О появлении гостей разведчики доложили после полудня. Однако до Пещер делегация добралась только к темноте. В этот сезон Состязания проводились в Пещерах, и гости должны были добираться сюда. На следующий сезон Состязаний Народ Фуртига должен будет пересечь большое расстояние, чтобы добраться до места проведения турнира.

Все молодые воины и те, кого не выбрали в прошлые сезоны, выстроились в ожидании начала испытаний. Несколько воинов не пришли, потому что Старейшины поручили им неотложные дела.

Рассматривать гостей в упор считалось неприличным, но воины оглядывали друг друга, оценивая способности предполагаемых противников, сравнивая прошлогодних чемпионов и нынешних претендентов, шагающих рядом с малышами и женщинами, и бросая взгляды на кружок Выбирающих.

По мнению Фуртига, среди Выбирающих не было никого красивее Фас–Тан, девушки из пещеры Формура. Правда, соперники Фуртига были тоже интересны и сильны. Так что Фуртиг лишь вздохнул: у него не было почти никаких шансов привлечь внимание Фас–Тан.

Благодаря неким странным законам наследственности, которые явно прослеживались в линии её родственников, Фас–Тан обладала особым цветом и особой длиной волос, что только придавало девушке красоты. Мягкое облако вокруг сё головы было раза в три больше жёсткого меха на загривке Фуртига. И цвет, переходящий от тёмно–каштанового в почти молочный, но безо всяких пятен или полосок. Темный хвостик, пушистый, как и голова, был расчёсан гребнем из рыбьих костей. Таких гребней возле пещеры Формура появлялось великое множество. Их приносили те, кто надеялся заслужить внимание Фас–Тан, поймать на себе хоть один её взгляд. И если она принимала вещь, сделанную чьими–то неуклюжими руками, этого хватало воину, чтобы целый день гордо расхаживать у Пещер.

Понятно, что Фас–Тан будет оказана честь выбрать первой. А с её–то гордостью она, конечно же, выберет достойнейшего. Никакой надежды на то, что Первая Выбирающая, Фас–Тан, остановит свой золотой взгляд на нём, у Фуртига не было. Но плох тот воин, который не мечтает. И Фуртиг помечтал…

Однако его мечты перебила новая забота. Слова Фал–Кана о заблуждениях, почти предательстве Гаммажа, крепко засели у Фуртига в голове. Он перевёл взгляд с женщин соседнего клана на ряд воинов–соперников. У большинства из них с поясов свешивались охотничьи когти. Фуртиг разглядел также несколько подростков, которые шли в общей колонне, но без когтей, этих отличий взрослого воина. Поскольку охотничьи когти больше не приходили с дарами Гаммажа, воин мог добыть их двумя способами. Во–первых, унаследовав когти от отца, когда тот отправлялся в страну Последней Тьмы. Во–вторых, вызвав на поединок обладателя когтей и в честном бою взяв их как трофей, доставшийся победителю.

У Фуртига имелись когти, доставшиеся ему от отца. Он долго–долго оббивал когти молотком, чтобы придать им форму своих рук. Что, если завтра его вызовет на поединок какой–нибудь юнец без когтей и отнимет их? Фуртиг бережно коснулся своего оружия. Потерять их значило потерять всё.

Он вновь подумал о Фас–Тан, и на этот раз в нём поднялась ярость, подталкивающая выкрикнуть вызов немедленно, в первое встречное усатое лицо ближайшего воина. Он знал, что никто не удержится от участия в Состязаниях, видя, как Выбирающие призывно колышут хвостиками и спокойно шествуют, не замечая, кажется, никого, но на самом деле отлично понимая, какие на них кидают взгляды.

В этом сезоне Фуртиг был единственным представителем Пещеры Гаммажа. Так как в прошлом сезоне его старший брат Фухан не привёл в пещеру девушку, Фуртигу на этот раз предстояло сделать два вызова, за себя и за брата. Фуртиг свернул в низкорослый кустарник, направляясь в Пещеру.

Там он пробрался на своё место и вздохнул. Народ был слишком малочисленным, чтобы рисковать жизнями воинов. Поэтому на Состязаниях никогда не доходило до смертельного исхода. Однако участника могли сильно избить или даже покалечить, если Предок лишал его своей милости.

А Гаммаж, Предок Фуртига, даже мысленно не присутствовал на Состязаниях. После рассказа Фал–Кана у Фуртига не осталось даже уверенности в милости Предка. Раздумывая, Фуртиг отодвинул светильник и зачерпнул из кувшина пригоршню–другую воды.

Почему Предок так боится возвращения Демонов? В последний раз их видели очень давно. Разве что — шерсть на загривке Фуртига встала дыбом — где–то в глубине Логовищ ещё остались живые Демоны…

Гаммаж, несмотря на то, что теперь обходит стороной Пять Пещер, мог узнать о существовании Демонов, мог научиться от них всему демонскому злу. И всё–таки Фуртиг верил, что Гаммаж в такой ситуации прислал бы чёткое послание, чтобы попытаться убедить хотя бы нескольких из Людей примкнуть к его плану, каким бы диким он ни выглядел.

Старшие часто обращались к прошлому. Они то и дело говорили с кем–нибудь, кто уже ушёл в страну Последней Тьмы. Как будто ушедший находится где–то рядом. Это умение видеть ушедших приобреталось Старшими только в очень преклонном возрасте. Впрочем, мало кто из Старейшин доживал до глубокой старости. Потому что чаще всего охотник внезапно погибал от удара рогов или от клыков дичи, за которой охотился. Или вдруг с холодами подступала неизлечимая простуда. Или нападали другие недуги, тучами увивавшиеся вокруг Пещер.

Наверное, все эти неприятности не достигали логовищ Демонов. Вот почему старый Гаммаж разглядел тени Демонов, крадущиеся к Народу. Скорее всего, это и есть правильный ответ: Гаммаж также обладает сверхзрением, помогающим видеть невидимое. А как спорить с тем, кто утверждает, будто видит невидимое? Вот и Гаммаж, замечательный мастер–изобретатель из Логовищ, под влиянием этих призрачных теней возвращающихся Демонов станет опасен для Народа, если продолжит сеять свои заблуждения среди чужаков. А ведь он проповедует свои идеи даже среди врагов! Так сказал Фал–Кан. Надо, чтобы кто–то отправился к Гаммажу и узнал, что же тот делает в действительности. Но идти придётся по–настоящему, а не просто болтать о «прогулке к Гаммажу», как это принято у одиноких юных воинов. На благо Народа необходимо, чтобы кто–то отправился к Гаммажу.

В последний раз к Гаммажу уходили четыре сезона Состязаний назад. Ушедший не вернулся домой. То был Фоскотт из Пещеры Фавы. Тогда Фоскотт победил на Состязаниях. Фуртиг попытался вспомнить, как выглядел Фоскотт, и пожалел, что вспомнил. Потому что Фоскотт был очень похож на Фуртига, того почти взрослого Фуртига, какого в последнее время отражали гладкие воды Бассейна у Больших Деревьев.

Фоскотт был также худощав, узкоплеч и гибок. Даже шерсть у него имела такой же окрас, дымчато–серый, почти голубой в солнечном свете. Он тоже любил бродить в одиночку, и однажды показал Фуртигу находку, обнаруженную им в одном небольшом Логове, стоявшем на отшибе от Логовищ, где обитал Гаммаж. Найденная вещь представляла собой странный металлический ящик, одну сторону которого покрывала инкрустация из очень гладкого материала. Когда Фоскотт нажал на что–то в ящике, на гладком материале появилась картинка. Эта вещь, конечно же, была делом рук Демонов. И когда Старейшины в Пещерах увидели её, они отобрали ящик у Фоскотта и разбили его камнями.

Поглаживая охотничьи когти, Фуртиг размышлял о завтрашних состязаниях. Можно, конечно, забыть про Гаммажа и заняться устройством собственной жизни. Чем ближе подходило время схватки с противником, тем хуже чувствовал себя Фуртиг. Впрочем, когда выкрикнут вызов, Фуртиг ринется в бой, забыв обо всём. Это был закон, они все забывали страх, едва чуяли азарт битвы. Эти порывы не поддавались контролю. Сама жизненная сила Народа кидала их в схватку с противником.

Считалось неприличным заглядывать в жилища другого племени. Поэтому собравшиеся на встречу обитатели Пещер разбрелись по домам, а представители другого клана соорудили из повозки, в которой прибыли, палатку. Так что Фуртигу не пришлось оставаться в одиночестве долго. В пещере же вся семья окружила его.

Фал–Кан и двое младших Старейшин принялись выдавать Фуртигу очередные наставления.

— Не стоит надеяться на жеребьёвку…

Фуртиг предпочёл бы, чтобы на него не обращали внимание и оставили в покое. Неизвестно, чем его собственное убеждение в том, что он завтра провалится, хуже совета старших, тщетно скрывавших явные сомнения в его будущей победе. Но Фал–Кан говорил так, как будто мог завтра повлиять на выбор противника поподатливее.

Другой Старейшина, Фуджор, безучастно вылизывал руку языком, обращая особое внимание на место, где отсутствовал один палец. Он лизал так тщательно, словно палец мог снова вырасти. Фуджор весь зарос густой шерстью и чаще других бегал на четвереньках.

— Верно, — поддакнул он, пока Фал–Кан напутствовал:

— У троих нет охотничьих когтей. Так что ты, воин, будешь лакомым кусочком для соперников. Помни, что за хорошее оружие дерутся яростней, чем за иную самку.

Фуртигу хотелось сорвать с пояса эти драгоценные когти и засунуть их куда–нибудь подальше. Но это запрещалось обычаем. Он должен будет выложить своё оружие на скалу Вызовов, когда настанет его очередь драться. Но несмотря на отчаяние, он осмелился заговорить со Старейшинами. В конце концов и Фал–Кан и Фуджор когда–то победили на Состязаниях. Не посоветуют ли они что–либо ценное новичку?

— Неужели Старейшины думают, что я окажусь побеждённым, что оружие, перешедшее ко мне от отца, достанется чужому Воину? Если да, то можете не рассказывать мне, как избежать этого поражения.

Фал–Кан критично взглянул в его сторону:

— Только воля Предка определит, кому быть победителем. А ты сообразителен, Фуртиг. Ты уже узнал, чему мы могли научить тебя. Мы старались. Посмотрим теперь, что ты сможешь сделать без нас.

Фуртиг умолк. Лучшее, что он мог сделать — это убраться подальше от этих двух Старейшин. Фуджор считался Старейшиной лишь по возрасту, а не по уму. А Фесан никогда не повышал голоса в присутствии Фал–Кана.

Из молодёжи, кроме него самого, клан располагал только мальчиками–подростками. Но они были ещё слишком малы и годились разве что на прокладывание тренировочных следов к завтрашнему занятию. В последнее время в Пещере Гаммажа жило больше женщин, чем мужчин. К тому же Выбирающие из Пещеры уходили в другие кланы после каждого Состязания. Семейство потихоньку рассеивалось. Вполне возможно, через некоторое время с ними произойдёт то же, что и с семьёй Рантла из нижней Пещеры. Там остались только Старейшины и Выбирающие, состарившиеся настолько, что уже не могли производить потомство. Да, гордый род основал Гаммаж, ничего не скажешь!

Фуртиг неторопливо сжевал пищу, положенную в его миску, добрался до своей лежанки и свернулся клубочком, готовясь ко сну. Если бы завтрашний день уже был позади! Если бы уже было известно, выиграл он Состязание или нет!..

Сквозь тьму до Фуртига доносился тихий шёпот двух его сестричек. Для них завтрашний день означал триумф и развлечение. Они будут не среди сражающихся, а среди Выбирающих.

Фуртиг попробовал было представить себе лицо Фас–Тан, но сладкое видение ускользало, на его место приходили более грубые материи. Фуртиг с отвращением подумал, как это позорно — вернуться в Пещеру без когтей, по обычаю пристёгнутых к поясу. И тут он ясно понял, что сделает. Он не уйдёт бродяжить, как его старший брат. И не останется в Пещерах, чтобы вечно выслушивать укоры Старшин. Он уйдёт к Гаммажу!

Утром Фуртиг не мог вспомнить, что видел во снах. Так что невозможно было истолковать какое–нибудь сновидение как предупреждение, посланное Предком. Поднимаясь с постели, Фуртиг не чувствовал себя сильнее, чем обычно. Наоборот, его угнетало нехорошее предчувствие и ему стоило труда сохранять обыкновенную маску безразличия, подобающую воину в столь великий день.

Когда настало время сбора на вытоптанной Площадке Состязаний, Фуртиг смело встал в ряды Вызванных на бой, словно он был сам Сан–Ло. Так звали лучшего бойца, выставленного против Пещер. Его рыжеватая короткая шерсть переливалась на солнце бурыми полосками, словно это золотистое сияние предсказывало скорые почести, которые возвысят Сан–Ло в глазах жителей Пещер и западного клана.

Фуртиг не питал необоснованных иллюзий: их отряд почти не имел шансов победить. Вместе с ним Пещеры выставили десять бойцов… В большинстве своём светлого окраса, но с разным рисунком. Два серо–полосатых брата — довольно заурядной расцветки. Ещё один боец — чёрный как ночь, и его два белоснежных брата. Эта бесшабашная троица всегда охотилась вместе и юноши были очень общительны. Далее два рыжих бойца, похожие на Сан–Ло, но помоложе. Ещё один — полосато–бурый с белым брюшком. И наконец Фуртиг собственной персоной, чисто–дымчатый.

Противники, согласно традиции присланные только от двух семейств, в основном выглядели более однообразно: чисто чёрные или в чёрно–белых пятнах.

Выбирающие привольно разлеглись на согретых солнцем камнях по одну сторону Площадки, с восточной стороны. Старейшины и семейные собрались с южной и северной сторон. Время от времени какая–нибудь из Выбирающих издавала призывный вопль, обещающий восторги страсти будущему избраннику. Только Фас–Тан незачем было привлекать к себе внимание подобным образом. Все и без того давно уже отметили её поразительную красоту.

Старейшина из Западного клана — его звали Ха–Джа — и Старейшина Пещер, по имени Кайджен, выступили в центр Площадки, подзывая первых воинов из каждой шеренги. Над головами подходящих попарно воинов Старейшины держали горшок, в котором были сложены жребии. Воины вытаскивали дощечки, на которых было написано имя противника. Наконец настала очередь Фуртига, все остальные уже вытянули свои жребии. Он нащупал в горшке всего две оставшиеся дощечки, вытащил одну и отошёл с нею в сторонку.

Наконец все воины снова выстроились в шеренги и, расчистив перед собой небольшие участки, установили вытянутые жребии.

Ха–Джа выкрикнул:

— Первая пара воинов!

Сан–Ло оскалился и выпустил когти. Кайджен сделал знак противнику Сан–Ло. Им оказался крепкий парень, весь в чёрной шерсти, нетерпеливо бьющий хвостом. Это была достойная пара для Сан–Ло.

Оба вышли к центральному камню, положили охотничьи когти рядом. В этом бою обходятся без оружия.

Ха–Джа и Кайджен подали знак сходиться. Противники вступили в круг, распушив хвосты, прижав уши и сощурив глаза. Оба издали боевые кличи и закружились, выбирая момент для прыжка.

Они схватились, яростно царапаясь, брыкаясь мощными ногами и уворачиваясь. Даже привыкшие к подобным зрелищам зрители не могли различить, кто где, пока дерущиеся не отпрянули перед новой атакой. Клочья шерсти усыпали площадку, но воины снова издали боевой клич, их бойцовская ярость нисколько не утихла от первого наскока.

И снова яростный безудержный клинч. Они покатились по земле, сея вокруг клочья шерсти. Боевой настрой захватил зрителей. Воины выкрикивали боевые призывы, едва–едва сдерживаясь, чтобы самим не вцепиться в ближайшего противника. Даже Старейшины присоединились к общему возбуждённому беснованию. Только Выбирающие оставались заученно–безразличными. Лишь глаза их приоткрылись пошире, а розовые язычки забегали по губам.

Сан–Ло победил. Когда дерущийся клубок распался, противник Сан–Ло побрёл прочь, волоча поджатый хвост и стирая кровь, сочившуюся из глубоких царапин на животе. Победитель от Пещер подошёл к камню и с горделивым звяканьем потряс охотничьими когтями, затем, выпятив грудь, вернулся в строй.

Бои продолжались. Два бойца от Пещер сдались противникам за явным преимуществом. Затем три боя подряд выиграли воины Пещер. Опасения Фуртига росли. Воинов западного клана оставалось немного и среди них был очень сильный боец, почти такого же грозного вида как тот, что дрался против Сан–Ло. Похоже, что воля Предка не благоволила к Фуртигу.

Так и случилось. Ещё один бой выиграл сосед Фуртига по Пещерам. Но самолгу Фуртигу достался именно тот сильный воин. И увы, у него не было охотничьих когтей на поясе, так что Фуртигу предстояло испытать не одно поражение, а два.

С ужасом готовясь к неизбежному, Фуртиг вышел к камню, стараясь ничем не выдать неуверенности, положил охотничьи когти и повернулся к противнику.

В конце концов, он должен был принять бой. И Фуртиг издал боевой клич, концентрируя все силы. Бой начался и Фуртиг дрался, прилагая всё своё умение, всю выучку. Которой, к сожалению, оказалось мало. Его одержимости хватило на два яростных клинча, во время которых он получил множество ран от ударов по ногам. Это был не бой, а сплошной кошмар. Но Фуртиг не должен был сдаваться, надо было продолжать бой, пока…

Пока не наступила темнота, поглотившая его и растворившая в тяжёлых видениях. И когда он очнулся на своём лежаке в Пещере, то подумал, что всё ещё продолжает видеть дурные сны. Он приподнял кружившуюся голову и обнаружил, что вся она облеплена целебными листьями. Превозмогая боль, он с надеждой дотянулся до пояса. Когтей не было. Он потерял оружие, утратил дар Гаммажа, переданный когда–то отцу. Он потерял надежду быть в Пещерах кем–то более авторитетным, чем безрукий Фуджор.

По всему видно было, что его доставили в Пещеру с наибольшей заботой. Но радом никто не сидел. Фуртигу хотелось пить — жажда приносила новую боль. Но он заставил себя превозмочь страдания и встал, несмотря на ноющие ушибы и ссадины. Он дополз до каменной выемки с водой и трясущейся рукой зачерпнул пригоршню. Вторую порцию воды он не осилил. Но всё же пытался напиться, так же отчаянно, как недавно дрался безо всякой надежды на успех.

Он не пошёл назад, к лежанке. И не потому, что хотел пить, а потому, что издали доносился шум праздника. Наверное, церемония Выбора закончилась, и теперь Выбравшие веселятся со своими избранниками. Фас–Тан… Фуртиг старался не думать о ней. В конце концов, Фас–Тан — это только мечта, которой Фуртиг никогда не будет обладать.

Зато утраченные когти были настоящей потерей, из–за которой стоило, подобно малышу, отбившемуся от матери, зареветь в голос. Теперь Фуртиг потерял последнюю возможность остаться в Пещерах.

Но одно дело отправляться в Гаммажу при полной амуниции, победителем. А идти в качестве побитого на Состязаниях, к тому же потеряв оружие… Для этого Фуртиг был слишком горд. И всё–таки он должен уйти к Гаммажу. У него есть право выбора — уходить или остаться, и он воспользуется этим правом так же, как и его ушедший брат.

Помимо прочего, всегда можно заявить своё участие в будущих Состязаниях. Впрочем, этого Фуртиг хотел меньше всего.

Однако уходить, не объявив своего выбора, Фуртиг тоже не собирался. Для такого шага он тоже был слишком горд. Некоторые проигравшие бывали так обескуражены, что уходили втихомолку, ночью, никому ничего не сказав в своих пещерах. Такой уход не для Фуртига! Он вернулся на лежанку. Надо подождать, пока он не окрепнет для похода.

Так он и лежал, болезненно раздумывая, прислушиваясь к шуму праздника и стараясь угадать, кого выбрали его сестрички. Победителей из западного клана, или воинов Пещер. С этим он и заснул.

Он проснулся, когда лучи солнца играли у входа в Пещеру. Стоял день, и лежанки Старейшин были пусты. Но в глубине Пещеры слышались звуки. А прямо перед Фуртигом, почти нос к носу, сидела, уставившись на него немигающими круглыми глазами, девочка–подросток.

— Фуртиг, — нежно произнесла она, осторожно снимая высохший целебный лист с его плеча, — Фуртиг, тебе очень больно?

Он ощутил, что ему не так больно, как раньше.

— Не очень, сестра по клану.

— Ты — сильный воин из Пещеры Гаммажа…

Фуртиг недовольно сморщился:

— Ты ошибаешься, сестра. Я проиграл в битве с воином из западного клана. Это Сан–Ло сильный воин, а не я.

Она покачала головой. Как и Фуртиг, эта девочка носила дымчатую шёрстку, но её шубка была длиннее и шелковистей. Фуртигу подумалось: Фас–Тан прекрасна из–за своей редкой окраски. Но когда для этой девочки придёт время стать Выбирающей, она тоже будет красавицей.

Она подтвердила то, что он и сам предвидел:

— Фас–Тан выбрала Сан–Ло. Сестричка Найя выбрала Мура из Пещеры Фолока. Но вот сестричка Ингар выбрала чёрного воина из западного клана.

Девочка поджала уши и фыркнула.

— Это тот, с кем я дрался, да, Ю–ла? — спросил Фуртиг. — Что ж, он сильный воин.

Ю–ла снова покачала головой:

— Он сделал тебе больно. Сестричка Ингар не должна была выбирать того, кто причиняет вред брату по клану. Она больше не принадлежит Пещерам.

— Конечно нет, сестра. Выбравшая переходит в клан избранника. Так принято. Это жизненное правило.

— Плохое это правило — устраивать драки, — покусывая пальчик, она добавила. — Ты лучше, чем Сан–Ло.

Фуртиг хмыкнул:

— Я не взялся бы доказывать это утверждение, сестричка. Вообще–то, ты сказала неправду.

Ю–ла пробурчала:

— Да, у него сильные когти. Но слабая голова. Он не умеет думать. Нет, Фас–Тан просто дура. Она должна была выбрать не того, кто умеет драться, а того, кто умнее.

Фуртиг взглянул на девочку. Ведь она всего–навсего подросток, ей ещё целый сезон до поры Выбора. Но сказанное Ю–лой не было детским суждением. Он с проснувшимся любопытством спросил:

— Почему ты так думаешь?

Она гордо тряхнула головкой:

— Мы — из Пещеры Гаммажа. Предку были известны многие вещи, которые он присылал нам в помощь. Он научился делать эти вещи не путём турниров и драк. Вместо драк Предок охотился за знаниями. Женщины, братишка, порой тоже умеют думать. Когда я вырасту настолько, чтобы различать следы, я не пойду в Выбирающие. Как и ты, я пойду к Гаммажу! У него я буду учиться и учиться.

Она вытянула вперёд маленькие пушистые ручки, словно желая удержать знания, словно собирая их из воздуха. Фуртиг осторожно возразил:

— Но Гаммаж с возрастом потерял разум…

И вновь она сердито фыркнула, на этот раз на Фуртига.

— Ты говоришь как Старейшины! Если кто–то не понимает нового, то, конечно, следует называть новшество вредным и недобрым! Лучше подумай, насколько велики знания Гаммажа, если то, что он присылал нам — лишь маленькая толика тех изобретений, какими он располагает. В Логовах, наверное, осталось немало полезных вещей.

— Но если опасения Гаммажа обоснованы, то Логова также грозят и Демонами.

Ю–ла сморщила нос:

— В Демонов, братишка, надо верить, когда сам их видел. А до тех пор надо брать с собой в дорогу всё, что может пригодиться.

Фуртиг привстал:

— Да, но откуда ты узнала, что я собираюсь уйти к Гаммажу?

Она тихо, мурлыкающе, засмеялась.

— Ты есть ты, братишка, и не можешь быть никем другим. Лучше взгляни, — и она вынула из–за спины небольшую сумку, затянутую шнурком. Фуртиг лишь однажды видел такую сумку, но знал, что среди женщин они весьма ценятся. Согласно преданию такие сумки делала последняя подруга Гаммажа, потому что у неё были самые гибкие пальцы. Но с тех пор такие сумочки никто не делал.

— Откуда у тебя такая сумочка?

— Я сама её сделала, — ответила она с величайшей гордостью. И кладя сумочку ему в руку, добавила. — Это для тебя. И вот ещё.

Она достала вещь, которая потрясла его не меньше, чем сумка. Охотничьи когти! Не столь ухоженные, как его собственные, тускловатые от времени и поцарапанные. К тому же нескольких сегментов не хватало.

— Я нашла их среди камней у водной пещеры. Они сломаны, братишка. Но в конце концов, ты уйдёшь не с голыми руками. И я очень прошу тебя… Когда предстанешь перед нашим Предком, спроси у него: разве женщина из Пещеры Гаммажа не достойна изучать новое? И покажи ему сумку. Обещаешь?

Изумлённый сильнее, чем хотел бы себе позволить, Фуртиг прижал к груди сумку и когти.

— Будь уверена, сестричка. Я передам ему всё сказанное тобой, слово в слово.