Москва. 30 августа 2020 года
Деньги у меня пока были.
Я снял три квартиры в разных районах Москвы. Это дорого, но деньги у меня пока были. Теперь я никогда не вернусь туда, откуда только что вышел, буду перемещаться с одной квартиры на другую без системы.
Утром позвонил Шоу. Сказал, что есть срочное дело и нам надо встретиться. Я ответил, что если дело срочное, пусть подходит на Красную площадь.
Красная площадь…
Я прибыл туда первым… за всю свою жизнь я был на Красной площади раза два или три. Горбатая, с не лучшим образом положенной брусчаткой, с высящимися слева башнями Кремля, эта площадь должна была внушать мне какие-то высокие чувства. Но я ничего не чувствовал. Просто стоял и ждал.
Справа от меня был ГУМ и витрины с какими-то крутыми спорттоварами. Если идти еще дальше, наткнешься на проулки, где в час по чайной ложке продвигаются дорогие машины. А прямо передо мной – здоровенное здание бывшего музея Ленина, и там торгуют матрешками и можно сфотографироваться с Лениным или Сталиным. Еще дальше – вход в метро. «Театральная», кажется.
А может, и нет. Я на метро не езжу. И лично меня это место интересовало только потому, что оно под контролем спецслужб круглые сутки.
И все-таки как-то не по себе, когда рядом с Красной площадью торгуют всяким барахлом. А ведь было дело – какие-то козлы додумались разместить на главной площади страны рекламный чемодан. Интересно, а почему американцам не приходит в голову увешать рекламой статую Свободы? Ведь такой рекламный носитель, мама не горюй…
Кстати, про американцев…
Шоу шел с набережной, негр – никак не могу запомнить, как его звать, надеюсь, за расизм не примете, – держался чуть в стороне, совершенно открыто. На нем была черная кожаная куртка – не представляю, как его солнечный удар не хватил. Тепло же.
Мы встали спиной к собору. Как раз в этот момент из Кремля выезжал какой-то кортеж, остановили движение. Мигалки, несколько джипов GL, которые стали в новом поколении передком похожи на S-ку, и поэтому их все так резко полюбили, угрюмые лимузины «ЗИЛ».
Империя…
– Как тебе?
– У нас то же самое…
– Да? Хорошо, что произошло?
– Есть срочное дело. Очень срочное…
…
– Вы не верите нам.
– Это вопрос или утверждение?
– И то и другое разом. Вы не можете понять одного – люди хотят свободы. И по эту сторону нового железного занавеса, и по ту…
– Ты ради этого меня вызвал сюда?
– Нет, ради другого. Я просто хочу сказать, что мне не нравится то, что я делаю. Но я должен это сделать. Пожми мне руку.
В мою руку перекочевала карточка памяти для телефона. Как минимум сто двадцать восемь метров…
– Что это?
– Здесь все данные по намечающемуся народному выступлению в Беларуси. Все даты, имена, кто и какие деньги получил, схемы поддержки, логистика – палатки, еда, пиротехника, средства защиты. Полный набор.
– Когда?
– Несколько дней… – Шоу оглянулся, как в плохом детективе. – Пошли, тут нельзя долго стоять.
Мы пошли на набережную. Стояли на стоянке туристические автобусы, поток машин был страшный.
– Почему?
– Что – почему?
– Почему вы все это нам сдаете?
– Потому что принято такое решение. Я не знаю деталей. Это жест доброй воли.
Я скептически промолчал.
– У нас есть одна просьба.
…
– Точнее, у меня. В этом деле замешаны американцы, в основном не дипломаты и не госслужащие, а представители некоммерческих организаций. Они не должны оказаться за решеткой, здесь или в Беларуси. Остальные меня не интересуют.
– Твоя просьба? То есть лично твоя?
– Да… – Шоу остановился и смотрел на Москва-реку, – это моя просьба. Мое правительство не подумало о гражданах США, которых оно ставит под удар, когда передает вам эти материалы. О них вынужден думать я…
Я молчал. Наверное, это тяжело – жить в стране, сдающей свои позиции и уходящей отовсюду. У нас это произошло практически мгновенно, в период с 1990 по 1992 год, мы этого как-то и не заметили. А Америка умирает медленно.
Но умирает. И знаете, что самое страшное? Когда в девяносто первом рухнул СССР, его территории перехватил Запад. И хоть как-то, но удерживал их какое-то время, пока не надорвался. А сейчас перехватывать некому. И мы все стоим и смотрим на надвигающуюся с Востока тьму…
Хотите новости за последний месяц? Европу сотрясают бунты мигрантов и теракты. Франция, Париж – теракт, Лилль – теракт. Швеция, Мальме – теракт, Сердельтелье – теракт. Германия, Гамбург – теракт, Берлин – массовое побоище, дрались более пяти тысяч человек. Я не говорю про то, что творится на Востоке, – все, что там происходит, точнее, совершается за месяц, даже не упомнить.
– Я постараюсь сделать что-то для твоих людей.
– Хорошо.
– Когда нужен ответ?
– Ответа не нужно, – сказал Шоу, – это послание не требует ответа.
И пошел прочь.
С Серегой мы снова встретились в питейном заведении. Но уже в другом.
Русский квас, водка и девки. Это вам не британский паб. Возвращение, можно сказать, к культурным истокам.
Как-то еще с юности не люблю подобные места. Впрочем, это личное дело каждого – любить или не любить…
Серега был уже изрядно датый, поехали за город, в сауну. Километров десять от города – это, считай, тоже Москва. Огромная бревенчатая сауна, дышащая паром, и по мосткам в искусственный ледяной бассейн: он охлаждается встроенной системой охлаждения. Хорошо!
Кому-то. Только не мне.
Хотя нет, хорошо. Такого пара не выдержит ни одно подслушивающее устройство.
– Серега! – сказал я, когда он умаялся декламировать какие-то вирши на латыни, одевшись в простыню, как в тогу римского сенатора. У Сереги это было – он еще с юридического полюбил латынь и сейчас мог свободно декламировать целые страницы на латыни, получая свою долю народной любви от обнаженных весталок времен упадка.
…
– Серега!
– Чего…
– У меня есть подарок.
– А… давай.
– В одежде, в кармане. Ты близок с Хрулевым?
– Ну… есть немного.
– Можешь ему одну фигню сказать?
– Чего не сказать. Если это фигня…
– Скажи ему вот чего. На флешке – весь расклад по белорусскому Майдану. Американцы сдают его нам.
– Чего? – не понял Серега. – Какого Майдана?
– Пошли выйдем.
Почти на себе я дотащил друга до ледяной купели и безжалостно бросил в нее…
– Уй… ё… уф…
– Из шланга полить? – я взял шланг с концентрирующей насадкой.
– Да пошел ты! Изверг! – Серега выбрался на край. – Так и сдохнуть можно.
– Майдан, Серый. Врубайся.
– Чего?
– Майдан.
– У нас?
– Не, в Беларуси.
Слово «Майдан» для любого сотрудника Администрации Президента было кодовым – как выражение абсолютного зла. Это было как раньше «главный противник». Раньше боялись ядерных ракет, а теперь – собственного народа. В двадцать первом веке народ – тоже оружие, и хорошо бы и вовсе без него, но как существовать Администрации Президента без народа – пока никто еще не придумал.
– Хотя думают.
– И у тебя есть инфа по нему?
– Полный расклад, я смотрел. Фонды, встречи, платежки, договора, логистические схемы – все. Рулит тут триумвират из Польши, Украины и Литвы. Американцы присутствуют только косвенно – фондами.
– Ну, да… – Серега пытался включить мозги. – Жаль, что не у нас… за наш как минимум «За заслуги перед Отечеством» дали бы. Но тоже неплохо. Когда?
– В первых числах сентября. Действовать надо очень быстро.
– Ничего себе. Ладно, что стоит?
– Ничего. Американцы отдают это нам просто так.
– То есть просто так?
Я некстати вспомнил, что в местах не столь отдаленных «просто так» означает групповое изнасилование. Народ в Ростове веселый, там и не такое узнаешь.
– Ни за что. Как знак доброй воли.
– П…ц!
– Я чего хочу. Одно условие все же есть – чтобы мы впряглись за американцев, которых затримает Батька. И второе условие…
…
– Попробуй объяснить Хрулеву одну вещь. Я знаю, люди все упертые, но ты попробуй. Мы многое пережили. До фига плохого пережили, скажем прямо. И большая часть наших проблем связана с Америкой. Но сейчас, возможно, настал тот момент, когда можно не то что протянуть Америке руку помощи, но хотя бы честно договориться. Честно, без камня за пазухой.
Серега скептически фыркнул:
– Сам-то веришь?
Ответить я не успел.
Сначала даже не понял, что происходит… что-то мелькнуло, и я автоматически поймал это боковым зрением. Повернулся, увидел бегущих к нам людей в масках и с автоматами…
– Лежать! Работает СОБР!
Принимали нас жестко – расслабляющий, и руки за спину, без разговоров. Услышал еще, как заорал Серый: «Я сотрудник Администрации Президента!» Потом ударили по голове, и я вырубился…
