12 апреля 1970 года. Там, где я живу, это был день свежей весенней зелени, влажной от ночного дождя, белых облаков, подгоняемых ветром, от которого рябило лужи на моем подъездном пути; земля была холодной и вязкой у меня в пальцах, когда я сажал луковицы ирисов.

Заскрипел гравий под колесами. Подъехала машина, остановилась под большим старым каштаном, который нависал над газоном. Я не узнал машину и негромко выругался; всегда неприятно избавляться от коммивояжеров. Но тут из машины вышли двое, я узнал мужчину и догадался, кем может быть женщина.

— Док! — Хейвиг подбежал и обнял меня. — Боже, как я рад вас видеть!

Я не очень удивился. Все месяцы после его последнего посещения я ожидал, что он вернется, если останется жив. Но только в эту минуту понял, как волновался за него.

— Как твоя жена? — спросил я.

Радость на его лице погасла.

— Она умерла. Расскажу… позже.

— О, Джек, как жалко…

— Ну, для меня это произошло полтора года назад. — И когда повернулся к длинноногой рыжеволосой женщине, подходившей к нам, смог снова улыбнуться. — Док, Леонсия, вы уже много слышали друг о друге. Теперь познакомьтесь.

Как и он, Леонсия не обратила внимания на мои грязные руки. Вначале эта встреча меня смутила. Никогда раньше не встречал я человека из другого времени; Хейвиг не в счет. И хотя он не очень много о ней рассказывал, все равно в его рассказе ясно звучала нотка ее отличности. Она думала, действовала, жила не так, как женщины, как вообще люди, рожденные в мою эпоху.

И однако охотница, советница вождя племени, шаман, любовница и убийца многих мужчин… на ней было обычное платье и… да… нейлоновые чулки, туфли на высоких каблуках, в руке она держала сумочку, улыбалась накрашенным ртом и сказала по-английски — язык ее не очень отличался от моего:

— Здравствуйте, доктор Андерсон. Я с нетерпением ждала этой встречи.

— Заходите в дом, — с трудом проговорил сказал я. — Примите душ, а я пока приготовлю чай.

Леонсия очень старалась быть невозмутимой, но ей это плохо удавалось. Хейвиг рассказывал, а она то и дело вставала со стула, подходила к окну, смотрела на тихую улицу.

— Успокойся, — сказал он ей наконец, — мы же все проверили, просканировали этот промежуток времени. Помнишь? Никаких агентов мы не обнаружили.

— Не могли же мы проверить каждое мгновение, — возразила она.

— Нет, но… док, я через неделю буду звонить тебе и спрошу, все ли у тебя в порядке, так что ты не удивляйся.

— Может они приготовили что-нибудь? — предположила Леонсия.

— Вряд ли. Мы списаны со счета. Я уверен.

— Вероятно, я еще девочкой привыкла нервничать.

Хейвиг явно колебался, потом все-таки сказал:

— Если они охотятся на нас, а док в контакте с нами, разве они не ударили бы через него? Но до сих пор не ударили. — Потом обратился ко мне: — Трудно признаться, что я сознательно подвергаю вас опасности. Именно поэтому я избегал встреч с матерью.

— Все в порядке, Джек. — Я попытался рассмеяться. — У меня появилось интересное хобби на пенсии.

— С вами все будет благополучно, — настаивал он. — Я проверил.

Леонсия шумно вздохнула. Некоторое время все молчали, слышен был скрип ветвей снаружи. Набежало и ушло облако.

— Ты хочешь сказать, — выговорил я наконец, — что проверил: я буду спокойно жить до смерти.

Он кивнул.

— И ты знаешь дату моей смерти?

Он сидел неподвижно.

— Не говори мне, — закончил я. — Я не боюсь. Но все же хотел бы прожить спокойно в старом стиле обычных смертных. Я тебе не завидую — ты теряешь друзей дважды.

Засвистел мой чайник.

— Итак, — сказал я через несколько часов, — вы не собираетесь оставаться пассивными? Хотите как-то выступить против Убежища?

— Если сумеем, — негромко ответил Хейвиг.

Леонсия, сидевшая рядом, взяла его за руку.

— Но что именно? — воскликнула она. — Я сама была в будущем — ненадолго. Убежище стало еще больше, и я видела, как Калеб Уоллис вышел из самолета — к тому времени уже будут работать автоматические фабрики. Уоллис состарился, но он там был. — Она вцепилась пальцами, как когтями. — Никто не убил этого ублюдка и не уничтожил все Убежище.

Я набил трубку. Мы поели и теперь сидели среди моих книг и картин; я объявил, что солнце уже вблизи несуществующей реи и потому можно налить виски. Но эти двое явно не наслаждались посещением старого друга, а для нее — нового знакомого: радость встречи ушла и выступили, как камни из-под воды, горе и гнев.

— Вы не знаете всего будущего Убежища, — сказал я.

— Ну, мы читали книгу Уоллиса и слышали его рассказы, — ответил Хейвиг. — Мы не считаем, что он лжет. Такой эгоист, как он, не станет лгать, особенно на такую тему.

— Ты меня не понял. — Я указал на него черенком трубки. — Вопрос в том, проверяли ли вы лично, год за годом, каково будущее Убежища?

— Нет, — ответила Леонсия. — Вначале не было причин, а сейчас это слишком опасно. — Она пристально посмотрела на меня. Умная женщина. — Вы куда-то клоните, доктор?

— Может быть. — Я чиркнул спичкой и раскурил трубку. Небольшой огонек успокоительно загорелся у меня в руке.

— Джек, я немало думал над тем, что ты рассказал в прошлое посещение. Это естественно. У меня есть время думать и изучать и… ты пришел в надежде, что у меня возникнет идея. Верно?

Он кивнул. Видно было, как он дрожит.

— У меня нет полного решения вашей проблемы, — предупредил я. — Я просто обдумал твои слова; свобода расположена в области неизвестного.

— Продолжайте! — попросила Леонсия. Она сидела, сжав кулаки.

— Что ж, — сказал я, попыхивая трубкой, — ваши рассказы подтверждают мою точку зрения. А именно: Уоллис верит, что его организация, видоизмененная, но в основе своей прежняя, та самая, что основана им, будет существенной особенностью мира постмаури. То, что вы установили, делает это мнение не очень правдоподобным. Следовательно, где-то существует несоответствие. И… о том, что происходило между этими двумя точками, вы знаете только со слов Уоллиса, а он тщеславен, самовлюблен и родился свыше ста лет назад.

— А какое отношение к этому имеет время его рождения? — спросил Хейвиг.

— Большое, — ответил я. — Мы живем в сложное время. Наше поколение получило тяжелые уроки, в которых не нуждалось поколение Уоллиса. Оно их и представить себе не могло. Он, возможно, слышал о таких концепциях, как операционный анализ, но он их не использует. Они не вошли в его плоть и кровь.

Хейвиг напрягся.

— Твой хронолог — образчик мышления двадцатого века, — продолжал я. — Кстати, что с ним стало?

— Самый первый я оставил в Пере, когда… когда меня схватили, — ответил он. — Наверно, те, кто поселился в доме, выбросили его или разобрали на части. А может, испугались, что это колдовство, и бросили в Рог. Я потом сделал новый.

Дрожь прошла по моему телу, и я немного понял охотницу Леонсию.

— Люди, которые захватили тебя, даже сравнительно образованный Красицкий, и не подумали прихватить его с собой для изучения, — сказал я. — .Это очень хорошо иллюстрирует мою точку зрения. Послушай, Джек, каждый путешественник во времени испытывает большие трудности, когда нужно попасть в строго определенный момент. Ты обдумываешь проблему, находишь ее решение — инструмент, — находишь компанию, которая в состоянии выполнить твое поручение и создать для тебя этот инструмент.

Я выдохнул голубое облако.

— Но Уоллису это не пришло в голову, — закончил я. — И никому из его банды. Такой подход для них неестествен.

Наступило молчание.

— Ну что ж, — сказал наконец Хейвиг, — я самый поздний путешественник во времени, которого они обнаружили до самого Судного Дня.

— Угу, — хмыкнул я. — Воспользуйся этим преимуществом. Ты уже начал. Я имею в виду твои исследования периода постмаури. Тебе может показаться невероятным, что люди Уоллиса не проделали такого глубокого изучения. Но вспомни, что он из времени, когда предвидение было ограничено, когда все считали, что вырубка леса и добыча нефти будут происходить вечно. Это был век Кларка Максвелла, да — я имею в виду главным образом его работы в той области, которую мы называем кибернетикой, — и Бэббиджа, и Пирса, и Рикардо, и Клаузевица, и множества других мыслителей, плодами работы которых мы до сих пор пользуемся (Кларк Максвелл — шотландский физик 19 века. Бэббидж — английский математик. Чарльз Пирс — американский математики философ 19 века. Давид Рикардо — английский экономист начала 19 века. Карл фон Клаузевиц — немецкий генерал и автор книг по теории военных действий. — Прим. перев.). Но в их время семена, которые посеяли эти мыслители, еще не проросли и медали плодов. И вообще, подобно многим другим путешественникам во времени, Уоллис как будто не стал оставаться в своем времени и изучать его. Нет, ему захотелось бахвалиться, устремиться в будущее и стать всемогущим суперменом.

— Джек, ты можешь воспользоваться своим так дорого доставшимся тебе опытом по изучению человеческой расы.

Леонсия казалась удивленной. Что ж, и для нее моя философия была новой. Хейвиг задумался.

— Что вы предлагаете? — негромко спросил он.

— Ничего определенного, — ответил я. — Все в общих чертах. Сконцентрируйся больше на стратегии, чем на тактике. Не пытайся в одиночку выступить против целой организации. Нет, поищи союзников.

— Где?

— Везде и во всех временах. Уоллис проявил определенное воображение в наборе рекрутов, но у него грубые методы, а взгляды ограниченные. Например, несомненно, в Иерусалиме в тот день было гораздо больше путешественников во времени. Его агенты отметили явных и на этом успокоились. Но должна существовать возможность привлечь внимание остальных.

— Гм… Я и сам об этом думал. — Хейвиг обхватил рукой подбородок. — Вроде того чтобы пройти по улицам, распевая по-гречески строки мессы…

— И по-латыни. Не нужно вызывать недовольство. — Я крепче сжал трубку. — Еще одно. Почему тебе нужно так строго хранить тайну? О, да, твой «дядя» был прав. Ребенок, о котором станет известно, что он путешествует во времени, оказывается в страшной опасности. Но ты больше не ребенок.

— Больше того. Как я понял, Уоллис считает обычных людей более примитивным видом. Он их называет «обыкновенными». И дает им только незначительные должности. Все, что он до сих пор делал, ограждает его от умов других людей.

— Я проделал незаметно некоторую работу в таких местах, как колледж Холберга и Беркли. В Беркли немало хороших ученых и ответственных людей. Могу назвать немало таких, кто примет факт твоего существования, будет уважать твою тайну и поможет, как помогли бы мне.

— Но зачем? — спросила Леонсия.

Хейвиг вскочил со стула и забегал взад и вперед по комнате. Он ответил так, словно ответ только что пришел ему в голову:

— Чтобы открыть мир, дорогая! Такие, как мы, не могут рождаться только на Западе. Это не имеет смысла. Китай, — Япония, Индия, Африка, Америка до появления белого человека — перед нами все человечество, мы можем черпать из него! И мы… — от волнения он заикался… — мы можем оставлять плохих и брать хороших, находить молодых и, черт возьми, прихватывать их сюда! Боже мой! Какое нам дело до несчастной банды головорезов в будущем? Мы сами построим свое будущее!

Конечно, все было не так просто. На самом деле они потратили больше десяти лет жизни на подготовку. Правда, в эти годы входило и улаживание их личных проблем. Когда я увидел их в следующий раз (после того телефонного звонка), они относились друг к другу, как счастливая пара, давно живущая в браке. Тем не менее десятилетие было тяжелым и опасным.

Этот период потребовал напряженных размышлений и трезвого реализма. Создание собственных коллег. С промежутками я получал сообщения об их прогрессе. Описание методов, которые они разработали, чтобы отыскивать путешественников во времени по всему миру и по всей истории, заняло бы целую книгу. Многие методы потерпели неудачу: но было достаточно таких, которые приводили к успеху.

Например, искатель осматривался, незаметно расспрашивал окружающих, искал людей, проявляющих какие-нибудь необычные черты, которые были бы естественны для путешественника, живущего в этом времени. Шаман, деревенская ведьма, местный священник, который помогает всем, кто к нему обращается, совершая небольшие чудеса. Крестьянин, хозяйство которого процветает: почему-то он никогда не страдает от дурной погоды. Купец, поразительно удачно вкладывающий деньги в корабли, в тот период, когда бури и пираты наносят тяжелый урон торговле. Воин, ставший неуловимым шпионом или разведчиком. Мальчик, который, по слухам, дает советы отцу. Время от времени такие люди оказывались действительно путешественниками… Тогда использовались способы привлечения их внимания. Допустим, появлялся необыкновенный предсказатель будущего…

Насколько это возможно, первых найденных обучали и самих превращали в искателей. Им не приходилось тратить время на превращение в повелителей из будущего. Таким образом, количество найденных увеличивалось, как снежный ком. Использовались методы, которые недоступны американцу 19 века, считающему двадцатый периодом разложения, а все предыдущие культуры — отсталыми и недостойными внимания. Существуют современные способы быстрого овладения языками. Есть древние способы, на которые не обратил внимания Запад, способы совершенствования тела и чувств. Под плетью войн, революций, вторжений, оккупаций они учились систематически создавать, учить и использовать своих братьев.

Но, вероятно, больше всего они старались научиться действовать вместе. Я не имею в виду тоталитарную версию, к которой Джек Хейвиг питал отвращение, и не ту «общность», которая бывает в корпорации или коммуне — это он презирал. Я имею в виду просвещенный прагматизм, который отвергает людей, произведших себя в аристократию, не верит в то, что унаследованная доктрина есть обязательно истина, готов выслушать и оценить любое предложение и поддерживает развитые средства сообщения, по которым все новые идеи доходят до руководства и обратно.

Наш век погибнет в огне. Но он оставит дары, за которые будет благодарно будущее человечество.

Нахождение путешественников во времени было только началом. Их нужно было организовать. Как? Зачем им оставлять дома, соглашаться на лишения, подвергать опасности жизнь? Что удержит их, когда они устанут, соскучатся или почувствуют себя одинокими, потерявшими близких?

Конечно, многих привлечет надежда на дружбу себе подобных. Этим воспользовался Уоллис, может воспользоваться и Хейвиг. Но этого недостаточно. У Уоллиса нашлось еще несколько побудительных мотивов. Используя ресурсы всей группы, человек получал у него возможность увидеть мир во всем многообразии и потворствовать своим атавистическим желаниям. Умным Уоллис предлагал власть, величие, возможность — долг, если выдадите себя убедить, что обычно очень легко сделать, — долг перед будущим предназначением.

Есть и такие, кто хочет учиться, быть свидетелем высочайших достижений человечества или просто наслаждаться приключениями и путешествиями. Им Хейвиг мог пообещать выполнение их желаний.

Но все это не дает еще повода для войны с Убежищем. Большинство путешественников согласились бы, что Убежище чудовищно. Но не менее чудовищны многие правительства и общественные институты. Какую угрозу представляет Сахем?

— Организация вступительного обучения, — со вздохом сказал мне Хейвиг. — Какое отвратительное слово. Предполагает промывку мозгов и неприкрытую пропаганду. Но по правде говоря, мы просто хотим объясниться. Мы стараемся ясно изложить факты, так чтобы наши новобранцы поняли, насколько несовместимо Убежище с нашим образом жизни. Что его нельзя оставить в покое. Это нелегко. Трудно доказать самураю из эпохи Камакура (Период японского средневековья, с 12 по 14 век. — Прим. перев.), что стремление править миром — стремление любого человека — является личной угрозой для него самого. Я здесь главным образом для того, чтобы познакомиться с тем, что предлагают наши антропологи и семантики. У нас есть, конечно, и свои находки, вроде верности вождю и товарищам, забавы от доброй потасовки или… конечно, и возможности разбогатеть — допустимыми способами. А для немногих — исполнение особой мечты…

Я завидовал огромности его задачи. Представьте себе: отыскать общее между учителем веры конфуцианцем, охотником на кенгуру, вооруженным бумерангом, польским школьником, средневековым месопотамским крестьянином, западноафриканским кузнецом, мексиканским ковбоем, эскимосской девушкой… И не просто отыскать, связать этих людей друг с другом. Само собирание такого калейдоскопа потребовало величайших усилий. Таким людям не требовалось много узнавать об Убежище. Вначале они убеждались, что для них Хейвиг предлагает единственный выход.

Они проходили предварительную подготовку в самых разных местностях и эпохах. Потом их проверяли на надежность и отсеивали забракованных. Средства для этого использовались самые необычные и разнообразные. Сомнительные случаи — небольшой процент — отправляли в их время, этим людям помогали добраться до дома, хорошо платили и говорили «прощайте». Они не получили еще достаточно информации о враге, чтобы связаться с ним. К тому же почти всегда они жили на удалении в тысячи миль.

Большинство направлялось на главную базу для дальнейшего обучения и для сооружения и расширения самой базы.

База располагалась примерно там же, где возникнет Убежище, но в гораздо более далеком прошлом, в середине плейстоцена. Эта предосторожность тоже была связана с проблемами. Длительность перемещения была трудна для путешественников, требовала особого оборудования и специально подготовленных мест отдыха. По пути создавались склады, туда приходилось переносить все постепенно, небольшими частями. Работа медленная и трудоемкая. Но безопасность того стоила, как и сама крепость. Она стояла на лесистом холме, а в долине под холмом протекала могучая река. Леонсия рассказывала мне, что камни в этой реке на солнце блестят, как бронзовые.

В результате поисков было найдено примерно равное количество представителей обоих полов. Создалась община — она оставалась бездетной, если не считать самых молодых членов, тем не менее это была община, у которой за несколько лет появились своя история, свои законы, церемонии и обычаи, рассказы и тайны. Община была связана как ссорами, так и любовью. И это и стало подлинным триумфом Хейвига. Сахем создал армию, Хейвиг сумел соединить своих людей в племя.

Все это я узнал от Хейвига и Леонсии, когда они посетили меня в марте. Они были в самой гуще подготовки. И до Кануна всех святых (Церковный праздник, отмечаемый первого ноября. — Прим. перев.) я не знал продолжения их истории.