Вита Берген

Помощник, Солес Эм Нат, носила дочь Виктории Мадлен в своем круглом раздутом животе. Это Солес страдала от спазмов, дурноты, отекших ног и болей в пояснице. Это было ее последнее задание, а потом Виктория забыла ее.

София смотрела на карандашные наброски, которые она разложила на столе в гостиной.

На всех рисунках была обнаженная девушка с закрытым маской лицом. Одна и та же девушка, тонкие ноги, круглый живот. Один и тот же Помощник. На столе возле рисунков лежала фотография, представлявшая мальчика с калашниковым. Unsocial mate. Ребенок-солдат.

София подумала о ритуальном обрезании, которое сделало многих мальчиков в Сьерра-Леоне стерильными. В деревнях юноши носили высушенные кусочки кожи в своих ожерельях как доказательство того, что они, в отличие от неверных, принадлежат богу, но в городских больницах их выбрасывали вместе с прочим больничным мусором вроде пипеток и одноразовых шприцев, отвозили на окраинные помойки. Многие после обрезания стали стерильными. Но в городах люди чаще избегали инфекций.

Стерилизация Лассе была безопасной и сделанной по собственному выбору.

Вазэктомия – не ритуал, хотя должна бы им быть, и ничего общего с ритуалами не имеет аборт или то, что сделала она сама, отдав своего ребенка чужакам. Ее мысли переключились на Мадлен. Ненавидит ли она меня? Неужели это она убила Фредрику, Регину и Пео?

Нет. Если верить Жанетт, речь не об одном и том же человеке. Она говорила не “он”, а “они”, убийцы.

София отложила изображения Солес и поняла, что вскоре ей предстоит сжечь все записки и газетные вырезки, ободрать стены тайной комнаты и выбросить все, что в ней находится.

Она должна очиститься, освободиться от своей истории. А сейчас она едва может пошевелиться в собственном доме, чтобы не наткнуться на напоминание о лжи, которая была – ее жизнь.

Она должна научиться забывать по-настоящему. Не искать ответов в статистических документах.

Дать Виктории сыграть свою роль. Но попытаться не исчезнуть.

Это все равно что держать в руке мыло. Сожмешь посильнее – и оно выскользнет.

Расслабься. Постарайся не вспоминать, пусть воспоминания приходят сами.

Виктория принесла из рабочей комнаты блокнот, а потом прихватила из серванта бутылку красного вина – мерло. Не найдя штопора, она продавила пробку в бутылку. Завтра София встречается с Жанетт, так что надо отдохнуть. Значит, следует выпить, а от красного спится лучше, чем от белого.

Сегодня вечером Виктории надо сосредоточиться на своей дочери, записать все мысли, какие придут в голову, и попытаться познакомиться с ней. А утром София возьмется за психологический профиль преступника.

Виктория видела, что пока София придерживается общих формулировок касательно этого дела. Убийца мальчиков-иммигрантов относится к категории преступников настолько необычных, что их можно пересчитать по пальцам одной руки. Виктории пришло в голову всего одно имя, и первое, что предстоит сделать Софии завтра утром, – это посетить библиотеку.

А теперь – Мадлен.

Виктория долго сидела с блокнотом на коленях, после чего решила не таращиться на белый лист, а отдать предпочтение свободным ассоциациям.

“Выросла у Шарлотты и Пера-Улы Сильвербергов, – записала она. – При всем, что это означает”.

Виктория немного поразмыслила и добавила: “Наверняка подвергалась сексуальным посягательствам. Ведь ее родители – люди того же сорта, что и Бенгт”. Отпила вина. Оно было теплым, и от кислоты закололо язык.

“Мадлен определенно как-то связана с Вигго Дюрером”, – записала она немного погодя, сама точно не зная почему. Но, подумав, она поняла, что имела в виду. Вигго из тех, кто отнимает у людей все, а такой паттерн всегда повторяется.

Он сделал это и с Аннет, и с Линнеей Лундстрём, подумала Виктория, и пытался сделать это со мной.

“Самое отвратительное у Вигго – это его руки, – записала она, – а не половой орган”.

На самом деле она никогда не видела Вигго голым. Он иногда применял насилие, но всегда руками. Он не бил, но царапал, рвал и сдавливал. Он редко стриг ногти, и Виктория до сих пор помнила, как было больно, когда они впивались ей в руки.

Его насилие было как сухая мастурбация.

“Мадлен ненавидит Вигго, – продолжала Виктория. Теперь ей не надо было думать долго, ассоциации рождались сами, и ручка быстро летела по бумаге. – Независимо от того, какой стала Мадлен-взрослая, она ненавидит своего приемного отца и ненавидит Вигго. Ребенком она не могла назвать свои чувства, но она всегда, сколько себя помнит, испытывала ненависть”.

Виктория отошла от собственных мыслей и опыта и вернулась к дочери. Она не стала исправлять написанное, даже когда подумала, что поторопилась; вычеркнуть можно будет потом.

“Есть несколько возможных вариантов Мадлен-взрослой. Первый – тихая покорная женщина, очень застенчивая. Возможно, замужем за кем-нибудь из сектантов, друзей своего отца, возможно – молчаливо страдает от регулярного насилия. Другая Мадлен получила помощь от кого-то извне, порвала с семьей, возможно, уехала за границу. Если она сильная личность, она смогла пойти дальше, но не исключено, что вся ее жизнь несет на себе печать насилия, и Мадлен трудно установить нормальные отношения с партнером. Еще одной Мадлен движут ненависть и жажда мести, и всю свою жизнь она пользуется разными возможностями частично спустить пар, а частично дать выход этим чувствам. Эта Мадлен периодами живет скрытно и никогда не забывает о причиненном ей зле. Она – человек, который хочет закрыть вопрос и которому не хватает…”

Виктория прервалась. Эти слова написала уже София, и написала она их о Виктории. Виктории не свойственно выражаться так ясно. И про вино она забыла – кажется, даже не притронулась.

“Она – человек, который хочет закрыть вопрос и которому не хватает других движущих сил, кроме ненависти и желания отомстить, – продолжила София. – Она сможет пойти дальше только в том случае, если освободится от этих движущих сил. У этой проблемы нет простых решений”.

София положила ручку и блокнот на стол.

Она поняла, что рано или поздно Мадлен примется разыскивать ее саму.

Она также понимала, что происходит между ней и Викторией.

Еще немного – и София не сможет сопротивляться.