Я стоял на вершине горного хребта, лишенного всякой растительности, и передо мной расстилалась каменная пустыня. Впереди не было никаких признаков ни Гатеи, ни Гру — только голые камни. Я прислушался, думая, что я обогнал их, и они все еще продираются сквозь заросли, но все было тихо. Они, вероятно, исчезли через одни из этих «ворот», которые мне так не нравились, так как я не мог понять, что это такое.

Я медленно пошел через равнину. Луна светила ярко и давала достаточно света, чтобы я мог искать следы, но было мало надежды обнаружить что–либо на голом камне.

Вскоре я приблизился к подножию утеса и увидел то, чего не мог увидеть издали. В каменной поверхности были вырезаны в определенном порядке углубления, достаточно большие для того, чтобы ухватиться за них рукой, или поставить в них ногу. Однако я все еще не мог поверить, что Гатея проделала весь путь с такой скоростью, что совершенно скрылась из виду. Как бы быстро она не бежала, я должен был бы видеть, как она карабкается вверх на утес.

Как охотник, потерявший след, я осмотрелся. Если она все еще шла через лес, то идти дальше смысла не было. Но, поразмыслив, я все же решил идти вперед, попытаться влезть вверх.

Закрепив мешки на спине, проверив, надежно ли держится в ножнах меч и нож, я начал подъем. Это было не просто, так как я быстро понял, что выемки в скале сделаны для кого–то более высокого, чем я, и мне приходилось прикладывать немало усилий, чтобы продвигаться вверх. Интересно, как Гатея умудрилась подняться вверх.

Я лез очень осторожно, проверяя каждую выемку, прежде, чем взяться за нее. Пальцы мои каждый раз погружались в толстый слой пыли, и я начал подозревать, что Гатея не шла этим путем. Однако я решил забраться и взглянуть сверху на то, что ждет меня впереди. Может с высоты удастся увидеть и Гатею.

Тяжело дыша я взобрался на выступ утеса и взглянул, что же ждет меня дальше. Это была вовсе не вершина — а всего лишь выступ, и сделали его, вероятно, чьи–то руки.

Чтобы увидеть то, что возвышалось передо мной, мне пришлось задрать голову. Большое искусство было вложено в это творение. И было сразу ясно, что тот, кто создал это, был чуждый людям, враждебен им.

Глубоко в поверхность утеса было врезано изображение — огромная фигура, стоящая на ногах. В ней было мало общего с человеческой фигурой — скорее это было что–то птичье, но можно было с уверенностью сказать, что это фигура женского пола. Она была полностью обнажена. Единственное, что можно было считать одеждой — это широкий воротник складками.

Стройные ноги были широко расставлены, руки протянуты вперед, а лицо было мало похоже на человеческое. На лице выделялись два скошенных глаза, чересчур огромных. Эти глаза были сделаны из красных драгоценных камней, и в слабом свете казалось, что в них горит зловещий огонь.

На протянутых вперед руках я увидел когти. Увидев их, я тут же вспомнил тот труп, который я забросал травой в долине возле нашего лагеря. Но здесь и руки и когти были из камня, а не из костей, обтянутых желтой кожей.

Неизвестный скульптор придал лицу именно то выражение, которое соответствовало страшным когтям. Большую часть лица занимал искривленный клюв. Верхняя часть тела была обрамлена крыльями, растущими из тонких плеч.

Между широко расставленными ногами чернело отверстие — похожее на вход в пещеру. Я согнулся и заглянул туда. Удушливое зловоние заставило меня отшатнуться. Видимо это было логово какого–то не очень опрятного зверя. Мой взгляд помимо моей воли обращался к горящим глазам. У меня было беспокойное чувство, что эти глаза рассматривают меня.

Я не думал, что Гатея вошла в эту дыру. Это было не Лунное Святилище, которое дышало миром и покоем. Нет, здесь прямо в воздухе висела угроза, какую излучали Серебряные певицы и то чудовище, которое пришло из мрака и пыталось проникнуть к нам.

Я медленно поднялся и с большим трудом оторвался от этих глаз. Мне вовсе не хотелось лезть в эту дыру. Вероятно есть и другой путь вперед.

Он был. Я обнаружил его, обогнув эту фигуру. Мне пришлось ползти по выступу, отыскивая удобный путь для подъема, и в то же время я старался не упускать из виду эту птицу — женщину.

Здесь в утесе не было выемок, чтобы помочь мне. Но на северной оконечности выступа я нашел расщелину в утесе, по которой я мог лезть дальше.

И только я добрался до расщелины и бросил последний взгляд на статую, как в темной дыре между ног послышались звуки. Я быстро повернулся, прижался спиной к камню и обнажил меч. Сначала послышался шелест, а затем громкий вопль, напоминающий крик совы.

В черном отверстии появилось что–то бесформенное и сгорбленное. Оно поворочалось и затем поднялось на когтистых лапах. В отличие от статуи, появившееся из логова чудовище было мужского пола и немного ниже, но когти и клюв были те же.

Голова повернулась на сутулых плечах. Она казалась более уродливой, чем у статуи. Только глаза были такие же огненно–красные и такие же злые.

Оно повернулось ко мне и уставилось на меня. Крылья затрепыхались за спиной, но не раскрылись полностью. Чудовище заковыляло ко мне, а крылья ему служили только для того, чтобы удерживать равновесие. Когти вытянулись во всю длину, готовые вонзиться в меня. Оно издало пронзительный крик.

Сложив крылья чудовище бросилось на меня. Мой меч был готов. Казалось, что чудовище никогда не имело дела с соперниками, готовыми защищаться, так как все его тело было открыто моим ударам.

И острое лезвие меча ударило в том месте, где крыло соединяется с туловищем, как раз в тот момент, когда его когти зацепили ремни мешков.

Голова его упала на второе плечо, и капли черной жидкости брызнули вверх, причем некоторые из них попали мне на кожу и обожгли ее огнем. Существо отпрянуло назад, бессмысленно царапая воздух страшными когтями передних лап. Крылья раскрылись полностью и били воздух. Я решил, что наш поединок на этом кончится, и чудовище тут же погибнет. Но я очень ошибался.

Голова его висела на груди. Она, по–моему, держалась только на полоске кожи, да на сухожилиях. Кровь фонтаном била из раны, когда чудовище пошло в новую атаку.

Я ударил второй раз, на сей раз направив меч на одну из когтистых передних лап. Лапа упала на камень передо мной. Я готовился отражать третью атаку чудовища, и тут уголком глаза заметил, что отрубленная лапа обрела свою жизнь, и как жуткое насекомое подбирается ко мне.

Струя крови из разрубленной лапы, которую зверь протягивал ко мне, как будто не заметив, что на ней уже нет когтей, оросила мою руку с мечом. И снова пламя обожгло мою руку. Я удержал меч, страшным усилием воли преодолевая боль.

Возможно эта гадина знала, что испытываю я, и поэтому она, держа в отдалении свой обрубок, поливала меня черной кровью. Капли жгли мое лицо, некоторые попали на горло, незащищенное кольчугой. Я очень боялся, как бы капли не попали мне в глаза.

И несмотря на обжигающую боль в пальцах я бросился вперед и нанес сильный удар. Фонтан крови брызнул на меня, на мои укрытые кольчугой плечи. Я отпрыгнул назад. Мой удар пришелся прямо в живот чудовищу. Кровь лила струей и обжигала огнем обнаженные места моего тела.

Казалось, что убить это существо невозможно. Мой сокрушающий удар, которым я развалил его тело чуть ли не пополам, только добавил крови, как будто я разрубил бурдюк с водой. Я не мог поверить тому, что из этого тщедушного существа выливается столько крови. Казалось, что оно было неисчерпаемо. Я заметил, что теперь ему для своих атак требуются крылья для поддержки. Я должен рискнуть получить еще порцию жидкого огня, но постараться обрубить их. Я бросился вперед и чуть не упал, поскользнувшись в луже крови. Со всей яростью я нанес удар и тут же отскочил назад, так как изуродованное окровавленное чудовище снова пошло на меня, раскинув лапы в стороны, хотя голова его висела на груди, держась на тоненькой полоске кожи так, что оно не могло видеть меня.

Это позволило мне сделать шаг в сторону и ударить по крылу. И снова удар пришелся прямо в цель.

Мой враг упал на спину, царапая камень изуродованным крылом, а целое крыло било воздух сильными ударами. Эти несогласованные движения привели к тому, что тело его прижалось к стене выступа справа. Я тут же бросился вперед, чтобы нанести удар по второму крылу.

И вот я, тяжело дыша и прижимаясь к скале, в ужасе смотрел, как этот окровавленный обрубок поднимается, чтобы снова идти на меня. Кровь хлестала из него во все стороны, как из дырявой бочки.

Я думал, что теперь уж чудовище беспомощно. Но одно ли оно в той норе, охраняемой статуей? Внутри не было никакого движения. Но может быть они ведут ночной образ жизни и сейчас летают где–нибудь в ночи. Чем скорее я уберусь отсюда, тем лучше, хотя взбираться на скалу, когда в любую минуту могут появиться эти чудовища, было весьма рискованно… Я мог только надеяться, что мне повезет, и я смогу добраться до вершины без борьбы.

Подвесив меч к поясу и стараясь не касаться его поверхности, испачканной кровью, я вытер руки о штаны. Места, куда попали капли, ужасно жгло.

Закрепив мешки, я повернулся к утесу. Фортуна была благосклонна ко мне, так как выше расщелина расширялась, и я полностью мог укрыться в ней. Так что я мог не опасаться нападения с воздуха. Чудовище, которое нападало на меня, было еще живо. Оно ворочалось внизу.

Вид этого изувеченного чудовища и звуки, которые оно издавало, придали мне силы для бегства, заставили меня забыть боль в руках. И я очень быстро добрался до вершины утеса. Меня подгоняла необходимость найти убежище, где я смогу спрятаться от жутких созданий.

И здесь меня ждал второй подарок фортуны. В долине рос лес. Я бросился к нему, уверенный, что под прикрытием его кроны я буду в относительной безопасности от крылатых чудовищ.

И с той же яростью, с которой старался выбраться из зарослей внизу, теперь старался забраться в самую гущу этого леса. Я схватил пригоршню листьев и вытер начисто меч и руки. Затем я залез в мешок, чтобы достать лекарства, которые Забина дала мне с собой. Затаив дыхание, я смазал обожженные места сначала на руке, а затем на лице.

Постепенно боль стала утихать, и мне оставалось только надеяться, что яд не очень сильный. Но я в этом не был уверен, так как вскоре я начал дрожать от холода, хотя ночь бала теплой. Кроме того меня все время тошнило, рот был полон слюны, и голова отчаянно кружилась. Я не мог стоять на ногах, не держась за дерево.

Может быть этот яд коснулся моего мозга, так как я вдруг снова очутился на уступе, снова увидел отрубленную лапу, которая угрожающе двигалась ко мне, желая отомстить за своего хозяина. Но потом я взял себя в руки и стал оглядываться вокруг и прислушиваться, чтобы не пропустить приближения врага.

Я должно быть долго был в кошмарных видениях, и когда я очнулся от последнего, где отрубленная лапа приближалась ко мне, а у меня не было даже сил поднять меч, оказалось, что уже наступил день. Яркие пятна лежали на земле тут и там, видимо листва была недостаточно плотной, чтобы полностью закрыть небо. Горло у меня пересохло, и я достал дрожащими руками бутылку и напился.

Зловоние от крови, покрывающей мою кольчугу, вызвало новый приступ тошноты. Я поднялся на ноги, но тут же ухватился за дерево. На руке была огромная запекшаяся рана. Я попытался пошевелить пальцами, и кожа треснула, я еле сдержал крик боли. Я не имел понятия, куда идти, но я знал, что должен найти воду, чтобы вычистить одежду и обмыть раны.

Здесь наверняка были источники воды или ручьи. Оставалось только найти их. Я надеялся, что фортуна еще не отвернулась от меня.

Мухи роились надо мной. Я решил, что их привлекает зловоние, исходящее от моей одежды. Я пробирался от дерева к дереву, часто останавливаясь для отдыха. Вскоре я был уже на краю поляны. Она лежала передо мной, ярко освещенная солнцем. Это наполнило мою душу радостью. Я почему–то был уверен, что чудовище, напавшее на меня, было ночным зверем, и следовательно теперь у меня впереди целый день, чтобы уйти подальше от его логова.

На западе возвышались горы, но я направился на север, чтобы быть под прикрытием леса. Но вот лес кончился, и я стоял на опушке, выбирая путь полегче, который бы потребовал от меня поменьше сил. Все было покрыто высокой травой, из которой кое–где торчали камни. Долина подымалась вверх, но склон был не очень крут, так что можно было идти вперед. И я пошел по долине, так как не испытывал в себе достаточно сил, чтобы взбираться на утесы.

Я уже отошел достаточно далеко от леса, как вдруг понял, что иду по мостовой — по каменным плитам, которые были уложены так искусно, что между ними не было даже видно земли. Дорога была не такой широкой, чтобы по ней могли проехать фургоны… но всадники могли легко проехать по ней. Как бы то ни было, но мне снова повезло. Я медленно шел вперед, останавливаясь отдохнуть и преодолеть приступы кошмарного бреда, которые приходили внезапно и заставляли меня обливаться холодным потом от страха.

Эта мощеная тропа — я не мог назвать ее дорогой — вела на север. Постепенно я подошел к ущелью между двумя огромными утесами, вершины которых врезались в самое небо.

Несмотря на жар солнца, на меня все время накатывали волны холода, иногда такие сильные, что мне приходилось прислониться к камню и ждать, когда они отхлынут.

Ущелье было широким, хотя вымощена была только центральная часть. Пространство между тропой и утесами было тщательно очищено от камней. Я предположил, что это сделано для того, чтобы здесь невозможно было устроить засаду. Думая об этом, я внимательно осматривался. Вспомнив о крылатых чудовищах, я ускорил шаг, чтобы уйти как можно дальше при свете дня.

О Гатее и Гру я больше не вспоминал. Теперь мне приходилось думать о собственной безопасности, и это требовало концентрации всех моих сил.

Снова дорога пошла в гору. Но наклон был пологим, так что я мог не сбавлять скорости шага. Прохладный ветерок, дующий навстречу, относил назад зловоние засохшей крови, которой была запачкана моя одежда. Наконец я вошел в ущелье и мог рассмотреть внимательно то, что несомненно было первым бастионом западных гор.

Спуск оказался гораздо более сложным, чем подъем. Однако те, кто сделал эту дорогу, позаботились об удобстве путников: на перевале был сделан каменный бассейн, куда постоянно втекала свежая вода.

Я бросился к бассейну, упал перед ним на колени, погрузил руки по локоть в холодную как лед жидкость, которая успокаивала боль в обожженных руках.

Я не мог противиться искушению. Я снял меч и положил его рядом, затем скинул кольчугу и рубашку и вымыл их влажным песком из бассейна. Затем стал тщательно смывать со своего лица и тела все следы недавней битвы. Обожженные места на коже горели огнем. Я снова намазал их мазью Забины — мне хотелось верить, что она поможет. На руке у меня остался огромный красный шрам в том месте, куда попала ядовитая кровь.

Наконец, избавившись от зловонной грязи, мне удалось немного поесть. Я сидел, скрестив ноги, у бассейна, ел и осматривал то, что лежит передо мной.

Внизу расстилалась странная земля. Некоторые участки выглядели настоящей пустыней, так как на них не было никакой растительности, и земля была желто–коричневого цвета. Дорога, которая была вымощена светлыми камнями, поворачивала на юг, огибая горы. Причем дорога шла по самому краю гор, очевидно она была вырублена в самой скале. Эта гигантская работа строителей дороги поразила меня. Я знал, каких трудностей стоит проложить дорогу даже по равнине между владениями соседних лордов. Для этого требовалось очень много людей, и даже самые большие из наших кланов редко отваживались на такое грандиозное предприятие. А здесь каменные блоки были выложены прямо в скале. Меня изумило искусство строителей. Сколько же времени потребовалось на это, и какой могущественный правитель имел столько людей в подчинении, чтобы решиться на такой титанический труд?

Дорога вела прямо в рощу. Издали мне она казалась лишь большим зеленым пятном. Я сидел и размышлял, стоит ли мне идти дальше, или лучше остаться здесь на ночь? Не слишком ли я близко от зловещей пещеры, откуда на меня могут напасть крылатые чудовища? Может мне лучше пойти по дороге и добраться до деревьев? А может в этих деревьях таится для меня другая опасность?

В конце концов мысли о нападении крылатых чудовищ подняли меня и погнали дальше. Отдых, пища и вода подкрепили мои силы. Если ночь будет лунной, то это поможет мне. Я осмотрел горизонт в поисках туч и не обнаружил ни одной. Да, лучше устроиться на ночь на опушке леса.

И твердо убежденный в том, что я пришел к наимудрейшему решению, я уверенной походкой направился вперед. Я шел и думал о Братьях с Мечами. Видели ли они чудовище, с которым я сражался, или Серебряных Певиц, неведомого охотника, пришедшего нам на помощь? Знали ли они обо всем этом, когда вели нас по прибрежным землям? Я всегда мечтал быть с ними, вести разведку в новых, неизвестных странах. И вот я один в неизвестной земле, и настоящее исследование страны оказывается вовсе не похожим на мои мечты.

Дорога позволяла мне идти довольно быстро. Она нигде не шла круто вверх, видимо строители заботились об удобстве передвижения путников. Она огибала скалы. Камень был здесь тот же, что и везде — серый с красными и желтыми прожилками. Но плиты дороги были сделаны из другого камня, очевидно привезенного откуда–то из других мест. Каменные плиты были светло–серого цвета и существенно отличались от окружающих более темных камней. Я прошел уже треть пути, как вдруг заметил, что каменные плиты, по которым я шел, перестали быть гладкими. В каждую из них были врезаны символы. Одни из них были чернильно–черного цвета и напомнили мне цвет крови чудовища, которое напало на меня из пещеры. Другие были красного цвета, похожие на мою собственную кровь, впитавшуюся в камни.

Сами символы были очень сложными, и мне было трудно рассмотреть их детально. Я старался не рассматривать их, так как от их сложности кружилась голова. Я решил, что эти символы характеризуют какие–то злые, враждебные силы, и те, кто строил эту дорогу, врезали их в плиты дороги, чтобы попирать их ногами и тем самым утверждать свое могущество, свою власть над этими злыми силами. Но это было только мое предположение, и я прервал поток мыслей, чтобы не зайти слишком далеко в размышлениях.

Мне было достаточно того, что цвет символов был неприятен мне, и я решительно отвел взгляд от дороги. Но не все плиты были украшены символами. Довольно часто встречались чистые плиты, и я их использовал для того, чтобы отдохнуть, перевести дух, взглянуть на деревья, которые были все также далеко, как будто я не шел к ним, а стоял на месте.

Воздух был недвижим. Только однажды мою кожу тронул ветерок, но он был, как и полагается в пустыне, горячим и сухим. Когда дорога снова свернула на запад, я решил, что мне нужно побыстрее пройти эту часть страны.

Идти на запад? Когда Гатея исчезла, и некому вести меня? Впервые с момента исчезновения Гатеи я понял, что до сих пор не думал, что же мне делать дальше. Если Гатея действительно знала судьбу Инны, то мне она не дала никакого ключа к этому. Бродить по этой дикой стране и пытаться найти следы, которые возможно вообще не существуют, казалось мне довольно глупым занятием.

И все же, что оставалось делать мне? Единственное, что я знал, путь на запад. И я должен идти на запад. Мне, лишенному имени, лишенному клана, ничего другого не оставалось делать. Эти горькие мысли грызли меня, когда я шел по украшенным зловещими символами плитам. Затем, так как уже близился вечер, я перешел на легкую рысь и, наконец, добрался до низу, до того места, где дорога углублялась в лес. Я остановился, раздумывая, стоит ли мне заходить в лес, когда ночь уже близится.