Квартал Крунуберг

После беседы с патологоанатомом Иво Андричем Жанетт молча сидела за столом, а ее напарник Йенс Хуртиг молча сидел на стуле напротив нее. Они только что выслушали рассказ Андрича о том, чему подверглась Ульрика Вендин, прежде чем замерзнуть насмерть, и это знание сделало их немыми.

Андрич рассказал о мумификации заживо – древней технике, которая применяется, среди прочего, в некоторых ответвлениях японского буддизма.

В своей задумчивой тягучей манере он рассказал о самой процедуре, которая требует лишь сухого помещения и минимального количества кислорода. Телесный жир сгорает благодаря питанию, состоящему из семян, орехов, коры и кореньев, а телесные жидкости удаляются при помощи смолы. В случае Ульрики это было что-то вроде березы извилистой.

Патологоанатом рассказал и о сенсорной депривации. В закрытом свето– и звукоизолированном помещении отказывают основные органы чувств. Иво подчеркнул, что жертва в таких обстоятельствах крайне редко сохраняет ясность мысли дольше нескольких часов. Скудная на стимулы окружающая среда разрушительно действует и на тело, так что удивительно, что девушка прожила так долго. И что ей удалось бежать, да еще выбраться из подвала на своих ногах.

Под конец Андрич сообщил, что намерен взять полугодовой отпуск, чтобы вместе с братом совершить долгое путешествие по местам своего детства на Балканах. Жанетт изумилась, так как понятия не имела, что у патологоанатома есть братья или сестры.

Внимательно посмотрев на измученное лицо Хуртига, она поняла, что напарник разделяет ее чувства – бессилие, ощущение собственной никчемности, вину.

Хуртиг смотрел прямо на нее, но с таким же успехом он мог бы смотреть сквозь нее, на стеллаж у нее за спиной. Это их просчет.

Если быть честной, то это в основном мой просчет, думала Жанетт. Если бы я шевелилась поживее и следовала интуиции, вместо того чтобы действовать рационально, мы могли бы спасти Ульрику. Вот так вот.

Жанетт знала, что в эту минуту двое полицейских в обществе священника как раз сообщают бабушке Ульрики о смерти внучки. Существуют люди, способные к выполнению подобного рода заданий, и Жанетт знала, что не принадлежит к их числу. Как же это страшно – любить кого-нибудь по-настоящему, подумала она, и ее мысли перекинулись на Юхана, который должен был скоро сесть на самолет, чтобы лететь из Лондона домой. Через несколько часов она встретит его, он будет доволен – целые выходные с отцом! Это она поняла из эсэмэски, полученной сразу после того, как они обнаружили под тощей елкой занесенный снегом труп Ульрики. Жанетт чувствовала себя чудовищно опустошенной. Она теперь всегда будет думать, как, наверное, страшно было несчастной девочке.

Она вытерла слезы, посмотрела на Хуртига. Он по кому-нибудь скучает? По родителям, конечно. У них, кажется, хорошие отношения, к тому же он научился жить, потеряв близкого родственника. Кого-то, кто никогда уже не вернется.

Может быть, бабушке Ульрики не с кем разделить горе. Как Аннет Лундстрём – единственной выжившей в этом спутанном человеческом клубке.

На столе лежали десяток папок и бессчетное число пластиковых конвертов, в каждом – копии фотографий, сделанных Вигго Дюрером: трупы с Турильдсплан, Свартшёландет, из Данвикстулля и Барнэнген. Были и данные, не имеющие прямого отношения к делу, вроде того, что Вигго Дюрер несколько лет лечился от рака матки или что автомобиль, задевший дерево на месте находки в Свартшёландет, – тот же самый, что скрывался под брезентом на Хундуддене.

Но расследование еще не кончилось – раскрыт лишь четвертый случай. Существуют свидетельства еще о сорока трупах, и все эти документы следует передать в Интерпол.

Ничего уже не важно, думала Жанетт, потому что все замешанные в это дело мертвы. Даже убийца.

Вигго Дюрера нашли мертвым в киевском парке, он был застрелен в затылок. Дело об этом убийстве уже легло на стол Ивану Ловинскому, а потом за него возьмется Европол.

Это конец, думала она. И все-таки я не успокоилась.

Всегда найдется какая-нибудь заноза, что-то, чего нельзя понять до конца и из-за чего ты в конце концов обнаруживаешь себя наедине с вопросами, не имеющими ответа. Каждое расследование содержит такой антиклимакс, но Жанетт никак не могла смириться с этим. Как, например, с тем фактом, что она так и не нашла Мадлен Сильверберг. Не окажется ли она в решающий момент просто химерой? Может быть, убийства учениц Сигтуны и правда дело рук Ханны и Йессики? Она никогда не узнает этого наверняка, и с этим незнанием ей придется жить дальше.

“Что бы я делала, если бы у меня не было Юхана? – думала она. – Уволилась бы и просто куда-нибудь уехала? Нет, я бы на это не решилась. Может, попросила бы отпуск и занялась бы чем-нибудь другим. Хотя, скорее всего, вернулась бы на работу уже через неделю, потому что я могу быть только полицейским. Или не только?”

Этого она не знала. Знала только, что ее личная жизнь так же полна вопросов без ответа, как и ее расследования. Да и есть ли у нее вообще личная жизнь? Отношения?

– О чем думаешь? – спросил вдруг Хуртиг.

Молчание продолжалось так долго, что Жанетт почти забыла, что он сидит по ту сторону стола.

В отношениях с другими людьми видишь только часть человека, подумала она. Настоящая жизнь разворачивается в основном в голове, и выразить ее словами просто-напросто невозможно. Так что Жанетт ответила:

– Ни о чем. Я не думаю абсолютно ни о чем.

– Я тоже. – Хуртиг вяло улыбнулся ей. – И если честно, это довольно приятное ощущение.

Жанетт кивнула и тут же услышала шаги. По дверному косяку легонько постучали. Это был Биллинг. Он серьезно посмотрел на них, закрывая дверь.

– Ну как? – вполголоса спросил он.

Жанетт развела руками над стопками бумаг на столе:

– Мы закончили. Осталось только фон Квисту прийти и забрать то, что у нас есть.

– Так, так… – пробормотал шеф. – Но я здесь не поэтому. Всплыл один момент. Хочу сказать сам, пока вы не узнали откуда-нибудь еще. До вас, может быть, доходили слухи, что в государственной уголовной полиции идет внутреннее расследование?

У Биллинга был обеспокоенный вид, и Жанетт сразу поняла, в чем дело.

– Да, слышали кое-что, – сказала она. – Дело о детской порнографии.

Она ждала этого момента с тех пор, как София рассказала об автобиографии Каролины Гланц, хотя и не очень верила, что он настанет. Обычно слухи оказываются не более чем слухами, и Жанетт подумала о своих знакомых из уголовной полиции. Юный Кевин и Ларс Миккельсен. Ей снова стало плохо.

– Задержали одного из наших. Он с размахом, годами продавал детскую порнографию, – продолжил Биллинг. – Основную часть мы сами же и конфисковали когда-то. До чего мерзкая история.

Потом шеф назвал имя, которого Жанетт никогда не слышала.

Она почувствовала облегчение, и одновременно вернулось обязательное чувство антиклимакса. Оставшиеся без ответа вопросы, большинство из которых содержали “почему”.

– Просто ужасно. Это же последнее, что нам сейчас нужно, – вздохнул Биллинг. – Газетчики нас линчуют. – Он покачал головой и вышел, оставив дверь открытой.

“Газетчики? – подумала Жанетт. – Неужели в этой истории хуже всего то, что о нас будут писать газеты? Смешно”.

Она бросила взгляд на лежащие на столе доказательства и подумала: а как, интересно, отреагирует пресса, когда общественность узнает, что предшественник Биллинга, бывший начальник полицейского управления Герт Берглинд, был замешан в финансировании детской порнографии? Скорее кишки выпустит, чем линчует.

Когда Хуртиг вез Жанетт домой, в Гамла Эншеде, лапландская погода настигла и Стокгольм: пошел снег. Всю дорогу до дома они молчали и расстались, тепло обняв друг друга. Жанетт вытащила из почтового ящика рекламу, кое-какие счета и очередную открытку от родителей, сообщавших, что погода хорошая, что папа купил ей фуражку китайского полицейского и что они хотят домой.

Большие легкие снежинки, похожие на комки ваты, висели в воздухе над садом. Жанетт подошла к дому, не представляя себе, что будет делать в ожидающие ее два свободных дня.

Побуду с Юханом, успела она подумать, как вдруг завибрировал мобильный телефон.

Отпирая дверь, она достала телефон и взглянула на дисплей. Юхан сообщал, что они приземлились. Потом Жанетт заметила еще одно сообщение – его она пропустила. Наверное, оно пришло, когда она возвращалась из Онге. Сообщение от Софии.

“Прости”.

Опять я не прочитала сообщение вовремя, подумала Жанетт.