Джиль Конвей пела старую песню, и пальцы ее бегали по грифу гитары. Затем она стала просто насвистывать мелодию. Трели глиссандо, аккорды плавали под звездами, касались нервов, пока все тело, казалось, не начинало трепетать в такт волшебным звукам, пришедшим сюда через бездну времени.

Ее взгляд бесцельно блуждал вокруг. Ночь была теплой, и Джиль откинулась на крышу своего коттеджа. Она сидела под открытым небом вместе с Юрием. Уличного освещения в Примавере не было, а от окон соседей их защищал забор. Единственным источником света в комнате был светящийся шар на столе, который соседствовал с бутылкой коньяка. Бутылку к обеду, который приготовила Джиль, принес Юрий. Над деревьями торжественно сияли звезды. Между ними быстро плыла Целестия. Но глаза Джиль смотрели дальше, в созвездие, где находилась Земля, где родились слова и мелодия той песни, которую она подарила гостю. На Земле родилась раса, к которой принадлежала и она сама, хотя вряд ли и частица этой расы осталась в ней…

«Звезды, — думала она. — Мы можем исследовать объекты, находящиеся от нас в тысяче световых лет. Но что происходит с людьми, мы понять не можем… Какие они теперь… Световые годы… Свет…»

Свет блестел на траве, отражался от блестящих эмблем на одежде человека, и она знала это, от серебряного обруча, стягивающего ее волосы… Она закончила песню.

— Прекрасно! — воскликнул Джерин. — Никогда не слышал ничего подобного. Откуда эта песня?

— Думаю, из Америки. — Джиль опустила гитару и откинулась на спинку кресла, взяла стакан и сделала из него глоток. Этот бренди с Земли ударял ей в голову. Она предупредила себя, что не нужно слишком увлекаться. Однако не нужно и пренебрегать. Умеренность во всем, включая и саму умеренность.

Она вспомнила, как когда-то сказала эту фразу Яну Спарлингу, и тот ответил, что ее идея об умеренности понравилась бы Александру Великому.

Любит ли Ян меня? Мне бы очень хотелось знать, чтобы знать, как мне поступать…

Она продолжила, улыбавшись:

— Странно, что ты прилетел в такую даль, чтобы услышать песню твоей планеты. Однако на Земле она давно забыта. А здесь мы сохраняем многое из старого. Может, мы поступаем неправильно?

Джерин покачал головой.

— Нет, Джиль, — поспешно сказал он.

Они уже во время обеда перешли на имена. Причем он с таким знанием дела похвалил ее искусство кулинарии, что она была уверена: он вполне искренен. И она была горда похвалой.

— Мелодия настолько оригинальна, что скорее всего местного происхождения, да?

— И да, и нет, — ответил она. — Я провела много времени на полевых работах в горах. На больших расстояниях местные жители общаются между собой с помощью пересвистывания. И на основе этого они создали целую музыкальную систему. Я попыталась приспособить ее к земной мелодии. И это было непросто, так как иштарианцы слышат мелодии в большем диапазоне, чем мы. Их музыка и танцы чересчур сложны с нашей точки зрения.

— Но ты превосходно исполнила песню!

— Да, это мое хобби. Тебе следовало бы послушать и другие мои песни. Некоторые даже неприличные, — хихикнула она.

Джерин усмехнулся и наклонился к ней. Джиль надеялась, что он не воспринял ее слова, как намек. Чтобы сменить опасную тему, она пошутила и была вознаграждена смехом. Затем наступила тишина.

— Прекрасный вечер, — пробормотала она, — Нужно сполна насладиться им. Такие вечера бывают редко.

— Да, прекрасный, — ответил он, — В основном благодаря тебе.

Она бросила на него быстрый взгляд, но он сидел спокойно.

— Я действительно благодарен тебе за приглашение и за такое хорошее отношение ко мне. У нас здесь будет трудная работа, и почти все к тому же относятся к нам холодно и даже враждебно.

— По-моему, это неправда. На тебе та же форма, что и на брате. Эту войну развязал не ты, и тебе приходится просто выполнять свой долг, как и всем людям.

— Ты знаешь, я за войну. Не для завоевания, не для славы. Просто это меньшее из зол. Если мы сохраним баланс сил на сегодня, нам придется воевать лет десять или двадцать.

— Ты уже говорил это… Я, Юрий… Ты нравишься мне как личность, но не хочешь понять, что я пытаюсь повлиять на тебя. Я хочу, чтобы ты помог Иштару. Ты говоришь о жертвах во имя высшего добра. А какова ценность миллионов живых мыслящих существ? Существ, создавших свое общество, искусство, философию, существ, которые опередили нас в эволюционном развитии?

Его рука сжала ручку кресла.

— Я понимаю, что у вас здесь много друзей, которые пострадают, если вы не выполните свои программы. Но посмотрим на ситуацию беспристрастно, Джиль. Прости меня, но задай себе вопрос: каковы научные достижения в мире твоих друзей?

— Это не разговор! — воскликнула она, — Твоя дурацкая база…

Она замолчала, и Юрий поспешил вклиниться в ее речь:

— База — это мелочь. Она, конечно, нужна, но это мелочь. Главное в том, что война без остатка поглотит все наши ресурсы. Вы не сможете получать помощь с Земли. И эти жертвы приносятся во имя людей, которые могут так же пострадать, как и иштарианцы.

— Не знаю, — она смотрела мимо него, — Неужели твоя высшая цель состоит в том, чтобы ограбить наксанцев? — Она поначалу говорила шепотом. — Не знаю. Единственное, что я знаю, это то, что мы теряем шанс продвинуться еще дальше в изучении молекулярной биологии.

Краешком глаза она увидела, что Юрий нахмурился.

— Хм. Я не уверен. Я уже слышал от тебя, что иштарианцы такие уникальные существа, но не знаю, насколько их достижения могут быть полезны для нас.

— К чему сейчас говорить об этом, если мы даже не пытались рассмотреть эти вопросы. Но я сейчас говорю только о биологии. Мы только начинаем понимать внеземную жизнь. Переворот, который свершается в биологии, сравним с эйнштейновским переворотом в физике. И Иштар, эта замечательная планета, может быть, единственная во Вселенной, где мы можем эффектно изучать внеземную жизнь.

— Но война ведь не повлияет на твои исследования, Джиль…

— Напротив. Для изучения T-жизни мы должны иметь свободный доступ в Валленен. Мой дядюшка Ларекка приезжал сюда просить у нас помощи, чтобы сохранить Валленен. — Она посмотрела на Юрия. — Как тебе это нравится, Джерин? Все наши будущие знания, может быть, даже тайна бессмертия человека находятся под защитой старых, измученных воинов-легионеров.

— Я не совсем понимаю тебя. Будь добра, объясни.

Ее охватило удивление. «До сих пор он все понимал и не нуждался в ее пояснениях. Откуда же теперь такое невежество?»

Он сидел, освещенный сиянием звезд, в правой руке стакан, в левой — сигарета. Добрый и сердечный, но с каким-то налетом таинственности. И… О, святой Дарвин! Как он красив! Сердце ее заколотилось.

«Нет, я не должна влюбляться! Хотя знаю, что это довольно просто. Но какая же из меня жена космолетчика? Или из него — житель Примаверы?»

Она вспомнила тех мужчин, что были у нее раньше. Разумеется, не мальчишек, друзей детства, с которыми она носилась на мотоциклах, выделывая головокружительные трюки. Теперь, оглядываясь назад, она понимала, что несмотря ни на что, они боялись ее, так же, как и она их… Возможно, именно они подготовили ее именно к тому, что она совершенно неожиданно для самой себя отдалась Кимуре Сэндзо. Ей тогда было семнадцать. Два года она сопровождала его в экспедициях — и это было чудесно, божественно, греховно… Но это было бы не таким, если бы он с самого начала не предупредил ее, что будет вынужден вернуться к своей жене и маленькой дочурке, которая скучает без папы. И это тянулось два года… После него у нее было еще трое — но к каждому из них она не испытывала ничего, кроме дружеских чувств. И эти связи были недолгими, потому что Примавера — небольшой городок, и она не хотела, чтобы люди, к которым она хорошо относилась, перессорились между собой…

Ян… Она вообще не была уверена, что любит его, и к тому же Рода…

«Джиллиан Ева Конвей, — сказала она в мыслях голосом Ларекки. — Опусти свой хвост. Ты помнишь, что этот человек — враг! Возможно, он симпатичен тебе, но для тебя это не более, чем объект игры, которого ты должна подчинить себе».

Какие сексуальные видения мелькнули в ее мозгу? Она хихикнула.

— В чем дело? — спросил Джерин.

— Ничего. Просто задумалась, — быстро ответила она.

Он с любопытством посмотрел на нее.

— Мне хотелось бы знать, что же это такое — Т-связь?

— О, да, — она расслабилась и выпила глоток коньяка, — Это сокращение для выражения: «Жизнь, возникшая на Таммузе». Для того, чтобы отличить ее от орто-иштарианской жизни, которая возникла на Иштаре… Ты знаешь, что в системе Ану есть планеты, подобные Земле. И на одной из них возникла разумная жизнь. Это было миллионы лет назад. Когда Ану стал раздуваться, таммузианцы решили переселиться на Иштар посновать здесь колонию. Разумеется, это только наши предположения.

Джерин поднял брови.

— Предположения? Я думал, это доказано.

Джиль покачала головой.

— Какие могут быть доказательства через миллион лет? Я могу показать тебе доклады археологов, работающих на Таммузе. Весьма интересно и несколько грустно. Во всяком случае есть основания предполагать, что таммузианцы создали средства для межпланетных перелетов и пытались колонизировать Иштар. Разумеется, все они не смогли переселиться сюда. Вероятно, они хотели спасти лишь некоторых, чтобы жизнь могла возродиться снова.

— Насколько я знаю, — сказал Джерин, — они прибыли на Иштар и обнаружили, что здешняя биохимия несовместима с их биохимией, стерилизовали один из островов и поселились там. Однако по неизвестным причинам они все вымерли. И животные, и растения с Таммуза также погибли. Осталась только микроскопическая флора, приспособившаяся и со временем эволюционировавшая в многоклеточные формы жизни. Я правильно все понимаю?

— Да, эта терминология и теория весьма популярны, — ответила Джиль, — Она послужила основой для огромного количества плохих стихов, песен, фантастики, пьес для любительского театра. Но это только голая теория. Вполне возможно, что споры таммузианской жизни были занесены сюда метеоритами. А может, они присылали сюда экспедиции, от которых и сохранились формы жизни, известные сейчас.

А может, они действительно собирались здесь жить, но вскоре открыли принцип Маха и улетели куда-то в другую Галактику. Может, они все еще сосуществуют где-то, и их цивилизации на миллиарды лет опережают нашу, — Вся шутливость покинула ее. Она подняла голову к звездам и прошептала: — Понимаешь? И археологам можно было бы и не перекапывать древнюю почву.

Он ответил, и Джиль почувствовала в его голосе благоговейный трепет:

— Великая идея… Даже слишком великая для нас.

Она продолжала деловым тоном:

— Да, теорий было очень много. Гораздо больше, чем фактов. Во-первых, на Иштаре, с его вполне земной биохимией, существует T-жизнь. Даже базирующаяся на водных соединениях протеина, но во многом чуждая ортожизни. Во-вторых, планета Таммуза мертва, но все говорит о том, что там когда-то существовала T-жизнь. В-третьих, T-жизнь Иштара сконцентрирована на Валленене, в северной его части. Это дает возможность предположить, что там когда-то был остров, заселенный колонистами и очищенный от местной жизни.

Но затем этот остров слился с другими островами, и в результате этого образовался материк, который затем стал нам известен под названием Валленен. Однако прямых доказательств этому мы не имеем. Это — терра инкогнита для нас.

— Все еще неизвестная, хотя человек появился на Иштаре сотни лет назад? — удивился он. И тут же сказал: — Впрочем, я понимаю. Обзор с орбиты, посадки в случайных местах. До планомерного исследования дело еще не дошло. Перед нами еще много работы.

Джиль кивнула.

— Да. У нас множество проектов. А пока мы в основном работаем в зоне Южного Валленена. Только если Газеринг будет спасен и удержится, мы сможем продвинуться дальше на север.

И тут же с жаром добавила:

— Неужели ты не видишь, какую ценность представляет Иштар для Земли? Да, я знаю о планетах, где найдены аналоги T-жизни. Но того, что мы имеем здесь, нет нигде! А уникальные интерзоны, где совмещаются T-жизнь и ортожизнь Иштара!

Джерин улыбнулся.

— Ты выиграла.

Она улыбнулась в ответ.

— Две разные экологии, неспособные эксплуатировать одна другую. Только из-за этого одного нужно помочь Газерингу остаться в Валленене.

Джиль допила свой стакан, и Джерин взял бутылку, чтобы наполнить его вновь.

— Своей лекцией я заслужила эту выпивку, — заметила Джиль.

— Да, ты говорила весьма интересно, — согласился он.

— Теперь твоя очередь. Расскажи, где ты бывал.

— Если ты потом споешь мне еще.

— Мы найдем песню, которая знакома нам обоим. Давай начинай, — она снова подняла лицо к небу. Целестия уже скрылась, и остальные звезды высветились еще ярче. — О, сколько на свете удивительного! Даже умирать не хочется!

— Почему ты никогда не была на Земле?

— Я считаю, что здесь интереснее. О, я знаю, что на Земле есть много интересного, но у нас здесь большая фоно- и видеотека, записи, фильмы, фотографии…

— Самая лучшая голограмма не сможет заменить действительность, Джиль. Чего стоит один собор в Шартре! И ты со своим живым воображением нашла бы на Земле много интересного.

Послышался звонок, и Джиль поднялась.

— Извини, звонят.

«Кто бы мог быть в такой поздний час? — подумала она, — Кто-нибудь из команды Юрия?»

Она вошла в комнату и включила флюопанель. Резкий свет ударил по ее глазам и нервам. Комната как бы выпрыгнула из темноты. На алом бархате стен, расшитом спиралями, были развешаны инструменты, оружие иштарианцев, а, кроме того, тут же висели рисунки и фотографии, которые она делала сама. В шкафу стояли ее любимые книги, кассеты с записями.

Снова послышался звонок, и она со вздохом села и включила экран.

На экране появилось лицо Яна Спарлинга. Он был угрюм, глубокие морщины перерезали его длинное лицо, глаза запали и казались зелено-голубыми. Его черные волосы были в беспорядке, а бритва не касалась щетины по крайней мере дня два-три.

Сердце Джиль отчаянно забилось.

— Привет, — автоматически сказала она. — Ты похож на яблоко из компота. Конечно, случилось что-то плохое?

— Я решил, что ты должна об этом знать, — Голос его был хриплым, — Ведь ты дружила с Лареккой.

Она ухватилась за край стола.

— О, с ним ничего не случилось, — поспешно сказал Ян. — Но… Я звоню из Сехалы. Целых восемь дней мы совещались.

Бесполезно. Ассамблея проголосовала за то, чтобы оставить Валленен. Мы не можем убедить их, что такое решение несет еще больше опасности. Я поддержал Ларекку, хотя у меня нет опыта в этом вопросе. Я просто верю Ларекке. Но больше нас никто не поддержал. Ларекка уверен, что ни один легион не присоединится к нему. Все потеряно.

Джиль охватила ярость.

— Идиоты! Неужели они не понимают?

— Им непросто. Ведь сейчас у них и дома много проблем. Я думаю, что смогу договориться, чтобы нам разрешили совершать полеты над Газерингом. Но будет ли у нас самолет? — в его голосе было сомнение, — А твоя задача — заняться Лареккой. Он все воспринял очень тяжело. Ты можешь успокоить его, вдохнуть в него жизнь… — он смотрел на нее так, что было ясно — не один Ларекка нуждается в ее помощи.

Слезы подступили к ее горлу, но она с трудом сдержала их.

— Что ты собираешься предпринять?

— Он направился в Валленен. Ты сможешь перехватить его на Якулен Ранч. Он остановится там, чтобы подготовиться к пути и попрощаться с друзьями.

— Я могу доставить его на самолете.

— Если наш уважаемый губернатор предоставить самолет нужного размера. Попроси его. Он наверняка поможет. Ларекка надеется, что сможет убедить легион подчиниться ему.

Джиль кивнула. Она знала, что командир легиона выбирается общим собранием офицеров. И он может быть смещен таким же голосованием.

— Ян, — почти взмолилась она. — Но зачем ему это нужно? К чему рисковать жизнями воинов?

— Он сказал, что должен поступить так. Он надеется, если дело пойдет совсем плохо, то Ларекка сумеет все же эвакуировать тех, кто останется в живых. Он хочет не просто испугать варваров. Он хочет втянуть их в битву, выяснить их реальную силу и намерения. А когда это будет ясно, он получит подкрепления, — Спарлинг вздохнул. — Ну вот, теперь ты знаешь все. Я буду звонить Году.

— Ты позвонил мне первой! — воскликнула она. — Благодарю.

И он улыбнулся ей той улыбкой, которая всегда нравилась Джиль.

— Ты заслуживаешь этого. Я вернусь через пару дней. Мне нужно связать еще несколько оборванных концов. Приходи к нам, — Он попрощался, замолчал, затем экран погас.

Некоторое время она сидела перед экраном. Милый Ян, если бы он знал, как она восхищается им, исколесившим всю планету, готовясь к битве с красным гигантом. Иногда она думала, как бы сложилась ее жизнь на Земле на двадцать лет раньше.

Затем она тряхнула головой, вытерла глаза — ни к чему думать о несбыточном. «У меня тьма дел. Только я не знаю, как их делать».

Она поднялась и вышла в сад. Свет из комнаты упал на Джерина, который при виде ее сразу встал. Лицо его стало тревожным.

— Плохие новости, Джиль?

Она кивнула. Юрий подошел к ней и, взяв за руки, заглянул в глаза.

— Могу я чем-то помочь?

Надежда колыхнулась в ней.

— Конечно. — Затем она коротко обрисовала ситуацию.

Его подвижное лицо превратилось в маску.

— Мне жаль, — сказал он. — Я понимаю твое состояние. А что касается того, что мне приказано, то я не могу подвергнуть сомнению его правильность. Мне запрещено даже в малой степени вмешиваться в дела планеты.

— Ты можешь обратиться к командованию, объяснить…

— Это будет бесполезно. И, следовательно, я не буду отрывать командование от дел.

— Хорошо. Поговорим об этом позже. А что касается настоящего момента, так Ларекка ищет быстрый способ передвижения. Я слышала, что в твоем распоряжении есть достаточно большие лайнеры.

— Да, — сказал он. — Несколько штук есть. Ведь нам придется строить большие наземные сооружения.

— Ты не мог бы предоставить один из них на пару дней? — она говорила и чувствовала, как у нее перехватывает дыхание, — Ведь основная работа еще не начата.

— Боюсь, что мне придется отказать. Поверь, я сожалею об этом, но я не могу рисковать флайером. Метеорологические условия на планете сейчас непредсказуемы. Флайер может попасть в бурю и погибнуть.

Она вспыхнула.

— Если ты не доверяешь мне, то пусть флайер поведет кто-нибудь из твоих пилотов.

Голос его звучал мягко, но возражений не допускал.

— Этот полет грозит не только потерей флайера, но и может сорвать выполнение моей миссии. Нет, это же и вмешательство в дела планеты. Пусть небольшое, но оно создаст прецедент. Как я потом буду отказывать в следующих просьбах? Нет, я не смогу оправдаться перед командованием.

Ее охватила ярость.

— Значит, ты просто боишься выговора? Галочка в твоем личном деле! Задержка в получении следующего звания? Вон! Пошел вон!

Он был поражен.

— Но… Я не имел… Я не имел в виду…

— Пошел прочь, болван! Или я вышвырну тебя прочь, как… Как вот это! — она схватила бутылку коньяка и швырнула ее вон. Бутылка не разбилась, но из ее горлышка, как струйка крови, вылилась темная жидкость.

Губы его сжались, ноздри расширились. Он коротко поклонился.

— Прошу прощения, мисс Конвей. Благодарю за гостеприимство. Доброй ночи.

Он пошел мерной походкой и вскоре исчез в темноте.

«Что я наделала? Может, так нельзя? Но я не могла иначе». Она присела возле бутылки коньяка, из которой все капала темная жидкость, и заплакала.