу Алевтины Павловны Масловской, если это будет важным для продолжения ведения расследования.
Третье: узнать, и это главное, кто такая Лида.
Однако приступить сегодня к исполнению плана мне не удалось. Около девяти позвонил шеф и сказал буквально следующее:
– Бери Степу, машину и дуй к станции метро «Парк Победы».
– А что случилось, шеф? – спросил я.
– Авария в метро под Кутузовским проспектом, – услышал я взволнованный голос шефа…
Когда мы прибыли на место, там уже проводились спасательные работы. Пожарные машины, целый десяток; машины МЧС и «Скорой помощи», которые, погрузив раненых людей, быстро отъезжали, а на их место подъезжали другие, такие же. На моих глазах троих человек вынесли на носилках, причем люди на них были совершенно недвижимы.
Я оглянулся на Степу. Мой оператор, бледный и напряженный, снимал все с плеча, поскольку пожалел время для установки штатива.
А из метро выходили и выходили грязные, хмурые люди. Некоторые были в разорванной и окровавленной одежде, и приставать с расспросами к ним я не решился.
Нет, я не боялся, что меня пошлют на три буквы – профессия журналиста весьма цинична и не терпит меланхолии, рассусоливания и робости, ведь иначе настоящих новостей тебе не видать, и максимум, на что ты годен, так это носить штатив за оператором. Кроме того, нас со Степой посылали в подобные общеизвестные места не раз и не два. Нет, дело в другом: не та была ситуация, чтобы добывать жареные факты во что бы то ни стало. По крайней мере, не в эту минуту.
Рядом толпился народ. Одни просто стояли и смотрели, другие помогали раненым подниматься на поверхность.
Я подошел к молодому парню, усаживавшему на газон пожилую женщину, и спросил:
– Простите, вы не скажете нам, что там случилось?
– А вы сами не видите, что ли? – резко обернулся он в нашу сторону.
– Видим, – как можно более доброжелательно сказал я. – И все же, что произошло?
– Да вагоны с рельсов сошли, вот что! – раздался над самым моим ухом чей-то голос. Я оглянулся и увидел мужика с марлевой повязкой на голове.
– А по какой причине? – спросил я.
– А кто ж его знает, – ответил мужчина.
– Поезд резко затормозил, – заговорила пожилая женщина, сидевшая на газоне, – вот вагоны с рельсов и сошли.
– Вы в этой электричке ехали?
– В этой, а в какой же еще.
– А вы не можете рассказать, как все было? – попросил я.
– Могу, – ответила женщина и посмотрела на Степу, который переключил свое внимание на нее. – Ой, а вы что, снимать меня будете?
– Да, – кивнул я.
– А можно не снимать? – попросила женщина и даже прикрыла лицо рукой. – Я сегодня выгляжу… не очень.
– Можно, – ответил я и дал команду оператору: – Степа, выключи камеру.
Это был наш условный знак, который означал: делай вид, что не снимаешь, а сам снимай. Им мы пользовались не раз, когда скрытно нужно было сделать какие-нибудь кадры. Степа после этих моих слов демонстративно выключал камеру. Если она стояла на штативе, он направлял ее объектив на говорящего со мной человека, незаметно включал ее и либо отходил от нее, естественно, недалеко, либо приседал на корточки и начинал вдумчиво возиться с инструментарием в кофре. Если же он снимал с плеча, то ставил камеру на землю. Причем с нужным наклоном, чтобы объектив опять-таки смотрел на человека, разговаривающего со мной. Затем незаметно включал, настраивал контроль звука микрофона и начинал опять-таки возиться в кофре.
Так он сделал и на этот раз. Я подошел ближе к женщине, присел рядом с ней и спросил:
– Итак, скажите пожалуйста, что случилось?
– Я ехала во втором вагоне, – начала женщина. – Все было нормально. Электричка остановилась, взяла пассажиров, и мы поехали дальше. Все было, как всегда… Через полминуты она вдруг резко и с грохотом затормозила, как будто поезд врезался во что-то. Мне повезло: я сидела, но меня так приплюснуло к человеку, сидевшему рядом со мной, что у меня затрещали ребра. А вот тех, кто стоял, бросило вперед. Вот им не повезло: многие были ранены… все кости повыворачивало. Кричали так дико. Люди попадали, на них стали падать другие, а потом погас свет, и пошел дым…
– А людей в вашем вагоне было много? – спросил я, воспользовавшись паузой.
– Как же, конечно, – ответила женщина. – Люди ж на работу ехали…
– Вы сказали про дым… – осторожно напомнил я. – А была ли вспышка или какой-нибудь хлопок?
– Нет, вспышки, кажется, не было, – неуверенно проговорила женщина. – Были искры…
– Была вспышка, – сказал кто-то из тех, что сидели на земле. – Я в третьем вагоне ехал, видел. Потом как раз дым и повалил… Наш вагон тоже с рельс сошел, как и второй. А первый вагон вообще всмятку расшибся… Из людей там, наверное, никто и не выжил.
– Не было никакой вспышки, – сказал парень, который помогал перед этим пожилой женщине. – Сейчас еще скажете, что это террористы бомбу подложили… Просто резко понизилось напряжение, поэтому и сработала сигнализация, вызвавшая аварийное торможение поезда.
– А ты не верь всему, что говорят, – заметил парню мужчина лет сорока с большим хвостиком, в клетчатой рубашке с оторванным воротником и большой шишкой на лбу. – Дым был? Был. Густой дым, валил, как из трубы. А дыма без огня не бывает. Я вот слышал, что дело совсем не в напряжении, – обратился мужчина уже ко мне.
– А в чем? – спросил я его.
– Стрелка новая не сработала, – заговорщицким тоном произнес он. – Говорят, мля, она там вообще проволокой была замотана. Проволока порвалась, вот первые вагоны с рельс и посходили. Вот сегодня техника какая, мля. На грани фантастики…
– Вот власти все и свалят на стрелочника, как всегда, – раздался возмущенный голос откуда-то сбоку. – Или на машиниста. Типа, человеческий фактор…
– А машинист разве жив? – обернулся на голос мужик в клетчатой рубашке с оторванным воротником.
– Да, говорят, жив…
– Какое там! От вагона ничего не осталось!
– Это все дьяволы, что под землей живут. Они во всем виноваты. Машинист их увидел, вот и затормозил от страха… – услышал я дребезжащий старческий голос.
– Какие еще, мля, дьяволы, дед? – возмутился мужик в клетчатой рубашке. – Нет там никаких дьяволов. Только крысы большие.
– Есть! – уверенно произнес тот же старческий голос. – Они под землей живут и на свет никогда не выходят. Сеют зло и ужас…
– Псих старый! – сплюнул мужчина.
– А первый вагон вы видели? – подала голос пожилая женщина. – Его прямо в гармошку сложило. Как консервную банку. Из чего щас вагоны делают? Из жести?
– Точно, из жести! – поддакнул кто-то. – На качество же всем наплевать, теперь всех только деньги интересуют…
– Верно! – присоединился к разговору молодой мужчина в футболке. – Что это за вагоны такие? Едешь – все трясется, бросает тебя из стороны в сторону, двумя руками за поручни надо держаться, чтобы не упасть. Такое ощущение, что вот-вот корпус вагона от колесной тележки оторвется на хрен. Я как-то позвонил на «горячую линию» Метрополитена, говорю, делать надо что-то. А меня спрашивают: а вы что, дескать, крупный специалист по вагонам? Нет, не крупный, отвечаю. А мне и говорят, что, мол, вагоны и пути полностью соответствуют техническим нормам и допускам и чтобы я не в свое дело не лез и предоставил специалистам решать, что нормально, а что – нет…
– Верно. А поговорить в вагоне и вовсе невозможно, грохот стоит, как в преисподней. Орать нужно, хотя человек от тебя всего лишь в полуметре стоит. И то ничего не услышит.
– Я тут как-то у дочери в Вене была, так там совершенно другие вагоны, из стороны в сторону не бросает, и грохота никакого, хоть шепотом разговаривай, и чистота, как в операционной.
Люди возмущенно загудели, и я снова обратился к пожилой женщине:
– Значит, в вашем вагоне погас свет, а потом произошло задымление, правильно?
– Правильно, – ответила она.
– А дальше что было? – незаметно придвинул я к ней микрофон. – Паника была?
– Да нет, особой паники вроде бы и не было. Двери нашего вагона заклинило, пришлось их ломать. Ну, выломали мужчины двери, и мы стали выбираться из вагона. Раненых было очень много. Кто-то шел сам, кого-то несли подоспевшие уже пожарные и санитары. Потом появились эмчеэсовцы, отцепили задние вагоны, стали заниматься первыми тремя, что сошли с рельс. Первый вагон был искорежен сильно, прямо страшно смотреть. Там, наверное, мало кто выжил… А мы пошли по рельсам к выходу. И вышли… – Она вздохнула и замолчала.
А люди, между тем, продолжали выходить из метро. На тех, кого выносили на носилках, было страшно смотреть. Совсем рядом молодая девушка заплакала навзрыд, склонившись над носилками, на которых лежала окровавленная женщина. Ее быстро внесли в «Скорую помощь», и она, запустив сирену, укатила вместе с рыдающей девушкой…
Недалеко послышался звук вертолета. Потом прилетел еще один. Оба сели где-то совсем поблизости, на Кутузовском проспекте.
Подъехал черный «Мерседес» с мигалкой. Следом за ним черный джип с охраной. Из лимузина вылез сановник, к которому подошел выросший, словно из-под земли, полковник полиции.
Важный человек посмотрел в нашу сторону. Следом за ним посмотрел на меня и Степу полицейский полковник и согласно закивал важному человеку, явно с ним соглашаясь…
– Все, Степа, сворачиваемся, – произнес я, наблюдая за полковником. – Бери аппаратуру и дуй в машину.
Степа мгновенно исчез, а следом за ним пошел к машине и я.
Полицейский наряд направился к нам, явно с враждебными намерениями.
Еще секунда, и они сорвутся на бег.
Добравшись до машины, я буквально вбросил себя на сиденье и крикнул нашему водиле:
– Гони!
Второй раз что-либо говорить ему надобности не было: Степаныч возил нас со Степой весьма часто, а потому через мгновение, взвизгнув шинами, мы сорвались с места, а еще через пару мгновений уже мчались по Кутузовскому проспекту в сторону Садового кольца…
Неужели объявят план «Перехват»?
– Отличный будет репортаж, – похвалил меня шеф, отсмотрев привезенный нами со Степой материал. – А как идет дело с расследованием убийства председателя «Контроля народа» Масловского?
– Пока никак, – честно ответил я. – Правда, кое-какие зацепочки имеются… Но об этом пока рано говорить.
– Все-таки, что именно?
– Та-ак, побеседовал с одним человеком из Главного следственного управления. Кстати, – добавил я, – они там, в управлении, сами зашли в тупик, и кроме председателя организации «Против коррупции» генерала Манаева, у них, кажется, никаких подозреваемых больше и нет…
– Это все, что тебе удалось накопать? – удивленно поднял брови шеф.
– Пока все. – Я тоже удивленно поднял брови. – А разве это не вы поручили мне заняться аварией в метро? С утра этим я и занимаюсь. И, по-моему, репортаж неплохой будет.
– Но это вовсе не значит, что… – Шеф запнулся и замолчал. – Хорошо, дальше аварией будет заниматься Катя. А ты…
– Нет, шеф, на аварию нужен мужик, там не все так просто, – перебил я его. – Куча версий, в них надо будет разбираться, анализировать, сопоставлять. Надо еще хоть что-то понимать в технике. Катя – хорошо, а вот Петя Воловик – будет лучше.
– Возможно, ты и прав, – посмотрел на меня шеф. – Аварией будет заниматься Петр Воловик. Расскажи ему все, что видел, что не вошло в кадр и что ты сам об этой аварии думаешь. И начинай плотно заниматься убийством председателя Масловского. Это важно!
– Понял. Ну, так я пошел?
– Куда? – снова посмотрел на меня шеф.
– Заниматься убийством Масловского.
– Держи меня в курсе, – напутствовал он меня, и я пошел домой. Заниматься делом Масловского.
Итак, у меня уже имелся план, составленный сегодня утром. И первым пунктом в нем было выявить любовные связи покойного Масловского, если таковые, конечно, имелись. И попытаться найти среди этих связей Лиду.
С чего начинать? Поговорить об этом с его вдовой? Пожалуй, здесь нужно проявить деликатность. Узнав о цели моего визита, Алевтина Павловна либо тотчас выставит меня за дверь, либо попросту не станет разговаривать.
Секретарь Шишканов? Так он уже ответил следователю Главного следственного управления, что о любовных связях своего босса ни шиша не знает. А если и знает, но не хочет говорить, то с какого перепугу он расскажет о любовницах Масловского мне, раз не рассказал о них следователю на официальном допросе?
Все-таки тут следует заходить с какой-то другой стороны. Интересно, а что пишут о Масловском в Интернете?
Я открыл официальный сайт Общероссийской общественной организации «Контроль народа». Нашел рубрику «Руководство», потом другие сайты, в которых упоминался Василий Николаевич Масловский, его деятельность и биографические данные. И вот что я накопал…
«Масловский Василий Николаевич. Родился в 1968 году в Москве в семье инженеров. Дед – участник Великой Отечественной войны, полковник и орденоносец. Умер уже давно.
В 1992 году Василий Масловский успешно окончил Московский архитектурный институт (МАрхИ). Работал в АО «Моспроект», параллельно основал вместе с Э. Ю. Григорянцем, другом и сокурсником, архитектурное бюро «МаГ», название которого состояло из первых букв фамилий основателей бюро – Масловского и Григорянца. Они на правах партнерства и возглавили архитектурное бюро.
В «Моспроекте» Масловский проявил себя отличным специалистом. Неоднократно поощрялся почетными грамотами, в том числе и от Государственного комитета Российской Федерации по вопросам архитектуры и строительства.
В 1999 году Василий Николаевич Масловский стал работать в Департаменте муниципального жилья и жилищной политики в Правительстве города Москвы. В том же году сделался заместителем начальника Управления регистрации прав и сделок с жилыми помещениями с одновременным избранием народным депутатом Моссовета.
Защитил кандидатскую, а затем и докторскую диссертацию по архитектуре и строительству и, неожиданно для многих, магистерскую диссертацию по нравственному богословию.
С 2008 года является заместителем председателя Комитета по архитектуре и градостроительству города Москвы. Нареканий по исполнению своих служебных обязанностей не имеет…
Общественная деятельность Василия Николаевича Масловского началась с 1999 года, когда он возглавил историко-патриотическое общество «Великая Русь православная».
Член Союза российских писателей с 2002 года. Имеет труды по духовно-нравственной тематике, два из которых рекомендованы Министерством образования Российской Федерации как книги-пособия для учителей в помощь по духовно-нравственному воспитанию школьников общеобразовательных школ и гимназий. За данные труды Масловский награжден орденом святителя Иннокентия Московского.
Василий Николаевич Масловский является поборником семьи и непреходящих семейных ценностей. Считает, что первостепенной заботой нашего государства должна стать семья, институт которой в последнее время дал весьма заметную трещину в результате потери значимости семейных ценностей и катастрофического увеличения численности простого сожительства и незарегистрированных браков, подрывающих основу государства, которой в первую очередь является семья. Поддержка семьи и женщины в семье как главы домашнего очага должна, по его словам, являться «приоритетным направлением внутренней политики государства».
В 2008 году, в целях обеспечения интересов и чаяний простого российского гражданина, не обремененного ни властью, ни чинами, ни связями, ни деньгами, Василий Николаевич учреждает добровольную, самоуправляемую и неполитическую Общероссийскую общественную организацию «Контроль народа». Только за первый год существования этой общественной организации ею были защищены права 1879 российских граждан в гражданских и уголовных судебных процессах».
Дальше – больше.
«Функции данной неполитической общественной организации расширяются. В результате ее деятельности во благо простого и ничем таким не обремененного человека только в Москве, не считая областей, где имеются региональные отделения организации «Контроль народа», выиграно 36 судебных процессов, связанных с завышенными начислениями оплаты за предоставление жилищно-коммунальных услуг. Защищены права 84 инвалидов. Законсервировано строительство целого дачного поселка в природно-охраняемой зоне и одиннадцати строительных объектов, возводимых с нарушением законодательных и архитектурно-строительных норм.
В 2010 году обновляется Устав общества «Контроль народа». Его лозунг – препятствовать тем, кто собирается манипулировать сознанием людей. Стратегия организации – укрепление закона и порядка и адекватная реакция на любые нарушения закона и права во всех сферах жизнедеятельности российского общества, без всякого исключения. Конечная цель организации Масловского – создание социально справедливого созидательного государства, контролируемого его гражданами, и создание общества свободных граждан-созидателей, неукоснительно соблюдающих закон и верных духовным традициям страны…»
Вот такая передо мной сложилась картина. На словах – так просто исключительная. Прекрасное общество, полезное для беззащитных и обманутых людей, замечательный и стоящий на страже справедливости председатель Василий Николаевич Масловский. Но, повторюсь, все это на словах. А как на деле?
Я вернулся к началу деятельности Масловского. А именно к тому месту, когда, работая в «Моспроекте», Василий Николаевич вместе с другом и сокурсником Э. Ю. Григорянцем создал архитектурное бюро «МаГ»…
Григорянца я обнаружил в Википедии. В разделе «Преподаватели Москвы».
Звали его Эдуардом Юрьевичем. Он был 1966 года рождения, так же, как и Масловский, окончил в 1992 году Московский архитектурный институт, а в 1993 году вместе с партнером В. Н. Масловским (так было написано) основал архитектурное бюро «МаГ». Занималось бюро всеми стадиями проектирования плюс техническим и авторским надзором и финансово-строительным аудитом. Бюро вскоре разрослось в архитектурную группу, состоящую почти из сорока человек с двумя руководящими партнерами: Василием Николаевичем Масловским и Эдуардом Юрьевичем Григорянцем. Что дальше было с этим бюро – покрыто тайной. Василий Масловский с конца прошлого века пошел в гору и занялся общественной деятельностью, а Эдуард Григорянц сделался преподавателем МАрхИ и членом Государственной аттестационной комиссии института.
Выходит, для начала надлежало поговорить с этим Григорянцем. И с заместителем председателя Общероссийской общественной организации «Контроль народа» Эммой Григорьевной Мутозиной, о которой в Интернете я ничего, увы, не нашел. Кроме того, что она была замом Масловского с самого начала возникновения организации…
Вернувшись в редакцию, я набрал номер телефона Мутозиной и галантно произнес:
– Добрый день…
– Добрый. Только не день, а вечер.
– Да вы что? Простите великодушно, – нашелся я, хотя и не ожидал такого ответа.
– Кто вы? – прозвучал вполне резонный вопрос.
– Я – телевизионный журналист Аристарх Русаков… Представляю московский телеканал «Авокадо»…
– Какой телеканал? – В трубке, как мне показалось, хмыкнули.
– Телеканал «Авокадо», – повторил я.
– А что, есть и такой канал? – не без иронии спросили меня.
– Есть, – ответил я.
– Кто бы мог подумать! Ну и что вам угодно? – Вопрос прозвучал довольно холодно, но это меня не смутило. Не привыкать! Если подобная холодность, а еще сухость, безразличие или заносчивость собеседников будут смущать журналистов, то таковым следует немедленно менять профессию.
– Мне угодно встретиться и поговорить с Эммой Григорьевной Мутозиной, – ответил я с напускным благоговением. – Это, случайно, не вы?
– А о чем вы хотите с ней поговорить? – последовал новый вопрос.
– О бывшем председателе Общероссийской общественной организации «Контроль народа» Василии Николаевиче Масловском, – незамедлительно ответил я.
– Василий Николаевич никогда не будет бывшим, – назидательно сказали мне голосом, не терпящим возражений. – Он всегда будет единственным, первым и незабвенным председателем нашей организации. Так думаю не только я. Так думают все члены нашей организации, которых насчитывается на сегодняшний день уже сто двенадцать тысяч.
– Конечно, – не растерялся я. – Это я как раз и имел в виду.
– Эмма Григорьевна Мутозина – это я, – услышал я наконец ожидаемую фразу. – Вы хотите взять у меня интервью? Тогда, пожалуйста, предоставьте мне перечень вопросов, которые будете задавать, и перезвоните через пару дней.
– Вы знаете, скорее, мы планируем побеседовать с вами на камеру о Василии Николаевиче, – сказал я. – Просто беседа о нем, как о человеке. И вопрос будет один-единственный: Василий Николаевич Масловский, председатель и человек. Мы хотим сделать о нем не короткий сюжет, а целый телеочерк. Ведь он этого заслуживает, не правда ли?
– Конечно, правда, – охотно поддержала мое начинание Эмма Григорьевна. – Но по ходу беседы вы ведь все равно будете задавать вопросы, не так ли?
– Да. Но мои вопросы будут зависеть от содержания самой беседы, которое нам неизвестно, – парировал я.
– Могу вам распечатать то, о чем буду говорить, – предложила Мутозина.
– Через пару дней? – не без иронии спросил я.
– Да, – ответила моя собеседница. – Максимум дня через три-четыре.
– Потом, основываясь на содержании беседы, я должен буду приготовить вопросы и передать их вам для ознакомления, так? – снова не без иронической нотки спросил я.
– Да, так, – сказала Эмма Григорьевна. – Чтобы я подготовила ответы на них.
– А когда эти ответы будут готовы? – поинтересовался я. – Опять через пару дней, а максимум – дня через три-четыре?
– Где-то так.
– Значит, наши съемки произойдут не ранее, чем через неделю.
– И что? – спросила Эмма Григорьевна. – Вас что-то не устраивает?
Мне стало ясно, что связываться с этой дамочкой будет себе дороже. И все же побеседовать с Мутозиной стоило. Ведь она была бок о бок с Масловским с 2008 года. Целых шесть лет! А это вам не комар чихнул. И я как можно более доброжелательно произнес:
– Хотелось бы как-нибудь пораньше.
– Хорошо, – после недолгого молчания проговорила Эмма Григорьевна. – Прямо сейчас продиктуйте мне вопросы, которые вас интересуют. Я подготовлюсь, и завтра в середине дня вы можете подъехать ко мне в офис и проинтервьюировать меня. А что вы будете делать – небольшой сюжет или большой телеочерк, это уже дело ваше. Вы согласны?
– Да. Это было бы просто отлично! – обрадовался я и продиктовал Мутозиной вопросы, которые меня интересовали. Когда я озвучил вопрос о его отношениях с женой, она спросила:
– А это зачем?
– Ну, насколько мне известно, Василий Николаевич был поборником семьи и семейных ценностей, – быстро ответил я, чтобы у Эммы Григорьевны не успело возникнуть подозрение, будто в данном вопросе содержится какой-либо подвох. – Но у них с Алевтиной Павловной детей не было. Почему? Как складывались отношения в их отдельно взятой семье? Ведь зрителю всегда интересно нечто личное, когда рассказывается о конкретном человеке такого масштаба, как Василий Николаевич…
– Ну, хорошо, – согласилась Мутозина. – Еще вопросы?
– Больше вопросов нет, – сказал я и осторожно добавил: – Пока. Но хочу вас предупредить, Эмма Григорьевна, что один-два вопроса все же могут возникнуть по ходу нашей беседы.
– Я вас поняла, – ответила Мутозина. – Что ж, смотря какие это будут вопросы. И право отвечать на них или не отвечать я оставляю за собой. Это вас устраивает?
– Вполне.
– Тогда до завтра. Жду вас завтра, скажем, в три часа в нашем офисе. Знаете, где он находится?
– В Камер-Коллежском переулке. Двухэтажный особняк прямо напротив здания суда, так?
– Так, – ответила Эмма Григорьевна, и в трубке раздались гудки.
