Кто–то тронул меня за руку, я вздрогнул и увидел Консардайна. На его лице была тень того же ужаса, который я ощущал на своем.

Зажимы, удерживавшие мои руки и ноги, разжались, вуаль с лица поднялась. Я встал из кресла. Снова в храме стало темно.

Затем медленно загорелся янтарный свет. Я посмотрел на заднюю часть храма. Ряды сидений в амфитеатре были пусты, не осталось никого из той скрытой аудитории, чьи вздохи и бормотание доносились до меня.

Исчез золотой трон и то, что лежало на нем. Исчезли все люди в белом, кроме двоих. Эти двое охраняли черный трон.

Сверкали голубые глаза каменного Сатаны. Пылали семь сияющих отпечатков детской ноги.

«Они открыли ему дорогу в рай, но он ослаб, и они привели его прямо в ад».

Консардайн смотрел на семь следов, и на лице его было то алчное выражение, которое я видел на лицах посетителей Монте–Карло, склонившихся над столом с рулеткой; лица, вылепленные жгучей страстью азарта, свойственной больше женщинам; лица, голодно глядящие на колесо перед тем, как оно начинает вращаться; эти люди видят не колесо, а то золото, которое они могут вырвать из полных горстей судьбы. Как и они, Консардайн видел не пылающие следы, а ту зачарованную страну исполненных желаний, куда они могут привести.

Паутина искушений, раскинутая Сатаной, владела им!

Что ж, несмотря на все виденное мной, эта паутина захватила и меня. Я чувствовал нетерпение, напряженное желание испытать собственную удачу. Но сильнее стремления обрести сокровища, которые он обещал, было желание заставить этого насмешливого, холодного и безжалостного дьявола подчиняться мне, как он заставил меня подчиняться себе.

Консардайн оторвался от очаровывавшего его зрелища и повернулся ко мне.

– У вас был нелегкий вечер, Киркхем, – сказал он. – Хотите идти прямо к себе или заглянете ко мне, мы немного выпьем?

Я колебался. Мне хотелось задать тысячи вопросов. И все же более настоятельной была необходимость остаться в одиночестве и переварить все, что я видел и слышал в этом странном месте. К тому же – на сколько из тысяч моих вопросов он ответит? Судя по предыдущему опыту, таких будет немного. Он сам принял решение.

– Вам лучше лечь, – сказал он. – Сатана хочет, чтобы вы обдумали его предложение. В конце концов мне не разрешено, – он торопливо поправился, – мне нечего добавить к тому, что сказал он. Он хочет получить ответ завтра утром, вернее, – он взглянул на часы, – сегодня, поскольку уже почти два часа ночи.

– Когда я его увижу?

– О, не раньше полудня. Он, – Консардайн слегка вздрогнул, – он будет с утра занят. Можете спать до полудня, если хотите.

– Хорошо, – ответил я, – пойду к себе.

Без дальнейших комментариев он провел меня через амфитеатр к задней стене храма. Нажал, одна из неизбежных панелей скользнула в сторону, открыв еще один маленький лифт. Заходя в него, Консардайн оглянулся. Отпечатки тревожно мерцали. Двое одетых в белое стражников стояли по обе стороны черного трона, внимательно глядя на нас своими странными глазами.

Консардайн снова вздрогнул, затем вздохнул и закрыл панель лифта. Мы вышли в длинный сводчатый коридор, выложенный плитами мрамора. Дверей в нем не было. Консардайн нажал на одну из плит, и открылся второй лифт. Он остановился, и я оказался в комнате, в которой переодевался в вечерний костюм.

На кровати была приготовлена пижама, в кресле – купальный халат, под креслом – домашние туфли. На столе стояли графины с виски, ромом и бренди, сода, чаша со льдом, фрукты и пирожные, несколько коробок моих любимых сигарет – и мой пропавший бумажник!

Я открыл его. Мои визитные карточки, письма, деньги – все нетронуто. Без слов я налил себе и предложил Консардайну присоединиться ко мне.

– За счастливые шаги, – он поднял свой стакан. – Пусть вам повезет в их выборе!

– И вам тоже, – ответил я. Лицо его дернулось, измученное выражение появилось во взгляде, он странно взглянул на меня и чуть не поставил стакан.

– Тост вам, а не мне, – наконец сказал он и осушил свой стакан. Потом пошел к лифту. У панели остановился.

– Киркхем, – медленно заговорил он. – Спите спокойно, ничего не бойтесь. Но – держитесь подальше от стен. Если чего–то захотите, позвоните, – он показал кнопку на столе, – придет Томас. Повторяю – не пытайтесь открыть эти панели. На вашем месте я бы сразу лег спать и ни о чем не думал до пробуждения. Кстати, хотите снотворного? Я ведь и на самом деле доктор, – он улыбнулся.

– Спасибо, – ответил я. – Я усну и так.

– Спокойной ночи. – Панель за ним закрылась.

Я налил себе еще и начал раздеваться. Сонным я себя не чувствовал – совсем наоборот. Несмотря на предупреждение Консардайна, я осмотрел стены спальни и ванной, трогая их в разных местах. Стены казались прочными, сплошными, из крепкого дерева, выкрашенного под мрамор и прекрасно отполированного. Как я и думал, не было ни окон, ни дверей. Комната моя в сущности оказалась роскошной камерой.

Одну за другой я выключил все лампы, лег в постель и потушил последнюю, стоявшую на столике рядом.

Не знаю, долго ли я лежал в темноте, размышляя, прежде чем ощутил, что в комнате я не один. Я не слышал ни малейшего звука, но был абсолютно уверен, что в комнате есть еще кто–то. Я выскользнул из–под легкого покрывала и переместился в ноги кровати. Присел тут на одной ноге, готовый прыгнуть на тайного посетителя, когда он подойдет к кровати. Зажечь свет означало бы отдаться ему в руки. Кто бы он ни был, он очевидно считает меня спящим, и нападение – если оно будет – произойдет в том месте, где естественно находиться спящему человеку. Но мое тело было совершенно в другом месте, и мне предстояло удивить визитера.

Вместо нападения я услышал шепот:

– Это я, капитан Киркхем, Гарри Баркер. Ради Бога, сэр, не шумите!

Мне показалось, что я узнаю этот голос. Потом я вспомнил. Баркер, маленький солдат–кокни, которого я нашел в изорванных осколками зарослях на Марне. Он потерял много крови. Я оказал ему первую помощь и отнес маленького солдата в полевой госпиталь. Так получилось, что я провел несколько дней в городе, где размещался базовый госпиталь, куда в конце концов поместили Баркера. У меня вошло в привычку регулярно заходить к нему потолковать, я приносил ему сигареты и другие мелочи. Его благодарность и преданность были собачьими и трогательными; он оказался сентиментальным малым. Но как, во имя Господа, он появился здесь?

– Вы меня помните, капитан? – в шепоте звучало беспокойство. – Подождите. Я вам покажу…

Загорелась маленькая лампочка, так затененная руками, чтобы на мгновение осветить только лицо говорящего. Но в это мгновение я узнал Баркера, тонкое узкое лицо, взъерошенные волосы песочного цвета, короткая верхняя губа.

– Баркер, будь я проклят! – я негромко произнес это, но не добавил, как приятно мне его видеть; если бы он был достаточно близко, я бы его обнял.

– Ш–ш–ш! – предупредил он. – Я уверен, что за мной никто не следит. Но в этом проклятом месте нельзя ни в чем быть уверенным. Возьмите меня за руку, сэр. Там стул, возле того места, где я вышел из стены. Сядьте на него и зажгите сигару. Если я что–нибудь услышу, ускользну назад – а все, что вы делаете, сидите и курите.

Рука его коснулась моей. Казалось, он видит в темноте: он безошибочно провел меня по комнате и усадил на стул.

– Закуривайте, сэр, – сказал он.

Я зажег спичку и закурил сигару. Пламя осветило комнату, но не Баркера. Я погасил спичку и через мгновение услышал возле своего уха шепот:

– Прежде всего, сэр, не позволяйте ему дурачить вас этим вздором насчет того, что он дьявол. Конечно, он дьявол, проклятый, гнусный дьявол, но не настоящий. Он вас обманывает, сэр. Он человек, как вы и я. Нож в его черное сердце или пуля в кишки – и вы убедитесь.

– Как вы узнали, что я здесь? – спросил я шепотом.

– Видел вас в кресле, – ответил он. – Вот моя рука. Когда захотите сказать что–нибудь, нажмите, и я наклонюсь. Так безопаснее. Да, видел вас в кресле – там. Дело в том, сэр, что я как раз слежу за этим креслом. Да и за многим другим тоже. Поэтому он и оставил меня в живых, Сатана, я хочу сказать.

И он с горечью вернулся к первой теме.

– Он не подлинный дьявол, сэр. Никогда не забывайте об этом. Меня воспитали богобоязненным. Мои родители были пятидесятниками. Учили меня, что Сатана в аду. Вот когда эта проклятая свинья попадет в ад, настоящий дьявол покажет ему за то что он украл его имя! Боже, как мне бы хотелось это увидеть!

– Увидеть снаружи, – торопливо добавил он.

Я пожал ему руку и почувствовал, как его ухо чуть не коснулось моих губ.

– Как вы сюда попали, Гарри? – прошептал я. – И кто он – Сатана, кто он на самом деле?

– Я вам все расскажу, капитан, – ответил он. – Займет немного времени, но Бог знает, когда снова будет возможность. Поэтому я и пробрался к вам как только смог. Этот кровожадный зверь издевается над бедным Картрайтом. Смотрит, как тот умирает! Остальные спят или напиваются до полусмерти. Но все же, как я сказал, нужна осторожность. Позвольте мне рассказать, а потом я отвечу на вопросы.

– Давайте, – согласился я.

– До войны я был электриком, – донесся из темноты шепот. – Лучше меня не было. Настоящий мастер. Он это знает. Поэтому и оставил меня в живых, я говорил вам. Сатана – ах–х–х!

После войны дела пошли худо. Найти работу трудно, жизнь дорогая. Да и я по–другому стал смотреть на вещи. Видел множество лицемеров, которые в войну палец о палец не ударили, а жили роскошно и гребли себе все. Какое право они имеют на это, когда те, кто воевал, и их семьи голодают и мерзнут?

Руки у меня всегда были ловкие. И на ноги я легок. Карабкаюсь. Как кошка. Как проклятая многоножка. И тихо! Привидение в галошах – парад по сравнению со мной. Я не хвастаю, сэр. Просто рассказываю.

И вот я сказал себе: «Гарри, это все неправильно. Гарри, пора тебе применить свои таланты. Пора приняться за настоящую работу, Гарри.»

С самого начала в новом деле я был хорош. Поднимался все выше и выше. От вилл к жилым домам, от жилых домов к особнякам. И никогда не попадался. Меня прозвали Гарри Король кошек. Поднимался по водосточной трубе, как циркач на шест, а по стене дома, как по водосточной трубе. И в новом деле был мастером.

Потом встретил Мегги. Такая, как Мегги, сэр, бывает только раз. Такие быстрые пальцы! После нее Гудини и Герман – как замедленная съемка. И настоящая леди. Когда хотела.

Много отличных парней увивались возле Мегги. Всем отказ. Вся была в работе. «Черт возьми! – говорила она как герцогиня. – На кой дьявол мне муж? Черт возьми! – она говорила. – От мужа столько же толку, как от головной боли!» Около нее не разбежишься, около Мегги.

Капитан, мы с ума сходили друг по другу. Быстро поженились. Сняли хорошенький домик в Мейд Вэйл. Был ли я счастлив? А она? Боже!

«Послушай, Мегги, – сказал я, когда кончился медовый месяц. – Тебе теперь незачем работать. Я хороший кормилец. Такой же надежный, как добросовестный рабочий. Наслаждайся жизнью и сделай наш дом уютным.»

И Мегги ответила: «Хорошо, Гарри!»

Помню, я тогда носил зажим для галстука, который она мне подарила на свадьбу. С большим рубином. И часы она мне подарила, и модное кольцо с жемчугами. Я их увидел у джентльменов в отеле, где мы остановились на ночь, и восхищался ими. А когда мы пошли в нашу комнату, она мне их все подарила. Вот как Мегги работала!

Я с трудом сдержал смешок. Эта рассказанная шепотом в темноте романтическая история добросовестного и умелого солдата и электрика, превратившегося в не менее добросовестного и умелого вора, была наилучшим завершением необыкновенной ночи. Она смыла с моего мозга покров ужаса и вернула к норме.

– Через день–два я взял отгул, и мы пошли в театр. «Как тебе нравится эта булавка, Гарри?» – прошептала Мегги и взглядом показала сверкающую вещь в галстуке одного джентльмена. «Прекрасная вещь», – беспечно ответил я. «Вот она», – сказала Мегги, когда мы вышли из театра.

«Послушай, Мегги, – сказал я тогда, – я ведь тебе говорил, что не хочу, чтобы ты работала. Разве я не обеспечиваю тебя, как обещал? Я сам могу добыть любую булавку, если хочу. Я хочу, Мегги, чтобы у нас был уютный, удобный, счастливый дом, в котором, когда я возвращаюсь с ночной работы, меня встречала бы жена. Я не позволю тебе работать, Мегги!»

«Хорошо, Гарри», – ответила она.

Но, капитан, было совсем не хорошо. Дошло до того, что когда мы выходили вместе, я не осмеливался глядеть на зажимы для галстука, часы и все прочее. Не мог даже похвалить вещь в магазине. Стоило мне это сделать, когда мы возвращались домой или на следующий день эта вещь была уже у меня. А Мегги была так горда, так радовалась, что у меня не хватало духу… Да, это была любовь, но… дьявольщина!

Она ждала меня, когда я возвращался домой. Но если я раньше времени просыпался, ее не было. А когда я просыпался после ее возвращения, первое, что я видел, – разложенные на столе кружева, или меховое пальто, или одно–два кольца.

Она опять работала!

«Мегги, – сказал я, – это нехорошо. Ты не щадишь мою гордость. А что будет, когда появятся дети? Папа работает всю ночь и спит днем, а пока он спит, мама работает и спит, когда папы нет дома. Черт возьми, Мегги, они будут все равно что сироты!»

Ничего не действовало, капитан. Она любила работу больше меня, а может, просто не могла нас разделить.

В конце концов я бросил ее. Сердце мое разбито, сэр. Я любил ее и наш дом. Но этого я выдержать не мог.

Так я оказался в Америке. Я, Гарри Король Кошек, в изгнании, потому что моя жена не захотела перестать работать.

Здесь дела тоже пошли хорошо. Но я не был счастлив. Однажды, будучи за городом, я наткнулся на большую стену. Хорошая стена, привлекательная. Некоторое время спустя я увидел ворота, и за ними дом охраны. Ворота не решетчатые, сплошные, металлические.

«Боже всемогущий! – сказал я себе. – Тут, должно быть, живет герцог Нью–Йоркский». Я осмотрелся. Стена не меньше пяти миль. Я спрятался поблизости, а ночью вскарабкался на нее. Ничего не увидел, кроме деревьев и далеких огней – какое–то большое здание.

Прежде всего я заметил провода. На самом верху стены. Я их не тронул. Решил, что они под напряжением. Заглянул вниз и рискнул зажечь фонарь. Внизу, как раз в том месте, где окажется человек, перелезший через стену, еще два ряда проводов. И до земли двенадцать футов.

Любой другой на моем месте был бы обескуражен. Но меня не зря прозвали Королем Кошек. Я прыгнул. Приземлился мягко, как кошка. Как ласка, проскользнул меж деревьев. Пришел к большому дому.

Видел множество странного народа внутри и вокруг. Потом большинство огней погасло. Взобрался к месту, которое наметил, и оказался в большой комнате. Ну и добра было в этой комнате! Голова закружилась. Взял несколько отличных вещиц и тут заметил что–то странное. В комнате не было ни одной двери. «Как, во имя дьявола, сюда попадают?» – спросил я себя. И тогда я посмотрел на окно, через которое залез.

Боже всемогущий, капитан, я чуть не выскочил из рубашки! Окон не было! Они исчезли. Сплошная стена!

И тут загорелся яркий свет, и из стены вышла дюжина людей с веревками и огромный человек за ними. Я съежился, когда он взглянул на меня. Испугался до смерти! Если раньше я чуть не выпал из рубашки, то теперь готов был выпасть из штанов!

Ну, это был этот проклятый тип – Сатана, понятно? Он просто стоял и жег меня взглядом. Потом начал задавать вопросы.

Капитан, я все ему рассказал. Как будто он Бог. Он меня наизнанку вывернул. Рассказал ему о том, что я электрик, о своей новой работе, о Мегги. Как вам сейчас, только подробнее. Он из меня всю жизнь вытянул, начиная с колыбели.

Он смеялся. Этот ужасный смех. Вы его слышали. О, как он смеялся. А в следующий момент я стоял у стола и рассказывал все заново Консардайну.

С тех пор я здесь, капитан Киркхем. Он приговорил меня к смерти, сэр, и рано или поздно он до меня доберется. Если до него не доберутся раньше. Но я ему полезен. И пока я полезен, он мне ничего не сделает. И еще он говорит, что я его развлекаю. Хорошенькое развлечение! Ставит меня перед Консардайном и остальными и заставляет рассказывать о моей работе, о мечтах, о самых тайных чувствах. Все о Мегги. Все о ней, сэр.

Боже, как я его ненавижу! Насмешливый кровожадный голубоглазый сукин сын! Но он получил меня. Он меня получил! И вас тоже!

Голос маленького человечка поднялся до опасной высоты. В нем явственно прозвучали истеричные нотки. Я чувствовал, под каким напряжением он живет. Но помимо того, что его незатейливый рассказ и протяжное произношение давали мне необходимую разрядку, я понимал, что ему нужно дать выговориться. Я, вероятно, первый человек, который отнесся к нему с сочувствием после его заключения в этом месте. Конечно, я тут его единственный друг, и ему кажется, что меня послало само небо. Меня глубоко тронуло, что он прибежал ко мне, как только меня узнал. Несомненно, он при этом подвергался большому риску.

– Тише, Гарри! Тише! – прошептал я, похлопав его по руке. – Вы теперь не один. Вдвоем мы как–нибудь вас отсюда вытащим.

– Нет! – Я представил себе, как он с отчаянием трясет головой. – Вы его не знаете, сэр. Уйти отсюда не удастся. Он не даст времени. Нет. Живым я отсюда не уйду.

– Как вы узнали, где я? Как вы меня нашли? – спросил я.

– Прошел сквозь стены, – ответил он. – Во всем этом месте нет ни одной честной лестницы или двери. Ничего, кроме проходов в стенах. отодвигающихся панелей и лифтов повсюду, набито их, как семян в тыкве. Сатана, только он знает всю комбинацию. Консардайн, его правая рука, тоже много знает. Но я знаю больше Консардайна. Должен знать. Я здесь уже два года. Никогда не выходил из дома. Он меня предупредил. Если выйду, он меня прикончит. Ползал, ползал, ползал повсюду, как крыса, при любой возможности ходил по проходам. Много проводов там, нужно за ними смотреть. Не знаю все – но многое знаю. Все время шел за вами и Консардайном.

– Но кто такой Сатана? – спросил я. – Я хочу сказать, откуда он? Ведь не из ада же?

– Кажется, он отчасти русский, отчасти китаец. Китайское в нем есть, это точно. Не знаю, откуда он явился. Не смел расспрашивать. Слышал, что он купил это место десять лет назад. Люди, которые разобрали старый дом на части и проделали все эти проходы, были китайцы.

– Но ведь вы один не можете смотреть за таким огромным домом, Гарри, – сообразил я. – И Сатана вряд ли доверит вам все свои ходы.

– Он позволяет мне использовать его рабов кефта.

– Я уже дважды за вечер слышу это слово. Кто они? – Они? – В его голосе звучали отвращение и ужас. – От них у меня мурашки бегут по коже. Он поит их кефтом. Опиум, кокаин, гашиш – все это материнское молоко по сравнению с кефтом. Дает каждому его особый рай – пока не проснешься. Убийство – самое меньшее, на что они пойдут, чтобы получить еще дозу. Парни в ночных рубашках, что стоят по краям лестницы, из их числа. Слышали о Горном Старце, который рассылал своих убийц? Мне о нем приятель на войне рассказывал. Сатана делает то же самое. Выпьешь раз, и уже без этого не обойтись. Он заставляет их верить, что когда их убьют за него, он отправит их в такое место, где у них будет вечное счастье, которое здесь кефт дает им лишь на время. Они все ради Сатаны сделают! Все!

Наконец я задал вопрос, который давно хотел задать.

– Вы знаете девушку по имени Ева. Большие карие глаза и…

– Ева Демерест, – ответил он. – Бедняжка. Он и ее получил. Боже, что за стыд! Он ее утащит в ад, а она ангел, она… Тише! Курите!

Он выдернул свою руку. Я услышал слабый звук от противоположной стены. Затянулся сигарой и со вздохом вытянулся в кресле. Снова звук, вернее призрак звука.

– Кто здесь? – резко спросил я.

У стены вспыхнул свет, рядом с панелью стоял Томас, лакей.

– Вы меня звали, сэр? – Взгляд его обыскивал комнату, потом остановился на мне; в нем было подозрение.

– Нет, – равнодушно ответил я.

– Я уверен, что был звонок, сэр. Я уже засыпал… – он заколебался.

– Значит, это вам приснилось, – сказал я ему.

– Расстелю вам постель, сэр, раз уж я здесь.

– Давайте. Докурю и лягу.

Расправляя постель, он вытащил из кармана платок. Монета упала на пол у его ног. Он наклонился, чтобы поднять ее; она выкатилась из его пальцев и закатилась под кровать. Он встал на колени и пошарил рукой под кроватью. Очень аккуратно все было проделано. Я как раз думал, просто ли он заглянет под кровать или изобретет какую–нибудь уловку.

– Хотите выпить, Томас? – сердечно спросил я его, когда он встал, по–прежнему оглядывая комнату.

– Спасибо, сэр. – Он налил себе изрядную порцию. – Если не возражаете, разбавлю водой.

– Действуйте. – Он прошел в ванную и зажег там свет. Я продолжал невозмутимо курить. Он вышел, очевидно, убедившись, что никого нет. Выпил свою порцию и пошел к панели.

– Надеюсь, вы хорошо выспитесь, сэр.

– Конечно, – жизнерадостно ответил я. – Выключите свет, выходя.

Он исчез, но я был уверен, что он стоит за стеной и прислушивается. Немного спустя я громко зевнул, встал, подошел к кровати и лег, не стараясь при этом не шуметь.

Некоторое время я лежал без сна, обдумывая ситуацию в свете того, что сообщил мне Баркер. Замок без лестниц и «честных дверей»… Лабиринт тайных проходов и скользящих стен. И маленький вор, ползающий, проползающий сквозь стены, лишенный возможности выйти, терпеливо узнающий один за другим все секреты. Если мне и нужен был союзник, то именно такой, действительно редкий союзник.

А Сатана! Дающий рай, распределяя в розницу среди своих рабов мощный наркотик. Другим сулящий рай при помощи семи отпечатков. Какова его цель? Что он от этого получает?

Ну, что ж, вероятно, завтра, вновь увидевшись с ним, я узнаю больше.

А Ева? Проклятый шпион Томас прервал нас тогда, когда я мог что–нибудь узнать о ней.

Ладно, поиграем с Сатаной – с некоторыми ограничениями.

Я уснул.