Глава тринадцатая

Перес сидел в машине, закрыв глаза, и слушал тишину, слушал, как подъезжают с юга машины, хотя о задержке рейса из Абердина уже знал. Впрочем, ожидание не было ему в тягость. Наоборот, он обрадовался возможности подумать, обмозговать события дня. Обычно все сводилось к возне с документами. Даже здесь, на Шетландах, где ровным счетом ничего не происходит, бумажной работы хватало. Однако сейчас только и оставалось, что думать и ждать. И он отдался потоку мыслей.

Интересно, каково было Кэтрин Росс — чужой на Шетландах, приезжей. Где-то он ее понимал, ведь у него была испанская фамилия и средиземноморская внешность. Однако его предки жили на Фэр-Айле вот уже несколько поколений, даже веков. Если верить легенде. Он верил. По крайней мере, после пары стаканчиков. Так что его история не имела ничего общего с историей Кэтрин Росс.

Ему непросто было учиться вдали от дома. Леруик казался большим и шумным, с нескончаемым потоком машин на дорогах. Ночью улицы освещались, было светло как днем, словно город никогда не спит. А вот в глазах Кэтрин, переехавшей из Йоркшира, городок наверняка выглядел слишком тихим.

Мысли снова скакнули — от расследования обратно к Фэр-Айлу и семейной легенде. Легенда была такова. Во время англо-испанской войны один из кораблей «Непобедимой Армады», «Эль Гран Грифон», шедший вместе со всей флотилией к берегам Англии, сильно отклонился от курса. По крайней мере, эта часть легенды была совершеннейшей правдой — не так давно дайверы обнаружили корабль. И потом, имелись записи. Археологи тоже располагали вещественными доказательствами. Кое-кто утверждал, что именно благодаря этому кораблю и возникла знаменитая вязка Фэр-Айла, узоры, не имеющие ничего общего со скандинавскими. Конечно, норвежцы тоже вязали, но их узоры были повторяющимися и предсказуемыми — маленькие квадраты, такие неинтересные, скучные. Традиционные узоры Фэр-Айла — затейливые, яркие. Некоторые напоминали по форме кресты — подобная вышивка вполне могла украшать одежды католических священников.

Поговаривали, что узоры эти появились вместе с испанским мореходом, выжившим после кораблекрушения. Лишь чудом Мигель Перес добрался до берега вплавь. Его нашли на галечном берегу Южной гавани, у самой кромки воды — приливная волна все еще лизала ему щиколотки. Он едва дышал. Островитяне взяли его к себе. Потому как назад — в знойную Испанию, к соплеменникам, — ему дороги не было. Да и как он мог вернуться на родину? В те времена одно только путешествие с острова Фэр-Айл на Мейнленд уже представляло собой целое приключение. Так испанец тут и застрял. Иногда Перес задумывался: чего предку не хватало больше всего? Испанского вина? Любимых блюд? Духа цветущих апельсиновых деревьев, олив, прокаленной солнцем пыли? Ослепительного солнечного света, плескавшего по древним камням?

Легенда гласила, что испанец полюбил местную девушку; имя ее история не сохранила. Перес подумал, что наверняка все было гораздо прозаичнее — моряк просто устраивался как мог. Он не один месяц провел в море, давно не был с женщиной. Прикинулся влюбленным, если так можно было добиться своего. Хотя вряд ли любовь вообще принималась островитянами в расчет. В те времена женщины выбирали мужчин сильных, способных управлять лодкой. Мужчинам нужны были хорошие хозяйки, умевшие варить пиво и печь хлеб. Но что бы там ни свело эту пару, у них родился мальчик. Один-то уж точно. Потому что с той поры Пересы на Фэр-Айле не переводились — они обрабатывали землю, управляли почтовым судном, женились, снова и снова производя на свет продолжателей рода.

Джимми Перес зябко поежился. Холод отрезвлял, возвращая к делам насущным. Итак, Кэтрин росла вовсе не в деревне с населением в сотню человек, многие из которых переженились, где все друг с другом знакомы. И ей, должно быть, непривычно было ощущать себя как в аквариуме — все про нее все знают или думают, что знают. Ее мать умерла после долгой болезни. Сломленный несчастьем отец отдалился от дочери, почти не интересовался ее делами. Перес вдруг подумал, что Кэтрин жилось очень одиноко. Даже Салли Генри, чей дом в двух шагах, даже некий парень, которого еще предстоит вычислить, не спасали ее от жуткого одиночества.

Мысли Переса плавно переключились на Магнуса Тейта. Старику-то наверняка тоже одиноко? Все вокруг твердили, что это он убил девушку. И сейчас старика не задержали только лишь потому, что в полицейском участке он провел бы всего шесть часов, ведь здесь, на островах, действовали другие законы. А команда из Инвернесса неизвестно когда еще прибудет. Что, если самолет приземлится только утром? Пришлось бы отпустить Магнуса Тейта посреди ночи.

С наступлением сумерек Сэнди Уилсон, один из констеблей, спросил, не стоит ли отрядить человека для слежки за домом старика.

— Это еще зачем? — недовольно бросил Перес. Сэнди вечно испытывал его терпение.

Сэнди, не ожидавший резкого тона, покраснел, и Перес воспользовался моментом, чтобы окончательно вразумить подчиненного:

— Как он ночью сбежит с острова? Вплавь переберется? Его дом хорошо просматривается. Как по-твоему, где старик спрячется?

Перес еще не решил для себя, убийца Магнус или нет. Рано было судить. Однако его раздражало то, с какой легкостью коллеги ухватились за предположение. Это дело он рассматривал как испытание на профессионализм. В других его больше всего раздражала небрежность, леность ума. Да, много лет назад исчезла девочка, и Тейт тогда был главным подозреваемым. Ну и что? По мнению Переса, оба случая никак не были связаны. Если Катриону Брюс убили, ее тело спрятали. Тело Кэтрин оставили на виду, как будто намеренно. Катриона была еще ребенком, выглядела даже младше своих лет — Перес видел фотографии в деле. Кэтрин же была молодой женщиной, привлекательной и дерзкой. Ожидая прибытия команды, Перес надеялся на непредвзятость их суждений. Он рассчитывал переговорить с ними прежде, чем они наслушаются местных сплетен и проникнутся предубеждением против старика-изгоя.

Тишину нарушило гудение генератора, привезенного, чтобы освещать место преступления. Наверное, Сэнди завел мотор — что-то там проверить. Однако минуты через две у Переса ожил мобильный. Звонил констебль, отправленный в аэропорт встречать прибывающих.

— Самолет приземлился. Еще немного — и выезжаем.

Перес про себя усмехнулся. Однако тому, что Сэнди узнал новость раньше, чем он, босс, не удивился: Брайан и Сэнди вместе выросли на Уолсе. Земляки, что тут скажешь.

Из отдела криминальных расследований Инвернесса прилетели шестеро. Один криминалист, двое констеблей, два сержанта и инспектор, которому поручили возглавить расследование. Вообще-то ранг у него тот же, что и у Переса, старший следователь, только опыта побольше, вот его и назначили. Все шестеро поместились в двух машинах. Пересу вдруг стало досадно — своим вторжением они оборвали ход его мыслей. А еще на него навалилась сонливость — даже простые движения давались с трудом.

Открыв дверцу машины, Перес вышел; в теплом салоне он и забыл, какой на дворе мороз. Навстречу ему шагнул энергичный инспектор, громко представился и крепко пожал руку.

Прежде всех место преступления полагалось осмотреть криминалисту. Джейн Мелтем оказалась женщиной бодрой, толковой; она говорила с заметным ланкаширским акцентом и ценила суровый черный юмор. Все смотрели, как она открывает багажник и вытаскивает свой чемоданчик.

— А тело потом куда? — спросила она.

— В морг Энни Гуди, — ответил Перес. — У нее похоронное бюро в Леруике. Полежит там, пока не переправим в Абердин.

— И когда управитесь?

— Ну, сегодня уже поздно — паром ушел. А самолетом — никак. Выходит, завтра вечером.

— Понятно. Значит, время есть.

Она стала облачаться в одноразовый защитный комбинезон.

— Только бы поверх налез. Не то без куртки враз окочурюсь. И на пароме нас будет двое.

Джейн набросила на голову капюшон, подоткнула выбившиеся пряди.

— А что, пассажиры не против такого попутчика?

— Они не узнают, — объяснил Перес. — Тело будет в стареньком фургоне без опознавательных знаков.

— Кто делает вскрытие?

— Билли Мортон, университетский патологоанатом.

— Отлично! Мортон — профессионал, — сказала Джейн.

Перес решил, что рассуждает она здраво. Сам он о Билли Мортоне тоже был высокого мнения.

Джейн глянула на Переса:

— Думаю, вы и сами понимаете — сегодня едва ли закончу. Придется вернуться, как только рассветет.

— Я надеялся, что до завтрашнего утра тело не останется, — сказал Перес. — Тут поблизости школа — дети мимо бегают. К тому же оно и без того целый день пролежало.

— Понимаю.

Перес видел, что она тщательно обдумывает сказанное. Видимо, не из тех, кто портит другим жизнь, лишь бы самоутвердиться.

— Постараюсь успеть.

Джейн пролезла через брешь в ограде. Все смотрели, как она обходит поле вкруговую, приближаясь к телу с той стороны, где снег не был затоптан. Подойдя, она крикнула:

— Как там с прогнозом погоды на завтра?

— Никаких изменений. А что?

— Если обещают оттепель, осмотрю все сейчас. Похоже, здесь порядком натоптали — мало что видно. Может, что и обнаружим, но все же оставлю осмотр до утра. А пока займусь телом.

В ослепительном свете ламп она выглядела странно. Все белое. Пересу вспомнился фильм ужасов: мир после радиоактивных осадков, сплошь чудища и мутанты. Он вдруг заметил, что за Джейн наблюдают все: и местные, и приезжие. Им не терпелось узнать, к каким выводам она придет, и никто не нарушал тишины — она целиком завладела их вниманием. Не выносили оценок, ничего не обсуждали. Время для этого придет позже.

И оно пришло — когда все набились в спальню гостиничного номера в Леруике. В номере разместили двоих констеблей; именно у них инспектор из Инвернесса и назначил совещание. В спальне стояли две узкие кровати, но вообще комната была не такой уж и просторной. Пыльные занавески на окнах, вытертый ковер. Пересу даже неловко стало. Неужели ничего лучше этой берлоги не нашлось? Что теперь о них подумают?

Рой Тейлор, инспектор, откупорил бутылку виски «Беллз». Все пили из того, что оказалось под рукой, — из кружек, пластиковых стаканов, найденных в ванной, одноразовой чашки из-под аэропортовского кофе. Перес устроился на полу, наблюдал. Тейлор принялся вещать, умостившись на кровати. Перес еще не составил о нем окончательного мнения. Для инспектора Тейлор был слишком молод — лет тридцать пять. Скрывая преждевременное облысение, он стригся очень коротко и светил голым черепом. Вполне возможно, это первое дело, которое ему поручили как старшему следователю. И он горел энтузиазмом, Перес сразу это заметил. Что это, служебное рвение? Может, и так, но Пересу показалось, что тут нечто большее. С того самого момента, как Тейлор вытащил из своей дорожной сумки бутылку виски, он задавал вопросы один за другим. Правда, разобрать, о чем он спрашивал, удавалось не сразу. Может, Тейлор и работает в Инвернессе, но родился уж точно не там.

— Из Ливерпуля, — сказал он, когда Перес поинтересовался. — Лучший город на земле.

Тейлор так и сыпал вопросами, впитывая ответы как губка. Ничего не записывал, но Перес решил, что у него все отпечатывается в мозгу. Прилетев позже, когда расследование уже началось, Тейлор стремился наверстать упущенное. Перес легко представил, как тот мерил шагами зал ожидания в аэропорту Дайс, считая минуты до объявления посадки. Как ругнулся вполголоса, когда объявили о задержке рейса.

Тейлор поднялся с кровати, размяться. Встал на носки и потянулся к потолку. Перес тут же вспомнил обезьяну в эдинбургском зоопарке, куда их школьниками возили на экскурсию. Обезьяна схватилась за прутья клетки, пытаясь их раздвинуть, — ей явно было тесно. Пересу подумалось, что Тейлор из той породы людей, которым везде будет тесно, даже посреди африканской саванны. Похоже, границы у него не вовне, а в голове. А впрочем, что за глупости. Надо поменьше налегать на виски.

Перес вслушался — вокруг заговорили о Магнусе Тейте: как к нему подступиться, кто будет его допрашивать. Решили выделить для этого одного местного и одного из приехавших. Но давить на старика не следует. Просматривая дело об исчезновении Катрионы Брюс, Тейлор из протокола допроса заключил, что с Тейтом тогда не церемонились. Однако на этот раз подобной мерзости произойти не должно. Он не потерпит провала из-за того, что кто-то не умеет держать себя в руках. С этого момента все они — одна команда. Тейлор сделал жест, обводя рукой всех присутствовавших. И Перес ему верил. У кого другого вышло бы до тошноты фальшиво, а у Тейлора — нет. Все тут были готовы у него с рук есть.

— По-моему, не стоит спешить с выводами насчет Магнуса Тейта.

Джимми Перес сидел в углу и вертел стакан с маслянистым виски. Вообще-то он не думал встревать. Однако решительный настрой Тейлора передался и ему.

— Почему вдруг? — Тейлор перестал потягиваться, замер. Присел, уперев руки в пол, и опять напомнил Пересу обезьяну. Его лицо оказалось вровень с лицом сидевшего на полу Переса.

Перес изложил свои доводы, поделившись соображениями, которые обдумывал еще в машине. Что между жертвами не было ничего общего. Что если Тейт и преступник, почему он ждал столько лет, прежде чем совершить очередное убийство? К тому же Кэтрин Росс — девушка ушлая, из большого города. Да и физически развитая. Она бы не дала себя убить за здорово живешь.

— Если не Тейт, то кто? — потребовал от него ответа Тейлор.

Перес пожал плечами. Все косвенные улики указывали на Магнуса, однако Перес не хотел никого арестовывать вслепую, не обдумав все варианты.

— Ничего конкретного у меня нет, — сказал он. — Просто я за непредвзятый подход.

— У нее был парень?

— Может, и был. В ночь перед убийством она оставалась у кого-то.

— А кто это, мы не знаем. Так?

— Пока не знаем. Я навожу справки. Думаю, вычислить парня не составит труда.

— Надо разыскать его в первую очередь. Согласны?

Никто не ответил.

— Все, пора на боковую, — сказал Тейлор, поднимаясь на ноги. — Завтра нам предстоит много дел. Так что выспаться не помешает. Вам всем тоже советую.

Перес подумал, что вряд ли Тейлор тут же провалится в сон. Наверняка всю ночь глаз не сомкнет, будет ходить по комнате взад-вперед — как дикий зверь в клетке.