Глава 12
Для Свенгаарда, выросшего в мире приказов оптименов, мысль о том, что ОНИ уязвимы, пришла, как ересь. Он пытался выкинуть ее из головы и ушей. Быть уязвимым значит подвергаться опасности смерти. Только существа низшего порядка страдали от этого. Но не оптимены. Как могли ОНИ быть уязвимы?
Он знал хирурга, сидящего перед ним в тусклом свете, который просачивался через узкие щели в куполе потолка. Человеком этим был Тур Иган, один из хирургической элиты Централа, человек, которому доверялись самые тонкие генетико- медицинские проблемы.
Комната, которую они занимали, была тесным маленьким помещением, встроенным в промежутке между стенами шапки воздушной системы, обслуживающей подземные «муравейники» комплекса каскадов. Свенгаард сидел в удобном кресле, но руки и ноги его были связаны. Другие люди, которые заполняли это пространство, были позади небольшого стола, где сидел Иган. У людей были странного вида пакеты. По большей части они игнорировали Игана и его спутника.
Свенгаард изучал темные, напряженные черты лица хирурга Централа. Углубленные линии на лице человека выдавали начало ферментного разбалансирования. Он начинал стареть. Но глаза были синевы летнего неба и еще молодые.
— Вы должны выбрать на чьей вы стороне, — сказал ему Иган.
Свенгаард позволил себе немного отвлечься и осмотреться. Прошел человек, несущий золотистый металлический шар. Из одного кармана у него высовывалась короткая серебряная цепочка, на которой болтался знак селекционера в виде лингама.
— Вы должны ответить, — сказал Иган.
Свенгаард посмотрел на стену рядом с собой — пластмелд, неизбежный пласмелд. Во всем пространстве чувствовалось зловоние дезинфицирующих средств и парниковый эффект использования средств очистки воздуха.
Люди продолжали проходить. Одинаковость их одежды начинала давить на Свенгаарда. Кто эти люди? То, что они члены подпольного Центра Родителей, было очевидным. Но кто они такие?
Женщина коснулась его, проталкиваясь мимо. Свенгаард посмотрел на белозубую улыбку на черном лице, узнал в женщине тип Зиков, лицо, похожее на Поттера, но кожа темнее… ошибка хирурга. На правом запястье ее был браслет из человеческих волос. Волосы были белые. Свенгаард упорно смотрел на браслет, пока женщина не скрылась из вида за углом комнаты.
— Сейчас это открытая борьба, — сказал Иган. — Вы должны верить мне. От этого зависит ваша собственная жизнь.
«Моя собственная жизнь?» — размышлял Свенгаард. Он попытался думать о своей собственной жизни, идентифицировать ее. У него была третичная жена, нечто чуть большее, чем любовница, женщина, как и он сам, на каждую просьбу которой к селекционеру о разрешении иметь детей она получала отрицательный ответ. Он попытался на мгновение вспомнить ее лицо, но не смог, оно затерялось в памяти о предыдущих женах и любовницах.
«Она не является моей жизнью, — думал он. — Кто моя жизнь?»
Он сознавал усталость, которая доходила до костей, и остатки воздействия наркотиков, которые использовали прошлым вечером его похитители. Он вспомнил руки, охватившие его, этот дикий взгляд на стену, которая не могла быть дверью, но была ею, освещенное пространство позади. И он вспомнил свое пробуждение здесь, а Иган сидел напротив него.
— Я ничего не скрыл, — сказал Иган. — Я все вам рассказал. Поттер едва успел скрыться, чтобы спасти свою жизнь. Уже вышел приказ, чтобы взять вас. Ваша компьютерная сестра мертва. Но умрут еще многие. ОНИ должны быть уверены, разве вы не понимаете? ОНИ не могут ничего предоставить случаю.
«Что такое моя жизнь?» — спросил себя Свенгаард, и он подумал сейчас о своей удобной квартире, старинных предметах, предметах для развлечения, справочной литературе, друзьях, об обычных гарантиях безопасности своего положения.
— Но куда я пойду? — спросил Свенгаард.
— Место уже подготовлено.
— Но от них не найти безопасного места, — сказал Свенгаард. Произнося эту фразу, он впервые в жизни ощутил всю глубину собственной неприязни к оптименам.
— Есть много безопасных мест, — сказал Иган. — ОНИ просто притворяются, что у них сверхчувствительное восприятие. А истинные их способности заключены в машинах и приборах, а также секретной службе наблюдения. Но машины и инструменты могут быть использованы в других целях. А чтобы осуществлять насилие, оптимены зависят от простых смертных людей.
Свенгаард потряс головой: — Но ведь это все чушь.
— За исключением одного, — сказал Иган, — все они, как и мы — совершенно разные. Мы знаем это по опыту.
— Но зачем им надо делать все то, в чем вы их обвиняете? — запротестовал Свенгаард. — Это же бессмысленно. ОНИ действительно добры к нам.
— Единственный их интерес состоит в сохранении себя, — сказал Иган. — Они ходят по скользкой дорожке. Пока не будет сколько-нибудь значительных изменений в условиях их жизни, они будут продолжать жить… неопределенно долго. Но как только существенные перемены вкрадутся в их жизнь, и они, как мы, будут подвержены капризам природы. Вы видите, что для них не может быть природы — живой природы, которую бы они не контролировали.
— Я не верю этому, — сказал Свенгаард. — ОНИ же, кто любит нас и заботится о нас. Посмотрите на все, что ОНИ сделали для нас.
— Я уже насмотрелся, — Иган тряхнул головой. Свенгаард был еще более пустоголовый, чем они ожидали. Он отгораживался от всех аргументов и придерживался старых догм.
— Вы хотите, чтобы ОНИ лишили нас эволюции, — сказал Иган.
Свенгаард уставился на него. — Чего?
— ОНИ сделали себя единственными свободными личностями в нашем мире, — сказал Иган. — Но личности не эволюционируют. Эволюционируют популяции, а не личности. У нас нет населения.
— Но народ…
— Да, народ. Кому из нас дозволено иметь потомство? — Иган потряс головой. — Вы генный хирург, мужчина! Разве вы еще не опознали образец?
— Образец? Какой образец? Что вы этим хотите сказать!
— Свенгаард дернулся, чтобы встать со стула, ругнулся на то, что связан. Руки и ноги его онемели.
— Оптимены придерживаются одного кардинального правила в вопросах продолжения рода, — сказал Иган. — Возврат к нормативному среднему. Они допускают непреднамеренный обмен с нормативным средним фашизмом, чтобы подавлять развитие уникальных личностей. Такие несколько уникальных личностей, когда они встречаются, не имеют права иметь потомство.
Свенгаард тряхнул головой: — Я не верю вам, — сказал он. Но он почувствовал начало сомнений. Взять хотя бы его самого — какую бы он жену себе ни выбирал, ему отказывали в праве на потомство. Он сам проверил генетические черты своих жен и видел сам, что мог бы получить жизнеспособный эмбрион, но оптимены сказали нет.
— Но вы же действительно верите мне, — сказал Иган.
— Но посмотрите, какую долгую жизнь ОНИ нам дают, — сказал Свенгаард. — Я могу рассчитывать почти на двести лет.
— Медицина дает это, не оптимены, — сказал Иган. — Тонко рассчитанные предписания ферментов — вот ключ. Это, плюс точно расписанная жизнь, в которой эмоциональные неприятности сведены к минимуму. Подобранные упражнения и диеты для ваших специфических нужд. Это можно было бы сделать почти для каждого.
— Неопределенная жизнь? — прошептал Свенгаард.
— Нет! Но долгая жизнь, намного дольше, чем мы получаем сейчас. Я сам собираюсь прожить четыреста лет — как и несколько моих современников. Почти четыреста прекрасных лет, — сказал он, вспоминая злобную фразу Калапины… и смешок Нурса.
— Четыреста — вы? — спросил Свенгаард.
— Я согласен, что это ничто по сравнению с их многими тысячами, — сказал Иган. — Но почти каждый мог бы иметь эти же самые годы, да только вот они не разрешают.
— Почему? — спросил Свенгаард.
— Таким путем они могут продлевать жизнь лишь немногим избранным, — сказал Иган, — награда за службу. Без этого правила у них не было бы монеты, чтобы купить нас. Вы знали об этом. Вы сами пытались продать себя им за свою жизнь.
Свенгаард посмотрел вниз на свои связанные руки. «И это моя жизнь? — удивлялся он. — Связанные руки? Кто купит мои связанные руки?»
— И вам следовало бы послушать, как хихикал Нурс над моими жалкими четырехстами годами, — сказал Иган.
— Нурс?
— Да, Нурс из Туеров. Нурс — циник, Нурс, которому уже более сорока тысяч лет. Почему, по-вашему, Нурс является циником? — спросил Иган. — Есть и постарше оптимены, намного старше. Большинство из них не циники.
— Я не понимаю, — сказал Свенгаард. Он уставился на Игана, чувствуя что слабеет, заходит в тупик, не может противостоять силе этих слов и аргументов.
— Я забыл, что вы не из Централа, — сказал Иган. — ОНИ классифицируются по тончайшим долям эмоций, которые им разрешены. ОНИ — акционисты, эмоционалы, циники, гедонисты и изнеженные. ОНИ проходят через цинизм по пути к гедонизму. Туеры уже вплотную заняты погоней за личными удовольствиями.
Иган изучал Свенгаарда, взвешивая эффект своих слов. Это было существо, стоящее лишь чуть выше уровня простого смертного. Это был человек средневековья. Для него Централ и оптимены были главными двигателями всех систем небожителей. За пределами Централа находился только райский дом создателя… а для свенгаардов мира было лишь малое различие между оптименом и Создателем. Оба они были выше луны и абсолютно беспорочны.
— Куда мы можем убежать? — спросил Свенгаард — Нет такого места, где можно спрятаться. Они контролируют ферментные предписания. В ту же минуту, когда каждый из нас явится в аптеку для получения очередной дозы, там ему и конец.
— У нас есть свои источники, — сказал Иган.
— Но почему вам нужен я? — спросил Свенгаард. Он не поднимал глаз от своих связанных рук.
— Потому что вы уникальная личность, — сказал Иган.
— Потому что вы нужны Поттеру. Потому что вы знаете об эмбрионе Дюранов.
«Эмбрион Дюранов, — подумал Свенгаард. — В чем значение этого эмбриона Дюранов? Все опять возвращается к этому эмбриону.»
Он взглянул вверх, встретился со взглядом Игана.
— Вам трудно узнать оптименов в моем описании их, — сказал Иган.
— Да.
— Они являются чумой на лике земли, — сказал Иган.
— Они болезнь земли!
Свенгаард встрепенулся от горечи в голосе Игана.
— Саул стер с лица земли тысячи, и Давид — десять тысяч, — сказал Иган. — Но оптимены стирают будущее.
Плотная фигура мужчины втиснулась в узкое пространство у стола и устроилась спиной к Свенгаарду.
— Ну? — спросил он. В голосе звучали тревожные ноты неотложности, просто в одном этом слове. Свенгаард попытался разглядеть лицо человека, но не мог сдвинуться так далеко в сторону. Была только эта широкая спина в серой куртке с поясом.
— Я не знаю, — сказал Иган.
— Больше мы не можем терять времени, — сказал вновь пришедший. — Поттер закончил работу.
— Результат? — спросил Иган.
— Он говорит успешный. Он использовал ферментную инъекцию для быстрого восстановления. Мать скоро сможет ходить. Плотная рука показалась через плечо, указывая большим пальцем на Свенгаарда. — Что нам делать с ним?
— Берите его, — сказал Иган. — Что делает Централ?
— Приказано арестовать и заключить в тюрьму всех хирургов.
— Так быстро? Они взяли д-ра Хэнда.?
— Да, но он сыграл в ящик.
— Остановил сердце, — сказал Иган. — Это единственное и правильное решение. Мы не можем позволить им допросить хоть одного из нас. Сколько нас всего осталось?
— Семь.
— Включая Свенгаарда?
— Тогда восемь.
— Мы подержим Свенгаарда пока некоторое время, — сказал Иган.
— Они начинают вытаскивать своих особых людей из Ситака, — сказал большой мужчина.
Свенгаарду была видна только половина лица Игана из-за незнакомца, но эта часть была сильно нахмурена и сосредоточена. Один видимый ему глаз смотрел на Свенгаарда, но не видел его.
— Тогда ясно, — сказал Иган.
— Да — они собираются уничтожить мегаполис.
— Не уничтожить, стерилизовать.
— Ты слышал, как Олгуд говорил о народе?
— Много раз. Паразиты в своих муравейниках. Он наступит на целый район без тошноты. Все готово к действию?
— Можно сказать готово.
— Шофер?
— Запрограммирован на желательный ответ.
— Тоща дай этому Свенгаарду пулю, чтобы успокоился. У нас нет на него времени, если мы встали на этот путь.
Свенгаард застыл.
Могучая спина повернулась. Свенгаард взглянул в блестящие глаза, серые, оценивающие, лишенные эмоций. Одна из могучих рук поднялась, держа выстреливаемую ампулу. Рука коснулась его шеи, и он почувствовал толчок.
Свенгаард уставился вверх на это большое лицо, и через мозг его прошли суетливые волны. Горло его отяжелело, язык отнялся. Он хотел протестовать, но не мог выдавить ни звука. Сознание его превратилось в уплотняющийся шар, сконцентрированный на крохотном пятачке с щелевыми отверстиями. Это пространство становилось все меньше и меньше — пока не сократилось с сумасшедшей скоростью до окружности величиной с глаз с узкими щелями зрачков.
Он провалился в мягкий колодец темноты.
