Тангейзер проснулся от какого-то звука и вскочил, выхватив кинжал. От боли, пронзившей в тот же миг его спину, он застонал и выругался. Даже полученные в бою раны бывали не такими болезненными. Слишком мягкий матрас! Дома он спал на груде овечьих шкур, а в поездках месяцами довольствовался голой землей или палубой корабля. Боль тем временем ослабла, но до конца не прошла. Заморгав, мальтийский рыцарь схватил меч. В комнате было душно и пахло сыростью. После тьмы снов свет из открытой двери казался слишком ярким.

Он вышел в гостиную, где от свечей остались одни огарки. Там Матиас размял плечи и ноги. На столе он увидел блюдо с мясом и хлебом и кувшин вина. Кто-то входил сюда, пока он спал, – непростительная беспечность. Послышался скрежет открывающегося замка, и иоаннит понял, что его разбудило звяканье ключей. Дверь распахнулась, и на пороге появился незнакомый стражник. За ним стояли Грегуар и Арнольд де Торси. На лице мальчика красовался свежий синяк, но в остальном, похоже, с ним все было в порядке.

Тангейзер опустил меч:

– Рад вас видеть.

Арнольд вошел в комнату. За прошедшие несколько часов этот человек очень изменился. Юность его закончилась – как почувствовал Матиас, навсегда.

– Безумие началось, – сказал де Торси.

– Какое безумие?

– Если повезет, вы сможете им воспользоваться. Торопитесь.

Тангейзер отрезал кусок баранины и протянул Грегуару, чтобы юный слуга подкрепился. Потом он сам откусил кусок и, вернувшись в спальню, натянул черную льняную рубаху. Белый крест на груди был забрызган кровью. Застегнув ремень и вложив меч в ножны, Матиас повернулся к двери и в первый раз заметил, что в спальне есть еще одна кровать – в нише у дальней стены. Под влажной простыней кто-то лежал, и в полутьме казалось, что этот человек дрожит. Рыцарь очень устал, но сострадание – это удел слабых. Второй пленник лежал лицом к стене. Он был явно болен и трясся в приступе лихорадки.

Тангейзеру оставалось только надеяться, что болезнь его соседа по камере не заразна. Он вернулся в гостиную, выпил пинту вина и отрезал еще один ломоть мяса. Лицо Арнольда было серым. Матиас похлопал его по спине:

– По крайней мере, я могу хвастаться, что провел ночь в Лувре.

Де Торси остался серьезным. Все трое направились к двери, где их ждал стражник, и вышли в коридор. Охранник уже собирался запереть дверь, как вдруг Грегуар заволновался:

– Одежда для младенца!

– Крестильная сорочка? – Тангейзер проглотил еще кусок мяса. – Вернись и забери.

Его лакей бросился назад, в камеру.

– Который час? – спросил тем временем госпитальер.

– Почти четыре, – ответил Арнольд.

– Как Грегуар тебя нашел?

– Это я его нашел, случайно. Вы и представить не можете, что творится сегодня ночью! Было невыносимо видеть, как плакал король. Как он страдал… – молодой придворный покосился на стражника, невозмутимого и неподвижного, словно репа. – Вашего лакея поймали, когда он пытался залезть в окно второго этажа Павильона короля со строительных лесов южного крыла.

– Он смышленый парень.

– Ему повезло, что его не убили. Охрана забрала у него письмо для Реца. Но поскольку герцог уже несколько часов совещался с королем, письмо не могло быть доставлено. Вскрыть его тоже не решались. Мальчишку никто не мог понять, и его заперли в буфетной, пока все не выяснится. Я подозреваю, что к тому времени его могли избить до полусмерти. Похоже, ваши слуги и друзья проявляют удивительную преданность.

– Будь у меня больше друзей, я не попал бы в этот переплет. Почему меня арестовали?

– Понятия не имею. Мальчишка поднял в буфетной такой шум, что охрана выволокла его оттуда и собиралась вышвырнуть из дворца. Именно этот процесс я и застал, когда проходил мимо со срочным поручением. Ваш слуга бросился к моим ногам и стал бормотать «Аве Мария». Я взял на себя смелость вскрыть письмо, поскольку предполагал, кто его автор. Надеюсь, вы простите мне эту дерзость.

– Целиком и полностью.

– Я позаботился о мальчишке, выполнил свои поручения, беспрерывно умножавшиеся, и вот я здесь… хотя мне предстоит еще много дел, прежде чем окончится эта черная ночь.

Вздохнув, де Торси нетерпеливо оглянулся на дверь, ожидая появления Грегуара:

– Он там сам шьет сорочку?

Тангейзер вернулся в гостиную. Крестильная сорочка имела ценность только с точки зрения чувств, а в данный момент о сантиментах было лучше всего забыть. Рыцарь увидел, что его лакей направляется в спальню с кувшином воды в руках. Сверток с сорочкой был зажат у него под мышкой.

– Черт возьми, приятель, что ты делаешь? – возмутился Матиас.

– Другой пленник попросил воды, во сне, – пролепетал мальчик.

– Будь он проклят, этот другой пленник! Сунь сверток под рубашку и пойдем.

Из спальни донесся хриплый стон. Тангейзер схватил канделябр, вырвал из рук Грегуара кувшин и бросился в спальню, надеясь, что ошибся. Быстрым шагом он пересек комнату, опустил канделябр к тюфяку и перевернул пленника на спину:

– Орланду!..

За стенами, лишенными окон, снова послышался звон колоколов.

Щеки Орланду Людовичи ввалились, лоб его был липким от пота. Матиас приподнял ему веки. Глаза юноши ввалились, а зрачки сжались в маленькие точки – он был без сознания. Иоаннит просунул руку пасынку под плечи и сквозь мокрую от пота рубашку почувствовал жар его тела. Опиум и лихорадка. Он приподнял Орланду, не обращая внимания на его стоны, поднес кувшин к его губам и влил немного воды ему в рот. Юноша глотнул.

Тангейзер поставил кувшин на пол и снова опустил больного на тюфяк. Орланду был полностью одет. Сквозь разрез на левом рукаве виднелась повязка, охватывавшая его руку от локтя до подмышки. Пальцы госпитальера скользнули вдоль бинта. Ткань, вся в коричневых и грязно-желтых пятнах, была влажной на ощупь. Повязку наложили слишком туго, так что рука отекла. По обе стороны ткани кожа на ней покраснела и воспалилась. Матиас пощупал шею Орланду и обнаружил опухшие лимфатические узлы. Повязка скрывала серьезную рану, возможно, даже гангрену. Если отравленный гумор попадает в кровь, то за несколько часов убивает даже самого сильного человека.

В двери появился Арнольд:

– Прозвучал набат. Нам нужно уходить.

– Позови стражника.

Услышав, каким голосом рыцарь это произнес, де Торси не стал возражать. Тангейзер встал и посмотрел на Орланду. Это самый дорогой для него человек. После Карлы. Нужно очистить рану, удалить пораженную гниением плоть. Возможно, потребуется ампутировать руку. Может, снять повязку? Нет, вопрос поставлен неверно. Следует ли заняться этим здесь, в Лувре, или позже в другом месте? Для них обоих Лувр – это гнездо скорпионов. Он увезет отсюда Орланду. Если потребуется, то к рыцарям своего ордена, хотя Тампль находится на другом конце города. Перевозить больного не опаснее, чем оставлять здесь – во власти лихорадки и Доминика Ле Телье.

Арнольд вернулся со стражником, уже не скрывавшим своего беспокойства. Простой слуга, он столкнулся с неудовольствием людей, гораздо более влиятельных, чем он.

– Как тебя зовут? – спросил у него Матиас.

Стражник растерянно переступил с ноги на ногу:

– Жан, сударь.

– Скажи мне, Жан, когда Ле Телье доставил сюда этого заключенного?

– Вчера вечером, сударь. – Охранник задумчиво наморщил лоб. – То есть в пятницу вечером, а не в субботу.

Значит, Ле Телье.

– Заключенный уже был ранен, когда его привели?

– Его привели в таком состоянии, как вы его теперь видите, сударь. То есть рана была перевязана, хотя со вчерашнего дня ему стало хуже. То есть с вечера пятницы и утра субботы.

– Ты обратился за помощью, когда ему стало хуже?

– Конечно, сударь. Сегодня утром к нему приходил лекарь. Оставил вот это снадобье.

Жан указал на пол под кроватью. Там лежала маленькая стеклянная бутылочка, а рядом – стеклянная пробка от нее. Бутылочка была пуста. Тангейзер поднял пробку и лизнул ее. Горький вкус. Настойка опиума. Лекарь был невеждой, как и большинство его собратьев.

– Ему нужен хирург, а не снадобье, от которого он впадает в беспамятство, – скривился иоаннит.

Жан заморгал, обиженный несправедливым упреком.

– Но я благодарен тебе за бдительность и буду рекомендовать тебя герцогу де Рецу, – неожиданно добавил Матиас.

От такого нахальства у Арнольда отвисла челюсть. Тангейзер посмотрел на него:

– Мы не можем оставить твоего кузена здесь – в этом случае к вечеру он умрет.

– Моего кузена? – не сразу понял тот. – Ну да. Нет. Не можем.

Игнорируя его изумление, госпитальер вновь повернулся к стражнику:

– А если он умрет, нам придется отвечать перед Анжу.

Каждое из имен, небрежно произнесенных им, имело более серьезную силу, чем любое распоряжение Доминика Ле Телье. Гордость Жана, вызванная недавней похвалой, сменилась тревогой.

– Ты можешь найти двух человек, которые вынесут отсюда этого благородного больного? – спросил иоаннит.

– Всех охранников мобилизовали. – Жан был в панике. – Я один несу ночную стражу!

– Каждая лишняя минута угрожает его жизни. Помоги мне поднять его на плечо!

Когда они брели по плохо освещенным коридорам восточного крыла, Тангейзер подумал, что опиум все же принес определенную пользу. Без него Орланду вряд ли перенес бы это путешествие, а так он почти не шевелился. Это был уже не тот тощий мальчишка, который помог Матиасу пережить самую кровавую осаду в истории, и даже не стройный юноша, уехавший в Париж год назад. Но согнувшийся под его весом рыцарь не жаловался. Колокольный звон не утихал.

Арнольд молчал, пока они не миновали две пары дверей, но потом все же попробовал разобраться в происходящем.

– Мой кузен? – переспросил он госпитальера.

– Ты удостоился моей вечной дружбы – это сокровище доступно немногим, – отозвался тот.

– Хотелось бы знать, дорого ли мне придется за нее заплатить.

– Это еще не все. Скажи, где найти Амбруаза Паре?

– Королевского хирурга?

– Он должен быть где-то поблизости. Насколько мне известно, ему поручили лечить Колиньи.

– По приказу короля Паре неотлучно находится при Колиньи, в особняке Бетизи.

– Это далеко?

– От ворот десять минут пешком, но это невозможно…

– Амбруаз Паре – лучший в мире хирург. А мой сын умирает.

– Набат служит сигналом к началу резни. Колиньи убьют. Смотрите!

Арнольд открыл дверь и провел их в комнату, окно которой выходило на восточный фасад здания. Среди улиц на противоположной стороне площади стояла церковь, колокол которой непрерывно звонил. К северу от храма вдоль улицы, параллельной реке, вилась колонна вооруженных людей с факелами. Ее возглавляли десятка четыре всадников. За ними шли отряды аркебузиров, чьи запальные шнуры яркими точками светились в темноте. В арьергарде к небу поднимался лес алебард. По прикидке Тангейзера, всего их было человек двести.

– Кто ими командует? – спросил он.

– Герцог де Гиз. Большинство знатных гугенотов, которые не живут во дворце, поселились в этом квартале.

– Расскажи мне все.

– После многочасового заседания совета его величество убедили отдать приказ – и пойти против совести, я уверен, – об уничтожении вождей гугенотов. Из соседней комнаты я слышал его крик: «Черт возьми, тогда убейте их всех! Убейте всех, чтобы никто не мог вернуться и обвинить меня!»

Теперь Тангейзер понял, с чем пришлось расстаться его новому другу, – не только с юностью. Его представления о монархии – а также о рыцарстве, цивилизованности и самой гуманности – рассыпались в прах, словно истлевшие мощи. Его увлекали дворцовые интриги. Он считал себя человеком мира, а теперь оказался наивным глупцом.

– А те гугеноты, что живут здесь, в Лувре? – задал он следующий вопрос.

– Им перерезают горло прямо в постели, пока мы разговариваем. Были составлены списки всех знатных гугенотов города.

– Паре тоже в этих списках?

– Гения Паре пощадят по особому указанию короля.

– Значит, король не настолько обезумел, чтобы лишать себя лучшего хирурга.

– Это было предложение Екатерины. Наварру и Конде тоже пощадят, потому что в их жилах течет королевская кровь. Больше никого. Ни одного. Я умолял Анжу спасти моего друга Бришанто. Но Анжу ответил, что у всех есть друг, которого он хотел бы пощадить. Даже Ларошфуко, который был рядом с королем с самого детства, должен умереть вместе с остальными. Анжу сказал: «Король, который не способен убить ближайших друзей ради блага своего народа, – это не король».

Тангейзер поморщился.

До них донесся звук выстрелов. Прищурившись, иоаннит пытался сквозь стекло рассмотреть происходящее. На Рю-де-Бетизи завязались стычки. На этой и соседних улицах из домов выбегали люди, иногда полуодетые, их мечи блестели в свете луны. Темноту ночи освещали вспышки выстрелов. Но Матиас обратил внимание на другой звук.

– Колокола других церквей тоже звонят, – пробормотал он. – Почему?

– Не знаю, – помотал головой Арнольд.

– Городская милиция тоже участвует?

– Милиции приказано поддерживать мир и спокойствие во всем городе.

– И все?

– Милиция должна оставаться в стороне, готовая предотвратить анархию и беспорядки – ничего больше. Убийства – дело Гиза и швейцарской гвардии. Его величество заверил всех, что все закончится быстро, до восхода солнца.

Мысль о тысячах вооруженных горожан, снующих по городу, вызывала у Тангейзера тревогу. Он вспомнил атмосферу ненависти на улицах, которую почувствовал с первой же секунды пребывания в Париже. Вернувшись в коридор, рыцарь огляделся: по обе стороны от него проход был пуст.

Теперь выстрелы слышались и в самом дворце. Арнольд и Грегуар вышли вслед за Матиасом.

– Кто сегодня командует дворцовой гвардией? – спросил госпитальер.

– Господин де Нансе, – ответил де Торси.

– А Доминик Ле Телье?

– Он командует дневной стражей.

Они спустились по широкой лестнице сквозь облако порохового дыма. Снизу доносились крики боли и страха. Примерно на полпути они столкнулись с мужчиной, бежавшим по ступенькам вверх: он был бос, а его длинная ночная рубашка порвалась и пропиталась кровью. Увидев их, этот человек остановился. Из полумрака вынырнули два швейцарских гвардейца, преследовавшие его.

– Я ничего не сделал, господа, – простонал беглец. – Умоляю, защитите меня!

Тангейзер, схватившись за перила, чтобы удержать равновесие, ударил его ногой в грудь. Раненый взмахнул руками и покатился вниз по лестнице. Он упал на спину прямо к ногам гвардейцев, и их алебарды кромсали ему живот и грудь, пока его крики не затихли.

Матиас остановился в трех ступенях от них. Гвардейцы увидели тело у него на плече.

– На верхних этажах чисто, – сказал госпитальер. Потом он кивком указал на растерзанный труп. – Оттащите предателя во двор. И больше не позволяйте никому сбежать от вас.

Солдаты подчинились его уверенному тону. Без всяких возражений – лишь в их вопросительных взглядах читался страх наказания – они схватили труп за ноги и поволокли прочь. Ночная рубашка мужчины задралась до подмышек, из ран на обнаженном теле сочилась кровь.

– Он просил о милосердии, – сказал Арнольд.

– А я сократил его предсмертные муки. Скажи спасибо, что тебя тоже не проткнули, – парировал иоаннит.

– Они бы не осмелились.

– Не уверен. Они опьянели от крови и набросились на него, как свора псов на оленя. Нансе знает, как подготовить своих людей для такой работы: они возбуждены и пьяны. Если этой ночью никто из них не ошибется, Ватикан может объявлять о новом чуде. Дворяне похожи друг на друга, а для таких людей шанс помучить дворянина – настоящий подарок.

Де Торси указал на мальтийский крест на камзоле своего спутника:

– Никто не примет вас за гугенота.

– Думаешь, я об этом не знаю?

Снаружи опять донеслась стрельба. Тангейзер приподнял Орланду повыше и пошел по кровавому следу, оставленному швейцарскими гвардейцами. След вел через роскошный вестибюль к двери во двор. Матиас насчитал еще пять тел, распростертых на мраморном полу в лужах крови. Среди них была одна женщина и двое – судя по размерам – детей.

Госпитальер убеждал себя, что Карла живет далеко от этого квартала. У мадам д’Обре нет мужа, и она не знатного происхождения. Остановившись в дверях, выходящих во внутренний двор, иоаннит окинул взглядом освещенную факелами картину массовой резни.

По всей видимости, большая часть гугенотов жили в восточном крыле. Его окна то и дело озарялись желтыми вспышками от выстрелов аркебузы.

Из главного входа в это крыло к центру двора между рядами дворцовой стражи тянулась жалкая вереница гугенотов. Это были не только дворяне, но также их пажи, конюхи и лакеи, несколько жен и детей. Многие были полураздеты, некоторые уже истекали кровью. И все шли без оружия. Несколько смельчаков попытались добраться до горла стражников за лезвиями алебард, но их зарезали, словно свиней, и их единоверцы продолжали шагать по трупам навстречу смерти.

На южном конце площади выстроились арбалетчики и аркебузиры. Они расстреливали гугенотов по мере того, как их прогоняли мимо. Восточная сторона двора ощетинилась сталью. Несчастных, рискнувших бежать, пронзала копьями и рубила мечами стража, требовавшая своей доли в резне. Искалеченные и умирающие лежали в зловонной жиже из крови и экскрементов. Звучали слова прощания, кто-то целовал любимых перед вечной разлукой, кто-то молился, опустившись на колени на залитые кровью каменные плиты. Ночь наполнилась ужасом, яростью и смехом. Одни проклинали короля, другие взывали к Богу, но ни тот, ни другой не вмешивались.

На балконе Павильона короля Тангейзер увидел несколько фигур, стоящих у самой балюстрады. Вместе с окружавшими их статуями они наблюдали за разворачивающейся катастрофой. Король Карл и его брат Анжу. Екатерина Медичи, их мать. Герцог де Рец. И другие влиятельные лица королевства.

– Карл-Максимилиан, король Франции. – Арнольд произносил титулы, словно проклятия. – Герцог Орлеанский, дофин Вьеннский, граф Прованса и Форкалькье, Валентинуа и Диуа.

Услышав позади тихий всхлип, Матиас оглянулся. Это был Грегуар. Несмотря на дурное обращение и опасности, которые ему пришлось пережить за этот день, паренек ни разу не пожаловался и не пролил ни слезинки. Теперь же щеки его были мокрыми, а из деформированных ноздрей по деснам стекала слизь. Госпитальер не мог винить своего слугу. Он был еще ребенком, с нежной, неокрепшей душой, и ужас бессмысленной резни потряс его. Тангейзер оттолкнул мальчика от двери в относительную безопасность вестибюля.

– Вытри лицо, парень, – велел он.

Грегуар потер нос и щеки рукавами батистовой рубахи.

– Слезы тут не помогут, – вздохнул его господин. – Жалость и христианские принципы тоже. Люди, которых убивают во дворе, немногим лучше убийц. Они явились сюда, чтобы разжечь войну. И они ее получили.

– Это не война, – возразил Арнольд, – это резня.

– Резня – древнейшее орудие войны. Когда все остальные орудия, изобретенные человеком, превратились в пепел, когда все колеса разбиты, а все книги сожжены и мы снова копошимся в грязи, клинок резни остается острым и его постоянно оттачивают.

– Это тактика отчаяния. Я ее отвергаю.

– Это истина, освященная веками и еще раз подтвержденная здесь, в этой драгоценной шкатулке цивилизации.

Де Торси молча отвернулся.

Тангейзер не знал, зачем вступил с ним в спор. Ведь он сам рекомендовал Рецу нечто подобное. Вины за собой иоаннит не чувствовал, как ни старался, и это заставило его задуматься о состоянии своей души. У него была цель, и сейчас важна была только она. На остальное плевать.

Матиас почувствовал, как Грегуар дергает его за рукав. Следовало отдать должное мальчишке – он взял себя в руки и теперь указывал на голову Орланду. Тангейзер понял, что не ощущает никакого движения у себя за спиной. Заметив скамью у стены, он поспешил туда и положил на нее пасынка. После этого он немного помассировал затекшее плечо. Арнольд снял факел с подставки на стене и осветил больного. Губы и лицо Орланду побагровели. Поначалу казалось, что он не дышит, но потом его грудь стала медленно приподниматься и опускаться, а лицо побледнело.

– Вероятно, он сдавил сердце и легкие весом собственного тела, – предположил госпитальер. – До улицы далеко?

– Если нас не остановят, минута или две, – ответил де Торси.

– Ворота охраняются?

– Швейцарскими гвардейцами Анжу, которые хорошо меня знают – я часто приходил вместе с ним с проверкой.

– Лошадь сможешь добыть?

– Это займет больше времени, чем дойти пешком.

Матиас снова взглянул на Орланду – тот выглядел не хуже, чем прежде.

Рыцарь еще раз размял плечо, опять взвалил на себя пасынка и последовал за Арнольдом.

Они двинулись на восток, прочь от внутреннего двора, и погрузились в лабиринт коридоров. На пути им попался еще один труп, потом еще и еще. Проходя мимо статуи в нише стены, Арнольд вздрогнул. Его пальцы сжали рукоятку меча.

– Именем короля, выходите! – крикнул молодой человек.

Тангейзер попятился, схватившись за кинжал.

Из ниши выступила хрупкая фигурка. Освещенное факелом лицо юноши было бледным от страха. При виде госпитальера беглец побледнел еще больше. Если в его груди еще и теплилась искра надежды, то теперь она окончательно угасла. Белокурый Юсти, единственный выживший из своего клана. Юноша был в черном, как все гугеноты, и без оружия. И он явно не сомневался, что пришел его смертный час.

– Его зовут Юсти, и он безвреден. Идем, – поторопил своего проводника Матиас.

– Если мы оставим парня тут, его выследят и убьют, – возразил Арнольд.

– Жаль, – Тангейзер заспешил дальше по коридору. Через секунду его догнал свет факела. Де Торси шел за ним, держа Юсти за руку. Они еще раз повернули, и иоаннит увидел ярко освещенное караульное помещение – до него было шагов тридцать.

– Здесь ты не спасешь парня, – сказал он своему другу.

– А я и не собираюсь, – отозвался Арнольд. – Вы возьмете его с собой и сохраните ему жизнь.

– Я полагаю, это шутка.

Молодой придворный остановился. Матиас тоже замер на месте и повернулся к нему. В глазах де Торси бушевало пламя.

– Парень не захочет со мной идти. Я убил трех его братьев, – объяснил ему госпитальер.

– Я мог бы привести множество причин, по которым вам нужно принять участие в его судьбе, но я слишком хорошо вас знаю, – с жаром заговорил Арнольд. – Вы безжалостный, жестокий человек. Возможно, это не ваша вина. Возможно, я еще хуже, потому что это мой мир – моя драгоценная шкатулка, – а не ваш, и я помогал сделать его таким. Но хотя бы ради любви к Господу мы – вы и я – должны сделать хоть что-то достойное в эту самую постыдную из ночей.

Тангейзер взглянул на Юсти. Парня била дрожь, и рыцарь отвернулся от него.

– Я делаю кое-что достойное, – сказал он. – Забочусь о своей семье.

– Я тоже заботился о вашей семье, – напомнил ему де Торси.

Что ответить на это, Матиас не знал. Глаза Арнольда буквально сверлили его.

– Более того, всего четверть часа назад вы обещали мне вечную дружбу и называли ее «сокровищем», – продолжал он. – Отлично. Вот я и хочу получить свое сокровище. Я взываю к вашей дружбе. Возьмите мальчика с собой и защитите его. Так, как защищали бы меня.

Тангейзер поднял Орланду повыше:

– Он недостаточно силен, чтобы помочь мне нести вот его.

С этими словами Матиас перевел взгляд на Юсти, который молча смотрел в пол, не принимая участия в обсуждении своей судьбы. Госпитальер видел в нем только обузу. Возможно, этот парень захочет ему отомстить, хотя Арнольд в это не верил, да и сам Тангейзер тоже. Сердце юноши не выберет этот путь.

– Юсти, – обратился к нему иоаннит.

Мальчик посмотрел на него, словно на воплощение Аполлона.

– Эти улицы полны людей, которые поклялись Богу и королю убить тебя и твоих единоверцев. Ты будешь делать то, что я говорю, без размышлений, – объявил Матиас.

– Да, сударь, – мгновенно согласился юный гугенот.

– В случае сомнений следуй за Грегуаром.

Юсти перевел взгляд на уродливого мальчишку и кивнул:

– Да, сударь.

– Я не потерплю ни слез, ни вашей кальвинистской дребедени. Хочешь стать мучеником, как некоторые твои собратья, – оставайся здесь.

– Я не хочу, чтобы вы считали меня трусом, сударь. Но я хочу жить.

– Тогда идем и испытаем нашу отвагу, прежде чем Арнольд не попросил меня превратить воду в вино.

Такое богохульство никого не развеселило, и Тангейзер смеялся один.

Де Торси повел их дальше. Они подошли к стражникам у дверей.

– Юсти, – сказал Тангейзер, – возьми Грегуара за руку и не отпускай.

Гугенот тут же подчинился. На Грегуара можно было положиться. Матиас шагнул вперед, но Арнольд взглядом остановил его и обратился к караульным:

– Именем Анжу, откройте двери.

Двое стражников и сержант вытянулись перед ним, внимательно разглядывая странную компанию.

– Позвольте спросить, с какой целью, милорд Торси?

– Тебя же зовут Ломбартс, так?

– Да, милорд.

– Как ты можешь видеть, Ломбартс, любимый – самый любимый – паж его высочества герцога Анжуйского был ранен, когда помогал подавить бунт.

Судя по реакции Ломбартса, он принял Орланду за содомита.

Сделав паузу, Арнольд кивком указал на Тангейзера:

– Это ученый лекарь и мальтийский рыцарь граф де Ла Пенотье. Он должен доставить несчастного пажа к королевскому хирургу Амбруазу Паре в особняк Бетизи, пока паж не угас.

– Милорд? – с сомнением переспросил стражник.

– Пока он не умер! – рявкнул Арнольд. – Если парень умрет, отвечать придется нам всем, но главная вина упадет на того, кто преградил ему путь к врачу. С каждой минутой угроза его жизни возрастает.

Матиас мрачно посмотрел на Ломбартса, как бы подтверждая серьезность своей миссии.

– И, раз уж так вышло, – продолжал де Торси, – выдели одного из своих людей, чтобы нести раненого.

Он указал на самого крепкого из гвардейцев, капрала.

– Этот человек подойдет. – Арнольд посмотрел на Тангейзера, который мысленно благословил его за неожиданную помощь, и прибавил: – Как видите, во дворце хорошо кормят.

Прежде чем Ломбартс успел возразить, госпитальер подошел к капралу и снял с плеча Орланду. Гвардеец крякнул, когда тело юноши легло ему на руки, и прислонился к стене, чтобы сохранить равновесие. Ломбартс посмотрел на мальчиков, державшихся за руки.

– Идиот и его сопровождающий тоже с нами, – прибавил де Торси.

Грегуар забормотал «Аве Мария». Ломбартс, решив, что уже исполнил свой долг, отстегнул от пояса ключи и открыл двери, ведущие из Лувра на улицу.

Тангейзер махнул Грегуару и Юсти, и они вышли. За ними зашагал массивный капрал с Орланду на руках. Арнольд протянул руку. Тангейзер сжал ее и посмотрел молодому человеку в глаза: между ними промелькнула какая-то искра, невозможная еще несколько часов назад.

– Спасибо, Арнольд, ты напомнил мне кое-что, о чем я забыл, – с чувством сказал мальтийский рыцарь.

– Сделка была обоюдовыгодной. Желаю вам найти жену целой и невредимой.

– Береги себя. Это опасное место для хорошего человека.

– Бог в помощь.

– В такую ночь лучше обращать свои просьбы к дьяволу.