10
Инженерия поведения во всех ее проявлениях всегда вырождается в безжалостное манипулирование. Она доводит всех (тех, кто манипулирует и кем манипулируют) до смертельного «массового эффекта». Основное предположение, что манипулированием отдельными личностями можно достичь единообразного поведения, было разоблачено как ложное многими способами, но ничто так не свидетельствовало об этом, как Говачины на Досади. Так, они показали нам «Заблуждение Волдена» в предельной форме, объясняющее:
«Взяв любой вид, который воспроизводится смешением генов, так что каждая особь является уникальным экземпляром, все попытки наложить матрицу решений, основанную на предполагаемом единообразии поведения, окажутся смертельными».
Досадийские документы, справка Бюсаба
Маккай прошел через дверь для прыжка и, как помощники Аритча и сказали, пришел в себя на песке вскоре после досадийской середины утра. Он взглянул вверх, намереваясь составить свое первое мнение о Стене Бога и желая ощутить досадийское чувство огражденности. Все, что он увидел – тонкий серебристый туман – было неутешительно. Солнечный цикл был более определенным, чем он ожидал, и несколько звезд третьей величины должны будут появиться ночью, как он знал из виденных им голографических репродукций. Маккай не мог бы сказать, что он предполагал увидеть, но только не эту молочную завесу. Она казалась иллюзорной, слишком слабой для той силы, которую представляла.
Видимый солнечный диск напомнил ему о другом безотлагательном деле, но он отложил это дело до исследования окрестностей.
Высокая белая скала? Да, здесь она была слева от него.
Они предупредили его, чтобы он подождал возле этой скалы, где он будет в относительной безопасности. Ни при каких обстоятельствах он не должен был отклоняться от этой точки контакта.
«Мы можем рассказать тебе об опасностях на Досади, но слов недостаточно. Кроме того, на месте всегда обнаруживаются новые грозы».
Сведения, которые он узнал на заседаниях краткого инструктажа в последние недели, подкрепили это предупреждение. Скала высотой в два человеческих роста стояла всего в нескольких шагах отсюда, массивная и отталкивающая. Он передвинулся и прислонился к ней. Ноги постепенно увязали в песке. Он ощутил незнакомые едкие запахи. Нагретая солнцем поверхность скалы отдавала свое тепло телу через тонкий зеленый комбинезон, который его заставили надеть.
Маккай тосковал по своей бронированной одежде с устройствами для усиления мышц, но такие вещи не разрешались. В качестве компромисса была разрешена только уменьшенная версии его инструментального набора, и то с неохотой. Маккай объяснил, что содержимое должно разрушиться, если кто-либо другой попытается докопаться до секретов набора. Все же они предупредили, чтобы он никогда не открывал набор в присутствии местного населения Досади.
«Самая опасная вещь, которую ты можешь сделать, – это недооценить кого-либо из досадийцев».
Маккай, оглядываясь вокруг, видел не Досади. Далеко по ту сторону пыльного ландшафта, усеянного желтыми кустами и коричневыми скалами, он различал туманные пики Чу, поднимающиеся из своего речного каньона. Волны нагретого воздуха колебались над низким кустарником, придавая городу магический вид.
Маккай счел затруднительным думать о Чу в контексте того, что он узнал в течение курса инструктажа, который Говачин преподал ему. Те волшебные чистые пики простирались до небес из грязи, где «ты можешь купить все!.. все без исключения».
Помощники Аритча зашили крупную сумму досадийской валюты в складки его одежды, но в то же время заставили его вынести предостережения о «любой открытой демонстрации богатства», от которых волосы вставали дыбом.
Персонал дверей для прыжка дал большинство наиболее настоятельных предупреждений, добавив:
«Возможно, вам придется подождать несколько часов. Мы не уверены. Только оставайтесь недалеко от той скалы, где вы будете в относительной безопасности. Мы сделали защитные приспособления, которые должны работать. Не ешьте и не пейте ничего, пока не доберетесь до города. Вы будете немного больны от перемены питания некоторое время, но ваше тело должно приспособиться».
«ДОЛЖНО приспособиться?»
«Дайте ему время».
Маккай спросил об особых опасностях, к которым он должен быть наиболее бдительным.
«Держитесь подальше от любых местных досадийцев, исключая ваши контакты. Более того, даже не проявляйте угрозу к кому бы то ни было».
«Что, если я приму снотворное и вздремну?»
Посовещавшись, они ответили:
«Вы знаете, это могло бы быть самым безопасным поступком. Кто бы ни осмелился там задремать снаружи, скорее всего обречен, если только не находится под хорошей защитой. Конечно, будет определенный риск, но он всегда присутствует на Досади. Но любому из них, небрежному настолько, чтобы дремать там снаружи, нужно быть чрезвычайно хитрым».
Маккай опять огляделся вокруг. Пронзительный свист и низкий скребущий звук, как от песка по дереву, донесся с той стороны высокой скалы. Маккай тихо проложил себе кружной путь туда, где он мог увидеть источник этих звуков. Свистела желтая ящерица, почти сливающаяся с кустами, под которыми она притаилась. Скребущий звук исходил с той стороны, которая привлекала внимание ящерицы. Его источником, вероятно, была небольшая дыра под другим кустом. Маккай подумал, что он вызвал в ящерице только слабое любопытство к себе. Что-то возле дыры и исходящий из нее звук требовали много сосредоточенного внимания.
Что-то шевелилось в темноте дыры.
Ящерица притаилась, продолжая свистеть.
Черное создание размером с кулак Маккая появилось из дыры, метнувшись вперед, увидело ящерицу. Крылья взметнулись с боков незнакомца, и он прыгнул вверх, но было слишком поздно. С быстротой, изумившей Маккая, ящерица бросилась вперед, свившись клубком вокруг своей жертвы. В животе ящерицы открылась щель, скрыв черное создание. Издав последний скребущий звук, черное существо исчезло в ящерице.
Все это время ящерица продолжала свистеть. Все еще свистя, она вползла в дыру, из которой появилась добыча.
«Животные на Досади более редки, чем может показаться», – говорил учитель Маккая.
Ему захотелось сейчас же узнать, что он только что видел.
Свист прекратился.
Ящерица и ее добыча напомнили Маккаю, что, как он и был предупрежден, не было времени, чтобы подготовить его к каждой новой детали на Досади. Теперь он притаился и еще раз осмотрел ближайшие окрестности.
Крохотные прыгающие существа, похожие на насекомых, населяли узкую полоску тени у подножия белой скалы. Зеленые цветы открывались и закрывались на стеблях желтых кустов. Вся почва вокруг, казалось, состоит из песка и глины, но когда он пригляделся, то увидел прожилки голубых и красных оттенков. Повернувшись спиной к городу, Маккай увидел вдалеке горы: багряная ломаная линия на фоне серебряного неба. Дождь сокращал область видимости в том направлении. Он видел штрихи более темной зелени, простирающейся из глубин. Воздух имел горький привкус.
Маккай еще раз окинул широким взором окрестности, разыскивая какие-нибудь признаки угрозы. Он ничего не смог обнаружить! Он зажал в ладони инструмент из своего набора, небрежно прислоненного, и потянулся, поворачиваясь к Чу. Когда Маккай мельком взглянул на инструмент, тот показал ему сонарный барьер – заграждение из помех, мешающее звуковой локации – над городом. Рассеянно почесавшись, чтобы скрыть свое движение, он вернул инструмент в набор. Птицы летели в серебряном небе над сонарным барьером.
Маккай удивился: «Почему сонарный барьер?!»
Барьер мог остановить диких животных, но не людей. Учителя Маккая говорили, что сонарный барьер не пропускал вредителей-паразитов. Это объяснение не удовлетворяло Маккая.
«Животные более редки, чем кажется».
Несмотря на Стену Бога, солнце было горячим. Маккай поискал затененную сторону скалы. Расположившись там, он взглянул на маленький белый диск, прикрепленный к зеленому отвороту на левой стороне груди: ОР40331-D404. Это была стандартная надпись на Галаче, смеси языков Согласования.
– На Досади они разговаривают только на Галаче. Они могут выявить акцент в твоей речи, но не будут это исследовать, – так утверждали люди Аритча. Они объясняли, что этот значок определял Маккая как вольнонаемного рабочего, имеющего квалификацию в области чуть выше средней, но все еще участника Объединения Труда и подчиненного распределению вне своей квалификации. – Это ставит тебя на три иерархические ступени от края, – сказали они.
Это был его личный выбор. Дно социальной системы всегда располагало своими собственными каналами связи, изобилующими информацией, основанной на точных данных, инстинкте, материи снов и на том, что умышленно исходило из вершины. Что бы ни случилось на Досади, природа этого проявится в бессознательных процессах Объединения Труда. Находясь в Объединении Труда, Маккай мог перехватить этот поток проявлений.
«Я буду ткачом», – говорил он, объясняя, что это было хобби, которым он увлекался много лет.
Выбор позабавил его учителей. Маккай не мог понять причины их веселья.
«Это не имеет сейчас никакого значения. Любой выбор так же хорош, как и другой».
Они настояли, чтобы он сконцентрировался на том, что он делал в то время, изучая жестикуляцию на Досади. Действительно, это был лихорадочный период на Тандалуре после того, как Аритч настоял (с наиболее разумными аргументами), что наилучшим поступком для его Легума было лично отправиться на Досади. В ретроспективе аргументы оставались убедительными, но Маккай был удивлен. По некоторой причине, которую ему не удалось установить, предполагалось, что он будет привлекать меньше СВЕРХЗРЕНИЯ к эксперименту, наблюдая через инструменты и шпионские возможности Калебанца, который охранял место.
Маккаю все еще было непонятно, как они хотели заставить его таскать каштаны из огня, но было ясно, что они нашли способ.
Аритч таинственно пояснил:
«Ты являешься лучшим шансом Досади выжить и нашим собственным лучшим шансом… понять».
Они предполагали, что их Легум спасет Досади, одновременно реабилитируя Говачинов. Задачей Легума было победить ради своего клиента, но это должно было иметь очень странные подробности, с сохранением клиентом абсолютной власти разрушения над находящейся под угрозой планетой.
На Тандалуре Маккаю было разрешено время от времени немного вздремнуть. И даже потом его сон был беспокойным, часть его сознания с адской отчетливостью представляла, где он находился: преследующие и совершенно расстраивающие его непонятные шумы из-за стен – где-то булькала вода, всегда вода.
Когда он тренировался в качестве Легума, ЭТО БЫЛО ОДНИМ ИЗ ПЕРВЫХ его приспособлений: неопределенные ритмы беспокойной воды. Градус – главный бассейн и убежище для самок, место, где Говачин выращивал тех головастиков, которые выживали после хищного отбора самцом-родителем – Градус всегда оставался основным укреплением для Говачина. Существовала поговорка «Если вы не понимаете Градус, то вы не понимаете Говачина».
Как говорится, прямо в точку.
Но там всегда была вода, стоячая вода, нервирующе шлепающая о стены. Доносившийся звук был неритмичным, но это было абсолютным ключом к Говачину, спокойному, но в то же время всегда разному.
Для коротких дистанций плавающие трубки обеспечивали Говачину легкость. Длинные дистанции они преодолевали с помощью двери для прыжка или в свистящих реактивных автомобилях, которые передвигались на магнитных подушках. Прибытие и отбытие таких автомобилей беспокоило сон Маккая в течение всего периода аварийного курса на Досади. Иногда, отчаянно устав, его тело требовало отдыха, и он просыпался от голосов. А тонкая примесь других звуков – автомобилей, волн – делала подслушивание затруднительным. Проснувшись ночью, Маккай должен был напрягаться, чтобы уловить смысл. Он чувствовал себя шпионом, вслушивающимся в важные «нити, ищущим каждый нюанс в небрежных беседах людей за стенами.
Расстроенный, всегда расстроенный, он уходил в сон. И когда, как случалось изредка, все звуки прекращались, это приводило его в полную настороженность, когда сердце колотилось, удивляя тем, что не разрывалось.
А запахи! Какие воспоминания они пробуждали в нем. Мускусный запах Градуса, горькая настойка из экзотических семян, пронизывающая каждый вздох. Пыльца папоротникового дерева вторгалась со своими оттенками цитруса. А караели – крохотные лягушкоподобные животные-любимцы врывались в его сон при каждом восходе солнца со своими острыми ревущими ариями.
В течение тех ранних дней тренировки на Тандалуре Маккай чувствовал себя больше чем немного потерянным, окруженным угрожающими незнакомцами, постоянно сознавал важность дел, которые руководили его успехом. Но положение изменилось после беседы с Аритчем. Теперь Маккай был проверенным, испытанным Легумом, не говоря уже о прославленном агенте Бюсаба. Все же бывали случаи, когда настроение тех ранних дней возвращалось. Эти вторжения раздражали его, поскольку подразумевали, что он был вовлечен в опасное дело против своей воли, что Говачины тайно посмеивались над тем, как они подготовили ему несколько крайних оскорблений. Они не были выше таких шуток. Общая оценка Говачинов не-Говачинами гласила, что народ лягушачьего Бога был настолько окончательно цивилизован, что прошел полный круг к форме примитивной дикости. Взгляните хотя бы на образ жизни самцов Говачинов, убивающих их собственных новорожденных головастиков!
Однажды, во время одного из тех редких случаев, когда люди Аритча позволяли ему спать, Маккай проснулся, сел и попытался стряхнуть это давящее настроение рока. Он сказал себе правду: что Говачины льстили ему, относясь с уважением к его мнению, обходясь с ним с тем якобы религиозным почтением, которым они платили всем Легумам. Но не ускользнула и другая правда: Говачины холили его для своих Досадийских проблем в течение длительного периода времени, и они были менее, чем искренни с ним относительно этого длительного процесса и их намерений.
Были всегда непостижимые тайны в общении с Говачинами.
Когда Маккай попытался тогда опять заснуть, то в беспокойных снах ему виделась сосредоточенная чувствительная плоть (как розовая, так и зеленая), абсолютно обнаженная и совершенно беззащитная перед нападением гигантских самцов Говачинов.
Послание сна было понятным. Говачины, возможно, могли разрушить Досади тем же путем (и по подобным причинам), каким они отсеивали своих собственных головастиков – отыскивая, бесконечно отыскивая самых сильных и гибких из уцелевших.
Проблема, которую они взвалили на плечи Маккая, связывала его. Если слабое подозрение о Досади просочилось в Консент без сопутствующего оправдания, то Федерация Говачинов будет безжалостно затравлена. У Говачинов была ясная и достаточная причина, чтобы уничтожить улики – или позволить им уничтожить себя.
ОПРАВДАНИЕ.
Где его найти? В неуловимых выгодах, заставивших Говачинов поставить этот эксперимент?
Даже если он нашел это оправдание. Досади все равно вызовет шумиху в Консенте. Он станет предметом большой драмы. Более двадцати поколений Людей и Говачинов изолировались без предупреждения. Их единственная история взволнует бесчисленных существ. Пределы языка будут исследованы, чтобы выдавить последнюю каплю эмоциональной сущности из этого открытия.
Не надо было объяснять, что мотивации Говачинов пройдут через бесчисленные изучения и подозрения. Почему они действительно делают это? Что случилось с их первоначальными добровольцами?
Люди оглянутся назад на своих предков – как Людей, так и Говачинов. «Это то, что случилось с дядей Элфредом?» Будут исследованы видовые записи Говачинов. «Да! Тут есть двое – прошедшие без записи!»
Люди Аритча допускали, что «очень небольшое меньшинство» оформило этот проект и хранило его в тайне. Были ли они достаточно здравомыслящими, эта клика Говачинов?
Короткие промежутки сна Маккая всегда прерывались заискивающим Говачином, низко кланявшимся ему и умолявшим его вернуться сразу же к чрезвычайным заседаниям, которые готовили его к выживанию на Досади.
Эти чрезвычайные заседания! Спрятанные в каждом из них предубеждения поднимали больше вопросов, чем отвечали. Маккай пытался сохранить осмысленное отношение, но раздражение постоянно овладевало им.
Почему Говачины на Досади приняли на себя Человеческие эмоциональные характеристики? Почему Досадийские Люди принимали общественные формы? Действительно ли на Досади сознавали, почему они меняли правительственные формы?
Иронические ответы на эти частые вопросы бесили Маккая.
«Все станет ясным, когда вы узнаете Досади по собственному опыту».
Под конец он раздраженно затараторил:
«Вы действительно не знаете ответ, не правда ли? Вы надеетесь, что я найду его для вас!»
Некоторые подробные описания надоедали Маккаю. Слушая объяснения Говачина о том, что было известно о взаимоотношениях Броя, он обнаруживал себя отвлеченным людьми, проходящими в многочувствительный путь доступа снаружи области заседания.
Однажды Сейланг вышла в комнату и села в сторонке, наблюдая за ним с молчаливой жадностью, которая доводила эмоции Маккая до злости. Он страстно желал тогда голубую металлокаленую коробочку, но однажды торжественное посвящение накинуло мантию Легума защиты на него, и коробочка удалилась в священную нишу. Он не увидит ее больше, если только не вмешательство Кортарены. Сейланг оставила один из многих вопросов без ответа. Почему эта опасная самка Врева часто посещала его комнату без всяких приспособлений? Он подозревал, что они позволяли Сейланг наблюдать за ним посредством удаленных шпионских устройств. Почему она однажды решила войти лично? Чтобы дать ему понять, что за ним наблюдают?
Было что-то, что заставляло Говачин тренировать Вревов. У них были в будущем какие-то проблемы, которые мог решить только Врев. Они холили этих Вревов, как они холили его. Почему? Какие способности Вревов могли привлечь Говачинов? Чем эта самка Врева отличалась от других Вревов? Почему она была так предана? Что такое «Пари Врева»?
Это привело Маккая к другому пути, никогда достаточно не исследованному: какие человеческие способности привели Говачинов к нему? Упрямая настойчивость? Подоплека человеческого закона? Существенный индивидуализм Человека?
Не было удовлетворительных ответов на эти вопросы, не более чем на вопросы о Вреве. Тем не менее, ее присутствие продолжало занимать его. Маккай многое знал об обществе Вревов, не только общие сведения об их мирах. Кроме всего прочего, они были полноправными и значительными партнерами в Бюсабе. При выполнении заданий развивалось товарищество, которое часто подталкивало к доверительному обмену информацией. Кроме того факта, что Вревам требовалась триада для воспроизведения, он знал, что Вревы никогда не определяли заранее, кто из Триады будет кормить потомство.
Это составляло краеугольный камень Вревского общества. Периодически этот член триады обменивался на подобного из другой триады. Это обеспечивало их виду генетическое смешение и, что также важно, строило бесчисленные связи во всей их цивилизации. Каждая такая связь приносила необходимую поддержку в трудные времена.
Вревы на Вуро пытались объяснить это: «Возьмите, например, ситуацию, когда Врев убит, или, что еще хуже, лишен неотъемлемой сущности. Виновная сторона будет отвечать ЛИЧНО миллионам миллионов из нас. Где бы триадный обмен ни связал нас, нам необходимо ответить соответствующим образом на оскорбление. Ближайшей вещью, которая у тебя должна быть, как я понимаю, это – семейная ответственность. У нас есть повод для вендетты, когда такие оскорбления случаются. Вы не знаете, как тяжело было освободить тех из нас в Бюсабе от этого… ярма, этой сети ответственности».
Маккай был уверен, что Говачины знают это о Вревах. Эти ли характеристики привлекли Говачинов, или они выбрали невзирая на это, принимая решение из-за каких-то других качеств Вревов? Будет ли Врев-Легум продолжать разделять эту сеть семейной ответственности? Как это могло быть? Общество Вревов могло только оскорбить Говачина в лучших чувствах. Народ Лягушачьего Бога был даже более… эгоистичным и индивидуалистичным, чем люди. Для Говачина семья оставалась частной вещью, огражденной от незнакомца глухой стеной, которая исчезала, только когда вы входили в число избранных друзей.
Ожидая возле белой скалы на Досади, Маккай раздумывал над всем этим, дожидаясь своего часа, прислушиваясь. Чуждая жара, запахи и незнакомые шумы беспокоили его. Ему велели ждать звуков двигателя внутреннего сгорания. Внутреннего сгорания! Но на Досади такие устройства использовали вне города, потому что они были более мощными (хотя и более крупными), чем импульсно-лучевые двигатели, которые использовали внутри Чу.
«Топливом является алкоголь. Большинство сырья приходит с Границы. Не важно, как много яда находится в таком топливе. Они гонят спирт из кустов, деревьев, папоротников… всего, что поставляет Граница».
Сонная тишина сейчас окружала Маккая. Долгое время он насмехался над собой, чтобы отважиться на дело, которое, как он знал, ему придется сделать однажды, когда он будет один на Досади. Маккай мог никогда больше не оказаться здесь один, вероятно, если только не очутится в Загонах Чу. Он знал тщетность попытки установить контакт с Тапризиотом, наблюдавшим за ним. Аритч, говоря ему, что Говачины знали, что Бюсаб давало «Тапризиотскую страховку», сказал: «Даже вызов Тапризиота не может проникнуть через Стену Бога».
В случае разрушения Досади, контракт Калебанца завершался. Тапризиот Маккая мог даже получить время, чтобы окончить запись предсмертных воспоминаний Маккая. Мог. Это был чисто теоретический вопрос для Маккая в теперешних обстоятельствах. Калебанец был в долгу перед ним. «Звезда под Бичом» угрожала оказаться смертельной как для Калебанца, так и для всех, кто когда-либо использовал дверь для прыжка. Угроза была реальной и специфичной. Пользователи дверей для прыжка и Калебанец, который контролировал эти двери, были обречены. Фанни Мэ выразила свою благодарность Маккаю в своей собственной своеобразной манере:
«Благодаря мне твои связи не оканчиваются». Вероятно, Аритч насторожил своих досадийских хранителей относительно любых попыток Маккая связаться с другим Калебанцем. Маккай сомневался в этом. Аритч установил запрет на вызовы Тапризиотов. Но все Калебанцы совместно участвовали в этом деле на некотором уровне. Если Аритч и К o были успокоены ошибочным предположением о надежности их барьера вокруг Досади…
Осторожно Маккай очистил свой мозг от любых мыслей о Тапризиотах. Это было легко. Это требовало концентрирования мыслей на особой ПУСТОТЕ. Не должно быть случайного толчка его разума у Тапризиота, ожидающего с бесконечным терпением в безопасности Централи Централей. Все должно быть пустым в его разуме, исключая чистую проекцию к Фанни Мэ.
Маккай представил ее зрительно: звезда Тайоун. Он вспоминал долгие часы их ментального общения. Он проецировал теплоту эмоциональной привязанности, вспоминая ее недавнюю демонстрацию «углового включения».
Вскоре Маккай закрыл глаза, усиливая тот внутренний образ, который сейчас заполнял его разум. Он почувствовал расслабление мышц. Теплая скала за его спиной, песок под ним постепенно изглаживались из сознания. В нем осталось только яркое присутствие Калебанца.
– Кто вызывает?
Слова касались его слуховых центров, но не ушей.
– Это Маккай, друг Фанни Мэ. Ты Калебанец Стены Бога?
– Я есть Стена Бога. Ты пришел поклониться?
Маккай почувствовал, что ничего не может сообразить. Поклониться?
Проекция этого Калебанца была отражающей и необыкновенной, совсем не похожей на зондирующее любопытство, которое он всегда чувствовал в Фанни Мэ. Маккай постарался вернуть этот первый яркий образ. Внутренняя яркость Калебанского контакта возвратилась. Он предположил, что Калебанец был чем-то почитаемым в этом эксперименте. Никогда нельзя было быть абсолютно уверенным в значении Калебанца.
– Это Маккай, друг Фанни Мэ, – повторил он.
Яркость внутри Маккая потускнела, затем:
– Но ты занимаешь точку на Досадийской волне.
Это был хорошо знакомый вид сообщения, к которому Маккай мог приложить предыдущий опыт с надеждой на взаимопонимание.
– Позволяет мне Стена Бога говорить с Фанни Мэ?
Слова отразились в его голове:
– Один Калебанец, все Калебанцы.
– Я хочу побеседовать с Фанни Мэ.
– Ты не удовлетворен своим настоящим телом?
Маккай почувствовал свое тело, дрожащую плоть, в состоянии, подобном трансу зомби, которое наступало от контакта с Калебанцем или Тапризиотом. Вопрос не имел значения для него, но соприкосновение тел было реальным, и это угрожало прервать связь. Медленно Маккай пробивался назад к тому тонкому присутствию разума.
– Я Джордж Маккай. Калебанцы в долгу у меня.
– Все Калебанцы знают этот долг.
– Тогда выполни его с честью.
Он ждал, пытаясь не увеличивать напряжения. Яркость в его голове сменилась новым присутствием.
Оно воскрешало в сознании Маккая нечто пронзительно знакомое – не полный ментальный контакт, но, возможно, оперирующий с теми участками мозга, где интерпретировались зрительные образы и звуки. Маккай узнал это присутствие.
– Фанни Мэ!
– Что нужно Маккаю?
Для Калебанца это было совершенно правдивым сообщением. Маккай, отметив это, сказал более прямо:
– Мне нужна твоя помощь.
– Объясни.
– Я могу быть убитым здесь… ах, встретить конец моего узла здесь, на Досади.
– На Досадийской волне, – поправила она его.
– Да. И если это случится, я умру здесь. У меня есть в Централи Централей… на волне Централи Централей… друзья, которые должны знать все, что есть в моем разуме, когда я умру.
– Только Тапризиот может сделать это. Досадийский контракт запрещает Тапризиотов.
– Но если Досади будет разрушен…
– Контракт обещает, что проходы не заканчиваются, Маккай.
– Ты не можешь помочь мне?
– Ты хочешь совет от Фанни Мэ?
– Да.
– Фанни Мэ способна поддерживать контакт с Маккаем, пока он занимает Досадийскую волну.
ПОСТОЯННЫЙ ТРАНС? Маккай был шокирован. Она заметила это.
– Без транса. Связи Маккая известны Фанни Мэ.
– Я думаю, нет. Я не могу здесь отвлекаться.
– Плохой выбор.
Она была обижена.
– Можешь ли ты обеспечить меня персональной дверью для прыжка в…
– Не с окончанием узла, близким для Досадийской волны.
– Фанни Мэ, ты знаешь, что Говачины делают здесь, на Досади? Это…
– Калебанский контракт, Маккай.
Ее неудовольствие было явным. Нельзя было сомневаться в честности Калебанского обещания. Досадийский контракт, несомненно, содержал специальные запреты против любых показаний и всего, что приближалось к этому. Маккай был напуган. Он испытал желание покинуть Досади немедленно.
Фанни Мэ так же восприняла это сообщение.
– Маккай может уйти сейчас. Вскоре Маккай не сможет уйти в его собственном теле-узле.
– Теле-узле?
– Ответ запрещен.
ЗАПРЕЩЕН!
– Я думал, ты была моим другом, Фанни Мэ!
Тепло залило его.
– Фанни Мэ обладает дружбой к Маккаю.
– Тогда почему ты не хочешь помочь мне?
– Ты желаешь покинуть Досади в этот момент?
– Нет.
– Тогда Фанни Мэ не может помочь.
Рассердившись, Маккай начал прерывать контакт.
Фанни Мэ уловила чувства расстройства и обиды.
– Почему Маккай отвергает совет? Фанни Мэ желает…
– Я должен идти. Ты знаешь, я нахожусь в трансе, пока мы в контакте. Это опасно здесь. Поговорим в другой раз. Я ценю твое желание помочь и твою новую ясность, но…
– Никакой ясности. Очень маленькая дыра в понимании, но человек не сохраняет больше измерения!
Очевидная расстроенность сопровождала этот ответ, но она прерывала контакт. Маккай чувствовал себя пробуждающимся, его пальцы на руках и ногах дрожали от холода. Калебанский контакт замедлил его метаболизм до опасно низкого уровня. Он открыл глаза.
Странно одетый Говачин в желтом, вышедший из бронированного экипажа, стоял над ним.
Большая грязная машина громыхала и пыхтела рядом. Голубой дым окутывал ее. Маккай начал оправляться от шока.
Говачин товарищески кивнул.
– Ты болен?
Как только полуденные тени покрыли мраком глубины города, они двинулись наружу, на улицы. Трайя и шестеро тщательно отобранных компаньонов, все молодые человеческие самцы. Она надушилась мускусом, чтобы возбудить их, и вела из центра в тусклые малоизученные районы, где шпионы Броя были устранены. Все в ее отряде были в броне и вооружены на манер обычной команды для вылазки.
Часом раньше поблизости были беспорядки, не особенно разрушительные, чтобы привлечь основательное внимание военных, но из человеческого анклава было удалено вклинивание Говачина. Вылазка командой была чем-то таким, чего этот Уоррен мог ожидать в результате столь специфического видового приспособления. Трайа и ее шестеро компаньонов вряд ли позволят себе атаковать. Никто из бунтовщиков не хотел крупномасштабной чистки в этой зоне.
Что-то вроде притихшего, подозрительного ожидания наполняло улицы.
Они пересекли мокрый перекресток, где в водосточных желобах была зеленая и красная сукровица. Запах сырости подсказал ей, что открывали Градус, чтобы его освобожденные воды промыли улицы.
Это навлечет возмездие. Некоторое количество человеческих детей определенно будет убито в последующие дни. Старая схема.
Вскоре отряд пересек зону беспорядков, отметив места, где упали тела, оценивая потери. Все тела были убраны. Для птиц не осталось ни клочка.
Вскоре после этого они появились из Уорренов, прошли сквозь ворота, охраняемые Говачином, людьми Броя. Пройдя несколько кварталов, они вышли еще через одни ворота, с человеческой охраной, все на жалованье Гара. Трайа понимала, что Брой скоро узнает о ее присутствии здесь, но она скажет, что направлялась в Уоррены. Вскоре она пришла к переулку напротив здания Второго Класса. Лишенная окон серость нижних этажей здания походила на слепое лицо, нарушенное лишь решетчатой броней входных ворот. Позади ворот лежал тускло освещенный проход. Его обманчиво гладкие стены скрывали в себе следящие устройства и автоматическое оружие.
Удерживая своих компаньонов движением руки, Трайа ожидала в темноте, пока не изучила вход в здание напротив себя. Ворота были на простой задвижке. В алькове слева возле двери был один охранник, едва видимый позади брони ворот. Силы обороны здания стояли, готовые прийти по вызову охранника у дверей или по вызову того, кто наблюдал через следящие устройства.
Информаторы Трайи сказали, что это убежище Джедрик. Вовсе не в глубоких Уорренах. Умно, ничего не скажешь. Но Трайа годами сохраняла агента в этом здании, как она держала агентов во многих зданиях. Обычная предосторожность. Теперь все зависит от согласованности. Предполагалось, что ее агент в здании уберет внутреннего охранника на станции наблюдения за следящими устройствами. Оставался только охранник у дверей. Трайа дожидалась условленного момента.
Улица вокруг нее благоухала нечистотами: открытая утилизационная линия. Авария? Повреждение во время беспорядков? Трайе никогда не нравилось ощущение этого места. В какую игру играет Джедрик? Не встроены ли в это охраняемое здание неизвестные сюрпризы? Джедрик должна знать к этому времени, что она подозревается в подстрекательстве к беспорядкам – и в прочих делах. Но чувствует ли она себя в безопасности там, на своей собственной территории? Люди склонны чувствовать себя в безопасности среди своего собственного народа. Впрочем, вокруг нее не может быть очень уж больших сил. Тем не менее, на извилистых путях ума Джедрик выработался какой-то частный заговор, а Трайа пока еще не вникла в него. Было достаточно поверхностных указаний, чтобы рискнуть на очную ставку, на переговоры. Вполне возможно, что Джедрик подставилась здесь, чтобы завлечь Трайу. Скрытый в этой возможности потенциал наполнял Трайу возбуждением.
ВМЕСТЕ МЫ БЫЛИ БЫ НЕПОБЕДИМЫ!
Да, Джедрик соответствует образу великолепного агента. При соответствующей организации вокруг нее…
Трайа еще раз взглянула налево и направо. Улицы были подходяще пусты. Она сверила время. Наступил ее момент. Движением руки Трайа послала фланговых направо и налево, а еще одного молодого самца – прямо через улицу к воротам. Когда они были на месте, она скользнула через улицу с тремя оставшимися компаньонами, выстроившимися впереди треугольным щитом.
Охранник у дверей был человеком с седыми волосами и бледным лицом, отблескивающим желтым в тусклом освещении прохода. Веки его отяжелели от недавней дозы его личного наркотика, поставляемого агентом Трайи.
Трайа открыла ворота и увидела, что охранник, как и ожидалось, держит «кнопку мертвеца» в правой руке. Он направил переключатель на нее, обнажив в ухмылке щербатые зубы. Она поняла, что тот узнал ее. Теперь многое зависело от точности ее агента.
– Ты хочешь умереть ради лягушек? – спросила Трайа.
Он знал про бунт и беспорядки на улицах. И он был человеком, с человеческой лояльностью, но знал, что работает на Броя, Говачина. Вопрос был точно рассчитан на то, чтобы наполнить его нерешительностью. Не перебежчик ли она? У него была человеческая лояльность и зависимость фанатика от этой должности охранника, не дававшей ему скатиться вниз. И была его личная пагубная привычка. Все дверные охранники имели привычку к чему-нибудь, но этот пристрастился к наркотику, притуплявшему его чувства и затруднявшему процесс связывания нескольких линий мышления. Не предполагалось, что он будет пользоваться наркотиком на дежурстве, и это его теперь беспокоило. Следовало дать оценку столь многим вещам, и Трайа задала правильный вопрос. Он не хотел умирать за лягушек.
Она вопросительно указала на «кнопку мертвеца».
– Это всего лишь сигнальное реле, – сказал он. – В нем нет никаких бомб.
Трайа по-прежнему молчала, вынуждая его сосредоточиться на своих сомнениях.
Охранник сглотнул.
– Что ты…
– Присоединяйся к нам, иначе умрешь.
Он всмотрелся мимо нее в остальных. Подобные вещи частенько случались в Уорренах, но не очень часто здесь, на склонах, ведущих к высотам. Охранник не относился к тем, кому охраняемые доверяют с полным пониманием. У него были соответствующие инструкции и реле мертвеца, чтобы предупреждать вторжения. Выполнение более точных распознаваний и принятие реальных решений были поручены другим. Это было слабое место здания.
– Присоединиться к кому? – спросил он.
В его голосе была фальшивая воинственность, и она поняла, что тот готов.
– К твоему собственному виду.
Это замкнуло его затуманенный наркотиком ум на его примитивные страхи. Охранник знал, что ему полагается сделать: открыть руку. Это приведет в действие устройство тревоги в кнопке мертвеца. Он мог бы сделать это по собственной воле, и это должно было удержать нападающих от убийства его. Рука мертвеца так или иначе открылась бы. Но в нем подогрели подозрения, чтобы усилить его сомнения. Устройство в руке могло быть не просто передатчиком сигнала. Что, если это и в самом деле бомба? Охранник размышлял над этим много долгих часов.
– Мы будем хорошо с тобой обращаться, – сказала Трайа.
Она по-приятельски положила руку ему на плечо, позволяя ему насладиться полным эффектом ее мускуса, пока вытягивала другую руку, чтобы продемонстрировать, что в ней нет оружия.
– Покажи моему приятелю, как ты поступаешь с этим при смене с дежурства.
Один из молодых самцов ступил вперед.
Охранник показал, как это делается, медленно объясняя с устройством.
– Это просто, стоит только усвоить, в чем тут хитрость.
Когда ее приятель все понял и крепко обхватил эту штуку, Трайа подняла свою руку с плеча охранника и коснулась его сонной артерии отравленной иглой, спрятанной в ее ногте. Охранник успел только сделать задыхающийся вдох, распахнув глаза, прежде чем скользнул вниз из ее объятий.
– Я ведь хорошо с ним обращалась, – сказала она.
Ее компаньоны ухмыльнулись. Они усвоили, что чего-то такого и надо ожидать от Трайи. Они оттащили тело из виду в альков охраны, а молодой самец с сигнальным устройством занял его место у двери. Остальные защищали своими телами Трайу, когда они ворвались в здание. Вся операция заняла меньше двух минут. Все было проделано гладко, как и ожидалось от операций Трайи.
Вестибюль и радиальные коридоры были пусты.
Хорошо.
Ее агент в этом здании заслужил поощрение.
Они пошли по лестнице, вместо того, чтобы довериться лифту. Там было только три коротких пролета. Верхний коридор также был пуст. Трайа направилась к необозначенной двери, воспользовавшись ключом, которым снабдил ее агент. Дверь беззвучно открылась, и они ринулись в комнату.
Внутри были опущены шторы, и не было искусственного освещения. Ее компаньоны заняли позиции у закрытой двери и вдоль обеих стен по бокам. Это был самый опасный момент, тут могла управиться только Трайа.
Через щели, там, где ставни неплотно закрывали южное окно, пробивался свет. Трайа различала неясные очертания мебели и кровать с неопределенным темным пятном на ней.
– Джедрик?
Ноги Трайи касались мягкой ткани, очевидно, сандалии.
– Джедрик?
Ее голень коснулась кровати. Ощупывая темное пятно, она держала оружие наготове. Это был всего лишь ворох постельного белья. Трайа обернулась.
Дверь ванной комнаты была закрыта, но она различала тонкую полоску света под дверью. Трайа обогнула валявшиеся на полу одежду и сандалии, встала с одной стороны и жестом послала своих компаньонов на другую сторону. До сих пор они действовали с минимумом шума.
Она мягко повернула дверную ручку и толчком открыла дверь. В ванне была вода и тело лицом вниз, одна рука вяло свисала через край ванны. Сзади и пониже левого уха виднелся темно-багровый рубец. Трайа за волосы подняла голову, пристально посмотрела в лицо и аккуратно, избегая всплесков, опустила ее. Это была ее агент, та, которой была доверена разведка для организации этой операции. И смерть имела характерные признаки Говачинского ритуального убийства: тот самый рубец под ухом. Говачинский коготь, введенный туда, чтобы заставить жертву замолчать перед утоплением? Или все это просто устроено так, чтобы выглядеть похожим на Говачинское убийство?
Трайа почувствовала, как вся операция разваливается на части вокруг нее, ощутила беспокойство своих компаньонов. Она подумала было позвонить Гару прямо оттуда, где стояла, но ее одолели страх и отвращение. Прежде чем открыть свой коммуникатор и нажать на сигнал опасности, Трайа вышла из ванной комнаты.
– Центральная, – раздался в ее ушах возбужденный голос.
Ее голос был по-прежнему ровным.
– Наш агент мертв.
Молчание. Она могла представить себе, как они нацеливают локатор на ее передатчик, потом:
– Там?
– Да. Она убита.
Послышался голос Гара:
– Этого не может быть. Я разговаривал с ней меньше часа назад. Она…
– Утоплена в ванне с водой, – сказала Трайа. – Сначала ее ударили – вогнали что-то острое под ухо.
Снова последовало молчание, пока Гар переваривал эти известия. У него появятся те же сомнения, что и у Трайи.
Она взглянула на своих компаньонов. Они заняли сторожевые позиции лицом к проходу в холл. Да, если произойдет нападение, оно будет именно оттуда.
Канал связи с Гаром оставался открытым, и теперь Трайа слышала неясное бормотание отдаваемых кратких приказов, разобрать можно было лишь немногие слова:
– Команда… не позволять… время… – Потом совершенно отчетливо: – Они за это заплатят!
«КТО ЗАПЛАТИТ?» – недоумевала Трайа.
Она начала по-новому оценивать Джедрик.
Гар снова вышел на связь:
– Есть ли непосредственная опасность для тебя?
– Я не знаю. – Это было неохотное признание.
– Оставайся там, где ты есть. Мы вышлем помощь. Я известил Броя.
Так вот каким образом Гар это видит! Да. Это было, вероятнее всего, подходящим способом справиться с новым развитием событий. Джедрик от них ускользнула. Не было никакого смысла продолжать. Это теперь должно быть сделано методами Броя.
Трайа содрогалась, раздавая необходимые приказы своим компаньонам. Они приготовились дорого продать свою жизнь в случае нападения, но Трайа начала сомневаться, что немедленное нападение произойдет. Это было еще одним посланием от Джедрик. Трудности начинались при попытке истолковать послание.
