Мыльный дворец
– Каждое утро я просыпаюсь и думаю, что все как всегда, – сказала Аннет Лундстрём. – Может, секунд пятнадцать. Потом вспоминаю, что Линнеи больше нет. Как бы я хотела растянуть те короткие секунды, когда кажется, что ничего не изменилось.
“Линнея умерла?” – подумала София.
Даже при психозе случаются короткие моменты возвращения в реальность. София поняла, что сейчас как раз такой момент, и, чтобы сохранить контакт, быстро задала новый вопрос:
– Что случилось, Аннет?
– Моя любимая дочь у Господа. Так было предопределено, – улыбнулась женщина.
София поняла, что тут она дальше пока не продвинется. Подробности придется узнавать у руководства Катаринахюсет. Поэтому она задала другой вопрос:
– В каких отношениях была Линнея с Вигго Дюрером?
От застывшей улыбки Аннет Софии стало не по себе.
– Отношения? Ах, не знаю… Линнее он нравился. Когда она была маленькая, они много играли.
– Она рассказывала мне, что Вигго Дюрер пытался изнасиловать ее.
Лицо Аннет помрачнело, она снова принялась покусывать пальцы.
– Невозможно, – упрямо сказала она. – Вигго такой чинный. Всегда застегнут на все пуговицы, пристойно одет. Для него очень важно было никого не рассердить.
– Никого не рассердить? В каком смысле?
Аннет глубоко вздохнула и опустила голову. Отсутствующий взгляд уперся в столешницу. Аннет тихо заговорила, и София сразу поняла, что она что-то цитирует.
– Перед домом теней пройдешь ты, смиренный духом и телом. Люди не поймут тебя и станут желать тебе дурного, злословить о тебе, а после заточат в темницу.
София догадалась, откуда эта цитата.
– “Подсказки пифии”? – спросила она, но Аннет не ответила. София искоса посмотрела на часы. Санитары из психиатрии будут здесь с минуты на минуту. София продолжила: – Вы упомянули дом теней. Карл тоже о нем говорил. Он описывал его как нечто вроде пристанища для таких, как он.
Молчание. Аннет нужны были вопросы, а не утверждения. Поэтому София спросила:
– Что такое дом теней?
Вопрос оказался правильным. Аннет подняла глаза.
– Дом теней есть земля изначальная, – сказала она, – где человек пребудет возле Господа. Это земля детей. Но она может принадлежать и взрослым, которые приняли жизнь людей из правремен. Мужчинам, женщинам и детям, что живут, взявшись за руки. В этом доме мы все дети.
София передернулась. Земля детей, созданная взрослыми для своих нужд.
Она начала подозревать, что психотическое поведение Аннет Лундстрём толкает ее к правде, которая тянет, пожалуй, даже на признание. Речи Аннет выглядели логичными для человека, знакомого с темой. Психоз заставил ее быть откровенной.
– Вы говорите о каком-то физическом месте или о психическом состоянии?
– Дом теней – там, где истинно верующие, где избранные чада человеческие. На священной земле, в прекрасной Ютландии и в полярных лесах.
София задумалась. Снова Дания и полярный круг.
– Вы бывали в этих местах?
– Много раз. – Аннет подозрительно посмотрела на Софию. – Это что, допрос? Вы ведь не из полиции?
София призналась себе, что действительно ведет себя как полицейский. Наверное, она слишком много общается с Жанетт.
– Нет, что вы. Я просто хочу знать побольше о… – она замялась, подыскивая верное слово, – о вашей реальности, – закончила она, но тут же пожалела о сказанном и попыталась улыбнуться. – Кто те, кого вы назвали истинно верующими? – продолжила она легким тоном, словно чтобы снизить значительность сказанного.
Это сработало – Аннет Лундстрём снова просияла.
– Карл и Вигго, – начала она. – И Пео, конечно. Они с Вигго занимались практической стороной. Следили, чтобы детям было хорошо, чтобы у детей было все, что они хотят. Покупали им одежду, игрушки. Заботились, чтобы все шло как надо. Коротко говоря, чтобы слова пифии стали явью.
– А какова была ваша роль? И роль детей?
– Я… мы, женщины, были не так уж важны. Но дети – дети входили в круг посвященных. Линнея, Мадлен и, разумеется, все приемные дети.
– Приемные дети?
Каждое произнесенное Аннет слово вызывало у Софии желание задать очередной вопрос. Аннет ответила легко, и София могла только заключить, что, когда Аннет говорит не раздумывая, она говорит правду.
– Да. Мы звали их приемными детьми Вигго. Он помогал им попасть в Швецию из ужасных условий за границей, и они жили на ферме, пока он искал им новые семьи. Иногда они оставались там всего несколько дней, а иногда – несколько месяцев. Мы воспитывали их по заветам пифии…
Аннет дернулась от звонка внутреннего телефона. София поняла, что приехали санитары из Катаринахюсет. Она попросила Анн-Бритт сказать гостям, чтобы подождали пару минут.
Последний вопрос.
– Кого еще держали на ферме? Вы дали понять, что женщин было несколько.
Улыбка Аннет ничего не выражала. Женщина казалась мертвой, пустой, полой, как дуплистое дерево.
– Все были из Сигтуны, – радостно сказала она. – Конечно, иные то появлялись, то исчезали. Еще – несколько мужчин. И их шведские дети.
Все из Сигтуны?
София поняла, что это надо рассказать Жанетт, и решила позвонить ей как можно скорее. Может, она сможет побольше узнать о прошлом семейства Лундстрём. А заодно и Вигго Дюрера.
– Аннет… – Пора было заканчивать. – Это из Катаринахюсет, за вами.
В дверь постучали.
Передача Аннет с рук на руки совершилась без драм, и пять минут спустя София уже сидела в своем кабинете одна, постукивая ручкой по краю стола.
Психоз, думала она. Психоз как сыворотка правды.
Чрезвычайно необычно, если не сказать – неправдоподобно.
София встала из-за стола, подошла к окну, отвела занавеску.
Слишком мало известно обо всем этом, думала она, глядя на оживленную улицу внизу.
Психоз – это галлюцинации, бред, паранойя.
А не правда.
Она только что узнала от санитаров из Русенлунда, что Линнея Лундстрём повесилась дома, пока Аннет смотрела телевизор в гостиной.
Линнея как будто только что ушла отсюда. София видела ее перед собой, сидящую на стуле по ту сторону стола. Юную девушку, которая хотела рассказывать, хотела чувствовать себя хорошо. Они далеко продвинулись в своих беседах, и София глубоко горевала о том, что произошло. И – вина. Если были какие-то тревожные знаки, говорившие о предрасположенности Линнеи к самоубийству, то София их просмотрела.
Она выглянула в окно. Двое санитаров вели Аннет к машине, припаркованной на другой стороне улицы. Тощая скорченная фигурка казалась такой слабой, что ветер и дождь могли бы унести ее.
Хрупкий серый силуэт улетает, как дым.
Жизнь, изорванная в лоскутья.