Глава 5

Машин по шоссе проходило немного, да и те, что проползали мимо меня, тут же быстро набирали ход – желающих любоваться жуткой картиной не находилось.

Мне нужно было как можно скорее добраться до Сампи, и времени оставалось крайне мало. Если оно вообще оставалось. На попутку я не рассчитывал. Никто не станет подбирать незнакомца на темной дороге, разве что какой-нибудь насильник одинокую особу женского пола. У меня шансов не было совсем – грязный, с полуторадневной щетиной и диковатым взглядом, – так что если я собирался куда-то ехать, то от обычных любезностей надо было отказаться.

Я решил вернуться к тому месту, где мы свернули с парковой автострады и потом проехали под ней. Позиция полностью соответствовала намеченной цели: перед тем как повернуть на автостраду, машины максимально сбрасывали скорость.

Повторяя заученный прием – сжаться и расслабиться, сжаться и расслабиться, – я начал закачивать в кровь адреналин, гипервентилировать легкие. Мышцы, кровеносные сосуды, нервные окончания – все заработало в режиме полной готовности. Тело как будто зазвенело, заряжаясь энергией, и двадцатипятифутовый нырок к шоссе уже казался легким. Опасно легким.

Пригнувшись к земле, сжавшись как пружина, изготовившись к броску, я ждал. Ждал, вытащив из банков памяти все, что вбили туда за время подготовки.

Проехал, скрипя коробкой передач, грузовик. За ним другой. Громадный тягач с прицепом сухо протрещал дизелем в вечернее небо, выхлопы вылетали из-под внушительного капота перед ветровым стеклом. Прокатил универсал. Сидевшие сзади дети все еще крутили головой, оглядываясь на оставшиеся позади обломки. Сирена первой из спешащих к месту происшествия патрульных машин прорезала воздух, как нож режет сыр. «Феррари» взвыл от напряжения и, увлекаемый силой инерции, покачнулся на подвеске, словно гибкая и сильная кошка из джунглей. Потрепанный «форд», битком набитый «гризерами» и трясущийся от исторгаемых радио ритмов. И наконец то что надо, моя добыча – большой, с мягким верхом «шевроле» медленно выкатился, показывая правый поворот.

Я вперил взгляд в ветровое стекло – кроме водителя, в машине определенно никого не было. Убедился, что правая, толчковая нога твердо стоит на земле, проверил опору левой, согнул колени, так что они почти касались земли. Больше одной попытки в таких ситуациях не бывает. Неудачное падение грозило серьезными повреждениями, а если, промахнувшись, не успеешь убраться с дороги вовремя, то можешь запросто оказаться под колесами следующей машины. И потом твои останки просто размажут по дороге остальные.

Мой мозг разделил движение «шевроле» на фракции, соответствовавшие фракциям времени. Я уже ясно видел лицо водителя: тонкое, нервическое, сосредоточенное на исполнении маневра – удержать машину на прямой линии прямого отрезка дороги. Опоздал. Нет, не опоздал.

Да, опоздал – и теперь лучше подождать следующую машину. Но другой такой же, с откидным верхом, можно и не дождаться – движение слабое, а эта так близко к обочине и идет так медленно. Давай!

Я прыгнул – ногами вперед. Воздух ударил в лицо. Машина шла гораздо быстрее, чем казалось сверху. Я целился металлическими подбойками на каблуках в среднюю панель крыши, опасаясь попасть на ПВХ – он бывает чертовски твердым, – но все прошло не так уж плохо. Панель не выдержала, верх порвался с жутким треском, моя спина ударилась о металлическую стойку, и что-то хрустнуло. Вторая стойка резанула кожу, и руку пронзила острая боль. Я грохнулся на заднее сиденье, почувствовав, как смялись и лопнули подо мной пружины, подскочил, словно неуклюжий слон на батуте, и снова приземлился – грузно, выбросив ноги к стенке и с силой вдавив их в обшивку боковой панели. Хлопнувшись задницей на сиденье, я уже сунул руку в нагрудный карман – за «береттой».

Мое внезапное вторжение ударило по нервам водителя. Машину резко бросило в сторону, через две полосы парковой автострады, потом в обратную сторону, на обочину, и вынесло к разделительному барьеру, который мы зацепили задним бампером. Мы мчались зигзагом, чудом избегая жесткого столкновения с центральным разделителем и боковым ограждением. Немного освоившись в ситуации, водитель вернулся на исходную полосу и ударил по тормозам.

– Не тормози – газуй! – крикнул я. – Бога ради, дави на газ!

Но было уже поздно – покрышки взвизгнули, и я, повернувшись, увидел фары седана, почти вертикально уткнувшиеся в асфальт. Готовясь к столкновению, я попытался расслабиться. От удара нас подбросило и наполовину развернуло. Водителя швырнуло вперед, но его спас ремень безопасности, моя же голова испытала на прочность крышу. Второй удар, уже полегче, пришелся в корпус за водительской дверцей. Визг покрышек, грохот металла, скрежет стекла еще сопровождали нас некоторое время – несколько автомобилей, двигавшихся по парковой автостраде в южном направлении, не избежали столкновения.

– Пошел! – сказал я. – Пошел!

– Я… но… я…

– Шевелись, черт возьми! Не стой на месте!

– Авария. Надо остановиться. Полиция… страховка… Надо остановиться.

– Трогай, идиот! Говорю тебе, трогай. Вперед!

– Но… моя машина…

– Жми на газ! Жми, черт возьми, а то отстрелю тебе яйца и продырявлю башку.

– Не заводится. – Водитель отчаянно крутил ключ в замке зажигания, но каждый раз ответом был жуткий металлический скрежет. – Не заводится!

– Уже завелась, – сказал я.

Он повернулся ко мне с жалким, почти умоляющим выражением и замер, наткнувшись на малоприятное и не склонное к сочувствию дуло «беретты».

Что-то до него, должно быть, все-таки дошло: он наступил на педаль газа, и колеса, царапнув покрышками о прогнувшиеся надколесные арки, протестующе провернулись. Машина дернулась вперед под оглушительный грохот, с которым нас покинула выхлопная труба. Гудя, словно помесь буксира со сталелитейным цехом, мы снялись с места и стали набирать скорость.

– Вот так и держи, легко и спокойно, а главное, друг мой, двигайся побыстрее.

Водитель чуть заметно кивнул. Приклеившись к рулю, он сидел с прямой спиной, будто кролик, у которого преждевременно наступило трупное окоченение.

– Да… э-э… сэр.

К сожалению, он принадлежал к тем людям, которые категорически не способны удерживать машину на прямой, и постоянно елозил руками по рулю. До пятидесяти миль в час это было еще терпимо, но по мере приближения стрелки спидометра к шестидесятипятимильной отметке нас стало неприятно покачивать – машина теряла управление и выходила из-под контроля.

– Сбрось до пятидесяти и держись на них. На мосту Джорджа Вашингтона, когда доедем, прими влево.

– Да, сэр.

Маленький, опрятный, аккуратный латиноамериканец. Вальс Шопена на магнитофоне. Волосы короткие, смазаны гелем и зализаны назад. Коричневый, в клетку, довольно пестрый пиджак с ярко-красной рубашкой и голубым полиэстеровым галстуком. Судя по исходившей от него вони, он пользовался одновременно и лосьоном после бритья, и одеколоном, и тальком, и антиперспирантом, и спреем для ног. На вид – явный клиент Элмера Хайамса.

– Тебя как зовут?

– Генри… э-э… Тимбак… э-э… сэр. Генри Си Тимбак, сэр.

– Рад с тобой познакомиться, Генри Си Тимбак.

– Спасибо, сэр.

Он немного пришепетывал, но это только добавляло его голосу изящества. Типичный для нью-йоркских геев слегка гнусавый, пронзительный говорок. Он чуточку расслабился, что было ошибкой, поскольку мы едва не въехали сзади в автобус.

Вид у Генри Си Тимбака был такой, будто он собрался немного оторваться в этот воскресный вечерок где-нибудь на Манхэттене. Может быть, пойти в какой-то бар, посидеть там в одиночку, попытаться кого-то снять, или пообедать с бойфрендом, или – занятие для самых одиноких – покружить по улицам.

Через разодранную крышу врывался ветер, и я перебрался на переднее сиденье, под защиту ветрового стекла. Вонь от парфюмов ощущалась здесь еще сильнее.

– Чем занимаешься? – спросил я, сам не зная зачем. Мне было совершенно наплевать, чем он там занимается, да и ответ его затерялся в шуме ветра. Мне предстояло разобраться – причем побыстрее – в куче дел, имевших куда более высокий приоритет, чем карьера Генри Си Тимбака. Заново перебирая последние события, я старался понять, сочетаются ли они между собой, и если да, то в чем именно.

Холодок заполз за шиворот.

– У тебя здесь печка есть? – поинтересовался я.

Тимбак пошарил по панели, нащупывая какие-то кнопки, и машина снова вильнула в сторону. К счастью, рядом никого не оказалось. Поток обжигающего воздуха устремился на мои ноги, другой же, студеный, ударил в живот. Из-за панели послышались звуки, издавать которые мог разве что страдающий астмой бульдог.

Я постучал по кнопке того, что посторонний мог принять за самые обычные цифровые часы «Сейко», но на самом деле являлось воплощением технической изобретательности МИ-5. Уровень их точности был таков, что за два года они не теряли и не набирали ни одной лишней секунды, будь то на Земле, на Луне или в океане, на глубине пяти миль. На мой взгляд, особенного смысла в такой точности нет, если только ты не собираешься в большое межгалактическое путешествие. Я не собирался. На циферблате светилась сегодняшняя дата. Вообще-то дата мне была ни к чему – я хотел узнать время. Вторая попытка дала тот же результат – на кремовом фоне появилась темно-фиолетовая дата.

Я щелкнул по кнопке даты. Она выдала то же самое. Третья попытка узнать время закончилась тем, что часы указали мое точное положение над уровнем моря. Я сделал мысленную закладку: по возвращении в Англию придушить двух почтенных джентльменов, мистера Траута и мистера Трамбулла. Теряя терпение, снова ткнул пальцем и узнал температуру – сначала в градусах Цельсия, потом Фаренгейта – и барометрические показания. Далее часы любезно предоставили информацию о том, который сейчас час в Японии, Исландии, Ливии, Румынии и Аргентине, и торопливо выдали серию кодов для связи с лондонским Центром практически из любой точки мира. Затем устройство окончательно спятило, стало нести какую-то чушь, и, наконец, циферблат превратился в темную окружность с мигающими огнями, из-за чего стал похож на вход в модный стрип-клуб.

Часы на панели показывали 08:25.

– Они правильно идут? – спросил я.

– Э… вообще-то нет, сэр. Обычно спешат на полчаса, но сейчас они вообще стоят… наверное, месяца два уже.

– А у тебя часы есть?

– Нет. Я их не ношу. Хулиганы… сами знаете… Я никогда не беру с собой никаких ценностей, когда выезжаю.

– И что ты делаешь со своими камешками? Прячешь в стакане с водой?

Если Генри Си Тимбак и обладал чувством юмора, то скрывал это очень тщательно. Сделав вид, что ничего не услышал, он лишь скрипнул зубами и сжал плотнее губы. Одна половина его физиономии говорила о том, что он ни за что не опустится до того, чтобы смеяться вместе с бандитом, другая – о том, что ему выпало самое волнующее за всю жизнь приключение.

Я посмотрел по сторонам – радио нигде не было.

Только магнитофон, продолжавший играть Шопена. Музыка действовала на нервы, и я вытащил кассету.

– Где радио?

– О… Я его убрал. Только настроение портит – слишком много плохих новостей. Включишь, начинаешь слушать какую-нибудь приятную программу, музыку или спектакль, и тут новости – убийства, изнасилования, авиакатастрофы, бомбы. Не понимаю. Зачем передавать что-то хорошее, а потом портить все этими новостями?

Объяснять Генри Си Тимбаку, что так устроен мир, не было времени. Я негромко выругался – вот же незадача. Угнал единственную в Штатах машину, в которой нет радио.

Со времени побега от липовых полицейских прошло минут пятнадцать. Еще минут пять я провел в компании Тимбака. Если посланная за Сампи группа и не добралась пока до ее квартиры, то определенно находится где-то близко. И мне нужно попасть туда раньше.

– Сэр, я не вполне понимаю, кто вы, – сказал Тимбак, – и готов выполнить все ваши пожелания. Можете забрать мои деньги – у меня при себе немного, но я с радостью выпишу чек, если…

Сзади что-то грохнуло, и он умолк и сбросил газ.

– Гони!

– Но этот шум…

– Ерунда.

– Похоже, что-то отвалилось.

– Прибавь еще.

Пусть и с неохотой, он все же подчинился.

– Мне… Я… Мне очень дорога эта машина. Она у меня первая.

Я начинал понемногу беситься от одного лишь звука его голоса.

– Вы ведь из Англии, верно? Понимаете, у меня был друг из Англии. Приезжал, останавливался – чаще всего под Рождество. У него бизнес в Кардиффе – химчистка. Кардифф – это, наверное, не совсем Англия…

Чем больше он говорил, тем хуже вел машину. В конце концов я не выдержал:

– Прижмись к обочине и остановись. Посмотрим, что там у тебя сзади.

– Спасибо, сэр.

Машина вильнула в сторону и, резко дернувшись, остановилась.

– Я быстро, сэр. На одну секундочку. Только взгляну.

Генри Си Тимбак выскочил из машины и метнулся к заднему бамперу, а я – на освободившееся место. Но еще раньше, чем моя задница опустилась на его сиденье, я переключил передачу и вдавил в пол педаль газа. Получив порцию гравия и выхлопных газов, бедняга Тимбак остался на обочине. Как только я проскользнул за руль, на панели тут же замигала предупреждающая лампочка, и захрипела пищалка. Пришлось набросить на себя ремень безопасности, что обошлось в несколько потерянных секунд. Мне нужно было срочно найти телефонную будку. Она обнаружилась через пару миль – на заправочной станции.

Я набрал номер. Один гудок… второй… третий… пятый… Черт.

– Алло? – Голос Сампи. Обеспокоенный. – Макс? Ты где?

– Ты в порядке?

– Да. Все хорошо. Прекрасно провела время.

– Говорить можешь?

– В каком смысле? Конечно, могу. Ты как? У тебя какой-то странный голос…

Уже немного легче. Она говорила не так, как если бы какой-то громила держал пистолет у ее виска. Тем не менее что-то было не так. Голос звучал не совсем обычно для Сампи, девушки милой и мягкой, но с восхитительно грязным воображением. Что-то было не так, но что? Придорожная телефонная будка не самое лучшее место для проведения голосового анализа.

Я серьезно забеспокоился. В любую секунду кто-то мог ворваться в ее квартиру. Мне требовалось еще немного времени, чтобы успеть туда раньше.

– Милая, выслушай меня внимательно и сделай то, что я скажу. Запри входную дверь. На замок и задвижку. Разденься, возьми свою сумочку и перейди в ванную. Закройся в ванной и никому не открывай, пока не услышишь меня.

– Ревнуешь, Макс?

– Не угадала. Но все равно сделай как я сказал. Прямо сейчас. Хорошо?

– Хорошо, – неуверенно сказала она.

– Тебе это не нравится?

– Нет, просто… полиция хочет прислать кого-то… опросить меня… ну, насчет того, что случилось прошлой ночью.

Меня словно ударило молнией. Весьма возможно, что полиция действительно хотела опросить ее, но там, в участке, когда мы закончили, Суперпечатник сказал, что с их стороны вопросов больше нет и дело закрыто. Кто бы ни пришел к Сампи, он будет не из полиции, даже если и имеет хорошие связи в участке.

– Ты просто зайди в ванную. Еще лучше – в душевую кабинку. Я буду через пять минут и сам с ними разберусь.

– Хорошо.

– Пока.

Я вылетел из будки и вернулся к машине. Заднее колесо спустило, и общее состояние бампера вряд ли могло порадовать Тимбака.

Несмотря на спущенное колесо и характерное для воскресного вечера плотное движение, я прошел маршрут – от моста Джорджа Вашингтона и через весь Манхэттен по ширине – за двенадцать минут и оставил машину в квартале от квартиры Сампи, в районе Саттон-Плейс. Обежав здание, я оказался перед главным входом. Справа от него стоял большой «крайслер» с двумя мордоворотами на переднем сиденье. Даже издалека оба выглядели как двоюродные братья тех громил, что так не понравились мне при недавнем знакомстве.

Я проскользнул в здание через оказавшуюся открытой боковую дверь и подбежал к лифтам. Все четыре шли вверх с нижних этажей. Лифты здесь скоростью не отличались, и я решил подняться по лестнице, чтобы опередить гостей, если они попытаются спустить Сампи в одном из них. Мне предстояло одолеть сорок два марша. Черт, уж лучше бы ньюйоркцы брали пример с лондонцев и жили в подвалах. Я был в хорошей форме, но усталость все равно давала о себе знать: сердце колотилось, легкие горели, и мне уже казалось, что перилам не будет конца и я никогда не доберусь до верха.

Жуткий визг, глухой удар, и я растянулся на ступеньках вместе с пожилой парой, отброшенной, как кегли, на площадку: он – в меховом пальто поверх смокинга, она – в пышном сногсшибательном наряде да еще с двумя пекинесами, один из которых отчаянно затявкал, а другой залаял. Я кое-как выпутался из этой неразберихи и, пробормотав невнятные извинения, устремился на новый штурм лестницы.

Наконец-то – номер 42 на стене. Я остановился и попытался отдышаться, потом осторожно выглянул в коридор. На полу – роскошный, под персидский, широкотканый ковер, прочные и красивые двери темного дерева. Между лифтами и закрытой дверью квартиры Сампи – здоровенный верзила, изо всех сил и крайне неудачно старающийся сделать вид, будто ждет лифта, при том, что ни одна из лампочек вызова не горела.

Воспользовавшись моментом, когда он посмотрел в противоположную сторону, я быстро прошел по толстому ковру и оказался у него за спиной.

– Извините, это сорок первый этаж?

Верзила повернулся, удачно подставив скулу под мой кулак. На всякий случай – а вдруг действительно коп? – я ударил не слишком сильно, но вполне достаточно, чтобы не ждать от него неприятностей в ближайшие несколько минут. Он свалился, и я забрал у него оружие. Одного взгляда на эту подделку хватило, чтобы понять: полицией здесь не пахнет. Заметив справа дверь с надписью «Мусор», я затащил верзилу в закуток.

Из квартиры Сампи не доносилось ни звука. Я приложил ухо к двери – шум душа и больше ничего. Мой расчет строился на том, чтобы застать друзей мусорщика врасплох, но достичь желаемого эффекта, просто войдя через дверь, удалось бы вряд ли. Я открыл замок соседней квартиры и, держа наготове пистолет, переступил порог. Вот только целиться было не в кого. В этой квартире, похоже, вообще редко кто-то появлялся. Скорее всего, какой-то небедный бизнесмен использовал ее для веселого времяпрепровождения.

Квартиры в многоэтажках могут легко превращаться в весьма неприятные ловушки. В них часто есть открытые балконы, но редко бывают пожарные лестницы, так что выход только один: через дверь. Когда мы с Сампи стали встречаться регулярно – она предпочитала делать это на своей территории, а не на моей, – я решил создать запасной выход, еще не зная, пригодится ли он когда-нибудь.

Так в одной из стен, отделявшей душевую кабину Сампи от душевой соседа, появилась панель, о существовании которой моя подруга даже не догадывалась. Я достал нож и вставил лезвие между двумя керамическими плитками с живописными сценами плотских утех древних этрусков. Снять плитки не составило труда, после чего я убрал и секцию панели высотой около трех ярдов. Не успела Сампи сообразить, что происходит, как я оказался рядом в душе и зажал ей ладонью рот, успев заодно до нитки промокнуть под струей, слишком горячей на мой вкус.