Глава 14
— Однако похоже на то, что времени-то у нас как раз и нет, верховный советник, — подчеркнул Рамсей. — Ты говоришь, что моё появление в Видине — чудо. Конечно, но весть об этом чуде должна скорее распространиться за пределами Видина, если мы не хотим, чтобы Бертал был коронован законно, — он искал на ощупь. Очевидно, что-то скрывалось за озабоченностью Очалла временем. — Сколько тебе нужно времени, чтобы твой план принёс желаемые плоды?
Верховный советник долго не отвечал. Снова ущипнул нижнюю губу большим и указательным пальцами.
— Кажется, на время Просвещённые на твоей стороне. Или их желание бросить большой камень в пруд Улада, смешать там все дела работает на тебя. Что касается времени — может быть, пять дней…
Он опять начал играть блестящим ключом, и Рамсей отвёл взгляд. Очалл снова заговорил.
— Кто ты? — он задал вопрос прямо, как будто сама его простота обеспечит правдивый ответ.
Рамсей обнаружил, что сейчас улыбаться ему стало гораздо трудней, чем раньше.
— Каскар, избежавший большой опасности и явившийся потребовать то, что принадлежит ему по праву.
Очалл испустил странный звук. Если бы не полное отсутствие веселья, его можно было бы принять за смех.
— Хороший ответ, верховное могущество. Ты говоришь, что ты Каскар, значит, и будешь Каскаром. Но я думаю, понимаешь ли ты, что слишком торопливо протянул руку к короне. Если ты идёшь на поводу у Просвещённых, тебя можно пожалеть…
— Предупреждение, верховный советник? — спросил Рамсей. — Я принимаю его за выражение твоей озабоченности. Я знаю только, что в Ломе засели те, с кем я должен свести счёты. Если мне понадобится, чтобы приблизиться к цели, потребовать соблюдения моих прав, я перекричу все твои трубы. Будь уверен в этом. А на что тебе нужны пять дней? — он пытался узнать правду, если можно рассчитывать на какую-то правду от Очалла.
— Оружие с севера, — так же откровенно ответил верховный советник. — Нашли новое оружие, ещё не испытанное в больших битвах, но мощное, как докладывают мои лазутчики. Торговцы с севера хвастают его эффективностью, и если они говорят правду…
— Его испытали в действии? — Рамсей постарался не проявлять особого интереса. В каком действии? Что если отсюда их вольное общество безжалостно обрекли на смерть? Может, это была только демонстрация оружия, чтобы произвести впечатление на таких покупателей, как Очалл?
— Испытали, — подтвердил верховный советник. — Его сила доказана. Не знаю, какие ещё тайны имеются у северян, но такое оружие не видано со времён Великой Эры.
— Но говорят, именно такое оружие оставило мир полумёртвым, — заметил Рамсей. — Даже самый честолюбивый человек ради власти в Уладе не решится им воспользоваться!
— Нет, это не Абсолютное Запретное. По сравнению с ним это камешки из рогатки мальчишки. Использование этого оружия не нарушает Вечный Завет Живым. Вообще-то, это простая модификация уже известного оружия, — но Очалл не стал вдаваться в подробности.
— И на ком демонстрировалось это новое оружие? — настаивал Рамсей.
Очалл пожал плечами.
— В незначительной стычке. В бою между пиратами и наёмниками Тантанта из пограничных районов Олироуна. Конечно, в наших интересах, чтобы внимание Олироуна было занято набегами на его границы. Нельзя поддерживать независимость герцогства. Но никаких явных нарушений.
Говоря это, верховный советник пристально наблюдал за Рамсеем.
— В будущем, когда герцогиня Текла выйдет замуж за повелителя Улада, такие дела следует организовывать незаметней. Не нужны будут вторжения, — сказал Рамсей.
— Совершенно верно. Но это хорошо, что Олироун занят своими внутренними трудностями до благоприятного брака. Нужно лишь предотвратить действия таких, как Тантант, привлечение наёмников. Поэтому испытание оружия достигло сразу двух нужных результатов. Не думаю, чтобы Тантант нашёл какое-либо другое вольное общество, которое теперь примет его предложение, а пираты Линарка теперь будут заняты…
— Пираты! — повторил Рамсей. — Им передали оружие? Разве это не опасно? — про себя он удивлялся собственному спокойствию. Сознание того, что бойня на скалистой гряде была всего лишь сознательным экспериментом, вызвало такой гнев, с которым раньше он бы не справился. Обсуждать спокойно смерть людей, принявших его товарищем, их смерть — как результат демонстрации оружия!.. Он внутренне кипел и сражался с собственными эмоциями. Императрица и шаман — они могли обречь одного человека на изгнание, а потом на смерть от руки наёмного убийцы, успокаивая свою совесть «долгом». А Очалл обрёк на смерть множество людей только потому, что это удовлетворяет его честолюбие…
— Значит, если у тебя будет пять дней, ты собираешься выступить на Лом с этим оружием? — внешне спокойно спросил Рамсей.
Он настолько был занят борьбой со своими чувствами, что на этот раз не очень тщательно подбирал слова.
— Я, верховное могущество? — Очалл покачал головой.
— Моя власть — только тень твоей законной власти. Я отдаю приказы только твоим именем…
Рамсею не нужно было даже закрывать глаза. Между ним и Очаллом словно возникла паутина иллюзий. Он видел не этого сильного человека, воплощение жажды власти, а жёлтый туман, в котором извивались и кричали люди. Это было не видение из сна, но зрелище запечатлелось в памяти так же прочно, как посланные Оситесом сны, с которых и начался весь этот кошмар.
Действовать совместно с Очаллом, использовать его? Он был глуп, поверив в возможность этого. В новом мире у него нет ни одного человека, которому он смог бы поверить, кроме Дедана. А капитан лежит далеко, раны не позволяют немедленно призвать его. На секунду или две, осознав своё величайшее одиночество, Рамсей испытал настоящее потрясение.
Он не сознавал, что пошатнулся и в поисках поддержки ухватился за подлокотник массивного трона. Но тут же заметил устремлённые на него пристальные жадные глаза Очалла. Рамсей не осмелился подумать, что же понял верховный советник за эти несколько секунд, когда юноша утратил самоконтроль. Но, несомненно, Очалл поверил, что имеет дело с ещё одним слабым принцем. И Рамсей понял, что отныне, что бы он ни делал, внешне ему придётся выполнять предложения Очалла.
Послать туман, это жуткое пламя на Лом — немыслимо! Знают ли Просвещённые, что планирует Очалл? Если знают, они должны были подумать об этой предательской угрозе. Он сам ничем не обязан императрице и её партии. Вернуться в Лом — значит, встретиться с нападением другого наёмного убийцы. Но куда ещё ему деваться? Даже если он сумеет скрыться из Видина так же внезапно и таинственно, как появился, его визит сюда, открытое признание Очалла при дворе дадут верховному советнику право действовать от его имени. Никто не усомнится в приказах, отданных им именем императора.
— Пять дней… — Рамсей ухватился за первый же предлог. — Пять дней — это слишком долго. Если Бертала провозгласят императором, многие, как было сказано, которые не поддерживают моего дорогого кузена, переменят своё мнение, чтобы не расколоть Улад.
— Каков тогда твой ответ? — спросил Очалл.
— Мы с тобой, верховный советник, в сопровождении дворян, которые поддерживают наше правое дело, отправимся в Лом. Не угрожая, а выдвигая требование, которое не оспорит никто.
Юноша наблюдал, осмелится ли Очалл возразить. Но верховный советник как будто был готов к такому вызову.
— Ты отправляешься прямо в логово врага, верховное могущество. Но храбрость — привилегия истинного императора, а если тебя будет окружать верная стража, тайно к тебе не подберутся. И не посмеют открыто оспаривать права Каскара. Когда ты хочешь отправиться?
— Немедленно, как только всё будет готово, — Рамсей не сомневался, что у Очалла есть свои сторонники, которые исполнят любой его приказ. Но сам он получит передышку… Для чего? Он не знал. Единственное утешение — Очалл поедет с ним, и видение тумана и огня, надвигающихся на город, не осуществится.
Флаер, который унёс их из резиденции Каскара, был больше и роскошнее предыдущих. В нём имелось несколько кают с различными приспособлениями. Рамсей заметил, садясь, что на флаере торопливо нарисовали герб — свирепую птицу, которую он видел на панелях дворца. Верные люди как будто стремились, чтобы его появление соответствовало его рангу, чтобы были представлены все символы законного правителя.
«Площадь Провозглашения?» Так как Очалл не пожелал сесть на мягкие подушки места, предложенного ему Рамсеем, то теперь верховному советнику приходилось вставать и нагибаться, чтобы задать вопрос со своего более низкого и твёрдого сидения.
Рамсей, довольный, что решил одну из своих проблем, кивнул. Его до этого беспокоило, что он появится во дворце Лома незаметно для горожан. Но приземление на «Площади Провозглашения» открыто заявит о наследнике престола, что должно удовлетворить большинство поборников гласности.
Согласившись с Очаллом, юноша, очевидно, остался предоставленный самому себе, потому что верховный советник сел, закрыл глаза и явно не хотел разговаривать. Рамсей тоже закрыл глаза. Что они ему говорили, эти непостижимые Просвещённые? Видеть сны? Но он так и не научился вызывать сны по своей воле.
Он стал вспоминать подробности своей встречи с Эдайс, вспомнил, как мелькали сё руки, перекладывая карты, как коснулись последних, предсказывающих его судьбу. Судьба — да, и Страх, и Сны… и лишь слабое обещание Надежды в конце.
События развиваются слишком быстро, а он так мало знает. Как будто слепым участвуешь в сражении, в то время как те, с кем он сталкивается, обладают и зрением, и целью. У Рамсея была раньше только одна цель — спасти шкуру Рамсея Кимбла. Теперь им двигало стремление спасти город, может быть, целый народ. Его рот горько скривился. Что побудило его поддаться гневу, который вызвано небрежное объяснение по поводу нового оружия Очалла?
Он не знал расстояний между здешними городами, однако его удивила краткость перелёта. Наверное, Очалл приказал лететь на предельной скорости. Рамсей ещё пытался привести мысли в порядок, когда флаер уже начал спускаться по спирали.
Богато украшенные стены каюты были лишены окон. Рамсей сидел неподвижно. Они могут спуститься прямо в руки поджидающего врага. Очалл, казалось, прочёл его мысли; может, Рамсея выдала напряжённая поза. Верховный советник сказал:
— Похоже, провода для разговоров не передают сообщения в Видин, но мы разрешение на посадку запросили открыто, верховное могущество, — голос Очалла прозвучал сардонически. — Будь уверен, Лом знает, кто прибывает — открыто, как ему и подобает, прибывает законный властитель, а не захватчик.
Рамсей не нашёл в этом большого утешения. Но он избрал роль и не позволит, чтобы верховный советник видел, как он от неё уклоняется.
— Правильно сделано, — заметил он.
— Мы садимся на площади Четырёх Героев, — продолжал Очалл. — Тут нет посадочной площадки, но для нас расчистят необходимое место. Отсюда тебе останется только открыто взойти на Место Верховных Знамён и показать себя всем…
Рамсею показалось, что он уловил странный взгляд в своём направлении. Не намекает ли верховный советник, что таким образом он совершит действие, которое раз и навсегда сделает его императором Улада?
Флаер коснулся земли, корпус перестал дрожать. Рамсей расстегнул ремень безопасности. Он с радостью отметил, что руки у него не дрожат. Ведь он уже прошёл через подобное испытание, когда вышел из флаера на крыше дворца в Видине.
Юноша встал. Его сопровождающие двинулись к выходу. Первыми вышли стражники, теперь под командованием Джасума. Стражники вытянулись на мощёной площадке внизу, образовав коридор, через который предстояло пройти Рамсею-Каскару.
Он неторопливо спустился. Они действительно сели в самом центре Лома. Со всех сторон часто, как деревья вокруг жилища Просвещённых в Роще, теснились высокие здания. Стены из ржаво-красного и тускло-серого камня увешивали яркие вымпелы и полоски ткани. Вымпелы, длинные, как ленты, шевелились на ветру.
Прямо перед ним возвышалась пирамида из красного камня. Рамсей уже знал, что такие сооружения остались от легендарного Великого Мира. Вершина усечённой пирамиды напоминала треугольную платформу. По краям платформы стояли шесть прочных столбов, на которых развевались пять флагов. Шестой столб был лишён флага. На платформу вёл пролёт ступеней, старинных, истоптанных. Место Флагов выглядело существующим уже многие столетия, оно, вероятно, было древнее самого Лома. Среди всех этих разукрашенных зданий пирамида казалась странно обнажённой.
Рамсей неторопливо поставил ногу в углубление первой ступеньки. Хотя он не смотрел по сторонам — им овладело ощущение, что он точно знает, как бы поступил в таком случае Каскар, император Улада, — Рамсей понял, что улицы Лома не пустынны. Вокруг собралась огромная толпа. Никто из прилетевших с ним из Видина не последовал за ним. Вероятно, только верховное могущество (какие же у них неуклюжие титулы) имеет право взойти на пирамиду.
Шум внизу перешёл в рёв. Рамсей продолжал подниматься. Каждый шаг он делал аккуратно и неторопливо, не смотря ни направо, ни налево. Толпа внизу, быть может, уже приготовилась растерзать его. Капля пота выступила у него на лбу под линией чёрных волос, поползла по щеке. Но юноша сохранял бесстрастное выражение и продолжал подниматься.
Вот он достиг вершины. Справа от него оказался столб с жёлтым флагом, геометрически точно перечёркнутым ярко-зелёным крестом. Слева стоял столб без знамени.
Так же неторопливо, как поднимался, Рамсей повернулся и посмотрел на город, которым собирался править Каскар. Голова его была обнажена, только на лбу поблескивало серебряное кольцо. Ни капюшон, ни маска больше не скрывали его лицо. Он стоял, слегка расставив ноги, положив руку на рукоять церемониального меча, и смотрел вниз и вдаль.
Увидел он море лиц, повёрнутых в его направлении. Даже окна соседних зданий заполняли люди, и все смотрели на него. Все эти взгляды произвели на Рамсея впечатление удара, однако он знал, что должен стоять бесстрастно и выдерживать их.
Теперь все кричали, и он различал в этом громе, отразившемся от стен зданий, своё заимствованное имя:
— Каскар! Каскар!
Потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что в этом крике нет угрозы. Удивление — да. Если при дворе Каскара и не любили, город не разделял такого отношения. И когда он поднял руку, принимая приветствия, то подумал, что верные ему люди есть не только в Видине. Приветственный рёв достиг даже стен отдалённого дворца.
Кто-то другой поднимался по изношенным ступеням. Рамсей увидел человека в короткой, очень яркой одежде, с изображением свирепой птицы Улада на груди. Этот человек нёс на плече рог, такой большой, что ему приходилось ступать острожно, чтобы сохранить равновесие. За ним последовал ещё один, одетый так же и тоже с рогом; этот второй только что вышел из рядов стражи, собираясь подниматься.
Когда двое трубачей достигли вершины пирамиды, Рамсей слегка отступил. Они поклонились ему, развернулись, упёрлись раструбами своих инструментов в древний камень и поднесли роги ко рту.
Рёв толпы перекрыли глубокие низкие звуки. Словно раскаты грома, только вот туч никаких не было; Рамсея ярко освещало солнце. Трижды повторились эти звуки. Крики стихли, наступила тишина. По-прежнему все лица были устремлены к Рамсею. Люди ждали, а он не знал чего! Рука его дёрнулась в панике — это же всё часть древней церемонии. Королевские дворы пронизаны такими церемониями, частично церемонии обеспечивают безопасность правителей. А он не знал, что ему сейчас делать…
И тут к его величайшему облегчению — в это момент он даже забыл о своём недоверии к верховному советнику, — Очалл поднялся вслед за трубачами. Но не подошёл к Рамсею на вершине пирамиды. Напротив, повернулся лицом к толпе — нелёгкий маневр на старинных узких ступеньках — и заговорил:
— Слушайте меня, верные люди! На этом месте, на площади Героев, на Месте Флагов, которое находится в самом сердце Улада, я провозглашаю нашего господина верховным правителем — да будет под его правлением плодородна земля, да будет она орошена и озарена золотом солнца! По праву наследника Дома Джостерна носитель крови самого древнего Джостерна — Каскар — принимает правление; и права его неоспоримы. Пиран миновал Последние Врата — да перенесут его плакальщицы и утешительницы, — Очалл склонил голову и смолк на мгновение, эту позу традиционного почтения повторили все в толпе, — как можно быстрее к вечной жизни, к радости и благословению. При жизни он признал Каскара, принца Видина, своим подлинным наследником по крови и по духу. И поэтому Каскар стоит перед вами как верховный повелитель, хранитель Улада, страж и утешитель по эту сторону Врат для всех своих подданных. Император умер, император пришёл!
Четырежды оглушительно прогремели трубачи. И снова послышались радостные приветственные крики.
Дрожь пробежала по спине Рамсея. До сих пор он смотрел на всё происходящее как на опасную роль в какой-то пьесе. Но ведь это — реальность! Слишком всё реально! Он же не настоящий Каскар; ему захотелось убежать подальше от этих приветственных криков. В какой сети он запутался? Юноша с трудом глотнул. Крики стали тише… Должно быть, народ чего-то ждал от него.
Рука Рамсея поднялась почти против его воли. В ответ на этот невольный жест наступила тишина, как и перед словами Очалла.
Он должен был что-то сказать… Но ничто в прошлом не подготовило его к такому моменту. Настоящего Каскара тщательно вышколили бы, постепенно подвели к этому часу, его же колебания будут сразу замечены. Снова на него навалилась тяжесть маскарада. Верные люди — этот термин имеет определённый смысл в этом мире — как узы чести. Если Рамсей принимает их верность, он должен что-то дать им взамен, чтобы сохранить равновесие. Начинал он, думая только о себе, о своей безопасности, о своей личной схватке с теми, кто так безжалостно воспользовался им. Но если он примет то, что ему предлагается сейчас, то будет связан навсегда. Он и так зашёл слишком далеко, возврата нет, если он только не откажется от всего, что несёт с собой его внешность. А этого он не сможет сделать.
— Верные люди вашего императора, — Рамсей попытался говорить уверенно, не подыскивая слова, словно речь эта была у него заранее подготовлена. — Верные Уладу. Ни на чём большем не может клясться наследник Дома Джостерна. Первейший долг провозглашаемого — безопасность Улада и всех живущих в его границах.
Короткая речь и, может, довольно неуклюжая. Но в этот момент Рамсей говорил так серьёзно, как никогда в жизни. Наступила тишина. И Рамсей уже начал думать, что где-то в его короткую речь вкралась ошибка. Потом начались приветственные крики…
Но вдруг в толпе внизу возникло и какое-то смятение. Вперёд пробившись группа стражников, прокладывая в толпе дорогу. Мужчины и женщины расступались под этим напором. А внутри группы Рамсей увидел роскошные наряды придворных. Наконец и дворец сделал ход. Но Рамсей не верил, что на этом открытом общественном месте возможны какие-то тайные интриги.
У основания пирамиды люди из Видина сомкнули ряды. Однако Рамсей заметил, что настроены они не очень решительно. Всё сильнее расходились волны от приближавшейся целеустремлённой группы. Толпа уже раздавалась сама, пропуская отряд. Дойдя до стражников из Видина, пришедшие тоже выстроились в ряд, словно готовясь к схватке. Рамсей сделал шаг вперёд: любыми средствами он должен воспрепятствовать столкновению. И тут же понял, что вмешательство — по крайней мере на уровне солдат — не потребуется.
Теперь вперёд вышли штатские, которых сопровождали солдаты. Бертал… и Оситес. Принц оделся в алое и золотое, яркие цвета сами по себе бросали вызов. Шаман походил на тень злого предзнаменования в своей чёрно-белой одежде, рядом с ослепительным великолепием Бертала она казалась скорее чёрной, чем белой.
Старое лицо шамана было, как всегда, бесстрастно, но Бертал шёл багровый от злости, почти одного цвета с его алым нарядом. Шаман положил принцу руку на плечо, как будто предостерегая от поспешных действий, но тот резким движением сбросил его руку и побежал вверх по ступеням, ведущим к Месту Флагов.
Шум толпы перешёл в ропот. Очевидно, все с нетерпением ожидали исхода драмы и собирались быть свидетелями встречи соперников, претендующих на трон Улада.
Рамсей оставался на месте. Бертал мог служить воплощением гнева. Они могли бы даже сойтись в драке — весьма поучительное зрелище для Лома. Рамсей был уверен, что справится с разгневанным принцем без всякой помощи со стороны стражи. Но ему не хотелось публично участвовать в таком недостойном действии.
Бертал перепрыгивал через изношенные ступени. Оситес, несмотря на возраст и длинную стесняющую движения одежду, не отставал от принца. И едва Бертал, со сверкающими от гнева глазами, с искажённым ненавистью ртом, достиг уровня Рамсея, как его догнал Оситес.
— Самозванец! — Бертал тяжело дышал, он хватал ртом воздух, и обвинение его прозвучало не так громко, как ему хотелось. — Существо из снов! Думаешь, ты сможешь здесь править? Нет, говорю я! И своими руками докажу это!
Он выхватил церемониальный меч. Рамсей даже не коснулся своего оружия. Сузившимся взглядом следил он за принцем, у которого в углах рта появилась пена. Если Бертал настолько обезумел, что бросится на него сейчас, придётся ему принимать на себя все последствия.
Но острие не устремилось в грудь Рамсею. Бертал схватил меч не за рукоять, а за лезвие и бросил меч в воздух. Не в Рамсея, но на камни. Меч ударился, скользнул и острием вперёд остановился у ног Рамсея.
