3. РУФЬ ВЕНТНОР
Нас разбудил проникающий в нишу рассвет. Выводок куропаток оказался поблизости, и мы подстрелили трех. Хорошо позавтракали и чуть погодя пошли дальше по ущелью.
Оно постоянно, хотя и полого шло под уклон, и потому я не удивился, увидев вскоре субтропическую растительность. Гигантские рододендроны и древесные папоротники уступили место рощам стройных копеков и крепкого бамбука. Мы добавили к своим запасам несколько снежных куропаток, они оказались далеко от своего обычного местожительства – вершин и высокогорий.
Мы шли весь день, и, когда вечером разбили лагерь, сон сразу овладел нами. Через час после рассвета мы снова были в пути. Сделали короткий привал для ленча и двинулись дальше.
Около двух часов дня мы впервые увидели руины.
Высокие, поросшие зеленью стены каньона уже давно начали сближаться. Вверху, между их краями, широкая полоса неба напоминала фантастическую реку, сверкающую, ослепляющую; каждый выступ стен озарялся жемчужным светом.
Мы как будто все больше углублялись в этот небесный поток, становилось заметно темнее, появились призрачные зеленоватые тени, движущиеся завесы просвечивающего аквамарина, ясные дымки серовато–зеленого хризолита.
Свет стал более слабым, тусклым, но не утратил своей хрустальной ясности. Небесная река над нашими головами превратилась в ручей, в узкую щель, неожиданно совсем исчезла. Мы оказались в туннеле со стенами и потолком из папоротников вперемежку с красноватыми орхидеями, ярко–алыми грибами и золотым мхом. И сразу же вышли под прямые лучи солнца.
Перед нами была широкая зеленая чаша в руках окружающих вершин; мелкая, круглая, как будто в час, когда все еще не застыло, Бог надавил тут пальцем. Вокруг толпились горы, наклоняя головы и заглядывая в долину.
Осмотрев углубление, я решил, что оно примерно милю в диаметре. В него ведут три хода: щель в северном склоне, тот туннель, через который прошли мы. А третий путь уходил по северному откосу и скрывался за выступом скалы.
Широкая дорога, совершенно очевидно выбитая в горах руками человека. Древняя дорога, за которой виднелись бесчисленные годы.
А от долины нам навстречу устремилась сама душа одиночества.
Никогда в жизни не испытывал я такого одиночества, как при виде этой зеленой чаши. Оно было ощутимым, осязаемым… как будто исходило из какого–то загадочного источника. Омут отчаяния…
На середине долины начинались развалины. Странно они выглядели. Двумя рядами тянулись они по дну долины. Прижимались к утесам. От центра к южному краю долины уходила изгибающаяся линия руин.
Пролеты расколовшихся циклопических ступеней лестницы вели к вершине утеса, там стояла разрушенная крепость.
В целом развалины напоминали колоссальную фигуру – старухи, ведьмы, она лежала ниц, неподвижно, безжизненно, прижимаясь к основаниям утесов. Нижние ряды – ноги, центральная группа развалин – тело, верхние ряды – протянутые руки, лестница – шея, а над ней голова – древняя крепость, с двумя большими круглыми отверстиями в стене северного склона; мертвая высохшая голова смотрела, следила.
Я взглянул на Дрейка: лицо у него напряженное, чары долины подействовали и на него. Китаец и тибетец перешептывались, на их лицах было выражение ужаса.
– Что–то тут не так! – Дрейк повернулся ко мне, и напряженное выражение его лица осветилось легкой улыбкой. – Но я предпочитаю идти вперед, чем возвращаться. Что скажете?
Я кивнул, любопытство победило чувство страха. Держа ружья наготове, мы начали спускаться. Слуги и пони шли за нами.
Как я сказал, углубление было мелкое. Мы шли по старому пути, уходящему от туннеля, спускаться было легко. Тут и там рядом с тропой поднимались большие разбитые прямоугольники. Мне казалось, что я вижу на них следы резьбы: разинутую зубастую пасть дракона, очертания чешуйчатого тела, огромные крылья, как у летучей мыши.
Но вот мы приблизились к первому ряду развалин, которые уходили к центру долины.
Чуть не потеряв сознание, я упал на Дрейка, цепляясь за него.
На нас устремился поток бесконечной безнадежности, он вился вокруг, затоплял нас, призрачными пальцами, с которых падали капли отчаяния, сжимал нам сердце. Казалось, он исходит от каждой развалины, потоком стремится по дороге, затопляет нас, поглощает, душит.
Невидимый, он был осязаем, как вода; касался каждого нерва. Меня охватила крайняя усталость, желание упасть на камни, откатиться в сторону. Умереть. Я чувствовал, как дрожит Дрейк, знал, что она напрягает последние остатки сил.
– Держитесь, – шептал он, – держитесь…
Тибетец закричал и побежал, пони устремились за ним. Я смутно вспомнил, что на моем пони бесценные образцы; но гнев тут же забылся, поглощенный отчаянием. Я услышал всхлип Чу Минга, увидел, как он падает.
Дрейк наклонился, поднял его на ноги. Мы повели его между собой, он руками обнимал нас за шею. И вот, как пловцы, наклонив вперед головы, мы начали пробиваться сквозь невидимый необъяснимый поток.
Тропа постепенно начала подниматься, и сила потока ослабла, ко мне возвращалась уверенность, уходило ужасное стремление сдаться на волю потока, позволить ему унести меня. Вот мы уже у подножия циклопического пролета, вот на полпути вверх по лестнице, вот уже у стен крепости, и поток все мелел, мелел, и мель превратилась в сухую устойчивую почву, а невидимый водоворот остался позади.
Мы распрямились, переводя дыхание, опять как пловцы, с трудом добравшиеся до берега.
В разрушенном портале еле заметное движение.
Там показалась девушка. Ружье выпало из ее рук. Она побежала прямо к мне.
И в этот момент я ее узнал.
Руфь Вентнор!
Девушка добежала до меня, обняла мягкими руками и с облегчением и радостью заплакала.
– Руфь! – воскликнул я. – А вы что здесь делаете?
– Уолтер! – всхлипывала она. – Уолтер Гудвин! О, слава Богу! Слава Богу!
Она оторвалась от меня, перевела дыхание, потрясенно рассмеялась.
Я быстро осмотрел ее. Если не считать выражения страха, та же Руфь, которую я знал три года назад: большие синие глаза, то очень серьезные, то озорные; миниатюрная нежная фигура; прекрасная кожа; дерзкий носик; сияющие вьющиеся локоны.
Дрейк виновато кашлянул. Я представил его.
– Я… я смотрела, как вы сражаетесь с этой ужасной ямой. – Она вздрогнула. – Не узнала вас, не знала, кто вы: друзья или враги, но сердце мое чуть не остановилось от жалости к вам, Уолтер, – выдохнула она. – Что это может быть… там?
Я покачал головой.
– Мартин вас не видел, – продолжала она. – Он следит за дорогой, ведущей наверх. А я побежала вниз – помочь.
– Март следит? – переспросил я. – За чем следит?
– Я… – она как–то странно колебалась. – Лучше я вам расскажу сейчас. Это так странно, так невероятно…
Через разбитый портал Руфь провела нас в крепость. Она оказалась еще грандиознее, чем я себе представлял. Пол обширного помещения, в которое мы вошли, был усеян обломками, упавшими с потрескавшегося сводчатого потолка. Сквозь щели в потолке пробивался дневной свет.
Через обломки мы прошли к широкой полуразрушенной лестнице, ведущей наверх; Руфь шла впереди. И оказались у одного из черных, подобных глазам отверстий. В отверстие отчетливо видна была древняя дорога. На нее внимательно смотрел человек с ружьем в руках. Я узнал в нем Вентнора. Он не слышал нашего приближения.
– Мартин, – негромко позвала Руфь.
Он повернулся. Луч света из трещины упал ему на лицо, выделил в полутьме. Я увидел спокойные серые глаза, умное лицо.
– Гудвин! – закричал он, соскакивая с камней, на которых сидел, и тряся меня за плечи. – Если бы я молился – именно об этом я молился бы. Как вы здесь оказались?
– Просто блуждаю, Март, – ответил я. – Но Боже, как я рад вас видеть!
– Каким путем вы пришли? – спросил он. Я показал на юг.
– Через долину? – недоверчиво спросил он.
– Дьявольское место, – вмешался Дрейк. – Стоило нам наших пони и всего моего вооружения.
– Ричард Дрейк, – сказал я. – Сын старого Элвина. Вы его знали, Март.
– Хорошо знал! – воскликнул Вентнор, пожимая Дрейку руку. – Он хотел, чтобы я отправился на Камчатку за каким–то проклятым веществом для одного из его дьявольских экспериментов. Как он?
– Умер, – кратко ответил Дрейк.
– О! – сказал Вентнор. – Простите. Это был великий человек.
Я коротко рассказал ему о своих странствиях и о встрече с Дрейком.
– Вот это место… – задумчиво сказал он. – Будь я проклят, если знаю, что это такое. Может быть, газ… какой–то. Если бы не он, мы бы уже два дня назад убрались из этой дыры. Я уверен, что это газ. И сейчас его, должно быть, меньше, чем утром. Мы попытались тогда пройти и не смогли.
Я его почти не слушал. Вентнор нашел объяснение, которое не приходило мне в голову. Должно быть, в долине действительно скопился газ; так в шахтах накапливается метан, заполняет ямы, струится по штрекам. Может быть – какой–то бесцветный, лишенный запаха газ с неизвестными свойствами; и все же…
– Вы пробовали воспользоваться респираторами? – спросил Дрейк.
– Конечно, – ответил Вентнор. – Прежде всего. Но они бесполезны. Газ, если, конечно, это газ, проникает не только сквозь нос и рот, но и сквозь кожу. Мы просто не могли идти, вот и все. Но вы–то прошли. Может, нам попытаться сейчас снова? – энергично спросил он.
Я почувствовал, что бледнею.
– Нет… не сейчас, – ответил с трудом.
Он понимающе кивнул.
– Понятно, – сказал он. – Ну, что ж, подождем немного.
– Но почему вы здесь остаетесь? Почему не ушли по дороге в горы? И за чем следите? – спросил Дрейк.
– Давай, Руфь, – улыбнулся Вентнор. – Расскажи. В конце концов это ведь был твой прием.
– Март! – воскликнула она, покраснев.
– Ну… восхищались–то они не мной! – Он рассмеялся.
– Мартин! – снова воскликнула она и топнула.
– Давай, – сказал он. – Я занят. Мне нужно наблюдать.
– Ну… – неуверенно начала Руфь. – Мы пробирались в Кашмир. Мартин хотел там что–то посмотреть. Мы пошли по горным проходам. Это было примерно месяц назад. На четвертый день мы увидели дорогу, ведущую на юг.
– И решили двинуться по ней. Дорога очень старая и заброшенная, но она вела в нужном направлении. Вначале мы оказались в невысоких холмах, потом у основания большого хребта и наконец в самых горах – и тут дорога кончилась.
– Завал! – вмешался Вентнор. – Завал – и все! Перекрыта огромной насыпью. Мы не смогли пройти.
– Поэтому мы стали искать обход, – продолжала Руфь. – Но никуда не могли выйти.
– Ничего не нашли, – сказал Вентнор. – Боже! Как я рад видеть вас, Уолтер Гудвин! Поверьте, правда. Однако… продолжай, Руфь.
– В конце второй недели, – сказала она, – мы поняли, что заблудились. Мы оказались в глубине хребта. Вокруг огромные покрытые снегом вершины. Ущелья, долины, каньоны, по которым мы пробовали пройти, вели во всех направлениях: на восток и на запад, на север и на юг.
– Лабиринт, и мы как будто все углублялись в него. Ни малейшего признака человека. Как будто мы первые люди, оказавшиеся здесь. Дичи изобилие. Проблема пищи нас не тревожила. Мы знали, что рано или поздно найдем выход. И не беспокоились.
– Пять ночей назад мы заночевали у входа в прекрасную небольшую долину. Над ней небольшой холм, похожий на наблюдательную вышку. Вокруг деревья, как часовые.
– Мы разожгли на холме костер; потом поели, и Мартин уснул. А я сидела, любуясь небом и прекрасной долиной. Ничего не слышала, но что–то заставило меня вскочить и оглянуться.
– На самом краю освещенного пространства стоял человек и смотрел на меня.
– Тибетец? – спросил я. Она покачала головой, в глазах ее было беспокойство.
– Совсем нет, – повернулся к нам Вентнор. – Руфь закричала и разбудила меня. Я успел бросить на него взгляд, прежде чем он исчез.
– На плечах короткий пурпурный плащ. Грудь покрыта тонкой кольчугой. Ноги в мягкой обуви с ремнями до колен. У него был небольшой круглый обитый кожей щит и короткий обоюдоострый меч. На голове шлем. Короче, такие жили две тысячи лет назад.
И он рассмеялся, видя наше изумление.
– Продолжай, Руфь, – сказал он, возвращаясь к своим наблюдениям.
– Но Мартин не видел его лица, – продолжала она. – А я хотела бы его забыть. Белое, как и у меня, Уолтер, но жестокое, такое жестокое; глаза сверкали, и он смотрел на меня, как… работорговец. Мне стало стыдно, я хотела укрыться.
– Я закричала, и Мартин проснулся. Когда он пошевелился, человек отступил с освещенного места и исчез. Я думаю, он не видел Мартина, считал, что я одна.
– Мы подбросили дров в костер, передвинулись в глубь деревьев. Но я не могла уснуть… сидела час за часом, держа в руке пистолет, – она похлопала по автоматическому пистолету у себя на поясе, – ружье держала рядом.
– Часы тянулись… ужасно медленно. Наконец я задремала. А когда проснулась, наступил рассвет и… – она прикрыла глаза рукой, – два человека смотрели на меня. Один из них тот, которого я видела раньше.
– Они говорили, – снова прервал ее Вентнор, – на древнеперсидском.
– Древнеперсидский? – недоверчиво переспросил я.
– Да, – он кивнул. – Я хорошо знаю современный персидский и неплохо владею арабским. Современный персидский, как вы знаете, происходит непосредственно от языка Ксеркса, Кира, Дария, которого победил Александр Македонский. Он изменился, главным образом благодаря заимствованию большого количества арабских слов. Ну так вот… в языке, на котором они говорили, не было ни следа арабского влияния.
– Звучит, конечно, странно, но я легко все понимал. Они говорили о Руфи. Если говорить точнее, они обсуждали ее с большой откровенностью…
– Мартин! – гневно воскликнула она.
– Ну, ладно, – полувиновато продолжал он. – Кстати, я видел, как подбиралась эта парочка. Ружье у меня было под рукой. Поэтому я лежал спокойно и слушал.
– Вы понимаете, Уолтер, что когда я увидел этих двоих, будто материализовавшихся из призрачных орд Дария, мое научное любопытство было возбуждено… чрезвычайно. Поэтому я не очень обращал внимание на то, что они говорили; не только потому, что считал, что Руфь спит; я понимал, что понятия о вежливости и о допустимости выражений со временем меняются… а эти джентльмены, совершенно очевидно, принадлежали к ушедшим тысячелетиям. Ну, во всяком случае меня сжигало любопытство.
– Они говорили о том удовольствии, какое получит при виде Руфи некая загадочная личность. К этой личности они относились со страхом и почтением. Я уже подумал, сколько еще любопытство антрополога будет удерживать меня, но тут проснулась Руфь.
– Она вскочила, как маленькая фурия. Выстрелила прямо в них. Их удивление было… смехотворным. Я понимаю, это звучит невероятно, но похоже, они понятия не имеют об огнестрельном оружии. Во всяком случае так они себя вели.
– Просто побежали в заросли. Я выстрелил в них, но промахнулся. Но Руфь не промахнулась; одного из них она ранила, он оставил кровавый след.
– Но мы по нему не пошли. Пошли в противоположном направлении – и как можно быстрее.
– Ни днем, ни ночью ничего не произошло. На следующее утро, поднимаясь по склону, мы заметили впереди, в нескольких милях, в том направлении, куда мы двигались, какой–то блеск. Немного погодя показалось примерно двести человек.
– Действительно, люди Дария. Жители Персии, которой уже несколько тысячелетий не существует. Невозможно не узнать их большие, крытые кожей щиты, огромные луки, копья, их доспехи.
– Они прошли мимо; мы начали отступать, путая следы. Ночью не разводили костер; следовало бы отпустить нашего пони, но мы этого не сделали. На нем были мои инструменты и оружие, и я чувствовал, что все это нам пригодится.
– На следующее утро мы увидели другой отряд – а может, тот же самый. Снова повернули. Пробирались поросшей деревьями равниной и наткнулись на древнюю дорогу. Она вела на юг, снова в горы. Мы двинулись по ней. И она привела нас сюда.
– Как вы видите, это не самое удобное место. Направились мы через долину к тому ущелью, о вашем входе мы ничего не знали. В долине было не очень приятно. Но мы смогли тогда пройти.
– Прошли. Но когда собрались углубиться в ущелье, оттуда послышался страшный рев и треск.
Я вздрогнул и бросил взгляд на Дрейка; тот внимательно слушал каждое слово Вентнора.
– Звуки такие необычные, такие… обескураживающие. Мы не решились туда идти. А неприятное ощущение в долине быстро усиливалось.
– Мы как можно быстрее вернулись в крепость. А когда в следующий раз попытались спуститься в долину, поискать другой выход – не смогли. Вы знаете почему, – резко закончил он.
– Но люди в древнем вооружении. Люди из времен Дария, – Дрейк нарушил молчание после этого поразительного рассказа. – Это невероятно!
– Да, – согласился Вентнор. – Но они были. Конечно, я не утверждаю, что это остатки армии Дария. Может, еще от Ксеркса… или Артаксеркса. Но они, несомненно, были, Дрейк, это точное повторение жителей древней Персии.
– Похоже на ожившее настенное изображение с могилы Хосровов. Я упомянул Дария, потому что это кажется мне наиболее вероятным. Когда Александр Великий разгромил его империю, он проделал это очень тщательно. К побежденным тогда не проявляли снисхождения. И вполне вероятно, что население одного или двух городов на пути Александра решило не дожидаться его прихода, а поискать убежища.
– Естественно, они ушли в почти недоступные горные хребты. И ничего невероятного нет в предположении, что здесь они нашли убежище. Во все историческое время эта местность почти неизвестна. Нашли какую–нибудь защищенную горами, легко охраняемую долину и решили временно поселиться в ней, построили город, создали правительство; короче говоря, залегли, пережидая, пока кончится буря.
– Почему они остались? Ну, может, им на новом месте больше понравилось. А может, какая–то случайность преградила им выход – обвал или оползень закрыл проход. Десятки возможных предположений.
– Но те, что охотились за вами, не были закрыты, – возразил Дрейк.
– Да, – печально согласился Вентнор. – Да, не были. Может, мы прошли на их территорию неизвестным им путем. А может, они сами нашли другой выход. Не знаю. Но знаю, что я их видел.
– Эти звуки, Мартин, – сказал я: он описал то, что мы слышали в долине. – Вы с тех пор их не слышали?
– Слышали, – ответил он после недолгого колебания.
– И вы считаете, что эти… солдаты все еще охотятся за вами?
– Не сомневаюсь, – жизнерадостно ответил он. – Они не похожи на тех, кто легко отказывается от добычи… мы им должны были показаться новой, интересной и потому очень желанной добычей.
– Мартин, – решительно спросил я, – где ваш пони? Мы попытаемся снова пройти долиной. Немедленно. С нами Руфь. Против такого количества противников нам не выстоять.
– Вы считаете, что сможете пройти?
