КНИГА ЭВАЛИ

Зеленый свет, заполнявший Землю Теней, потускнел. Как зеленый лес в сумерках. Солнце опустилось за вершины гор, окружавших иллюзорную поверхность, которая служила небом Земли Теней. Но свет гас медленно, как будто не вполне зависел от солнца, как будто это место имело собственный источник освещения.

Мы сидели возле шатра Эвали. Он размещался на вершине круглого холма недалеко от ее пещеры в утесе. Вдоль всей поверхности утеса виднелись пещерки малого народа, крошечные отверстия, которые могли пропустить только их; там находились их дома, их лаборатории, мастерские, склады и амбары, их неприступные крепости.

Прошло несколько часов с тех пор, как мы прошли между кустами и сторожевой башней. Золотые пигмеи толпились со всех сторон, любопытные, как дети, щебеча и пища, расспрашивая Эвали, передавая ее ответы тем, кто стоял далеко. Даже теперь вокруг основания холма стояло живое кольцо, десятки маленьких мужчин и женщин смотрели на нас желтыми глазами, смеясь и напевая. На руках женщины держали детей, похожих на крошечных кукол, куклы большего размера жались к их коленям.

Как и дети, они быстро утоляли свое любопытство и возвращались к своим занятиям и играм. Их место занимали другие, чье любопытство не было еще утолено.

Я смотрел, как они танцуют на гладкой траве. Они танцевали в ритме своих барабанов. На равнине виднелись другие холмы, большие и меньшие, чем тот, на котором находились мы, все круглые и симметричные. И вокруг всех под барабанный бой танцевали золотые пигмеи.

Они принесли нам маленькие хлебные лепешки и непривычно сладкие, но вкусные молоко и сыр, а также незнакомые отличные фрукты и дыни. Я устыдился количества опустошенных мною тарелок. Маленькие люди смотрели на меня и смеялись, а потом просили женщин принести еще. Джим со смехом сказал:

– Ты ешь пищу юнви тсундси. Волшебная пища, Лейф! Ты больше никогда не сможешь есть пищу смертных.

Я взглянул на Эвали, на ее винно-янтарную красоту. Да, можно поверить, что она выросла не просто на пище смертных.

В сотый раз я принялся разглядывать равнину. Склон, на котором располагались сторожевые башни, образовывал гигантский полукруг. Он заканчивался у черных утесов. Я решил, что он охватывает не менее двадцати квадратных миль. За колючими зарослями виднелись гигантские папоротники; за ними, по другую сторону реки, я мог рассмотреть большие деревья. Есть ли лес на этой стороне, я не мог сказать. И есть ли здесь другие живые существа. Очевидно, от чего-то надо защищаться, иначе к чему все эти укрепления, вся эта защита?

Как бы то ни было, защищенная страна малого народа представляла собой маленький земной рай, с его амбарами пшеницы, с его садами, виноградниками и зелеными полями.

Я вспомнил, что рассказала нам Эвали о себе, тщательно и медленно переводя певучие звуки речи малого народа в доступные для нас слова. Она говорила на древнем языке – его корни уходили далеко в прошлое, дальше, чем в любом известном мне языке, за исключением, может быть, только уйгурского. С каждой минутой я овладевал им все больше и больше и уже мог говорить, правда, не так легко, как Джим. Он даже испустил несколько трелей, к великой радости пигмеев. И они понимали его. Каждый из нас лучше понимал язык Эвали, чем она наш.

Откуда пришел малый народ в Землю Теней? Как они узнали древний язык? Я задавал себе эти вопросы и отвечал на них: а как шумеры, чей великий город библия называет Уром халдеев, могли говорить на монгольском языке? Шумеры тоже были карликовым народом, они владели странным колдовством, изучали звезды. И никто не знает, откуда они пришли в Месопотамию, уже обладая расцветшей наукой. Азия – Древняя Мать, и никто не знает, скольким народам дала она жизнь и следила, как они обращаются в пыль.

Мне казалось, я понимаю, как древний язык преобразовался в птичьи трели малого народа. Очевидно, чем меньше гортань, тем выше производимые ею звуки. Разве только по капризу природы можно встретить ребенка с басом. Самые рослые пигмеи не выше шестилетнего ребенка. Поэтому они не могут произносить гуттуральные и более низкие звуки; им приходится заменять их другими. Естественно, если вы не можете взять ноту в низкой октаве, вы переводите ее в более высокую. Так они и поступали, и со временем выработался язык из птичьих трелей и щебета, но грамматическая структура осталась прежней.

Эвали рассказала нам, что помнит большой каменный дом. Ей кажется, что она помнит большую воду. Помнит землю, поросшую деревьями; эта земля становилась «холодной и белой». Там были мужчина и женщина… потом остался только мужчина… потом все затянулось как туманом. По-настоящему она помнит только малый народ… она забыла, что есть что-то еще… пока не появились мы. Она помнит время, когда сама была не больше пигмеев… и как она испугалась, когда стала перерастать их. Маленькие люди – рррллия – так наиболее близко звучит это слово на их языке – любили ее; они поступали так, как она им говорила. Они кормили, одевали и учили ее, особенно мать Шри, чью жизнь я спас от цветов смерти. Чему учили? Она странно посмотрела на нас и повторила только: «Учили меня». Иногда она танцевала с ними, а иногда – для них; и снова уклончивый, странный взгляд. Вот и все. Давно ли она была такой маленькой, как пигмеи? Она не знает – очень, очень давно. Кто назвал ее Эвали? Она не знает.

Я украдкой рассматривал ее. Ничто в ее внешности не выдавало ее расовой принадлежности. Я сам найденыш и понимал, что и она тоже, и что те мужчина и женщина, которых она смутно помнит, ее отец и мать. Но откуда они, из какой страны? Ни ее глаза, ни губы, ни волосы, ни очертания тела, ни покрой одежды не могли дать ответ.

Она больше подмененный ребенок, чем я. Подмененное дитя миража! Вскормленное на пище гоблинов!

Интересно, если я уведу ее из земли теней, превратится ли она в обычную женщину?..

Я почувствовал, как ледяное кольцо сжало мою грудь.

Уведу ее! Сначала придется встретиться с Калкру – и с ведьмой!

Зеленые сумерки сгустились; среди деревьев замелькали огоньки больших светляков; легкий ветерок прокрался среди папоротников, полный ароматов далекого леса. Эвали вздохнула.

– Ты не оставишь меня, Тсантаву?

Если он и слышал ее, то не ответил. Она повернулась ко мне.

– А ты… Лейф?

– Нет! – Ответил я и, казалось, услышал гром барабанов Калкру, заглушивший барабанные трели малого народа далеким насмешливым хохотом.

Зеленые сумерки перешли в тьму, светящуюся темноту, как будто за затянутым облаками небом светит полная луна. Барабаны золотых пигмеев стихли. Малый народ перебрался в свои пещеры. С далеких башен доносились негромкие звуки барабанов стражи, они перешептывались над затянутыми колючим кустарником склонами. Огоньки светляков теперь напоминали фонари гоблинов. Большие бабочки, как самолеты эльфов, плыли на блестящих крыльях.

– Эвали, – заговорил Джим, – юнви тсундcи… малый народ – давно ли он живет здесь?

– Он всегда здесь жил, Тсантаву… так они утверждают.

– А те, другие, рыжеволосые женщины?

Мы спрашивали об этих женщинах и раньше, но она не отвечала, спокойно игнорировала наши вопросы; теперь же она без колебаний ответила.

– Они из народа айжиров; в волчьей шкуре была Люр, колдунья. Она правит айжирами вместе с верховным жрецом Йодином и Тибуром – Тибуром-Смехом, Тибуром-Кузнецом. Он не так высок, как ты, Лейф, но шире в плечах и в груди, и он силен – очень силен! Я расскажу вам об айжирах. Раньше как будто рука зажимала мне рот – или сердце? Но теперь рука исчезла.

Малый народ рассказывает, что давным-давно айжиры появились верхом на лошадях. Тогда рррллия владели землей по обе стороны реки. Айжиров было много. Гораздо больше, чем теперь, много мужчин и женщин, а сейчас в основном женщины, а мужчин мало. Они бежали издалека, так рассказывали отцам рррллия их отцы. Их вело… у меня нет слова. Оно имеет имя, но я не стану его произносить… нет, даже про себя не стану! Но у него есть форма… Я видела его изображение на знаменах, которые вывешивают в Караке… и на груди Люр и Тибура, когда они…

Она задрожала и смолкла. Среброкрылый мотылек опустился ей на ладонь, поднимая и опуская сверкающие крылья; она мягко поднесла его к губам и осторожно сдула.

– Все это рррллия – вы их зовете малым народом – тогда не знали. Айжиры отдохнули. Начали строить Карак, вырубать в скале храм того… кто привел их сюда. Вначале они строили быстро, будто боялись преследования; но никто их не преследовал, и строительство пошло медленнее. Они хотели превратить малый народ в своих слуг, рабов. Но рррллия не захотели этого. Началась война. Малый народ осадил Карак; когда айжиры выходили, их убивали; потому что рррллия знали все вокруг – жизнь растений, они знали, как сделать так, чтобы их копья и стрелы убивали при одном прикосновении. И так погибло множество айжиров.

Наконец был заключен мир, и не потому что малый народ был побежден, он не был побежден. По другим причинам. Айжиры хитры; они устраивали ловушки и поймали много рррллия. И вот что они сделали – отвели их в храм и принесли в жертву… тому, кто привел их сюда. Они отводили их в храм по семь человек, и один из семерки видел жертвоприношение, потом его отпускали, и он рассказывал рррллия, что видел.

Вначале они не верили, настолько ужасен был рассказ о жертвоприношении, но потом пришел второй, и третий, и четвертый все с тем же рассказом. Страх и отвращение охватили малый народ. И был заключен договор. Рррллия живут по эту сторону реки, айжиры – по другую. В ответ айжиры поклялись тем, кто привел их, что больше никогда ни один рррллия не будет принесен в жертву… ему. Если рррллия захватят по ту сторону реки, он будет убит, но не принесен в жертву. И если кто-то из айжиров покинет Карак, будет искать убежища у малого народа, он тоже будет убит. И рррллия согласились на все это, потому что испытывали ужас. Разобрали Нансур, чтобы никто не мог пересечь… Нансур – это мост через белую реку Нанбу. Все лодки и на стороне рррллия, и на стороне айжиров были уничтожены и больше не должны были строиться. В качестве еще одной меры предосторожности рррллия взяли далануза и пустили и в Нанбу, так что никто не сможет перебраться по воде. Так и было – долго, долго, долго.

– Далануза, Эвали, это змеи?

– Тланузи… пиявки, – ответил Джим.

– Змеи безвредны. А вот если бы ты увидел одну из далануза, я думаю, Лейф, ты не стал бы задерживаться, чтобы поговорить с Люр, – насмешливо сказала Эвали.

Я отложил эту загадку, чтобы подумать над ней потом.

– А эти двое, которых мы нашли под цветами смерти. Они нарушили договор?

– Нет. Они знали, что их ждет, если они будут пойманы, и были готовы платить. На дальнем берегу белой Нанбу растут некоторые травы… и другие растения; они нужны малому народу, а по эту сторону их не найдешь. Поэтому они переплывают Нанбу, чтобы найти их… далануза их друзья… и не часто их там ловят. Но в этот день Люр охотилась за беженкой, которая стремилась уйти в Сирк, она пересекла их след, догнала их и уложила под цветами смерти.

– Но что сделала эта девушка? Разве она не одна из них?

– Ее избрали для жертвоприношения. Разве ты не видел… она была талули… ждала ребенка… готова была…

Голос ее смолк. Меня коснулся холод.

– Конечно, ты ничего этого не знаешь, – сказала она. – И я больше не буду об этом говорить… пока. Если бы Шри и Шра нашли девушку до того, как их самих обнаружили, они бы провели ее через далануза – как провели вас; и тут бы она жила, пока не смогла бы уйти… уйти от себя. Она ушла бы во сне, в мире… без боли… и, проснувшись, была бы далеко отсюда… и ничего бы не помнила… была бы свободна. Потому что малый народ любит жизнь и отсылает тех… кого можно отослать.

Она сидела спокойно, глаза ее были безмятежны.

– И многих… отсылают?

– Нет. Мало кто может миновать далануза, хотя многие пытаются.

– И мужчины, и женщины, Эвали?

– Разве мужчины могут приносить детей?

– Что ты этим хочешь сказать? – грубо спросил я. Что-то в ее словах задело меня.

– Не сейчас, – ответила она. – К тому же мужчин мало в Караке, я говорила тебе. Среди новорожденных один из двадцати мальчик. Не спрашивай, почему: я сама не знаю.

Она встала и сонно посмотрела на нас.

– На сегодня хватит. Вы будете спать в моей палатке. Утром вам поставят палатку, а малый народ вырубит для вас пещеру рядом с моей. И увидите Карак, стоя на сломанном мосту Нансур, увидите Тибура-Смех, потому что он всегда приходит на Нансур, когда я там… Вы все увидите… завтра… или послезавтра… или еще позже. Какая разница? У нас ведь много завтра впереди. Разве не так?

И опять ответил Джим.

– Так, Эвали.

Она сонно улыбнулась. Повернулась и поплыла к темной тени, к утесу, к входу в свою пещеру. Растаяла в тени, исчезла.