Дверь камеры осталась открытой. Снова земля качнулась. Орта пыталась сохранить равновесие. Так скоро конец, предсказанный ею? Неужели уже ударил первый снаряд из космоса? Или земля в предчувствии смерти начала отвечать собственным страхом на притяжение самого большого из небесных странников?

Да, дверь открыта…

Орта собрала весь остаток сил и, шатаясь, побрела к свободе. Она расставила руки, будто проходя по шаткому мосту, который в любое мгновение может рухнуть, и миновала дверь, которая слегка повернулась, будто её толкнула чья–то невидимая рука.

Новая дрожь земли вызвала новое падение камней. Один из них ударил девушку в плечо с такой силой, что она закричала от боли. Рука её безжизненно повисла. Под храмом простирался целый лабиринт коридоров, и она их совсем не знает. Когда её вели вниз, она была слишком изумлена и подавлена, чтобы смотреть, куда идёт.

Светильники, установленные в камне, потускнели, но энергия их не иссякла. И не иссякнет, пока не разорвутся энергетические линии самой земли. По крайней мере не нужно пробираться в темноте. Но путь пришлось выбирать наугад: проводника у неё нет.

Коридор изогнулся. Виднелись и другие двери, некоторые распахнуты, может быть, сдвигами стен. Удары продолжались, каждый толчок сильнее предыдущего, так что раз или два Орте приходилось прижиматься к стене, цепляясь здоровой рукой за какую–нибудь неровность в камне.

Её вёл инстинкт, а с ним и страх. Она не сдастся, не позволит себе быть пойманной здесь, найдёт выход. Но вот она нашла лестницу и начала подниматься со ступеньки на ступеньку. С того времени, как она покинула свою камеру, она никого не видела и не слышала. Её, должно быть, покинули в этих глубинах. Дрожь земли на время прекратилась, но Орта была уверена, что толчки могут возобновиться в любой момент.

Теперь сверху доносились звуки., крики поражённых ужасом людей, гром падающих камней, может, даже частей стен. Она не видела теперь, куда движется; перед её глазами стояла предсказанная зеркалом картина. Скоро придёт волна…

Рука у неё сильно болела; прикосновение к стене вызывало такую боль, что невольно слёзы начинали катиться по её покрытым пылью щекам. Даже если здесь и были стражники, они бежали при первых судорогах земли. Она подбадривала себя тем, что огни ещё горят — значит, Сила жива.

И вот Орта поднялась из подземной темницы на верхние этажи и, полностью истощённая, прислонилась к стене, чувствуя странную отстранённость. Она как будто бродит во сне, навеянном зеркалом, и в этом сне у неё только роль наблюдателя.

У дальней стены лежало тело — лицом вниз, жёлто–золотой храмовый плащ откинут, но не настолько, чтобы скрыть алый поток, льющийся на белый камень. От тела отходят следы, кровавые, алые следы — и не человеческие ноги, а огромные когти, отчётливые у добычи, постепенно становящиеся всё менее заметными.

В горле у Орты появился вкус горечи, её вырвало, она рассталась с тем немногим, что ещё оставалось в желудке: ведь перед пророчеством она долго постилась и с тех пор почти не ела. След показывал, что не один ужас обрушился на землю. Прорвана защита, и высвободились существа Извне.

Орта пробиралась вдоль стены, держась как можно дальше от этих ужасных следов. Теперь она опять ощущала зловоние… но ей нужно пройти мимо мёртвого, чтобы попасть в следующую дверь.

Наконец она оказалась в знакомом коридоре и свернула в большой зал, к зеркалу. Может, там ей помогут её способности. Там её место, там безопасность…

Безопасность? Где теперь найти безопасность? Но тел она больше не видела, ни одного. Храм, сам по себе небольшой город, со множеством слуг, казался покинутым. Она вышла в Небесный Зал.

Золотые троны пусты, а зеркало…

Орта закричала и опустилась на колени. Сломанная рука болела так сильно, что на какое–то время у Орты перехватило дыхание. Но то, что она увидела, — хуже всякой телесной раны. Трёхногое сидение лежит на боку, перед ним взад и вперёд покачивается рама зеркала. Но блеск поверхности, в которую она так часто смотрела, исчез. Остались только осколки, разбросанные по полу. Зеркало погибло.

Сердце Орты билось неровно. Она пыталась произнести слова Отхода, Разъединения. Зеркало умерло… а её жизнь связана с ним безвозвратно… что же ей остаётся?

Тут только она поняла, что Рука сказан правду, что в ней что–то продолжает цепляться за жизнь, бороться за дыхание, за возможность двигаться. Она на коленях поползла вперёд, пока здоровой рукой не коснулась металлических обломков. Острый край одного из них порезал ей палец, она увидела, как капает на пол её собственная кровь. Темнело, небо затягивали тучи. Мать Солнце больше не светит, но ночь ещё не наступила. Ложная тьма одеялом накрывала картину гибели мира. И тут… сквозь полумрак вверх взметнулось пламя, далёкий огненный столб, такой гигантский, что осветилась вся страна.

Орта вспомнила своё видение. Поднимающиеся из глубины земли горы раскрываются и выбрасывают столбы пламени. Один из них она и увидела. А вот и другой. Порошок пепла начал опускаться повсюду, забивался в глаза, покрывал кожу, он обжигал, резал, не давал дышать.

Она снова услышала крики из города. Там люди, должно быть, сходили с ума, бегали в поисках убежища, которого не может быть, в тщетной надежде выжить. Но какая может быть надежда, если гибнет сама планета?

Орта заставила себя оторваться от осколков зеркала, символа её разбитой жизни. Скоро она придёт, эта волна, ушедшая с предназначенной ей впадины земли?

Это пресловутое убежище… сумела ли Голос добраться до него? Орта сомневалась, что убежище вообще возможно. Голос, Рука, те, кого они вели, — они все обмануты. Орта рассмеялась и потащилась дальше. Перед ней выросла лестница, ведущая к тронам. Она поднялась на первую ступеньку, потом на–вторую. Огни на стенах, казавшиеся в наступившей полутьме яркими, превратились в слабые искорки, они гасли. Итак, исчерпывается сама Сила. Проявит ли она себя в последний раз у самого центра пересечения линий?

Сила — она жила ею и ради неё. Её собственных способностей оказалось недостаточно для овладения Силой, они давали ей только возможность предсказывать. Зеркало разбито, её способности… мертвы.

Она ухватилась за ручку ближайшего трона — трона Голоса. Как часто стояла она в этом зале и во время Вечернего Гимна, и во время Гимна Первого Света Утра, смотрела на Голос, которая, полная Силы, посылала всем благословение, с её пальцев срывались огненные ленты и разлетались по всему городу: всё хорошо, правда торжествует, Тьма побеждена! Орта умудрилась встать и полусела–полуупала на сидение. Она совершает святотатство, пытаясь вызвать остатки Силы. Но разве она уже не мертва вместе со своим зеркалом? Пусть Сила сожжет её, превратит в ничто за дерзость, лучше умереть быстро, чем жить и видеть эти ужасы, увидеть волну, поднимающуюся над линией восточных холмов.

К небу из глубин земли устремился третий огненный столб. Дым болезненно обжигал горло, заставляя её непрерывно кашлять, почти ослепил. Она плакала, глаза жгло. Орта откинулась на троне и закрыла глаза.

Кругом раздавался ровный гул подземного огня. Весь храм вздрогнул. Она услышала ответный грохот камней. Но не смотрела, падают ли камни поблизости.

— Возьми меня… — она не сознавала, что говорит, пока не ощутила движение собственных губ, потому что ничего не слышала в грохоте пламени. — Возьми меня сейчас…

Она начала медленно выполнять привычные ритуалы, открывать мозг, как будто перед свиданием с зеркалом. Открыв глаза, она смотрела вперёд, на клубящуюся пыль, как будто это та сверкающая поверхность, которая появлялась в ответ на её призыв.

Пыль начала образовывать в воздухе завесу. Или это только кажется её помутившемуся взгляду? Но завеса становилась всё плотнее, и в ней возникали какие–то новые силы, которых она не понимала. Это не зеркало Силы — что–то гораздо более дикое, первобытное, оно противостоит хрупкости её плоти, стремится заменить её тело, плоть, кости чем–то другим. Орта непрерывно кашляла в отравленном воздухе. Рот сё заполнился жидкостью, она выплюнула и увидела алое пятно в пыли. Голова… что–то проникает в её мозг… протискивается… толкает… Глаза её превратились в колодцы боли.

Тело Орты билось в конвульсиях. Она стонала, но не слышала собственных стонов. Пыль уплотнилась, она сплошным занавесом повисла между тронами и всем остальным миром. Пыльный занавес, полоска тени, но на ней постепенно начинало двигаться нечто иное, не из пыли, то, что призвано новым существом в теле Орты, что начинает проявлять себя.

Орта снова увидела картину гибели мира, гораздо менее отчётливо, чем в зеркале. И закрыть глаза она не могла: то, что она видела, исходило от неё, было её частью.

Смерть, повсюду смерть. Вода, стекающая с огненных островов; эти острова поднимаются и вновь погружаются. Из земли вздымаются горы. Леса превращаются в пепел, реки высыхают или меняют своё русло, словно гигантская рука проводит эти водные линии и снова стирает их. С неба продолжается бесконечная бомбардировка — падают меньшие космические странники. Но вот появляется и главный пришелец — мёртвый, покрытый кратерами шар, он всё ближе и ближе подходит к земле, которую явился уничтожить.

Никакого ощущения времени, нет ни дня, ни ночи, нет движения времени, отмечаемого ударами храмового гонга, — только мрачная смерть, отпечатанная на тумане из дыма и пепла. Орта сидела, а Сила продолжала изливаться и показывать ей…

Сквозь занавес прорвалась фигура — тело прикрыто лишь несколькими обгоревшими тряпками, человек протягивает вперёд почерневшие изуродованные пальцы. К ней поворачивается чёрное окровавленное лицо, и в ней оживает смутное воспоминание. Рука — тот, кто пытался договориться с ней, узнать у неё тайну убежища, которая не была ей известна.

И тут же картина на занавесе изменилась. Изображение всё поглощающей смерти дрогнуло… исчезло. Появилось другое видение… коридор меж каменных стен… впереди дверь, на ней линии, они светятся, образуя символы, которые живы и полны Силой. Она поняла, что это убежище, подготовленное заранее. Оно сохранилось, выдержало.

Изуродованный человек, бывший некогда Рукой, поднял голову, увидел картину на дымном занавесе и устремился к Орте. Покалеченными руками он обхватил девушку, прочно прижав к трону. Теперь его лицо оказалось на одном уровне с нею, глаза горели огнём, как новые огни гор за храмом.

Губы его шевельнулись… он, должно быть, кричал… но она не слышала ни слова. Но даже не слыша, Орта понимала. Он приказывал ей, хотел использовать её, как она использует зеркало. Она должна помочь ему достичь того места.

Он извлекал из неё Силу, но Сила в ней, казалось, не уменьшается. Глаза Руки продолжали приказывать, может, он говорил, произносил ритуальные слова, но она этого не слышала. Его обгоревшее тело засветилось, края его начали сливаться с туманом, из которого он пришёл. Он приказывал, извлекал, требовал…

Всё более сильными становились его руки. Орта, в свою очередь, теряла Силу, которая только что переполняла её. Он пытался совершить то, в возможность чего она не могла поверить. — силой своей воли и с помощью извлечённой из неё энергии перенестись в убежище.

Теперь от него оставалась только тень, как лист, который осенью слишком долго держался за ветвь. Но вот и эта тень съёжилась и развалилась, как хрупкая глиняная фигура. Жизненная сила ушла вся. Достиг ли он того, к чему так стремился? Она не знала этого. И на занавесе ничего не видно. На нём сплошной вихрь, никаких картин.

Орта слегка подняла голову. Ей показалось, что она ослепла, потому что перед измученными глазами стоял только красный туман. Она одна, совершенно одна, но как–то по–новому. Рука лишил её всякого дара, от неё осталась только пустая оболочка, с крошечной искоркой жизни. Но эта искорка не уходит, не оставляет её в покое. Орта заплакала, слёзы жгли ей щёки. Ничего не осталось, кроме…

Может быть, именно слёзы на мгновение прояснили её зрение. Потому что она увидела последнюю сцену катастрофы — приближалась волна, она вздымалась всё выше и выше, а потом…

Её не охватила наступающая вода. Она… Орта… НЕТ! Это был сон, ужасный реалистичный кошмар, но всё равно только сон. Гвеннан глубоко вздохнула и открыла глаза. Она, конечно, дома, в своей постели, в тепле и безопасности… в реальности.

Но увидела она перед собой камни.

Гвеннан закричала.

Чудовищные существа сидели у основания холма, на котором она нашла убежище. Тут и обезьяночеловек, и существо с совиной головой и трепещущими крыльями. Оно подняло голову и показало красные ямы глаз; красный цвет обрамлял и его зловещий клюв — клюв, усаженный зубами, как с новым страхом заметила она. Существо подняло передние конечности, к которым крепились крылья, и показало длинные изогнутые когти.

В этом зелёном свете… в зелёном свете? Как будто ей наносили всё новые и новые прямые удары. Она не вернулась в реальный мир, нет, она в том мире, где враждуют охотница и охотник. А вот и они, по–прежнему смотрят на неё, как будто она никуда не исчезала, как будто не было никакого промежутка времени между тем как охотник спустил своих животных и её пробуждением.

Гвеннан настолько была сбита с толку, что несколько раз открыла и закрыла глаза. Поднесла руку к голове. Голова болела, и только прижатая к щеке подвеска, которую она с силой сжимала, приносила тепло и спокойствие. Девушка не понимала, что с ней происходит, но постаралась изгнать Орту из сознания, сосредоточиться на том, что перед нею, КТО перед нею.

— Пришелица издалека, — вновь заговорила женщина, которая могла бы быть леди Лайл, и которая, несомненно, была Голосом, — она может быть и другом и врагом, но Гвеннан ей определённо не доверяет; и эта женщина продолжила: — Пришелица издалека, ты держишь равновесие, — она подняла копьё и указала им на подвеску.

— Равновесие, — согласился мужчина. — И оно должно быть нарушено тобою — в ту или иную строну, — одним движением руки он сначала указал на себя и своих чудовищ, потом на женщину.

И улыбнулся, как будто не ожидал, что кто–нибудь поставит преграду между ним и его желаниями: «Моя дорогая родственница считает…»

Его прервал лай одного из псов. Всё внимание Гвеннан было приковано к нему и его чудовищам, и потому она не заметила перемещения своры. А собаки, по–прежнему обходя круги с цветами, но спокойно шагая по песку, тоже подошли к основанию холма и расселись между нею и чудовищами.

Охотник рассмеялся.

— Хочешь испытать свою силу против меня? — спросил он у женщины. — Разве не этого я давно хочу? Или ты уже решила, что переманила её на свою сторону?.. — он кивнул в сторону Гвеннан. Впервые с того времени, как она очнулась от кошмара Орты, Гвеннан заговорила:

— Не знаю, какую игру вы тут ведёте… — от страха голос её прозвучал неестественно громко. Но тепло от подвески, которую она теперь держала под подбородком, каким–то образом прояснило её голову, заострило мысли. — Не знаю, как я оказалась здесь… и почему. Но я не друг ни одного из вас.

Она взглянула непосредственно на женщину — и взглянула вызывающе. Нет, она ни за что не согласится, чтобы кто–нибудь из этих незнакомцев из сна — из сна во сне — смог иметь над ней власть! Подвеска — вот что им нужно. Или она сама, пока подвеска отвечает ей.

Отвечает ей? Так, как зеркало отвечало Орте? Нет, она не станет об этом думать. Скрыть, скрыть поглубже, сохранить на поверхности только то, что происходит сейчас.

— Итак… — мужчина помолчал, произнеся одно это слово. — Возможно, ты и права, чужестранка. Наши игры — такими они видятся тебе — не для слабосердых. Хотя в них есть цель, уверяю тебя, — и он резко хлопнул в ладоши.

Существо с совиной головой прижалось к земле и повернулось к ближайшему псу. Оно лязгнуло клювом с громким щёлканьем, вытянуло когти. Остальные чудовища подходили ближе, зелёное освещение потускнело, сменилось серым.

— Твои игры! — выплюнула женщина. Она села прямее на своём жеребце и посмотрела на Гвеннан.

— Ты пришла издалека, — медленно проговорила она.

— Без всякой подготовки, без предвидения как проводника. И правда, как ты можешь своими мерками судить наш мир? Хорошо, думай об этом сейчас! Подумай об этом!

Она подняла копьё и указала на волосатого гуманоида, который открыл зубастую пасть и рявкнул в ответ.

— Таково было пробуждение, — продолжала она. — Надолго воцарились невежество и беспамятство, потому что многие из старой расы бежали, даже в своём сознании, от ужасов тех тёмных дней. Некоторые из них проливали кровь как плату за помощь лживых богов. Они вырывали у других людей сердца, чтобы лилась кровь, верили, что тем самым умилостивят суровых врагов, отвратят их месть. Они собственных детей предавали огню в храмах, поспешно убивали тех, в ком ещё жила подлинная Сила и кто старался использовать её в добрых целях.

Мир покрыла тьма. Сила была скомкана и спала. Осталась только горсточка таких, кто искал её, и лишь немногие из них искали её для добра. Потому что тот, кто может призвать молнии, может и править людьми жестокой рукой. Начались войны, и Тьма иногда становилась могущественной… потому что мы забыли…

— Только потому, что ты, и такие как ты захотели этого, — вмешался охотник, улыбка его исчезла, голубые глаза жёстко сверкали. — Посмей кто–нибудь из вас в эти дни Тьмы действовать, не было бы беспамятства…

— Нет, было бы хуже! — немедленно возразила она. — Потому что в те дни сама Сила сорвалась с цепи и её невозможно было использовать для добра. Она полностью овладела бы тем, кто её призвал, и этот человек стал бы рабом энергии, не заботящейся о людях. Мы остались, чтобы быть стражниками, учителями — но не правителями и завоевателями…

— И как долго это будет продолжаться? — вызывающе спросил он. — И с какой целью? Разве не стала Тьма ближе к победе из–за того, что мы расколоты? Линии восстановились, они снова легли правильно. Сила ждёт нашего призыва. Звёздное колесо повернулось. Приближается новый период родовых мук, и если мы сейчас не используем Силу — это будет конец для нас всех.

— Наша участь — тяжёлая ноша, а не победа, — она будто повторила древнюю истину. — Мы должны следить, помогать, когда можем, когда это разумно, заботиться…

Он яростно покачал головой: «Нет, настала пора выходить из укрытий, родственница! Неужели ты думаешь, что звёздное колесо будет нас ждать? Оно движется своим курсом, и никто не может остановить или замедлить его вращение. Скоро оно снова повернёт к опасности, и ты снова зароешься, спрячешься и будешь ждать рассвета, который может так никогда и не наступить».

— Мы делаем то, что заложено в нас.

— Нет, — он улыбнулся, как одно из его чудовищ, оскалив зубы. — Я! Помни, я не давал клятвы! Вы сами предпочли, чтобы я не был одним из вас.

— Даже ты не можешь избежать того, что у тебя в крови, что заложено в тебе от рождения, — она говорила устало, но держалась по–прежнему прямо, не отрывая от него пристального взгляда. — Колесо поворачивается, но на этот раз у нас есть шанс…

— Очень незначительный для твоих целей, — он улыбнулся. — Со времени перемены судьба мира зависит от воли и глупости людей, а не от прибытия небесных бродяг. А у всех людей от рождения есть пороки. Люди — не покорные орудия, они легко сворачивают в сторону, даже если ты считаешь, что прочно держишь их в руках. Люди — только Сила может удержать их. Разве я не говорил это с самого начала?

— Да… чтобы доказать, что нужно пользоваться только теми, кто будет послушен тебе, — на лице её появилась тень презрения, и она концом копья указала на чудовищ.

— Натравливать их на смущённых, испуганных, попавших в опасность…

— И чтобы поражать, — быстро добавил он, — разделять, смущать, приводить в ужас, даже избавляться от противников. О, мою армию можно использовать по–разному. Можно уничтожить влиятельного противника, просто подослав их к нему и рассказав всем об этом. Даже армию можно сломить, если в её рядах вдруг покажутся мои питомцы, вольные поступать по–своему. А тех, кто доложит о таком нападении, сочтут сумасшедшими и отстранят от постов, и это тоже послужит мне. Уже давно люди закрывают своё сознание перед определёнными возможностями. Они даже не верят, что существовали наши времена. Они создали общепринятые легенды, с учёным видом рассуждают о ледниковых периодах, о людях, которые некогда были волосатыми невежественными животными, использовавшими камни вместо оружия. Тех немногих, что остались от наших славных дней, они считают мошенниками и пытаются поскорее избавиться от них. Ты отрицаешь всё это? А ведь это результат твоего плана убежищ, так что принимай и его последствия.

Я могу начать войну, могу воссоздать мир по своему желанию и, возможно, в конце концов нанести тебе поражение. Но это будет мой путь и мой план. Я не давал никаких клятв. Ты призвала эту… — он жестом указал на Гвеннан. — Я тоже некогда её знал, использовал. У неё был дар, который мог привести её высоко. Но он сгорел в ней и был потерян, потому что она приняла твоё учение. Ты призвала её, потому что в ней течёт древняя кровь, способность отвечать, ты призвала её…

— Потому что так указали звёзды, — сказала женщина, и что–то в её голосе заставило его замолчать. — Снова они в таком положении, что она обладает врождённым даром, как и в те времена, когда ты использовал её. Наступает время нового понимания, она в круге Силы, хотя сама этого не знает, а ты не верил, что такое возможно. Она не оружие, не инструмент, она свободно идёт своей дорогой. Потому что она — дочь звёзд, рождённая в нужный час для исполнения своего предназначения, и на этот раз смерть из космоса не помешает ей выполнить это предназначение.

Теперь он перестал улыбаться своей искажённой, насмешливой улыбкой и выкрикнул: «Ты лжёшь!»

— Ты знаешь, что в таких делах я не могу лгать. Она родилась в нужный момент под нужными звёздами…

— Она справится не лучше, чем в прошлый раз! — он поднял руку. Человек–сова отвёл взгляд от собаки. Он посмотрел наверх, и Гвеннан поняла, что он готов прыгнуть на неё. Она прижалась к камню, держа в обеих руках подвеску. И изо всех сил воззвала о помощи.