Глава 9
Он стоял там, а вокруг парили его устройства. Все внимание толпы переключилось на него. Пурпурный стоял, уперев руки в бедра и задумчиво смотрел вниз, на свое гнездо. Как долго он уже там?
— Очаровательно, — произнес Пурпурный и начал быстро спускаться по склону. Его устройства запорхали следом. Гнездо торчало посредине реки, похожее на огромное яйцо. Сильный водяной поток огибал выпуклые бока, гневно рассыпая брызги вверх и на утоптанный берег. Свирепые грязевые существа пытались вскарабкаться на его тусклую черную поверхность, решительно добираясь до знаков заклинания. Комья грязи, клочья окровавленного меха смазали его края, но магические рисунки Шуги все равно были видны, словно он выгравировал их на поверхности. Гнездо стояло непоколебимо, надменно нацеливаясь носом вертикально вверх. Меня это насторожило. Я искал глазами вмятины на стенках поверженного гнезда чужака. Они определенно должны были остаться от бараньих рогов, но не обнаружил ничего.
Пурпурный зашагал по склону прямо вниз к воде. Ни комочка грязи не прилипало к его необычным сапогам, в отличие от нас с Шугой, мы были в грязи по бедра. Несколько грязевых вонючек напали на волшебника, когда он вошел в воду. Пурпурный не обратил на них внимания. А твари, казалось, не могли вцепиться ему в ноги. Он остановился под выпуклостью гнезда, и мы ожидали, что он сейчас разразится криками ярости.
Но как ни в чем не бывало, Пурпурный начал коротким инструментом осторожно соскабливать кусочки заклинания Шуги и складывать их в прозрачные мешочки. Его безумное говорящее устройство продолжало передавать его ворчание:
— Очаровательно… сила этих желез секреции, контролирующая функции тела, такова, что я ни с чем подобным раньше не сталкивался… Интересно, возможно ли этот эффект воспроизвести искусственно?
Дважды он принюхивался к тому, что соскребал, и дважды ронял слово, которое говорящее устройство не могло перевести. Когда он кончил, то окунул руки в воду, чтобы смыть их, ненароком обидев Фолфо-Мара, обычно доброго речного бога.
Пурпурный вернулся к овальной двери своего гнезда. Оно шло вровень с выпуклой стенкой, но было обведено оранжевой краской, чтобы сделать ее заметной. Он надавил на квадратную выпуклость, дверь скользнула в сторону, и он исчез внутри гнезда.
Мы ждали. Останется ли он в своем гнезде и будет жить посреди нашей реки?
Внезапно летающее гнездо зажужжало и поднялось футов на двадцать в воздух. Я завопил вместе со всеми — бессильный крик ярости. Гнездо в одно мгновение превратилось из черного в серебряное, должно быть стало невероятно скользким, так как все частицы грязи, кровавые ошметки, остатки заклинаний Шуги начали стекать с его поверхности вниз, и комком грязи шлепнулись обратно в реку.
Гнездо вновь стало черным. Оно горизонтально полетело над землей и мягко приземлилось — на несколько ярдов западнее места, на котором стояло час назад. Только теперь оно возвышалось на краю участка истоптанной грязи, на котором бараны и грязевые существа сражались, чтобы его уничтожить.
Я увидел, как Шуга сел там же, где стоял. Я испугался за свою деревню, за нормальное психическое состояние Шуги и свое собственное. Если уж Шуга не сумел нас защитить от сумасшедшего волшебника, значит все мы обречены.
Жители деревни сердито заворчали, когда из своего гнезда вновь появился Пурпурный. Он нахмурился и спросил:
— Интересно, что вас так разозлило?
И в этот момент кто-то метнул в него копье.
Я не в силах был обвинить парня. Дикие слова, никакие звуки не могли лучше ответить волшебнику.
Юнец, озлобленный до потери рассудка, швырнул свое костяное копье в спину чужаку — без благословения!
Оно тяжело ударило Пурпурного и отскочило, не вонзившись. Пурпурный опрокинулся, но не как человек, а на манер статуи. У меня создалось странное впечатление, что на какое-то неуловимое мгновение, Пурпурный стал твердым, как камень.
Но это мгновение прошло. Волшебник тут же вскочил на ноги. Копье, разумеется, не причинило ему никакого вреда. Никто не должен нападать на волшебников с неблагословленным копьем. Теперь мальчишке предстояло предстать перед Гильдией Советников. Если, разумеется, деревня доживет до того времени.
Глава 10
Светила поднялись одновременно, голубое Солнце вырисовывалось внутри огромного, с лохматыми краями малинового диска.
Я проснулся в полдень. Эвакуация уже шла своим чередом. Мои жены и дети успели упаковать уже почти все, хотя боязнь потревожить мой сон сковывала их. Но, хотя под моим присмотром и при соответствующей дисциплине, упаковка пошла быстрее, мы оказались чуть ли не последней семьей, покидающей деревню.
Диск красного Солнца уже низко повис над горами, когда я отстал от процессии своих жен, задержавшись возле гнезда Шуги.
Шуга выглядел усталым, но, удивительно, глаза его были живыми и веселыми, а пальцы двигались будто сами по себе, завязывая на кожаном ремешке магические узлы. Я достаточно хорошо знал его, чтобы не приставать с разговорами, когда он был весь сосредоточен на дуэли.
Хотя никакого официального заявления Пурпурный и не делал, но это была уже дуэль. Возможно, Пурпурный надеялся, что если дуэль до сих пор и не объявлена, то Шуга так и будет мирно посиживать и позволять ему вести похожие на дуэль действия.
Но я-то хорошо знал Шугу. Яростный жар, горящий в его глазах, подтверждал то, о чем я и остальные жители деревни уже догадывались. Шуга не успокоится, пока в деревне, без сомнения, не будет только один волшебник.
Я поспешил за женами. С таким грузом нам придется идти даже ночью. Я даже снял путы с женщин, чтобы они смогли двигаться побыстрее — не стоило недооценивать серьезность положения.
К тому времени, когда над головой повисли Луны, мы добрались до цели. Большинство семей разместилось на террасах, вытянувшихся вдоль длинного покатого склона, нависающего над рекой и рощей домашних деревьев, на которых находилась наша деревня.
Лагерь предоставлял собой беспорядочное сборище навесов и палаток, дымных костров и кричащих женщин, толчею мужчин и мальчишек. Навозные жуки уже деловито копошились под ногами: прежде чем успели выбрать место, многие из моих отпрысков уже растворились в темноте и суматохе.
Хотя ночь давно настала, спали немногие. Феерический лунный свет создавал сумрак не красный и не голубой, а прозрачно-серый — странное полуреальное время, ожидание следующего шага дуэли. Лагерь наполняло почти что радостное оживление.
Откуда-то из-за стойбища холостяков доносилась перебранка игроков в кости и отдельные победоносные крики, когда кому-то из играющих удавалось выиграть кон. Чтобы удовлетворить низшие классы многого не требуется.
Глава 11
А утром нас поджидал неприятный сюрприз.
Мы с Хинком стояли на краю лагеря, глядя со склона вниз на деревню, и обсуждали предстоящую дуэль когда услышали неясный далекий хлопок — точно Элкин откашлялся.
— Погляди, — сказал Хинк. — Шуга уже начал.
— Нет, — покачал я головой, — думаю, он только разогревается. Похоже на подготовительное заклинание или что-то в этом духе, попытка привлечь внимание богов.
— Достаточно энергичное привлечение внимания, — ответил Хинк.
Я кивнул.
— Дуэль будет неистовая. Я думаю, не пора ли нам двигаться дальше?
— Если мы еще не выбрались из опасной зоны, уважаемый Лэнт, то у нас уже не осталось времени, чтобы уйти, — проговорил Хинк. — Даже бегом, даже под угрозой смерти. И даже если ты и прав, нам не уговорить остальных. Они слишком устали.
Он, конечно, был прав, но прежде чем я успел ответить, нас отвлекла толпа женщин, истерически несущихся по лагерю со всей скоростью, которую позволяли им спутанные ноги. Они выкрикивали имя Пурпурного.
Я перехватил их и ударом кулака призвал к порядку свою третью жену.
— Что с вами случилось? — потребовал я ответа.
— Сумасшедший волшебник! — заголосила она. — Он надумал заговорить с женщинами!
— Сумасшедший волшебник здесь?!
Она испуганно закивала.
— Он перенес свое гнездо к источнику, в котором мы моемся… И пробовал с нами говорить. Он хотел знать, почему мы ували.
Может ли мужчина так не уважать себя? Заговорить с женщинами! Даже от ненормального волшебника такого трудно было ожидать. Я пробился сквозь нервозно кружащуюся толпу женщин, мужчин, расспрашивающих своих жен, отпрысков, требующих внимания. Пока я добирался до ручья, некоторые из мужчин разузнали в чем дело и присоединились ко мне. Они тревожно перешептывались. Пилг громко причитал:
— Не убежать нам! Дуэль следует за нами. Увы! Увы!
Все осталось так, как и говорили женщины. Пурпурный перенес свое гнездо на новое место, как раз за лагерем, возле источника, который женщины выбрали себе для умывания. Огромное черное яйцо стояло закрытым, волшебника нигде не было видно.
Мужчины (кроме меня и Хинка) выжидали ровно столько, чтобы убедиться, что женщины говорили правду. Затем они развернулись и умчались в лагерь.
Хинк и я обменялись безмолвными взглядами. Почему Пурпурный последовал за нами? Может быть, он бежит от дуэли? Я никогда ни о чем похожем раньше не слышал. Что ему понадобилось от жителей деревни?
Я осторожно обошел гнездо. Оно было таким же, как и в ту страшную ночь, когда я впервые увидел его. Я подкрался поближе. На земле остались неглубокие отпечатки от странных сапог Пурпурного. Но где же он сам?
Неожиданно раздался все тот же громыхающий голос:
— Лэнт! Как раз ты то мне и нужен!
Для Хинка это было уже слишком. Он повернулся и умчался вниз по склону, вслед за остальными. Я очень хотел присоединиться к остальным, но и очень хотел выяснить, что же замышляет волшебник.
Дверь гнезда скользнула в сторону и показался Пурпурный. Чудная, с брюшком фигура казалась неспокойной, на голом лице — пугающая усмешка… Он направлялся ко мне, словно я был его старым другом. Говорящее устройство плыло следом.
— Лэнт, — сказал он, подойдя ближе. — Может быть ты мне сможешь объяснить, почему вы перенесли деревню? То место было намного приятнее.
Я с любопытством поглядел на него. Может ли быть, чтобы он не знал о дуэли? Можно ли быть таким наивным? Ну что же, так даже лучше — его неведение пойдет на пользу Шуге. Я определенно не должен ничего объяснить ему. Какое дело обыкновенному смертному до дел волшебников. Не хочу я ни во что впутываться. Поэтому я только кивнул:
— Да, то место было лучше.
— Тогда почему же вы там не остались?
Мы надеемся вскоре вернуться, — ответил я. — После соединения.
Я указал на Солнце, где одно наложилось на другое. Голубоватая точка Суэло пристроилась у нижнего края малинового диска Варна.
— О, да, — согласился Пурпурный, — очень впечатляюще.
Он обернулся и восхищенно уставился на землю позади себя.
— И к тому же это делает такими красивыми тени!
— Очень красивыми… — я замолчал, не закончив фразы. Тени были черными и голубыми, каждая с кровавой каймой: постоянное напоминание о времени ужаса, нависшего над ними. Или человек этот бесстрашный… или глупый. Я промолчал.
— Очень красиво, — повторил Пурпурный. Прямо-таки изумительно. Ладно, я останусь здесь с тобой и твоими людьми. Если я могу чем-то вам помочь…
Все внутри меня сжалось и умерло.
— Ты… ты собираешься остаться здесь?
— Да, думаю, что так. И вернусь в деревню, когда вы все вернетесь. А пока воспользуюсь случаем потратить денек-другой на исследование горных районов.
— О! — произнес я.
Тут он, казалось, потерял ко мне всякий интерес, повернулся и направился к своему гнезду. Я подождал, чтобы посмотреть, как он заставляет дверь сдвигаться в сторону.
Меня это озадачило с тех пор, как я впервые увидел его, проделывающим этот фокус. Это была серия ударов по стенке гнезда. Он выстукивал их в быстром и четком ритме.
Я предполагал, что серия ударов является своего рода заклинанием для того, чтобы дверь закрылась, и он исчез.
Я угнетенно поспешил обратно в лагерь, точнее в то, что еще осталось от лагеря.
Жители покидали свои самодельные домики, готовясь спасаться бегством. Мужчины поспешно паковали походные ранцы, женщины сзывали малышей. В толпе возбужденно сновали дети и собаки, поднимая пыль, сшибая цыплят и жуков-мусорщиков.
Охваченные паникой семьи уже двинулись по террасе, по склонам, вниз, в стороны, куда угодно, лишь бы подальше от Пурпурного, ненормального волшебника, который принес с собой столько несчастий. Мои собственные жены стояли и нервничали, поджидая меня. Первая и вторая пытались успокоить третью, которая едва владела собой.
— Он хотел говорить со мной! Он хотел говорить со мной!
— Это не твоя вина, — сказал я ей. — Я не стану тебя наказывать за это прегрешение. Ты правильно сделала, что убежала.
Мои слова оказали немедленный успокаивающий эффект на испуганную женщину, быстрее чем все уговоры и поглаживания двух других жен, еще раз доказав, что только мужчина может справиться с необычной ситуацией.
— Поднимайте тюки, — приказал я. — Пора отправляться.
— Уже идти? — переспросила одна из них. — Но мы ведь только пришли.
— Нам нужно снова уходить, — заявил я. — Прежде чем это место будет проклято. Скотские манеры безумного волшебника заслонили от тебя подлинную опасность. Шуга последует за Пурпурным сюда. А теперь поднимайте тюки, или я побью вас троих.
Жены выполнили все, что было им приказано, но не без слабого ропота. Даже когда я решился снять с них путы, чтобы ускорить движение, они продолжали слабо ворчать — и не без причин. Пурпурный легко и бездумно перечеркнул все наши усилия всего лишь несколькими мгновениями полета.
За какой-то час лагерь опустел. Когда мы спускались с холма, мне показалось, что я вижу Пурпурного, бродящего как неприкаянная душа среди брошенных навесов.
Глава 12
Мы оказались единственной семьей, вернувшейся в деревню. Куда убежали остальные, я не знаю. Вероятно, южнее, за пределы района. Должно быть они потеряли всякое желание поглядеть на дуэль даже на расстоянии. Теперь они старались просто спасти свою шкуру.
В блекнувшем дневном свете мы осторожно приближались к деревне. Голубое Солнце исчезло за краем мира, осталась лишь округлая выпуклость красного. От его света как бы наполнялся огнем туман, поднимавшийся от дальних болот. Словно вся западная сторона мира воспламенилась. Я чуть ли не ощущал запах горелого в воздухе, запах несчастья в вечернем свете. Я оставил жен возле гнезда — гнезда, к которому, как я думал, мы больше не вернемся — и направился к гнезду Шуги. Я нес с собой сверток с едой для него — пожалуй что последней его едой. Идя по деревне, я мог видеть многочисленные следы его заклинаний. Некоторые из наших величественных домашних деревьев тут и там лежали на боку, точно вырванные из земли громадной силой. Другие, казалось, высохли и умерли прямо на месте. Повсюду на земле валялись гнезда с расколотыми стенками. Исчезли животные-мусорщики, не слышно было ночных птиц. Деревня была пуста, если не считать, конечно, меня, моих жен и естественно, Шуги. Деревня вымерла.
Даже если Шуга выиграет дуэль, то в эту деревню вернуться никто не сможет или захочет. Ее стабильность, надежность оказалась почти уничтоженной.
Все вокруг было безмолвным и угнетающим. Когда я подошел к гнезду Шуги, под ногами заскрипела мертвая трава. Я осторожно постучал по стенке.
Когда Шуга появился, я онемел от изумления и ужаса. Шуга стал серым и изможденным, под глазами появились новые круги, а кожа была расцвечена красными пятнами, словно он оказался близко от собственного проклятия.
Но еще больше меня испугало то, что Шуга обрил свою шерсть. Теперь он был совершенно голым и безволосым — страшная карикатура на свихнувшегося волшебника.
Шуга приветствовал меня улыбкой, благодаря за появление. То, что в ночь перед дуэлью жители деревни накрывают стол для своего колдуна, было традицией. Но все остальные разбежались, и поэтому этот долг пал на меня одного.
Я стоял молча, ждал и прислуживал ему, реагируя на каждый жест или желание. Пищи было много, все самое лучшее, что мне удалось приготовить при таких обстоятельствах. Шуга, казалось, ничего не замечал. Он ел неторопливо, смакуя каждый кусок. Выглядел он усталым, руки подрагивали при каждом движении. Но он ел добродушно.
Когда он отложил костяную палочку для пищи, Солнце давно скрылось на западе. Луны еще не появлялись. Шуга двигался медленно, но было ли в том повинно истощение или ситуация, определить не представлялось возможным.
— Где остальные? — спросил он.
— Сбежали.
Я объяснил, что случилось. Шуга слушал внимательно, порой выхватывая приглянувшийся ему кусок из стоящей перед ним чаши.
— Я не ожидал, что чужак переедет, — пробормотал он. — Поступок плохой, но умный. Теперь мне придется изменить заклинания, чтобы учесть этот новый фактор. Ты сказал, что он попытался заговорить с женщинами? — И он впился зубами во фрукт.
Я кивнул.
— С моей третьей женой.
— Тьфу! — Шуга с отвращением выплюнул семена. — У человека нет вкуса. Если мужчина падает так низко, чтобы заговорить с женщиной, он мог бы, по крайней мене, выбрать женщину достойного противника.
— У тебя нет женщин, — напомнил я ему.
— И все-таки этим он нанес мне оскорбление, — не сдавался Шуга.
— Возможно, он знал кое-кого получше. Но помнишь, он говорил, что обычаи его родины сильно отличаются от наших.
— Невежество могло бы оправдать его плохие манеры, — проворчал Шуга, — но только безумием можно объяснить его прегрешения против здравого смысла.
— Говорят, безумец обладает силой десятерых.
Шуга посмотрел на меня.
— Я знаю, что так говорят. Я и сам много раз так говорил.
Мы посидели молча. Немного погодя я спросил:
— Как ты думаешь, что будет завтра?
— Будет дуэль. Один победит, другой проиграет.
— Но кто? — настаивал я.
— Если бы можно было наверняка сказать, кто из волшебников победит, не было бы необходимости в дуэлях.
Мы опять посидели молча. Впервые Шуга упомянул о дуэли с каким-то привкусом сомнения. Раньше он всегда высказывал уверенность в своих способностях и скептически относился к могуществу Пурпурного. Было ясно, что дуэль начала оказывать свое влияние еще до того, как было произнесено первое проклятие.
— Лэнт, — неожиданно произнес Шуга, — мне потребуется твоя помощь.
Я удивленно уставился на него.
— Моя?! Но я ничего не смыслю в магии. Ты сам говорил мне, что я глупец, несчетное количество раз. Мудро ли рисковать таким важным начинанием из-за участия…
— Прекрати, Лэнт! — сказал он мягко. Я замолчал. — Все, что от тебя потребуется, это помочь перенести волшебное оборудование наверх, к гнезду Пурпурного. Нам потребуется два велосипеда или вьючное животное. Я не могу перенести все сам.
Я облегченно вздохнул.
— О, конечно, в таком случае…
Меньше чем через час мы пустились в дорогу.
Глава 13
До расположения лагеря мы добрались почти на рассвете. Брошенные насесты и укрытия стояли пустыми, напоминая ночью страшный город мертвых. Я заметил, что дрожу.
Мы молча проехали через него и остановились на склоне, как раз возле источника. Было слышно, как он беззаботно журчит в темноте.
Стараясь двигаться по возможности тихо, мы подобрались к краю холма. Я затаил дыхание, пока мы не взобрались выше, и только тогда вздохнул с облегчением. Да, гнездо было на месте.
Я подумал, что заплакал бы горькими слезами, если бы оно оттуда исчезло. Я был бы уверен, что это убило бы Шугу. Потрясение от того, что враг таким манером сбежал от него, от крушения его планов, было бы слишком велико.
Мы прокрались назад в покинутый лагерь, чтобы там дождаться рассвета. Мне очень хотелось спать, но Шуга дал мне зелья для бодрости, чтобы ему не было скучно в одиночестве, как сказал он. После этого он начал раскладывать свое оборудование, сортируя его.
— Если бы только я мог захватить его врасплох, — пробормотал он, прекратив смазывать металлический нож. — Если бы существовал какой-нибудь способ отвлечь его подальше от гнезда…
— Это ни к чему, — выпалил я, — Он, вероятнее всего, и сам уйдет. Он снова начал свои опыты. Он сам это сказал, когда я с ним говорил. Он намерен исследовать гряду гор.
— Хм, — произнес Шуга, — это удача. Надеюсь, он намерен исследовать гору таким же способом, как и деревню, когда ушел из гнезда чуть ли не на целый день.
— А почему бы и нет? Да и что случится, если он вернется раньше, чем будет наложено проклятие?
Будем надеяться, что не вернется.
— А ты что-нибудь сделать сможешь?
Шуга помедлил, немного подумал, потом начал шарить в своем ранце. Достал небольшой мешочек с порошком и пучком каких-то трав.
— Иди и рассей эту пыль вокруг гнезда. Это очень мелкая пыль, она будет плавать в воздухе часами. Если он надышится ею, то почувствует неистребимое желание чего-нибудь добиться, и он не вернется до тех пор, пока его желание не будет удовлетворено.
— А как же я?
— Для этого трава и предназначена. Когда закончишь с порошком, то возьми половину травы и жуй как следует. Когда во рту станет горько, то проглоти, но не раньше. Остальную траву принесешь сюда, чтобы я тоже смог пожевать. Это сделает нас обоих невосприимчивыми к воздействию порошка.
Я кивнул, потом прокрался на холм и сделал все, что велел Шуга, когда я вернулся к нему, он как раз заканчивал раскладывать оборудование. С одним пухлым мешочком он обращался особенно осторожно.
— Растертый волос волшебника, — объяснил он.
Я не осуждал его за эту осторожность. Он слишком много пожертвовал, чтобы наполнить этот мешочек. Его сжавшееся, выбритое тело дрожало от холода.
Неожиданно лицо его исказилось от тревоги.
— Я уверен, что власть Пурпурного связана каким-то образом с его гнездом. Я должен как-нибудь проникнуть в него. Это единственная часть проклятия, в которой я сомневаюсь. Я должен попасть в его гнездо.
Мое сердце подпрыгнуло.
— В этом я могу тебе помочь, — чуть ли не закричал я, но тут же спохватился и понизил голос. — Сегодня… я хочу сказать вчера (так как рассвет уже быстро приближался) я стоял достаточно близко от Пурпурного, чтобы видеть, как он проделывает свое заклинание для двери.
Шуга чуть ли не бросился на меня.
— Лэнт, ты глупец! — но тут он сообразил, что надо говорить потише. — Почему ты мне раньше не сказал об этом, — прошипел он.
— Ты меня не спрашивал.
— Ладно, а теперь я спрашиваю, как оно действует?
Я рассказал, то что видел, про серию ударов по стенке гнезда, которые Пурпурный отстучал в определенном порядке, про то, что дверь после этого немедленно открылась.
Шуга слушал внимательно.
— Очевидно, последовательность, с которой он касался стенки, управляет заклинанием. Подумай, Лэнт! Какого места он касался?
— Этого я не видел, — признался я.
Шуга выругался.
— Тогда зачем ты надоедаешь мне рассказами о том, как открыть дверь, если сам этого не знаешь. Лэнт, ты глупец?
— Я сожалею… но это происходило так быстро. Если бы я только мог вспомнить… если бы я мог увидеть это еще раз…
— Не исключено, — пробормотал Шуга. — Не исключено… Лэнт, ты когда-нибудь подвергался заклинанию, раскрывающему память?
Я покачал головой.
— Это заклинание большой силы. Его можно использовать для того, чтобы ты мог вспомнить то, что забыл.
— Гм, это опасно?
— Не больше, чем любое другое заклинание.
— Ладно, — сказал я, поднимая велосипед. — Желаю тебе счастливой дуэли, Шуга. Увидимся, когда она…
— Лэнт, — ровно произнес Шуга, — если ты сделаешь еще один шаг, я включу наряду с именем Пурпурного и твое имя…
Я тут же опустил свой велосипед на землю. Только этого мне еще не хватало для полного счастья!
Мои чувства, должно быть, ясно выразились на лице, потому что Шуга сказал:
— Да не бойся ты так. Я сделаю все, чтобы тебя защитить. Ты неожиданно стал очень важной частью этой дуэли. Знания, скрытого в твоей памяти, может быть как раз и не хватает для успеха.
— Шуга, но я же глупец! Ты настолько часто говорил это, что это не может не быть правдой. Я с этим согласен. Я глупец. Ты не мог ошибиться в своем суждении обо мне. Какая же польза от меня может быть?
— Лэнт, — произнес Шуга, — ты не глупец. Поверь мне. Иногда из-за своей нетерпимости я склонен к поспешным высказываниям. Но касательно тебя у меня всегда было самое высокое мнение. Лэнт, ты не глупец.
— Нет, я глупец, — настаивал я.
— Ты — нет! — возразил Шуга. — К тому же здесь не требуется никаких особенных интеллектуальных качеств, чтобы вспомнить те простые операции, которые ты описал. Даже такой идиот, как ты, может это сделать.
— Ай, Шуга, думай что хочешь, а мне, пожалуй, позволь вернуться к семье.
— И пусть другие мужчины деревни считают, что ты трус?
— Это не такой уж большой груз, я его вынесу…
— Никогда! — перебил меня Шуга, — Никогда ни один из моих друзей не будет заклеймен пятном труса! Ты останешься здесь, Лэнт! Можешь мне поверить, здесь, со мной! И ты будешь благодарен мне за то, что я, как твой друг, о тебе позабочусь.
Он опять склонился над оборудованием, разложенным на земле. Я вздохнул, смирившись, и присел на землю, ожидая дальнейшего развития событий.
Рассвет уже забрезжил на востоке. Шуга повернулся ко мне.
— Твое участие будет минимальным, Лэнт. Нет причин бояться…
— Но опасность…
Он жестом заставил меня замолчать.
— Никакой опасности, если ты в точности будешь следовать инструкции, которые я тебе дам.
— Я буду следовать твоим инструкциям.
— Хорошо. Тогда никакой ошибки не предвидится, даже малейшая ошибка может стоить нам жизни.
— Но ведь ты только что сказал, что никакой опасности не будет…
— Конечно, не будет, если ты будешь следовать инструкциям. Большая часть тяжелой работы уже выполнена, не забывай, чтобы составить уравнение, мне было необходимо приготовить составные части. Я должен был разработать символику, чтобы заставить различные мистические формулы и снадобья действовать. Все, что предстоит тебе, это разместить их в соответствующих местах и в соответствующее время.
— Я думал, что все, что я тебе должен был помочь сделать, это открыть гнездо…
— Конечно. Но раз ты будешь рядом, то можешь помочь и в остальном.
— О-о! — выдохнул я.
— И что бы ты ни делал, ты не должен пытаться со мной заговорить. Это очень важно. Как только Солнце взойдет, мы начнем, а как только мы начнем, мне нельзя будет отвлекаться. За исключением тех моментов, когда это будет необходимо для проклятий. А так вообще я не буду разговаривать. Ты понял?
Я кивнул.
— Хорошо. Теперь слушай. Есть еще одна вещь. Вещь очень важная. Это не относится к проклятию, Лэнт. Но для собственной безопасности ты должен быть очень внимательным, чтобы не леснерить.
— Леснерить? — переспросил я. — Что это значит «леснерить»?
Но, вместо ответа, Шуга указал на восток. Над холмами густо-голубыми сполохами пробивался день. Шуга опустился на колени и забормотал. Проклятие началось.
Глава 14
Первым шагом было самое тщательное ритуальное очищение, чтобы мы не могли загрязнить проклятие каким-нибудь давно забытым заклинанием.
Затем шло освящение, молитва о покровительстве, обращенное к Солнцам, Суэло и Варну, к Лунам всем одиннадцати — сейчас они образовали конфигурацию Экке-Человек (этот человек так хорошо служил богам, что сам стал богом).
Другие молитвы были посвящены речному богу и богам ветра, богам силы и магии, разума, хищным птицам, дуэлям прошлого, настоящего и будущего, небес, морей и приливов. И, конечно, Элкину — богу грома. Мы просили винить чужака, а не нас за нанесенные им оскорбления. После чего мы произвели очищение снова.
Затем отобрали колдовское оборудование и начали карабкаться вверх по склону, туда, где поджидало нас жилище свихнувшегося волшебника. Туман, покрывший на рассвете все низины под нами, исчезал по мере того, как выше поднимались оба светила. Массивное красное Солнце придавало туману розоватый цвет, а крохотное голубое заставляло его быстро испаряться. Теперь мы могли видеть на многие мили вокруг.
Мы медленно взобрались на возвышенность. Немного ниже, на противоположной стороне, виднелось черное гнездо волшебника, угрюмо и угнетающе поджидающее нас в утренней тишине. Оно стояло закрытым. Но вот пустое ли оно?
Я хотел спросить Шугу, что нам делать дальше, но его последние наставления так меня напугали, что я даже боялся дышать без разрешения. Шуга, должно быть, почувствовал мою растерянность, так как сказал:
— Теперь мы подождем…
Солнце поднялось еще выше в небе. Остатки тумана развеялись. Яйцо продолжало безмолвно стоять на площадке. Единственным звуком, нарушавшим утреннюю тишину, было журчание источника.
Дверь гнезда внезапно открылась и появился Пурпурный. Он неторопливо потянулся, сделал глубокий вдох, с шумом выдохнул. Я подумал, плавает ли еще в воздухе возбуждающий порошок. Если он все еще сохранился в воздухе, то теперь Пурпурный до предела наполнил им свои легкие. Хотя никакого эффекта не наблюдалось, пока он закрывал свое гнездо, если порошок подействовал, то слабо.
Мы затаили дыхание — Пурпурный начал подниматься по склону холма. Вскоре он исчез за его вершиной, а мы остались одни, взирая на гнездо.
Шуга встал и энергично направился к нему, и я тут же, не мешкая, последовал за ним, но совсем не так охотно. Шуга внимательно осмотрел гнездо, трижды обойдя вокруг, и, наконец, остановился возле оранжевого овального контура, обозначавшего вход.
Первый шаг был самым важным и критическим. Шуге предстояло войти в гнездо Пурпурного, если он этого не сумеет, то все остальные тщательные приготовления окажутся напрасными. Он окажется не в состоянии завершить заклинания.
Поэтому теперь все зависело от заклинания, возвращающего память…
Шуга поместил меня на том же самом месте, на котором я стоял, когда наблюдал за тем, как Пурпурный открывает свое гнездо. Затем он достал стеклянное устройство, поднес к моим глазам и приказал смотреть на него.
Я подумал, что напряжение последних дней оказались для моего друга чрезмерными. Внутри стеклянного устройства я не увидел никаких ответов. Но я сделал так, как он приказывал, продолжая внимательно пялиться вовнутрь. Шуга своим высоким каркающим голосом начал произносить что-то мягкое, медленно, нараспев. Я попытался было сосредоточиться на его словах, но стеклянный предмет мерцал и светился перед глазами, мешая сделать это.
Я не мог сфокусировать взгляд на устройстве. Оно, казалось, таяло и исчезало, хотя Шуга продолжал держать его передо мной. Я попытался было следовать за устройством глазами, когда оно уплывало из вида, мы вместе, казалось, вращались и сворачивались, смешивались и распадались… и мир стал…
Неожиданно я очнулся.
Ничего не произошло.
Заклинание, раскрывающее память, не удалось.
Я ничего не вспомнил. Я раскрыл было рот, чтобы сказать это, но Шуга остановил меня.
— Ты сделал все замечательно, Лэнт, просто замечательно.
Я удивился, не понимая о чем он говорит, но Шуга уже опять возился со своим оборудованием. Движения его стали уверенными, почти что веселыми. Он нашел, что искал — кусок мела и принялся рисовать магическую формулу на квадратной выпуклости возле двери. Не прекращая своего занятия, он сказал:
— Ты рассказал мне почти все, что необходимо знать, Лэнт. Почти все. Остальное я должен понять сам.
Я пожал плечами и присел, наблюдая.
Шуга, скорее всего, знал, что делает. Он уселся, подогнув ноги, перед дверью и начал заклинание, вводящее его в транс. Шуга сидел неподвижно, слышались лишь его тонкий пронзительный голос и журчание источника.
Солнце взбиралось все выше на небе, Суэло, словно голубовато-белый алмаз, сверкал на потускневшем краю Варна. Так много предстояло сделать и так мало времени оставалось! Долго ли еще будет отсутствовать Пурпурный? Успеем ли мы закончить заклинание вовремя?
Шуга продолжал сидеть, неподвижный и молчаливый. Его глаза стали тусклыми. Время от времени от хмыкал, но ничего не говорил. Я почувствовал, что потею.
Может ли Пурпурный бросаться красными огнями в человека?
Наконец, когда я начал опасаться, что Шуга так никогда и не заговорит, он поднялся, шагнул к этой выпуклости и как-то по-особенному прикоснулся к ней.
Ничего не произошло.
Шуга повторил попытку. И опять ничего не произошло. Он пожал плечами, вернулся на прежнее место и снова погрузился в транс. Последовало ожидание еще более длительное. Следующий раз Шуга приближался к двери осторожно и медленно. Он заново отстучал серию ударов по выпуклой поверхности гнезда, но в другой последовательности.
Но снова ничего не произошло.
Шуга вздохнул и опять принял сидячее положение. Я начал бояться, что так мы можем провести целый день, стараясь войти в гнездо Пурпурного, и у нас не останется времени для проклятий. Фактически, я уже распростился со всеми надеждами выполнить стоящую перед нами задачу, когда Шуга поднялся снова. Он медленно подошел к гнезду, долго глядел на выпуклость, затем начал постукивать по ней в особо тщательной и аккуратной манере.
И дверь гнезда открылась.
Шуга позволил себе улыбнуться, но только слегка. «Я так и знал», — говорила улыбочка.
Предстояло еще много работы.
Мы быстро собрали оборудование и внесли его в жилище Пурпурного.
Стены гнезда светились сами — странный, как и сам Пурпурный, коричнево-желтый свет. Из-за него мои глаза стали неправильно воспринимать цвета. И только по мере того, как глаза привыкли, я смог оглядеться и увидел, что гнездо обставлено как ни одно другое. Повсюду виднелись крохотные светящиеся глазки, шишки и выпуклости, похожие на выпуклости возле двери.
В самом центре находилась зигзагообразная мягкая кушетка — подходящее ложе для демона. Как раз напротив нее на стенке гнезда был расположен ряд плоских пластин, напоминающих окна, но бесконечно более прозрачных, точно отвердевший воздух! Действительно, гнездо в целом являло самую искусную работу, которую я когда-либо видел.
Шуга внимательно разглядывал пластины, напоминающие окна. В одних виднелись участки местности вокруг гнезда. Другие показывали странные разноцветные картины, тщательно прорисованные линии и кривые — очевидно, заклинания демона. Шуга указал на одно из них и спросил:
— И ты все еще думаешь, что он не пользуется магией?
Но тут же вспомнив свое собственное приказание воздержаться от болтовни, замолчал.
Это предписание, очевидно, было не слишком строгим, так как сам Шуга не переставал бормотать все утро. Вероятно, он предостерегал от разговора только меня, потому что боялся, что я стану отвлекать его. Ну, насчет этого он мог бы и не беспокоиться. Я слишком уважаю Шугу, чтобы приставать к нему с расспросами посреди заклинания.
Я открыл было рот, собираясь сказать ему это, но Шуга жестом остановил меня.
Рядом с мягким предметом находилось растение — оно как раз подходило к обстановке такого гнезда. Я лично такого растения никогда не видел. Формой оно напоминало белую розу, но его цвет — может ли зеленый цвет быть таким? Листья сверкали словно галлюцинация. Зеленый цвет — цвет темный, близкий к черному, а тут он, казалось, сверкал так же ярко, как красный или голубой. Я прикоснулся к растению, ожидая, что оно окажется таким же нежным, как и все известные мне, но тут же отдернул руки от неожиданности: листья были жесткими, словно неободранная шкура. До чего же, должно быть, странен мир, откуда пришел Пурпурный! Я подумал об этом и тут же понял, что во многом слишком стал верить безумному волшебнику. Это растение должно быть из тех, которые мне знакомы. Просто Пурпурный его проклял. Я переключил внимание, начав отыскивать дверь, ведущую в помещение наверх. Но ничего такого не нашел. Очевидно в гнезде было только одно отделение. А остальное его в немалом объеме, должно быть занимали магические устройства. Шуга оказался прав во всем!
Но до чего же тесное это гнездо, едва хватает места, чтобы поместиться вдвоем.
Шуга раскрыл свой ранец, разложил оборудование на полу и принялся последовательно раскладывать материалы, которые ему понадобятся в первую очередь. Словно ему приходилось проклинать летающие гнезда каждый день.
Он остановился, поскреб пальцем щетину на подбородке и начал сверяться с контрольной схемой — куском пергамента, который достал из ранца.
— Да, — произнес он, решившись после недолгой паузы. И достал металлический нож, который уже я раньше видел.
— Мы начнем с осквернения металла.
Он поплевал на нож и начал вырезать им на поверхности пола. Точнее, попытался это сделать. Нож не втыкался. Нахмурившись, он надавил сильнее. Кончик ножа обломился. Затем лезвие раскололось пополам.
Шуга, без комментариев, вернул остатки ножа в ранец и опять углубился в список. На этот раз он взял мешочек с красным порошком — пылью ржавчины, отсыпал немного на руку и подул. Бурое облако наполнило помещение. Я закашлялся и Шуга бросил на меня свирепый взгляд.
Где-то возник жужжащий звук. Затем ветер пробежал по гнезду, шевеля мои волосы и одежду. Я испуганно огляделся — не поймал ли Шуга бога ветра? Пока я озирался, красноватая пыль исчезла из воздуха. Потом ветер прекратился, но и пыль пропала вместе с ним. Не осталось даже тонкого красноватого налета на полированных стенах. Странно. Но Шуга не унывал. Он опять уставился на свой список.
Неожиданно Шуга выбросил шар огня из-под накидки. Потом еще и еще, швыряя их в стены, потолок, пол. Шары прилипали там, где касались поверхности, исходя искрами и маслянистыми дымами.
Послышался свистящий звук, из отверстий в потолке ударили струи воды. Они били точно по огненным сгусткам. В доли секунды превратив их в пепел. А затем, когда Шуга швырнул из-под накидки еще один шар, все они нацелились в Шугу.
Когда вода прекратилась, Шуга уронил промокший ком на пол. Роняя капли, он достал подмоченный список и опять сверился с ним. Вода стекала с него вниз и куда-то девалась.
Я почувствовал, как надежды мои уменьшаются, вместе с водой. Шуга сделал три отдельные попытки, и все они окончились неудачей. Магия ненормального волшебника оказалась слишком сильной. Мы были обречены прежде, чем начали.
— Так, — проговорил Шуга, — все идет хорошо.
Я не верил своим ушам. И даже осмелился спросить:
— Все идет — как?
— Лэнт, ты невнимателен. Это же очевидно. Гнездо снабжено очень активным заклинанием. Я должен был выяснить, что они собой представляют, чтобы потом суметь нейтрализовать их. Ну, а теперь давай проклинать!
И Шуга начал писать руны на всех поверхностях гнезда: на полу, стенах, потолке, на спинке странной кушетки, — везде. Он обращался к Тонкой линии, богу инженеров и архитекторов, прося их взорвать это гнездо, чтобы оно треснуло и развалилось. На каждый священный знак, нанесенный мелом, он капал дурно пахнущей жидкостью. Она тут же начала дымиться и шипеть.
— Воды, огонь, горите и вскипайте, — настойчиво уговаривал Шуга свое зелье.
Мы наблюдали за тем, как жидкость выедала дырки в рунах и поверхности под ними. Замечательное осквернение — сердцевина самого хорошего проклятия.
Теперь Шуга принялся наполнять гнездо пылью. Он, очевидно, надеялся перегрузить устройство защитного ветра, так как вздымал огромные облака красной ржавчины. Жужжание послышалось немедленно, но Шуга не прекратил вздымать пыль.
— Эй, не стой там, болван! Помоги мне!
Я схватил пригоршню красного порошка и тоже начал дуть. Плотные облака ржавчины кружились по всему помещению.
Пыль ржавчины — символ времени. Она посвящена нескольким богам сразу: Брейду — богу прошлого и Кренку — богу будущего, а также По — несущему увядание всем пашням.
Вскоре мы покончили с ржавчиной и принялись за белый порошок, напоминающий толченую кость.
— Это тоже для ветровых отверстий, — пояснил Шуга, указывая на квадратные окошки под потолком.
Я раскашлялся до слез. Шуга швырнул огненный сгусток на экран, там он и прилип. Вода ударила короткой струйкой, потекла по экрану, порошок собрался вокруг водяных капель.
Вскоре жужжание стало неровным, грозя прекратиться.
— Прикрой нос и рот, Лэнт, я не хочу чтобы ты дышал всем этим.
Шуга поднял туго набитый кожаный мешочек. Я обернул одеждой нижнюю половину лица, наблюдая, как он достал большую пригоршню растертого волоса волшебника.
Шуга с благоговением, порожденном великой жертвой, тщательно прицелился и выдул в направлении ветровых окошек плотную струю.
Через мгновение все было кончено. Жужжание стало напряженным, ветер, казалось, прекратился.
И вдруг все стихло.
— Хорошо, Лэнт. Теперь давай горшки.
Лицо Шуги светилось триумфом. Я поднял свой ранец, лежащий возле стены, и выставил ряд горшков с плотной крышкой на каждом.
— Хорошо, — снова проговорил Шуга. Он осторожно расставил горшочки по всему гнезду Пурпурного. В каждый он вкладывал шипящий огненный сгусток, затем закрывал крышкой. В крышке каждого горшка были проделаны крошечные отверстия. Они позволяли дышать богу огня, но были слишком маленькими, чтобы в них могла проникнуть вода. Над горшками повисли водяные струи, но они не могли добраться до пламени, продолжая хлестать по горшкам и по всему остальному.
Шуга заметил, куда уходит вода, и принялся лить в сточные отверстия оскверненную воду и прочие вязкие субстанции. Потом сделал перерыв, чтобы добавить к новой порции внушительную горсть толченой белой кости. Как только этот порошок достиг отверстий, смесь начала угрожающе густеть.
Сливные отверстия вскоре перестали справляться. На полу вскоре начали собираться лужи. В горячем влажном воздухе отвратительный запах оскверненной воды сделался невыносимым. Я побоялся, что меня вырвет. Но это не имело никакого значения. Гнилая вода определенно должна была разгневать Фолфо-Мара — речного бога. А потом Фолфо-Мару и Нэвину — богу приливов предстояло схватиться в своей древней борьбе за воду. Только на этот раз они будут растягивать не воды мира, а противоположные стенки черного гнезда. Чем больше воды скопится в кабине, тем больше станет их власть и тем яростнее битва.
К тому времени, когда водяные струи прекратились, мы были насквозь мокрыми и стояли по колено в воде, но не мерзли. В гнезде было как в бане, Шуга скинул свою накидку, и я последовал его примеру.
Глаза слезились. Я все еще не мог откашляться от пыли, набившейся в легкие. Я сказал об этом Шуге, но он только фыркнул в ответ:
— Хватит жаловаться. Я никогда не говорил, что проклятия легко даются. То ли еще будет!
Действительно, мы только начинали.
Теперь Шуга переключался да разнообразные плоскости и пластины, входящие в обстановку. Они были усеяны огромным количеством шишек и выпуклостей. Многие располагались в ряд по восемь, и каждая обозначалась отдельным символом. Один из них мы узнали — треугольник, символ Экке-Человека.
Могло ли это быть аналогичным какому-то заклинанию Шуги, основанному на символе Экке? А если так, то не смог бы Шуга использовать этот факт в качестве клина, рычага, чтобы с его помощью нарушить и остальные заклинания гнезда Пурпурного?
Шуга задумчиво пожевал губами, затем поскреб щетину на подбородке.
— Нажимай на все выпуклости, Лэнт. Там, где увидишь знак треугольника. Мы приведем в действие все Экко-заклинания Пурпурного, а потом развеем их силу.
Мы двинулись по периметру гнезда, сверху до низу рассматривая шишки и выпуклости. Шишки могли поворачиваться так, что основание треугольника оказывалось наверху, а выпуклости можно было вдавливать.
Попадались, правда, шишки без символов. Немного поэкспериментировав, Шуга выяснил, что их можно поворачивать таким образом, чтобы крошечные металлические лучики, спрятанные за стеклянными пластинками, сдвигались и указывали на треугольники, выгравированные там.
Происходили странные вещи, но Шуга успокоил меня, приказав не обращать на это внимание.
Так, к примеру, одна из плоских зеркальных пластин засветилась немыслимым светом, и на ней возникли образы деревни, людей, которых мы знали: Хинка, Анга и Пилга. Я в ужасе уставился на них, но Шуга тут же уничтожил заклинание, мазнув густым серым зельем, скрывшем всю картину. А я тут же получил выговор.
— Сказано было тебе — не смотри!
Мы продолжали свою деятельность. В конце концов все устройства в гнезде ненормального волшебника оказались настроены на знак треугольника.
Мы перешли к следующей стадии нашего проклятия.
Огненные горшки начали остывать, потому Шуга снова их наполнил. Металл в том месте, где они стояли, стал уже слишком горячим, чтобы к нему прикасаться, а детали отдельных устройств начали потрескивать.
Затем Шуга принялся покрывать все подряд густой серой мазью. Сперва он ликвидировал окна с картинками. Потом замазал все глазки и выпуклости. Теперь одни боги знали, какие символы были приведены в действие. За несколько минут внутри гнезда все стало серым. Кларе — бог небес и морей — должен был разозлиться. Фол, бог порчи, наверно, трясся от смеха. Шуга, таким образом, подтолкнул их к схватке друг с другом внутри черного яйца.
Шуга начал рисовать новые руны на замазанных поверхностях, словно позабыл о рунах внизу. Там, где верхние и нижние символы вступали в противоречие, боги тоже должны были оказаться вовлеченными в беспорядочную схватку. Везде, где только можно, Шуга включал в руны имя Элкина — бога грома.
В щель между двумя панелями с шишками и выпуклостями Шуга вставил узкое острие тесака и призвал Пулниссиня — бога дуэлей. Призывая Хитча — бога птиц, он разбил в три отверстия яйца, которые тут же сердито зашипели, растекаясь по сторонам — так Шуга использовал яйцеобразную форму яйца против него же. Он продолжал говорить нараспев, призывая Макс-Вотца и Влока — бога насилия, а в одном случае он даже произнес руну, оскорбляющую Тис-турзика — бога любви, потому что любовь, обернувшаяся ненавистью, сможет оказаться самой могущественной силой.
Шуга опять сверился со списком и достал сосуд с дремлющими жалящими насекомыми, с разной плесенью и пиявками. Сначала он извлек насекомых с жалами и насекомых с когтями и принялся разбрасывать по сторонам. Хотя твари были вялые, некоторые попытались напасть на нас, поэтому мы постарались закинуть их туда, где они не будут представлять немедленной опасности. К тому же мы не поленились натянуть самые толстые сапоги и перчатки, которые не могли прокусить эти клыкастые бестии.
Шуга большими комьями грязи залепил отверстия возле панели с шишками и выпуклостями, призывая одновременно Синил — повелителя грязи. Воздух из-за жары и воды сделался почти что непригодным для дыхания, но панели были еще горячее. В некоторых местах серая грязь Шуги потрескалась и почернела. Поверхность под ней светилась красным и дышала таким жаром и вонью, что никто из нас не решался туда приблизится. Внутри яйца что-то шипело и дымилось.
И все это время Шуга не переставал взывать к Элкину — богу грома, богу страха.
— Элкин! О, Элкин! Сойди вниз, о великий и малый, бог грома и молнии и громких звуков! Сойди со своей горы, о Элкин, сойди со своей горы и порази этого святотатца, который осмелился осквернить священное имя твоей магии.
Шуга забрался на кушетку демона и, раскинув руки, протянул их вверх, к небу. Торжество рисовалось на его лице, когда он произносил последнее кантало заклинания.
Гнездо было запутано паутиной боли и разрисовано рунами отчаяния.
Затопленная раскаленная кабина кишела огненными шарами, колючими крабами, морскими чудищами и пиявками. Где-то что-то горело: густой дым выбивался из-под стенок. Я задыхался от негодного воздуха, слезы слепили глаза.
Это была мастерская работа.
Глава 15
Вслед за Шугой я вывалился из гнезда. Сухая трава затрещала под ногами, когда я спрыгнул на землю. Мы, наверно, полжизни потеряли в этом созданном Шугой аду.
Я удивился, обнаружив, что еще день. Двойной солнечный свет разливался над миром с ободряющей привычностью. Деревья, растения и трава показались мне черными, я подумал, не слишком ли долго мои глаза привыкали к свету гнезда Пурпурного.
Я наслаждался холодным чистым воздухом, голова кружилась. Но несмотря на это именно мне пришлось помогать Шуге идти. Я только наблюдал за проклятиями, Шуга же осуществлял их, и это отняло все его силы. Неверными шагами мы спускались по склону. Наши тени с красно-голубыми краями раскачивались перед нами. Как кончилось проклятие, так кончилось и соединение. Светила опять разошлись.
Казалось чудом, что Пурпурный не помешал нам, но еще только близился полдень. Мы умудрились уложиться в кратчайшее время.
Мы притаились среди кустов. Чистый воздух действовал как крепкое вино, и я чувствовал, что пьянею от него. Мы разлеглись под раскидистыми черными листьями и дышали полной грудью.
Немного погодя я перевернулся на бок, посмотрел на Шугу и спросил:
— Когда это начнется?
Он не ответил, и я решил было, что Шуга уснул. Меня бы это не удивило. Он осунулся, напряжение последних дней измотало его. Глаза, когда он их раскрыл, были красными и обведены кругами. Шуга медленно вздохнул:
— Не знаю, Лэнт, не знаю. Возможно я забыл что-нибудь…
Я сел и с беспокойством посмотрел на черное гнездо. Оно оставалось все там же, во впадине между двумя холмами, дверь приглашающе раскрыта. Дверь!..
— Шуга, — закричал я. — Дверь! Мы оставили ее открытой.
Он резко поднялся, в ужасе уставившись на поляну.
— Мы можем ее закрыть? — спросил я.
— Для этого требуется другое заклинание, — ответил Шуга. — А у нас его нет.
— А ты можешь?
— Что «могу»? — поинтересовался он. — Составить заклинание, закрывающее дверь? Нет, для этого гнезда не могу. Я сперва должен выяснить, что приводит в действие заклинание, открывающее дверь.
— Но я сам видел, как ты открыл дверь…
— Лэнт, ты глупец, — вяло возразил он. — Я знаю, как использовать заклинание, но я не знаю, почему оно так действует. Ты же видел, сколько у меня было возни со световым устройством. Нет, Лэнт, если бы ты еще что-нибудь знал о том, как дверь действует… но я-то знаю, что ничего такого ты не знаешь, потому что, всматриваясь в твою память, она до сих пор открыта…
— Но, проклятие…
Он жестом остановил меня.
— Я не знаю. Придется ждать. Ему еще что-то требуется, чтобы перейти к действию… может закрытая дверь… А без того…
Он не договорил и пожал плечами.
Солнца ползли на запад. Голубое теперь явно опережало красное. Я спокойно смотрел на холм. Долго ли еще придется ждать, пока проклятие сработает. И в этом нам могли помочь только боги. Величайшие заклинания Шуги шли насмарку. И, если это не сработает, не останется больше богов, которые могли бы помочь нам. Все они будут настроены против нас.
Тени медленно удлинялись, прохладные сумерки уже растекались над миром, а мы с Шугой все стояли в беспомощности и смотрели. Черное гнездо, мрачное и угрожающее, ждало. Желтый свет освещал проем двери.
Мир ждал, мы ждали, гнездо ждало.
Проклятие ждало…
А затем неожиданно хрустящий звук шагов по склону. Мы тут же нырнули в кусты. Немного погодя показался Пурпурный. Он поднимался на холм. Я еще подумал, удовлетворил ли он свое желание? С той стороны, откуда он шел, он не мог видеть открытую дверь. Пурпурный обогнул изгиб стены и остановился. Затем торопливо шагнул вперед, вглядываясь во внутрь. Впервые мы увидели Пурпурного, реагирующим на магию Шуги. Он закричал точно охотящаяся летучая мышь. Перевод, без сомнения, был бы более содержательным, но говорящее устройство молчало. Пурпурный бросился в дверь, задел за косяк, и тот сшиб с его носа стеклянное приспособление (интересно, как Шуга умудрился так подколдовать).
Мы слышали, как он горланил внутри гнезда — неистовые яростные вопли, совсем на него не похожие. Время от времени грохочущий голос говорящего устройства разносился над равниной:
— Бог мой!.. как эти… забрались… А-а, ужалил! Отдай ногу, ты сволочь… почему не действует убийца насекомых…
— Жалящие насекомые причиняют ему беспокойство, — прошептал я.
— Богом проклятые жалящие насекомые! — прервал меня громыхающий голос Пурпурного.
— Но жалящие насекомые не входят в заклинание, Лэнт, — прошептал Шуга. — Они будут жалить в любом случае, являются они частью заклинания или нет.
Шуга был прав. Проклятие еще не вступило в действие.
Я раздраженно рвал на себе мех. Чего ждут боги? Может они намерены ждать достаточно долго, чтобы Пурпурный успел нейтрализовать элементы, составляющие проклятие, и обратить его против Шуги?
Новые вопли неслись над миром:
— Яйца… яйца…
— Во всяком случае мы лишили его спокойствия, — прошептал я Шуге. — Это уже начало.
— Этого недостаточно. Боги должны были сцепиться друг с другом в стремлении его уничтожить… Должно быть дверь виновата… Лэнт, я боюсь…
Он зловеще замолчал. Я почувствовал, как начал леденеть позвоночник.
— Дикари! — ревел голос Пурпурного, — примитивные дикари!.. Это проклятая серая краска… Где черт возьми! Кровосмешение… совокупление… совокупление кровосмесительного извращения… заболевания от физической близости… примитивные дети… я убью похотливых отпрысков собак! Я испепелю этот похотливый мир!..
Пурпурный мог быть непоследовательным, но, несомненно, говорил искренне. Я приготовился к бегству. Я видел, как он бушевал в гнезде, неистово колотя по шишкам и выступам, которые мы с Шугой закрасили, Пурпурный лихорадочно крутил одну шишку за другой, пытаясь нейтрализовать заклинание Шуги.
— Что же касается этой волосатой скотины Шуги…
Тяжелая изогнутая дверь закрылась, оборвав истеричные вопли Пурпурного.
Глава 16
Мягкий ветерок цеплялся за листья, кусты и наши накидки. Тени удлинялись, пока не начали теряться в темноте.
Голубое Солнце замерцало и исчезло, оставив одно распухшее красное светило. Все погрузилось в мертвое молчание.
Мы с Шугой осторожно выползли из своего укрытия. Черное гнездо спокойно лежало в углублении, дверь была закрыта, и только оранжевый контур отмечал ее место на гладкой невыразительной поверхности.
Мы осторожно и опасливо подобрались поближе.
— Уже началось! — прошептал я.
— Заткнись, глупец! Сейчас нас, должно быть, слушает весь пантеон богов.
Мы приблизились вплотную. Черное гнездо оставалось неподвижным, поджидая нас. Шуга приложил ухо к его поверхности и прислушался.
Яйцо неожиданно и бесшумно взмыло вверх, отшвырнув Шугу в сторону. Я плашмя упал на землю и начал вымаливать прощение:
— О, боги мира, я полагаюсь на вашу милость, я прошу вас, пожалуйста, не гневитесь…
— Заткнись, Лэнт! Хочешь испортить заклинание?
Я осторожно поднял голову. Шуга стоял упершись руками в бедра, и глядел вверх, в красные сумерки. Черное гнездо терпеливо и неподвижно зависло в нескольких футах над его головой.
Я устало поднялся на ноги. Это заклинание пока что оборачивалось не проклятием, а невыносимой скучищей.
— Что оно делает? — спросил я.
Шуга не ответил.
Гнездо внезапно превратилось из черного в серебряное и начало опускаться обратно так же плавно, как и поднялось. Красный диск цвета крови сверкал на его поверхности.
Мы отступили назад, как только оно коснулось почвы и начало погружаться в нее, не замедляя скорости. Теперь, во всяком случае, раздался звук, скрежещущее недовольство камней, раздвигаемых в стороны. Гнездо погружалось неуловимо. Камни трещали под его напором.
И мгновение спустя оно исчезло. Скрежет камней стал отдаленным, затем затих окончательно.
Ошеломленный, я подошел к неровному краю дыры. Темнота скрывала ее дно, но там все еще слабо ощущалось отдаленное громыхающее движение.
Шуга встал рядом со мной.
— Великолепно, — произнес я. Оно ушло, Шуга. Полностью, совершенно исчезло. Словно его вообще никогда и не существовало. И… я глубоко вздохнул.
Шуга скромно хмыкнул. Потом нагнулся, чтобы поднять стеклянное приспособление, свалившееся с носа Пурпурного, и безразлично сунул его в карман.
— Это пустяки, — произнес он.
— Но, Шуга… никаких побочных эффектов. Я бы не поверил, что ты на это способен! Почему ты нам не сказал, что именно это планируешь. Нам бы не пришлось покидать деревню.
— Лишняя безопасность не помешает, — пробормотал Шуга. Он, должно быть, и сам был ошеломлен результатами собственной победы. — Видишь ли, я не уверен… почему действие заклинания приливов потянуло гнездо вниз, а не… Почему склонность Экку-Человека и… Ладно, все это было очень необычно… Решение, можно сказать, получено опытным путем. Я…
Весь горный массив затрясся. От толчка я упал на живот и поглядел вниз. Двумястами футами ниже, на склоне холма, изверглось черное яйцо, вопя в агонии. Оно рванулось вверх и к югу, безобразно вскрикивая — звук этот причинил нам ужасную боль. Мучительное верещание яйца — поднимающаяся и падающая нота — оставалось пронзительно громким, даже когда оно удалилось за горы. Какой-то великолепный побочный эффект обращал в порошок само вещество холма, измельчая его в мелкую каменную щебенку. Склон целиком стронулся с места, величественно заскользив вниз, увлекая нас с собой. Мы были бессильны что-либо предпринять, мы ехали верхом на грохочущей лавине, на камнепаде, вздымающем тучи пыли и песка. Черное гнездо превратилось в пятнышко — ярко-красную пронзительно вопящую точку, несущуюся к южному горизонту.
Скольжение горы понемногу прекратилось. Из-за каприза или благодаря магии Шуги она не погребла нас. Мы оказались счастливчиками, смогли удержаться на вершине затронутого участка и спуститься на нем ровно и без ушибов. Я обнаружил, что лежу на животе, погрузившись в жидкую грязь. Шуга лежал несколькими ярдами дальше.
Я поднялся на колени. Черное гнездо стало точкой на горизонте. Оно поднималось и опускалось, взлетало вверх и опускалось опять… потом рванулось чуть ли не вертикально в небо, и я потерял его из виду.
Я спустился к Шуге, с каждым шагом вызывая крошечные лавинки, помог ему подняться на ноги и спросил:
— Теперь все?
Шуга пытался и без результата отряхнуть свою накидку.
— Думаю, нет, — ответил он. — Там слишком много богов, которые еще не сказали своего слова.
Мы стояли по щиколотку в измельченной грязи. Двигаться приходилось осторожно, чтобы не вызвать нового сползания склона.
— И долго нам ждать, пока проклятие завершит свою работу? — спросил я.
Шуга пожал плечами.
— Даже не хочу гадать. Слишком многих богов мы призвали, Лэнт, я предлагаю тебе вернуться в деревню. Дети и жены ждут тебя.
— Я останусь с тобой, пока проклятие не совершится.
Шуга задумался и нахмурился.
— Лэнт, черное гнездо, скорее всего, вернется, чтобы напасть на того, кто его проклял. Я не имею права возвращаться в деревню, пока опасность не исчезнет. Но я не хочу, чтобы ты был рядом, когда все это начнется…
Он положил руку мне на плечо.
— Спасибо, Лэнт, я ценю все, что ты сделал для меня. А теперь иди.
Я кивнул. Мне не хотелось его покидать, но я знал, что так надо.
Шуга не говорил «прощай», он говорил «до свидания». Пока он не был уверен, что черное гнездо уничтожено, он не имел права вернуться.
Я отвернулся и побрел вниз. Мне не хотелось, чтобы он видел на моих глазах следы.
Глава 17
Деревня была такой же, как я ее оставил. Молчаливей, опустевшей, несущей на себе следы приготовления Шуги.
Мне посчастливилось найти на дороге один из своих велосипедов. Теперь я остановил его возле моего гнезда. Каким-то чудом домашнее дерево и оба велосипеда оказались неповрежденными.
Я поднялся в гнездо. Моя первая жена спала на полу, свернувшись клубком. От сотрясения она проснулась и протерла сонные глаза.
— Где остальные? — спросил я.
Она покачала головой.
— Они убежали, когда этим утром в деревню пришел Пурпурный.
— Пурпурный приходил в деревню? — спросил я в ужасе.
Она кивнула.
Я схватил женщину за плечи.
— Ты должны рассказать мне, что он делал! Он проклинал гнездо Шуги, не так ли.
— Нет, ничего подобного. Он только походил немного вокруг.
— А огненное устройство. Он использовал огненное устройство?
— Нет. Ему хотелось чего-то другого.
— Что ему нужно было, женщина?
— Не знаю, правильно ли я его поняла. Но у него не было с собой говорящего устройства. Нам пришлось объясняться жестами.
— Ладно, чего он хотел?
— Думаю, он хотел сделать то, что образует семью.
— И ты ему позволила…
Женщина опустила глаза.
— Я подумала, что может быть я помогу Шуге в дуэли, если ненормальный волшебник на какое-то время отвлечется…
— Но как ты могла! Он же не наш гость! Я тебя побью!
— Я сожалею, муж мой. Я думала, это поможет.
Женщина съежилась под моей занесенной рукой.
— Ведь ты не побил третью жену, когда она разговаривала с Пурпурным.
Она была права. Я опустил руку. Было бы несправедливо побить одну и не побить другую.
— Он устроен очень страшно, муж мой. Он почти что без волос, кроме как…
— Я не желаю об этом слушать, — зашипел я. — Это все, что он сделал?
Женщина кивнула.
— А потом он покинул деревню?
Она опять кивнула.
— Он ничего не касался? Ничего не брал?
Она опять покачала головой.
Я вздохнул с облегчением.
— Благодарение богам, хоть тут пронесло. Ситуация могла оказаться очень опасной. К счастью, ты не сказала ничего лишнего.
Довольный я опустился на пол. Только теперь я почувствовал, как устал.
— Накорми меня, — сказал я.
Она быстро подала еду, не произнеся ни слова. Если ей понадобится поупражнять свои челюсти, для этого всегда найдутся остатки моего ужина. Я успел съесть два куска, когда вдруг в небе послышался сверхъестественный свист.
То был звук несчастья, бедствия, паники. Я вывалился из гнезда и помчался по поляне. И там сквозь верхушки деревьев увидел… летающее гнездо! Оно вернулось в деревню! Оно больше не было серебряным. Теперь оно стало желтым. Оно пронеслось над головой, затем с пронзительным воем повернулось и полетело обратно.
У меня в голове мелькнули слова Шуги: «… черное гнездо, скорее всего, вернется, чтобы напасть на того, кто его проклял…» Не могло ли гнездо спутать меня с Шугой? Я торчал на центральной поляне слишком напряженный и испуганный, чтобы двигаться.
Гнездо резко остановилось в нескольких ядрах от верхушек деревьев, словно наткнулось на мягкую стену. Дверь, оторванная полностью, отсутствовала. Проем казался черным, а не сверкающе оранжевым, как должен был бы светиться раскаленный металл. Гнездо угрожающе повернулось. Я представил себе глаза, притаившиеся в темноте за входом.
Я ждал, когда они найдут меня.
Гнездо повернулось еще раз, уже быстрее. И неожиданно завращалось с невероятной скоростью. Все его детали смывались и исчезали. Поверхность казалась оранжевой жидкостью. Я услышал, как оно жужжит, поднимаясь, и закрыл глаза. Между деревьями пронесся ветер.
Гнездо вращалось, увлекая за собой воздух. Сильные вихри с пронзительным свистом закрутились по деревне, этот звук отличался от агонизирующего крика гнезда, но пугал не меньше. Зарождался чудовищный смерч, и гнездо было его центром. Я вцепился в ствол ближайшего домашнего дерева.
Не Макс-Вотца напал ли на этого чужака? Или это нападение на деревню? Ветер ревел среди деревьев, срывал ветки, листья, гнезда, пытался отодрать меня от ствола, в который я намертво вцепился. Я обхватил корень руками и ногами, спрятав лицо. Листья, кора, сломанные ветки сыпались и сыпались на меня. Сыпались и сыпались…
Немного погодя я сообразил, что звук стал слабее. Я поднял голову. Ветер утих. Ни на одном дереве в деревне не осталось листьев. Все гнезда были сброшены на землю, многие раскололись от удара, другие откатились в сторону с места падения. Огромное гнездо Пурпурного, все еще вращаясь, двинулось на юг, к реке.
Оно оказалось над ее новым руслом, над неистово мчащейся водой, когда начало падать. Фолфо-Мар, яростный и неумолимый, тащил гнездо вниз, намереваясь разрушить.
Я должен был видеть это. Я побежал за гнездом, не думая о возможной опасности. Я должен был удостовериться, что гнездо Пурпурного уничтожено полностью!
Гнездо яростно вращалось, словно намереваясь вырваться из пут речного бога. Когда оно коснулось воды, огромное облако пара взметнулось вверх. В то же мгновение вода и топкие берега реки вздыбились единой стеной воды и земли. Небо почернело, Луна скрылась. Чернота широкой волной растекалась по сторонам. Я попытался бежать. Крик сам собой вырвался из моего горла, когда нахлынувшая волна понесла меня назад в деревню. Грязь и ил залили рот и нос.
Неожиданно что-то с чудовищной силой ударило мне в спину, и я обнаружил, что вишу, зажатый между двумя ветками дерева. Вода стекала вниз крупными каплями, грязь — липкими комками.
Вода начала спадать, затем мутной грязевой волной повернула назад в реку, оставив за собой мешанину водорослей.
Шуга ошибся. Гнездо вернулось не для того, чтобы атаковать его. Даже сейчас я видел, что в деревне ничего не уцелело, только несколько почерневших, лишенных листьев, домашних деревьев.
Я спустился с веток. Спина надсадно болела, и я начал опасаться, не сломано ли ребро. Пересиливая боль, я захромал к реке. Если мне суждено умереть, я должен сначала узнать судьбу своего врага.
Черная грязь хлюпала под ногами при каждом шаге. Грязная слизь стекала с деревьев. Словно весь мир сделался необитаемым, захлестнутым дождем из земли и воды.
Идти было трудно. В вязком болоте то и дело попадались острые обломки и черепки. При рассеянном свете семи Лун я начал пересекать старое русло реки. Грязь и скользкие камни задерживали меня. Возможно ими я спасал свою жизнь. Я забыл, что еще один бог не сказал своего слова!
Я выругался, потеряв равновесие на скользкой поверхности. Впереди было видно гнездо. Вращаясь, оно высверлило под собой дискообразную площадку. Когда я взобрался на вал, его окружающий, то увидел, что гнездо опять почернело и лежит в мелкой серебристой воде. Вращение его прекратилось. И наконец-то оно уже не было нацелено вверх!
Оно лежало на боку. Вода захлестывала впадину вокруг него, а оттуда в дверной проем. Ослепительный свет вспыхивал в отверстии, бросая блики на поверхность воды.
Боковой наклон яйца был, несомненно, работой Тонкой линии — бога инженеров. Не исключено, что в последние свои мгновения Пурпурный поверил в магию Шуги. Я начинал прикидывать, как подобраться поближе, чтобы хоть краешком глаза увидеть тело свихнувшегося волшебника. Ничего живого внутри гнезда уцелеть не могло.
Я не проделал еще и четверти пути вниз, когда вспышки и сполохи внутри гнезда участились. Свет, который раньше освещал кабину, не был устойчиво желтым. Там сыпались зловещие шипящие вспышки цвета молнии. Я настороженно остановился. До ушей доносились потрескивающие звуки и шипение вод, превращающихся в пар. Я начал карабкаться по склону назад.
Голубоватые вспышки позади меня становились все ярче. Потом из зияющего провала ударила густая струя дыма.
Наконец-то я добрался до периметра грязевого вала и укрылся за ним. Осторожно приподнял голову. Гнездо, казалось, медлило, словно раздумывало, что предпринять дальше.
И — надумало!
Оно прыгнуло вверх из выемки. Поднялось по крутой дуге, сверкая белым пламенем, помедлило в верхней точке и рухнуло вниз. Оно упало как раз посреди деревни и тут же подпрыгнуло, оставив позади несколько горящих деревьев. Горячий ветер ударил мне в лицо. Гнездо подпрыгнуло снова.
Оно перемещалось прыжками и пугало сверкающим паром. При каждом ударе из него вырывались огромные искры, и земля вспыхивала, но только на мгновение. Деревня стояла на слишком топком месте, чтобы поддерживать огонь.
Гнездо продолжало прыгать. Оно покинуло деревню, отмечая свой путь новыми очагами пламени, и по прямой линии двинулось к горам на западе, где ждал Шуга.
Оно прыгнуло на холмы, заскакало по нему словно шарик. Я мог его видеть — сверкающее белое пятно, беспорядочно перемещавшееся по склону горы. Наконец оно исчезло по ту сторону гребня. Ветер следовал за ним, потрескивая от присутствия того бога, который еще не сказал своего слова, затем он тоже пропал на западе. Что-то вроде тишины снизошло на землю. Остались лишь звуки воды, стекающей с веток деревьев в деревне.
Я встал и посмотрел туда, где в центре деревни все еще поднимался столб черного дыма. Смахивая грязь, налипшую на одежду, я подумал: осталась ли в живых моя первая жена? Я бы очень сожалел о ней. Она была хорошей женщиной, послушной и сильной, почти как вьючное животное.
И тут мне пришло в голову, какой из богов еще не сказал своего слова. Я присел. Стояла мертвая тишина. Только хлюпала грязь и шипела вода, пробиваясь между слипшихся камней — только эти звуки наполняли ночь. Ветер совсем прекратился. Последняя Луна спускалась на западе. Вскоре темнота охватила всю землю. Вокруг стало небезопасно.
Мог ли именно в этом ошибиться Шуга? Он, кроме всего, был непредсказуемым богом и славился своей склонностью к чванству, а так же был известен тем, что терпел неудачу именно тогда, когда меньше всего ожидал. Может быть экспериментальная природа заклинания Шути оказалась недостаточной, чтобы расшевелить его…
Позади меня восток стал вместо черного темно-голубым. Я поднялся, проклиная жесткую и холодную тяжесть моей одежды. И тут же обжигающая глаза ослепительная вспышка заполнила мир…
Глаза мои от боли зажмурились. Но мысленно я все еще продолжал видеть огромный огненный шар, похожий на шары Шуги, но увеличенный до размеров горы. Потом я заставил глаза раскрыться и увидел громадную, вздымающуюся массу пламени — раскаленный яростный гриб-поганку — пылающий дым, поднимающийся из-за гор, скрывающий небо и все кругом…
Меня опрокинуло на спину, поволокло по грязи, словно от удара гигантским молотом, изготовленным из воздуха. А звук! О, этот звук! Мои уши, казалось, лопнут от боли — таким он был громким и непереносимым.
Если я считал, что голос Макс-Вотца, пришедший в деревню, был громким, то в сравнении с этим звуком он казался шепотом. Словно сам Суэло спустился вниз и хлопнул своими могучими ручищами.
Но звук продолжался, превратившись в перекатывающийся гул, громыхающий над холмами. Он ворчал и грохотал над миром. Отдалялся и снова накатывался непрерывной волной. Я был уверен, что еще очень долго буду слышать его, даже после того, как он исчезнет. Но этот неистовый гудящий рев не смолкал. А с неба начали сыпаться небольшие камни.
Элкин сказал свое слово!
Глава 18
Я нашел свою жену, скорчившуюся на ветках, под вырванным с корнем деревом.
— С тобой все в порядке? — спросил я, помогая ей подняться на ноги.
Она кивнула.
— Хорошо. Тогда найди какую-нибудь тряпку и перетяни мне ребра. Мне больно.
— Да, мой муж.
И она покорно начала стаскивать свою юбку.
Я узнал ее — юбка была одной из самых любимых. Я остановил руку женщины.
— Не надо рвать. Найди что-нибудь другое. У тебя не осталось в этом мире ничего другого. Храни ее в целости.
Женщина взглянула на меня, глаза наполнились слезами благодарности.
— Да, мой муж…
Она замолчала. Я понял, что она хочет сказать что-то еще, но боится.
— Продолжай, — приказал я.
Она, забыв о грязи, повалилась на колени и возбужденно схватила меня за руки.
— О, муж мой, я так боялась за тебя! Мое сердце наполнилось такой радостью при виде тебя, что я не могу ее скрыть. Я жизни без тебя не мыслю!
Она целовала мои руки, прижимаясь головой к моему телу. Я погладил мех на ее голове, хотя тот и был перепачкан. Но то не имело сейчас особого значения. Мы оба промокли насквозь и изрядно вывозились в грязи.
— Все хорошо, — сказал я.
— О, говори, говори со мной! Скажи, что опасности больше нет, что в мире все снова стало хорошо.
— Встань, женщина, — сказал я.
Она тут же встала. — Я все потерял. Наше гнездо разбито, а дерево повалено. Я не знаю, где мои дети, куда разбежались другие жены. У меня ничего не осталось. Лишь та одежда, что на теле. И все же я не бедный человек…
— Нет? — она глядела на меня. Коричневые ее глаза расширились от удивления.
— У меня осталась женщина… хорошая жена. — Я посмотрел в ее глаза, раскрытые и светящиеся любовью. — Женщина с крепкой спиной и желанием работать. Я знаю это. А теперь иди и найди что-нибудь для повязки. Ребро болит.
— О, да, мой муж, да!
Она осторожно зашлепала по грязи, покрывающей землю. Я медленно сел. Отдохнуть бы, поспать…
