IV
Этика
Этика имеет дело с тем, что такое хорошо и что такое плохо. Она задает работу священникам, мудрецам-талмудистам и родителям. К несчастью, дети и философы тоже не сидят без дела: они без устали мучают священников, мудрецов-талмудистов и родителей вопросом «Почему?»
Димитрий: Я тут думал над твоим вопросом, что означает слово «хороший», и пришел к выводу: «хороший» — тот, кто поступает правильно.
Тассо: Зевс тебя побери, Димитрий, ты сплошной сюрприз! Начинаешь мыслить как истинный философ. Только один вопрос: откуда ты знаешь, какие поступки — правильные?
Димитрий: Ну, ты и спросил! Оттуда же, откуда все — от мамы.
Тассо (в сторону): И почему все способные ученики всегда достаются Сократу?
Абсолютистская этика: Божественный закон
Божественный закон трактует этику просто: если Бог сказал, что это плохо, значит это плохо, окончательно и бесповоротно. Вот, в общем-то, и все. Но и здесь есть проблемы. Во-первых, как мы можем с уверенностью судить, что на самом деле думает Бог? Из Священного Писания, утверждают фундаменталисты. Но откуда было знать людям, упомянутым в Священном Писании, что сигналы, которые они получали, действительно посылал им Господь? Авраам, к примеру, утверждал, что Бог велел ему принести в жертву собственного сына. «Если Бог этого хочет, я, пожалуй, так и поступлю», — рассудил Авраам. Однако мы для начала хотели бы задать Аврааму философский вопрос: «Ты что, псих? Ты услышал, что “Бог” просит тебя сделать явно безумную штуку и даже не попросил у него удостоверения личности?»
Другая проблема, связанная с божественным законом, кроется в интерпретациях. Как именно следует почитать своих отца и мать? Каждый год посылать открытку на День матери? Или выйти замуж за сынка дантиста — зануду, к чему тебя склоняют твои почтенные родители? Этот вопрос отнюдь не пустое схоластическое теоретизирование, если сын дантиста ростом тебе по грудь и весит при этом больше центнера.
Главная особенность божественных законов заключается в том, что последнее слово все равно остается за Господом.
Моисей спускается с горы Синай, держа в руках скрижали.
— У меня две новости: одна хорошая, другая — плохая, — обращается он к ожидающей толпе.
— Хорошая: сторговались на десяти. Плохая: прелюбодеяние вошло.
Молодой и здоровый святой Августин явно пытался поторговаться на ту же тему, когда воскликнул: «Господи! Даруй мне целомудрие! Но не сейчас!» Таким образом он явно пытался мудрить с мудростью Талмуда: «Ну, ты же не указал, когда именно не следует предаваться прелюбодеянию!» Звучит как анекдот.
Платонические добродетели
В своем главном труде «Государство» Платон писал: «Государство — это разросшаяся душа». Поэтому, чтобы обсудить индивидуальные добродетели, он написал диалог, рассказывающий об идеальном государстве. Правителями этого государства он назначил философов — быть может, потому, что сам был весьма популярен среди философов. Правители управляют государством подобно тому, как разум управляет человеческой душой. Главная ценность правителей-философов, как и разума, — мудрость, которую Платон определяет как способность понимать идею добра. Однако то, что для одного — добро, для другого — лишь ханжеское лицемерие.
На собрании преподавателей одного из факультетов колледжа внезапно появляется ангел и обращается к руководителю кафедры философии:
— Я готов одарить вас одним из трех сокровищ по вашему выбору — Мудростью, Красотой или десятью миллионами долларов.
Профессор тут же выбирает Мудрость.
Вспыхивает яркий свет, и профессор как будто преображается. Однако он продолжает все так же сидеть на своем месте и, не мигая, смотрит на свой стол.
— Скажите нам что-нибудь, — шепотом просит один из его коллег.
— Надо было брать деньги, — отвечает профессор.
Стоицизм
Центральной проблемой этики стоиков в IV веке до н. э. был вопрос о том, как относиться к господству идеи фатализма, характерной для жизни и быта тоталитарных империй. Поскольку у них не было возможности сколь-нибудь ощутимо повлиять на социум, они решили изменить собственное отношение к жизни. Единственной проблемой для них остался контроль над собой. Стоики выработали стратегию эмоционального отстранения от жизни. Свое отношение они называли «апатия»; оно было для них добродетелью, хотя и превращало их в предмет для насмешек у посетителей местной таверны. Стоики стремились отринуть радости жизни (секс, наркотики и всяческий дионисийский хип-хоп), дабы избежать приносимых ими несчастий (болезней, передающихся половым путем, похмелья, плохих стихов). В своих действиях они руководствовались исключительно разумом, отвергая страсти, и считали себя единственными счастливыми людьми — хотя вернее было бы сказать, что они просто не были несчастными.
В следующем анекдоте мистер Купер демонстрирует некое современный аналог стоицизма.
Семья Куперов отправилась к дантисту. Мистер Купер сразу дал понять, что он очень спешит:
— Доктор, давайте обойдемся без новомодных штучек, — приказал он. — Никакого усыпляющего газа, никаких уколов — просто выдерните зуб, и покончим с этим.
— Жаль, что не все мои пациенты обладают подобной стойкостью, — улыбнулся врач. — Какой именно зуб?
Мистер Купер обернулся к жене:
— Открой рот, дорогая!
Генри Честертон написал однажды: «Слово “хороший” имеет множество значений. К примеру, если человек застрелит свою мать с расстояния в 500 ярдов, я могу назвать его хорошим стрелком, но совсем не обязательно — хорошим человеком». Оговорка «совсем не обязательно» показывает, что Честертон обладал истинно философским складом ума.
Утилитаризм
Мы все знаем слова известного гуманиста XX века Владимира Ленина: «Цель оправдывает средства». По иронии судьбы, эта идея не так уж отличается от мыслей одного из любимейших философов набожных республиканцев, Джона Стюарта Милля. Милль, равно как и другие утилитаристы, исповедовал «результативную» этику, согласно которой моральная оценка того или иного действия базируется исключительно на его результатах.
Героиня следующего анекдота, несомненно, была утилитаристкой.
Миссис О'Каллахан попросила художника, писавшего ее портрет, нарисовать на ее запястьях золотые браслеты, на шее — жемчужное ожерелье, в ушах — рубиновые серьги, а на голове — бриллиантовую тиару. Художник заметил, что в этом случае ему придется погрешить против правды жизни.
— Понимаете ли, — возразила она. — Я знаю, что мой муж крутит роман с юной блондинкой. Я хочу, чтобы после моей смерти она сошла с ума, пытаясь отыскать драгоценности.
Подобный подход способен заставить нас мириться с весьма серьезными проблемами, если нам кажется, что впоследствии нас ждет достойная награда.
Вдова миссис Бревурт отдыхала у бассейна в своем клубе и заметила загоравшего неподалеку от нее симпатичного мужчину. Подойдя к нему, она невзначай произнесла:
— Кажется, раньше я вас тут ни разу не видела!
— Точно! — отозвался мужчина. — Предыдущие 30 лет я провел в тюрьме.
— Да что вы! И за что вы туда попали?
— За убийство жены.
— Значит, вы холосты! — улыбнулась миссис Бревурт.
Известный современный утилитарист Питер Сингер часто проводит аналогии между леденящими душу решениями и гораздо более гуманными поступками, которые приводят к абсолютно одинаковым ужасным последствиям, а значит — являются этически равнозначными. К примеру, в одной из статей он описывает ситуацию: человек, желая заработать деньги на новый телевизор, продает бездомного сироту корпорации, торгующей органами для трансплантации. Ужасно, согласимся мы. Однако, утверждает Сингер, любой, кто покупает новый телевизор вместо того, чтобы пожертвовать эти деньги благотворительным организациям, которые помогают бездомным сиротам, делает в точности то же самое. Когда вы слышите нечто подобное, вы сразу чувствуете ненависть к автору, не правда ли? В подобном случае аргумент по аналогии служит существенным дополнением к утверждению, касающемуся морали, — как в следующей классической шутке.
Он: Ты бы переспала со мной за миллион долларов?
Она: За миллион баксов? Ничего себе! Думаю, да!
Он: А за два доллара?
Она: Ты что, идиот? Кто я такая, по-твоему?
Он: Кто ты, мы уже установили. Теперь осталось договориться о цене.
Главный категорический императив и старое золотое правило
Основным принципом Канта, критерием всех его этических максим, был, как он сам называл его, «главный категорический императив». Правда, на первый взгляд он кажется лишь приукрашенной версией старого золотого правила, которое гласит: «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой».
Главный категорический императив: «Действуйте исходя лишь из тех максим, которые, по вашему представлению, могли бы служить всеобщим законом».
Конечно, версия Канта кажется заметно менее душевной. Сам термин «главный категорический императив» звучит как-то очень по-немецки. Впрочем, в случае Канта это неизбежно: он же, в конце концов, был немцем!
Тем не менее категорический императив и золотое правило и вправду демонстрируют во многом схожий философский подход.
• Они не пытаются склонить нас к каким-то конкретным действиям, к примеру: «Почитай отца и мать» или «Ешь шпинат!»
• Вместо этого они предлагают нам некие абстрактные принципы, помогающие определить, какое действие будет правильным, а какое — неправильным.
• В обоих случаях эти принципы основаны на идее, что все люди столь же ценны, как вы или я, и все заслуживают столь же этичного отношения, как вы или я… особенно я.
Однако между категорическим императивом и золотым правилом есть фундаментальная разница, которую отлично отражает следующая шутка:
Садист — это мазохист, который следует золотому правилу.
Причиняя другим боль, упомянутый здесь мазохист делает лишь то, что требует от него золотое правило: поступает с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с ним, и лучше, если при этом не забудут про плетку. Однако Кант на это сказал бы, что ни один мазохист не рискнет заявить, будто моральный императив «причиняй другим боль» способен стать всеобщим законом в мире, хоть сколько-нибудь пригодном для жизни. Даже мазохист сочтет это неразумным.
Теми же соображениями руководствовался и английский драматург Джордж Бернард Шоу, оспоривший золотое правило:
«Не стоит поступать с другими так, как вы хотели бы, чтобы поступали с вами: у других людей могут быть иные вкусы».
Различные варианты золотого правила встречаются не только у Канта, но и в разных религиозных традициях по всему миру:
ИНДУИЗМ (XIII век до н. э.):
Не делай другому то, что не хотел бы, чтобы сделали тебе. В этом — вся дхарма. Помни ее хорошо.
(Махабхарата)
ИУДАИЗМ (XIII век до н. э.)
Не делай ближнему то, что тебе самому неприятно. В этом — вся Тора, прочее — лишь комментарии. Иди и заучи это.
(Вавилонский талмуд)
ЗОРОАСТРИЗМ (XII век до н. э.)
Человеческая натура лишь тогда добра, когда человек не желает другим того, что не считает хорошим для себя.
(Дадестан-и-Меног-и Храд)
БУДДИЗМ (IV век до н. э.)
Не причиняй другим боли тем, что сам почитаешь болезненным.
(Дхаммапада)
КОНФУЦИАНСТВО (VI век до н. э.)
Не делай другим того, что не хотел бы, чтобы сделали тебе.
(Конфуций, сборник трудов)
ИСЛАМ (VII век н. э.)
Никто из вас не может считаться правоверным до тех пор, пока вы не научитесь желать другим того же, чего желаете себе.
(Сунна, Хадисы)
БАХАИ (XIX век н. э.)
Не делайте ни единой душе того, чего не сделали бы себе, и не говорите того, чего не сказали бы себе. Вот вам мое повеление, выполняйте его.
(Бахаулла, «Сокровенные слова»)
ПОСЛЕДОВАТЕЛИ КЛАНА СОПРАНО (XXI век н. э.)
Бей человека с тем же уважением, с которым хотел бы, чтобы били тебя, понял?
(сериал «Клан Сопрано», 12-я серия, реплика Тони)
Воля к власти
Немецкий философ XIX века Фридрих Ницше храбро объявил войну всей христианской этике. Начал он с малого — с объявления о смерти Бога. Бог в ответ объявил о смерти Ницше, разместив соответствующие заявления на стенах уборных в университетских городках. На самом-то деле, говоря о том, что Бог умер, Ницше имел в виду, что западная культура выросла из метафизических толкований мира, равно как и из сопутствующей им христианской этики. Он назвал христианство «стадной моралью», которая обучает «неестественной этике», втолковывая, что стыдно быть альфа-самцом, которому покорно все стадо. Христианскую этику он заменяет проверенной временем этикой силы, которую называет «волей к власти». Исключительный индивид, или сверхчеловек, стоит вне морали стада и имеет полное право властвовать над ним, используя данную ему природой силу. В том, что касается золотого правила, Фридрих явно был последователем школы Тони Сопрано.
За это на него повесили всех собак — от германского милитаризма до кислой капусты.
С немецкой едой что-то не так: что бы ты ни съел, через час тебя охватывает безумная жажда власти.
Эмотивизм
К середине XX века большинство философских этических течений перешли к проблемам метаэтики. Вместо того, чтобы задаваться вопросом, какие поступки считать хорошими, философы стали спрашивать: «Что мы имеем в виду, говоря, что некое действие X хорошо? Означает ли это лишь “я одобряю X”? Выражает ли фраза “X — хорошо“ эмоции, которые я испытываю, наблюдая за X, или думая о нем»? Последняя из перечисленных проблем, лежащая в основе эмотивизма, неплохо обыгрывается в следующем анекдоте.
Человек пишет в налоговую службу: «Я не могу спать, зная, что я нахимичил с подоходным налогом. Я скрыл часть своих доходов и теперь прилагаю к этому письму чек на 150 долларов. Если бессонница не пройдет, я пришлю остальное».
Прикладная этика
Когда метаэтические раздумья над значением слова «хорошо» исчерпали свои возможности, практическая этика вновь вошла в моду, и философы с новой силой принялись писать о том, какие поступки следует считать добродетельными. Символами времени сделались биоэтика, феминистская этика, а также этика, ратующая за достойное обращение с животными.
Одним из ответвлений прикладной этики, расцветшим пышным цветом в XX столетии, стала профессиональная этика. Она нашла воплощение в разнообразных сводах правил, регулирующих отношения профессионалов с клиентами.
Четверо психиатров вместе вышли на улицу после конференции по профессиональной этике.
— Люди всегда приносят нам груз своей вины и страхов, однако нам самим не к кому обратиться с нашими проблемами, — проговорил один. — Почему бы нам сейчас не выслушать друг друга?
— Иногда я испытываю почти непреодолимое желание убить своих пациентов, — произнес первый.
— Я всегда стараюсь вытянуть как можно больше денег из своих пациентов, — проговорил второй.
— Я торгую наркотиками, и часто привлекаю к этому пациентов, — признался третий.
— Знаете, как бы я ни старался, у меня никогда не получается хранить чужие секреты! — покаялся четвертый.
Врачи каждой специальности руководствуются собственными этическими принципами.
Четверо врачей — семейный врач, гинеколог, хирург и патологоанатом — вместе отправились поохотиться на уток. Когда над их головами взлетела птица, семейный врач быстро прицелился, но тут же опустил ружье, поскольку не был полностью уверен, что это именно утка. Гинеколог также вскинул ружье — и также опустил его, поскольку не знал, утка это или селезень. Тем временем хирург метким выстрелом сбил птицу влет, после чего обернулся к патологоанатому:
— Пойди, глянь, утка это или нет?
Надпись над витриной: «Этичная мясная лавка».
Надписи на ценниках:
«Кого-то укусил», «Не знаю, как сюда попал», «Найден мертвым в канаве», «Несчастный случай при прыжке с парашютом», «Трагедия на воде».
Профессиональная этика есть даже у адвокатов. Если клиент, получив счет на 300 долларов, по ошибке даст адвокату 400, у адвоката возникает важный этический вопрос: должен ли он сообщить об этом своему партнеру.
Не приходится удивляться тому, что духовенство также руководствуется профессиональной этикой, причем всецело одобренной свыше.
Молодой раввин был заядлым гольфистом.
Даже в Йом Кипур, самый священный день в году, он тайком отправился в одиночестве погонять шар по девяти лункам.
Перед последней лункой он нанес лишь один удар, когда порыв ветра вдруг подхватил шар и загнал его прямо в лунку.
Ангел, ставший свидетелем этого чуда, укоризненно обратился к Богу:
— Господи, этот парень играет в гольф в Йом Кипур, а ты помогаешь ему попасть лунку с одного удара!
Неужто это наказание?
— Конечно, — улыбнулся Бог. — Он же не сможет никому об этом рассказать!
Прикладная этика весьма интересна, но иногда ставит нас в тупик, поскольку этические решения в этой сфере часто оборачиваются трудным выбором между двумя добродетелями. Сколько времени я должен уделять семье в ущерб работе? Сколько — своим детям в ущерб себе? Моей стране в ущерб гуманности? Подобные дилеммы прикладной этики много лет обеспечивали психологов-консультантов работой, а сейчас поставляют материал для «Специалиста по этике» — ежедневной колонки Рэнди Коэна в The New York Times. Приведенный ниже вопрос, недавно опубликованный Коэном на , — один из десяти лучших вопросов, которых ему никогда не задавали:
«Недавно я получил повышение (я — новый лорд) и вполне счастлив на своем нынешнем месте работы. Но для моей жены этого недостаточно, и она постоянно подталкивает меня к новым карьерным вершинам. Не скажу, что у меня совсем нет амбиций, но мне не хочется делать то, что нужно для дальнейшего карьерного продвижения, — отдавать всего себя работе, совершать жестокие убийства… С другой стороны, я ведь обязан удовлетворять желания своей супруги? Ведь все-таки мы семья!»
МАКБЕТ, ШОТЛАНДИЯ
Влияние психоанализа на философскую этику
Зигмунд Фрейд, не будучи философом, оказал огромное влияние на философию этики, заявив, что человеком управляют бессознательные мотивы, а вовсе не приятные и разумные философские принципы. Сколько бы мы ни старались следовать советам высокоморальных философов и сознательно контролировать свою жизнь, бессознательное все равно прорывается наружу. К примеру, оговорка по Фрейду — это то, что происходит, когда мы «по ошибке» озвучиваем свои бессознательные стремления, подобно члену муниципального совета, назвавшему симпатичную председательницу «выдающимся половым работником».
Психотерапевт спрашивает у пациента, как прошла его встреча с матерью.
— Ужасно! — вздыхает пациент. — Я допустил кошмарную оговорку по Фрейду.
— И что же вы сказали? — интересуется психотерапевт.
— Я хотел сказать лишь: «Мама, передай, пожалуйста, соль!» А вместо этого заявил: «Сволочь, ты мне всю жизнь испоганила!»
По мнению Фрейда, все философские трактаты об этике скажут нам меньше об истинных, бессознательных силах, определяющих наше поведение, чем один хороший сон.
Пациент, запыхавшись, вбегает в кабинет психотерапевта и рассыпается в извинениях: он опоздал из-за того, что проспал.
— Но во сне у меня случился невероятный прорыв! — восклицает он, пытаясь отдышаться. — Я разговаривал с матерью, и вдруг она превратилась в вас! Тут я проснулся, быстро оделся, перехватил на завтрак пончик с кока-колой и скорее побежал к вам.
— Пончик с кока-колой? — переспрашивает психотерапевт. — И это вы называете завтраком?
С другой стороны, даже Фрейд признавал, что, низводя причины человеческих поступков к одному бессознательному, можно упустить самое простое объяснение. Как он сам говорил, «иногда сигара — это просто сигара».
Мужчина бреется опасной бритвой. Внезапно бритва падает у него из рук и отсекает ему пенис. Подхватив отрезанный орган, он сует его в карман, выбегает на улицу, хватает такси и мчится в больницу. Добравшись до приемного покоя, он объясняет хирургу, что с ним произошло.
— Надо действовать как можно скорее! — заявляет хирург. — Дайте его мне!
Мужчина лезет в карман и передает лежащий там предмет хирургу.
— Но это же не пенис, а сигара! — восклицает тот.
— О господи! — стонет пациент. — Что же я тогда курил в такси?!
Ситуативная этика
В 1960-е годы ситуативная этика вдруг обрела широчайшую популярность. Ее поклонники утверждали, что этичность принимаемого решения всецело зависит от конкретной проблемы. Кто именно вовлечен в ситуацию? Чем вы рискуете? Как результат повлияет на последующее развитие событий? И кто, в конце концов, задает все эти вопросы? К примеру, в случае неверности одного из партнеров специалист по ситуативной этике может поинтересоваться семейным статусом партнеров и занять совершенно противоположные позиции в зависимости от того, был ли заключен брак по всем правилам. Оппоненты, в свою очередь, гневно обрушиваются на ситуативную этику, утверждая, что при таком подходе можно оправдать практически любой поступок. Некоторые из них стоят на непримиримых позициях: по их мнению, неверность плоха всегда, вне зависимости от обстоятельств.
Как ни парадоксально, иногда именно игнорирование текущих обстоятельств открывает возможность действовать в собственных интересах.
Вооруженные грабители врываются в банк, выстраивают клиентов и служащих вдоль стенки и начинают планомерно отбирать у них бумажники, часы и украшения. Двое банковских служащих ждут, пока до них дойдет очередь. Внезапно один из них поспешно сует другому в руку какую-то бумажку.
— Что это? — шепотом спрашивает тот.
— 50 долларов, которые я тебе должен, — отвечает первый.
Димитрий: Я все еще в точности не уверен, что есть хорошо, а что есть плохо, зато уверен в другом: в жизни важно своевременно радовать богов.
Тассо: И Зевса, и Аполлона.
Димитрий: Ага. Но лично я больше всех люблю Афродиту.
Тассо: О, ее я тоже люблю… если она существует.
Димитрий: Если она существует? А ну перестань трепать языком! Я сам видел людей, которых за подобную болтовню так шандарахнуло молнией, что костей не могли собрать!