Андрэ Нортон
Том 17
Преданья Колдовского Мира. Кошачьи Врата
ПРЕДАНЬЯ КОЛДОВСКОГО МИРА
ПАУЧИЙ ШЕЛК
1
Большая буря в год Кобольда пришла поздно, много позже обычного времени, когда её ожидали. И это было только частью того зла, которое навлекли на Эсткарп его хранительницы, когда собрали величайшие силы, искорёжившие и разрушившие горы, намертво запечатав проходы, через которые могло произойти вторжение Карстена.
Раннок оказался беззащитным перед бурей. Только пророческий сон Мудрой Женщины — Ингварны — позволил вовремя увести женщин и детей на высоты, откуда они со страхом смотрели, как море обрушивается на сушу. Вода поднялась так высоко, что волны кипели у самых Змеиных Камней на холмах. Лишь ещё выше, у скалы Тора, смогли спрятаться беженцы, которые теперь, почти теряя сознание от ужаса, ожидали неминуемого конца.
Кто мог надеяться теперь на возвращение рыбачьего флота, только вчера вышедшего в море? Вернутся разве что обломки, игрушки штормовых волн.
А на берегу оставалась только горстка стариков и мальчишек да один или два таких как Хердрек, Хромоногий, деревенский кузнец. Потому что Раннок сильно обеднел мужчинами, как и всем остальным, с тех пор как война начала опустошать Эсткарп. С севера грозил Ализон, ястреб, готовый сорваться с насеста и устремиться на добычу; на юге кипел и бурлил Карстен, как будто за рухнувшими горами ещё сохранялось что–то живое.
Мужчины, выступившие вместе с пограничниками лорда Симона Трегарта или служившие под знамёнами колдуний из Эсткарпа, где они? Семьи давно отчаялись и перестали их ждать. С того времени, как старик Набор (а ему уже перевалило за сотню) был молод и зелен, в этой земле не было мира.
Однако именно Набор, преодолевая силу ветра, вместе с Ингварной взобрался на скалу Тора; они стояли там, прижавшись плечом к плечу. И он, и она с тревогой смотрели на море. Старик не верил, что Ингварна ещё ждёт возвращения флотилии, хотя и знал, что она может предвидеть будущее.
Беспорядочно вздымавшиеся волны гигантскими кулаками били по скалам. Набор увидел корабль, поднимавшийся и падавший в воду совсем близко от ужасных клыков Змея. Но вот огромный вал перенёс его через эти страшные скалы на относительно спокойную воду за ними. Набор вздохнул облегчённо, как моряк, увидевший чудо: жизнь была выхвачена прямо из клыков смерти. К тому же Раннок обладает правом на останки кораблекрушения. И если корабль продержится, его груз принадлежит тому, кто сумеет доставить его на берег. Старик уже повернулся, чтобы отыскать Хердрека и остальных и послать их за добычей, когда Ингварна повернула голову и сквозь дождь посмотрела ему в глаза. В её пристальном взгляде сквозило предупреждение.
— Кто–то приходит…
Он видел, как губы её произнесли это слова, но голоса за рёвом ветра и волн не слышал.
И в этот момент раздался страшный грохот, перекрывший даже удары грома. Незнакомый корабль избежал гибели на скалах, но теперь его выбросило на берег, и прибой быстро доламывал его.
К наблюдателям, хромая, присоединился Хердрек.
— Это рейдер, — выкрикнул он в промежутке между порывами ветра. — Наверное, кто–то из морских собак Ализона, — и плюнул в направлении корпуса корабля.
Ингварна уже направлялась к берегу, как будто её Влекло туда что–то очень важное. Хердрек предупреждающе крикнул, но она даже не повернула головы. Громко проклиная глупость всех женщин — впрочем, в следующее мгновение кузнец понадеялся, что Мудрая Женщина его не слышала, — Хердрек последовал за нею, а за ним побежали двое его ребят.
Когда они добрались до берега, буря начала стихать. Волны почти целиком забросали разбитый корабль водорослями. Хердрек обвязался прочной верёвкой, приказал крепко держать её и двинулся в прибой. С помощью свисавших обрывков вант и сорванных ветром парусов он забрался на борт.
Там он увидел плотно закрытый и перевязанный верёвками люк. Кузнец достал нож и разрезал верёвки.
— Эй! — голос его гулко отозвался в темноте внизу — Есть там кто?
В ответ раздался тонкий крик, словно ему откликнулась морская птица, которая над стихающим морем охотится за добычей бури. Но он решил, что это не птица. Осторожно, оберегая больную ногу, кузнец спустился в вонючий трюм. То, что он увидел, вызвало у него тошноту и гнев против тех, кто владел кораблём. Судно оказалось перевозчиком рабов. Жители Раннока о таких слышали, они торгуют живым товаром.
Однако из всего груза выжил только один человек. И Хердрек вынес её из ужаса этой тюрьмы. Это была маленькая девочка, худая, с кожей, обтягивающей кости, с огромными глазами, серыми и невидящими. Ингварна забрала девочку у кузнеца, словно имела на это право, и завернула тощее тело в свой тёплый плащ.
Жители Раннока так никогда и не узнали, откуда была родом Дайрин. То, что работорговцы грабили где придётся по всему побережью, не было тайной. К тому же жители деревни вскоре обнаружили, что девочка слепа. Игнварна, Мудрая Женщина, искушённая в лекарственных травах и заговорах, умеющая вправлять кости и залечивать раны, печально покачала головой после этого открытия и сказала что слепота девочки не от телесного повреждения. Должно быть, девочка увидела что–то настолько ужасное, что её мозг вообще отказался смотреть.
Девочке было лет шесть–семь, но дар речи, казалось, тоже покинул ребёнка, и участью её оставался только страх. Женщины Раннока пытались утешить её, но в глубине души хотели, чтобы она оставалась с Ингварной; впрочем, они считали, что та довольно странно обращается с девочкой. Потому что Мудрая Женщина никак не пыталась облегчить жизнь ребёнка. Напротив, с самого начала она обращалась с морским найдёнышем не как с калекой — телом или душой, а как с деревенской девочкой, которую выбрала себе в ученицы, и школа этой девочке предстояла весьма трудная.
Жизнь в эти годы в Ранноке была тяжёлой. Половина флотилии так и не вернулась в посёлок из пасти бури. Не появлялись и береговые торговцы. Наступила трудная зима. Но именно в это время Дайрин впервые показала своё искусство. Хотя глаза её и не видели, что делают пальцы, но она чинила рыбацкие сети с таким мастерством, что тому изумлялись даже опытные женщины.
На следующую весну, когда жители деревни срезали шары локута, чтобы высвободить семена для посадки, Дайрин заинтересовалась шелковистыми внутренними волокнами, она ловко сплетала и расплетала их. Ингварна и Хердрек изготовили маленькое веретено и показали ребёнку, как им работать.
И Дайрин на удивление хорошо им воспользовалась. Её маленькие птичьи пальчики тянули нить тоньше, чем удавалось другим, и никогда не делали узлов. Но девочка всегда казалась недовольной, стремясь сделать свою ткань ещё тоньше, ещё изящнее.
Мудрая Женщина учила свою приёмную дочь и многому другому, учила пользоваться пальцами и обонянием в огороде трав. Дайрин легко усваивала заговоры — немаловажную часть знаний Мудрой Женщины. Усваивала очень быстро, и всегда в ней ощущалось какое–то нетерпение. А когда девочка допускала ошиибки, то очень сердилась на себя. И больше всего сердилась, когда испытывала потребность в каком–нибудь орудии или инструменте, который не могла описать.
Как–то раз Ингварна пришла переговорить с Хердреком (он к этому времени стал старейшиной деревни) и задумчиво сказала, что, возможно, искусство Мудрой Женщины может восстановить утраченную память Дайрин. Когда кузнец спросил, почему она не говорила об этом раньше, Ингварна серьёзно ответила:
— Этот ребёнок не нашей крови, она была пленницей морских собак. Имеем ли мы право возвращать ей ужасы прошлого? Может, Гуннора, покровительница всех женщин, из жалости отняла у неё память. А если так…
Хердрек прикусил палец, глядя на Дайрин, работавшую у ткацкого станка, который для неё построили по его же приказу; время от времени девочка раздражённо хлопала по станку рукой. Казалось, она хотела переделать станок, изменить тяжёлые деревянные детали, чтобы они лучше служили ей.
— Мне кажется, она со временем становится всё более и более несчастной, — медленно согласился он. — А вначале казалась вполне довольной. Теперь же она иногда ведёт себя так, как снежная кошка в западне. Мне это не нравится.
Мудрая Женщина кивнула.
— Верно. По–моему, это правильный выбор.
Ингварна подошла к девочке, взяла её за руки, повернула и посмотрела прямо в невидящие глаза. Когда женщина прикоснулась к ней, девочка застыла.
— Оставь нас, — сказала Мудрая Женщина кузнецу.
В тот же вечер, когда Хердрек работал у своего горна, Дайрин пришла на свет его огня. Не колеблясь, она направилась прямо к кузнецу. У девочки был острый слух, и она часто удивляла жителей деревни, обнаруживая их присутствие. Но теперь она протянула к кузнецу руки, как к любимому отцу. И он понял, что всё в порядке, несмотря на явно тяготившую её слепоту.
К середине лета, когда отцвели локуты и осыпались их цветы, Дайрин часто уходила в поля, ласково прикасаясь пальцами к набухавшим шарам. Иногда она пела странные песни на чужом языке, словно растения — это дети (вначале ростом ей по колено, потом — по плечо), которых нужно забавлять и о которых нужно заботиться.
Хердрек, следуя указаниям девочки, изменил устройство её станка. А от Ингварны она узнавала тайны красок, да и сама с ними часто экспериментировала. У неё не было настоящих друзей среди немногих детей умирающей деревни. Вначале потому, что она почти не выходила одна, без Ингварны, а дети побаивались Мудрой Женщины. А потом из–за своих странных поступков: она казалась очень серьёзной и взрослой для своих лет.
Только на шестой год после её появления к берегу пристал корабль салкаров — первое чужое судно после того кораблекрушения. И капитан корабля принёс весть, что война наконец закончилась.
Поражение захватчиков из Карстена, которые так истощили силы правительниц Эсткарпа, было полным. Теперь главнокомандующим армий Эсткарпа стал Корис из Гор–ма, потому что многие колдуньи погибли в борьбе с врагом. Но мир всё же не вернулся на утомлённую войной землю. Морские собаки получили подкрепление от остатков разбитого флота Карстена. И как всегда во времена смуты, многие другие волчьи головы, не знающие ни родины, ни верности, как могли опустошали земли. Силы капитан–генерала Кориса пытались защитить границы, но справиться с мелкими неожиданными нападениями, когда нападавшие так же стремительно уходили, защитники никак не могли.
На капитана салкарского корабля произвела большое впечатление сотканная Дайрин ткань, и он предложил Ингварне гораздо большую плату, чем можно было ожидать в этой забытой всеми деревне. Девочка его очень заинтересовала, и он пытался разговаривать с нею на нескольких языках. Но она отвечала только на языке Эсткарпа, сказав, что других не знает.
В разговоре с Ингварной капитан сказал, что встречал похожих на неё людей в своих странствиях, но не помнит где. И он считал, что она не простого рода.
Год спустя Ингварна передала все свои знания Мудрой Женщины морскому найдёнышу.
Никто не знал, сколько лет Ингварне, потому что она не проявляла никаких признаков старости, как и все те, кто знает свойства трав и лекарств. Но было правдой, что теперь она ходила медленнее и больше не странствовала одна в поисках мест силы, а брала с собой Дайрин. Никто не знал, что они делали вдвоём, потому что кто же решится подсматривать за женщиной с колдовским даром?
В тот день несколько рыбачьих лодок ушли в море до рассвета. Накануне ночью Мудрая Женщина вместе со своей воспитанницей ушли в глубь суши, чтобы навестить некое очень древнее место. Ингварна развела там костёр, который горел не естественным красным пламенем, а скорее голубым. В это пламя она бросала маленькие плотно перевязанные пучки трав, так что вверх поднимался ароматный дым. Но смотрела Мудрая Женщина не на огонь, а на стоявший перед ним камень — камень с гладкой, как стекло, поверхностью цвета лезвия меча.
Дайрин стояла чуть позади Мудрой Женщины. Хотя все эти годы Ингварна учила её, как возмещать другими чувствами исчезнувшее зрение, и теперь пальцы её стоили десяти глаз, ноздри могли уловить запахи, а уши — звуки, которых не чувствовал обычный человек, однако в такие минуты девушка хотела быть такой же, как все, испытывая ощущение огромной потери; слёзы выступали у нее на глазах и медленно текли по щекам. Ингварна много дала ей, но всё же она не такая, как остальные. И иногда одиночество окутывало её, словно тяжёлый плащ. Девушка почувствовала, что Ингварна замыслила какую–то перемену. Но не надеялась, конечно, что сможет видеть, как остальные.
Она ясно слышала пение Мудрой Женщины. Аромат горящих трав заполнил её ноздри, и ей захотелось глотнуть свежего воздуха. Потом последовал приказ, не произнесённый вслух и не переданный прикосновением к руке или плечу. Приказ она услышала мозгом и пошла вперёд, вытянув руки, пока десять пальцев не прижались к дрожащей поверхности камня. Тёплой, даже горячей, так что едва не сжигало кожу, а биение камня совпадало с биением сердца девушки. Но Дайрин стояла неподвижно, а голос Мудрой Женщины становился слабее, как будто девушка отдалилась в пространстве от своей приёмной матери.
Она почувствовала поток энергии, идущий от этой поверхности; тепло растекалось по её пальцам, ладоням, рукам. Ещё слабее слышался голос Ингварны, ради неё взывающей к странным полузабытым силам.
Тепло постепенно отступало. Девушка не могла сказать, долго ли так простояла. Но наступил момент, когда руки её упали, слишком отяжелевшие, чтобы она могла снова поднять их.
— Что сделано, то сделано, — голос Ингварны тоже звучал тяжело. — Всем, чем могла, я поделилась с тобой. Ты слепа, однако теперь обладаешь зрением, какого нет у обычных людей. Пользуйся им хорошо.
С того дня стало известно, что Дайрин действительно может «видеть» руками. Она могла взять в руки вещь и рассказать, кто её изготовил и когда. Если ей давали в руки клочок шерсти тонкорунной овцы, она говорила встревоженному владельцу, где бродит потерявшееся животное.
Но одним предвидением, сделанным случайно, она ни с кем не поделилась. Во время танца на празднике Урожая Дайрин взяла за руку маленькую Хальду, но тут же выпустила тонкие пальчики девочки, со слезами убежала в дом Ингварны и там спряталась. А через месяц Хальда умерла от лихорадки. С тех пор девушка редко и со страхом пользовалась этим своим даром.
В год Червя, когда Дайрин превратилась в молодую женщину, внезапно умерла Ингварна. Как будто предвидя другой возможный исход, она призвала к себе смерть, как призывают слугу для исполнения приказа.
И хотя Дайрин не была Мудрой Женщиной, она приняла на себя многие обязанности своей приёмной матери. А через месяц после погребения Мудрой Женщины в деревню вновь зашёл салкарский корабль.
Когда капитан рассказывал жителям позабытого всеми селения о происшествиях в мире, глаза его не отрывались от Дайрин, которая, слушая, продолжала ткать. Она явно выделялась серди жителей деревни своими странными светлыми серебряными волосами и серебристыми глазами.
Капитаном этим был Сиббальд Ортис, Сиббальд Однорукий — так прозвали моряка после того, как в битве ему отрубили руку и кузнец приделал салкару новую, железную. Он был молод и недавно начал командовать кораблём, хотя почти всю жизнь, что обычно для его племени, провёл в море.
Он рассказал, что наконец–то на земле установился мир. Корис из Горма твёрдой рукой правил Эсткарпом. Ализон попытался было осуществить вторжение за морем, но потерпел поражение. А Карстен весь охвачен хаосом: каждый принц или лорд выступает против любого другого; морских же пиратов одного за другим вылавливают и предают безжалостной смерти.
Дав понять, что он в Ранноке на законном основании, капитан перешёл к делу и поинтересовался, есть ли у деревни товары, которые могли бы занять место в его трюме?
Хердрек не хотел признаваться в собственной нищете перед этими чужаками. Но кузнецу очень хотелось — и он с трудом скрывал это желание — приобрести хоть часть тех инструментов и орудий, которыми так небрежно пользовались моряки. Но что может найтись на продажу в Ранноке? Сушёная рыба, чтобы продержаться долгую зиму, да немного домотканой одежды.
Жителям деревни будет даже трудно устроить пир в честь гостей, как того требует обычай. Но отказаться от этого — значит отказаться от всех законов предков.
Дайрин, слушая капитана, жалела, что не может коснуться его руки, узнать, что это за человек, бывавший так далеко и видевший так много. И тоскливо подумала, как было бы хорошо хоть ненадолго избавиться от привычной, хорошо знакомой жизни Раннока, увидеть, что лежит дальше, в мире за пределами деревни. Пальцы её продолжали уверенно держать нить, но мысли витали далеко.
Внезапно очнувшись от размышлений, девушка подняла голову, потому что почувствовала: кто–то остановился рядом с ней. Обоняние уловило запах просоленной морем кожи, другие запахи. Незнакомец, один их моряков с салкарского корабля.
— Ты очень искусна в этой работе, девушка.
Она узнала голос предводителя салкаров.
— Это моё умение, капитан.
— Говорят, судьба тебя не баловала, — он говорил откровенно, и это ей понравилось.
— Нет, лорд капитан. Жители Раннока всегда были добры ко мне. И их Мудрая Женщина удочерила меня. Поэтому, хотя глаза мои и закрыты для мира, руки хорошо служат мне. Пойдём, увидишь сам! — сказав это с гордостью, она встала со стула и сунула веретено за пояс.
Дайрин привела его в свой дом, пропахший ароматами трав, и указала на ткацкий станок, изготовленный для её Хердреком.
— Как видишь, лорд капитан, я не бездельничаю, хоть и слепа.
Она знала, что в её незаконченной ткани нет изъянов.
Ортис некоторое время молчал. Потом она услышала его удивлённый возглас.
— Прекрасная ткань. Ни в плетении, ни в цвете совсем нет ошибок… Как тебе это удалось?
— Собственными руками, лорд капитан! — Дайрин рассмеялась. — Дай мне что–нибудь принадлежащее тебе, и я покажу, что вижу пальцами лучше, чем глазами.
Девушку охватило непривычное возбуждение: она знала, что наступает очень важный момент в её жизни. Послышался лёгкий шелест, словно разворачивали ткань, и ей в руки положили ленту.
— Расскажи, — приказал капитан, — откуда это и как сделано.
Она провела пальцами по шёлковой ленте.
Это было соткано — да. Но её «видящие» руки не давали изображения человеческих пальцев, занятых такой работой. Нет, органы, создавшие эту ткань, имели какую–то странную форму. И работали так быстро, что мелькали, почти сливаясь друг с другом. Это сделала не женщина. Во всяком случае не женщина, каких знает Дайрин. Но что–то женское в этом есть.
— Паучий шёлк… — она сама не знала, что произнесёт, пока не услышала свои слова. Но не обычный паук. Ткала всё–таки женщина… нет, не женщина…
Она поднесла ленту к щеке. И в ней возникло горячее желание узнать как можно больше о том, как это сделано.
— Ты права, — голос капитана нарушил её сосредоточенность. — Эта ткань из Устурта. Если бы у меня было хотя бы две штуки такого материала, путешествие окупилось бы втройне.
— А где этот Устурт? — спросила Дайрин. Если бы она могла отправится туда, узнать… — И кто такие ткачихи? Мне они не кажутся похожими на людей.
Она снова услышала его удивлённый возглас.
— Увидеть ткачих, — сказал он тихо, — это смерть. Они ненавидят людей…
— Нет, лорд капитан! — возразила Дайрин. — Не всех людей они ненавидят, только мужчин, — знание пришло к ней от этой полоски в руках.
Какое–то время она молчала. Неужели салкар сомневается в её словах?
— Никто не плавает добровольно в Устурт, — сказал он. — Эту ленту дал мне человек, который, рискуя жизнью, всё–таки осмелился побывать там и ушёл с огромным трудом. Но он умер вскоре после того, как мы выловили его на плоту в открытом море.
— Капитан, — девушка погладила шёлк. — Ты сказал, что такая ткань — настоящее сокровище. Мой народ беден и становится всё беднее. Если кто–нибудь узнает тайну этой ткани, что хорошего нам это даст?
Он резко выдернул у неё ленту.
— Это невозможно.
— Возможно! — Дайрин заговорила быстро, одно слово за другим: — Женщины — самки — соткали это. С женщиной, тоже ткачихой, они обойдутся по–другому.
Большие мозолистые руки сжали ей плечи.
— Девушка, даже за всё золото Карстена я не послал бы женщину в Устурт! Ты не понимаешь, о чём говоришь. Это правда, что у тебя есть Дар. Но ты не обученная колдунья, и ты слепа. И предлагаешь такую глупость… Эй, Видрут, в чём дело?
Дайрин уже почувствовала чьё–то приближение.
— Прилив начался. Нам нужно сменить стоянку у скал, капитан.
— Хорошо. Ну, девушка, да послужит тебе защитой Правая Рука Лракена. Когда зовёт корабль, ни один капитан не станет медлить.
И прежде чем она успела пожелать салкару добра, тот исчез. Девушка присела на свою жёсткую скамью у станка. Руки её дрожали, из глаз капали слёзы. Она чувствовала себя так, словно ей дали в руки сокровище, а потом безжалостно его отняли. Она была уверена, что инстинкт не обманывал её, что если кто–то и может узнать тайны Устурта, то только она.
Теперь, когда она прикоснулась к собственной ткани, та показалась ей грубой и отвратительной. Мысленно она видела лес, в котором от дерева к дереву протянулись сверкающие паутины из прямых нитей.
Через открытую дверь донёсся морской ветер. Дайрин подняла голову, словно кто–то потянул её за волосы.
— Кто ты? — быстро спросила она.
— Я Видрут, девушка, помощник капитана Ортиса.
Она быстро встала.
— Он принял мой план? — она не видела другой причины появлению моряка в её доме.
— Да, девушка. Он ждёт нас. Дай мне руку… вот так…
Мужские пальцы крепко сжали Дайрин. Она попыталась высвободить руку. Этот человек — что–то в нём было неправильное. Но тут на девушку упал плащ и так крепко окутал её, что она не могла бороться. Нечистые запахи заполнили ноздри, но хуже всего было то, что Видрут взвалил её на плечи, как будто она — всего лишь связка товара.
2
Дайрин принесли на борт корабля: спеленавший девушку плащ не мешал её слуху и обонянию. Но в своих мыслях она не могла разобраться. Почему капитан Ортис вначале так яростно и искренне (прикоснувшись к нему, она узнала, что он искренен) отказывался взять её? А потом этот человек попросту похитил её, как женщину во время набега.
Хорошо известно, что Салкары не занимаются работорговлей. Тогда почему?
Наконец с девушки сняли плащ. Однако воздух, который Дайрин с благодарностью втянула в лёгкие, не был свежим морским воздухом, его наполняло такое зловоние, что она сама себе показалась нечистой. И девушка подумала, что её тюрьма спрятана где–то глубоко в трюме корабля.
— Зачем ты это сделал? — спросила Дайрин у человека, который тяжело дышал рядом с ней.
— Приказ капитана, — ответил тот, приблизившись к ней, так что она не только ощутила запах нечистого тела, но и его тепло. — У него есть глаза, у нашего капитана. Какая гладкокожая красивая девчонка…
— Оставь её, Вэк! — это был Видрут.
— Слушаюсь, капитан, — ответил тот с ноткой лёгкого презрения. — Тут она в безопасности…
— И тут и останется. В безопасности от тебя, Вэк, и таких, как ты. Убирайся!
Вэк зарычал, будто собирался оспорить право приказывать ему. Потом Дайрин уловила звук открывшейся и закрывшейся двери.
— Ты не капитан, — сказала она в наступившей тишине.
— Произошла смена в команде, — возразил Видрут. — Последние месяцы капитан не приносил нам удачи. И когда мы узнали, что он не собирается увеличить наши шансы… он был…
— Убит!
— Вовсе нет! Думаешь, мне нужна кровная вражда со всем его кланом? Салкарам не больно нравится, когда кому–то из их рода выпускают красную жизнь из жил.
— Не понимаю. Вы же все салкары…
— Отнюдь, девушка. Мир изменился с тех пор, как только салкары правили морями. Они бойцы, а бойцы часто гибнут. Они, сражаясь с колдерами, взорвали Салкаркип, тем самым уничтожили врага, но и сами многих потеряли. Потом они сражались с Карстеном, участвовали во взятии Горма, да. А потом защищали моря от морских собак Ализона. И потеряли многих, очень многих. И теперь, когда нужно вывести корабль из гавани, им приходится нанимать других, а не только своих родичей, чтобы поднять паруса и лечь на курс. Нет, мы не убили Сиббальда Ортиса, он нам может ещё пригодиться. И он в безопасности, девушка.
А теперь перейдём к нашему делу. Я слышал твой разговор с Ортисом. К тому же от этих голодранцев, что живут Ранноке, я многое о тебе узнал. Ты владеешь Даром Мудрой Женщины, хотя не можешь полностью овладеть силой, потому что слепа. И ты сама сказала: если кто–то может лоладить с этими дьявольскими самками из Устурта, то это ты.
Подумай о паучьем шёлке, девушка. Ты ведь держала в руке кусок, который тебе дал Ортис. И многое можешь, если только жители Раннока не спятили. Но в это я не верю. Такой шанс у человека бывает только раз в жизни.
Она слышала алчность в его голосе. Может, эта алчность послужит ей защитой. Видрут позаботится об её безопасности. По той же причине, по которой он будет заботиться и о Сиббальде Ортисе.
— Зачем же ты тогда захватил меня, если у тебя добрые намерения? Если ты слышал мой разговор с капитаном, то знаешь, что я пошла бы на это добровольно.
Он рассмеялся.
— Думаешь, эти сухопутные полулюди отпустили бы тебя? Три четверти колдуний погибли, собственная Мудрая Женщина тоже в могиле, и они не отдали бы тебя, даже если Дар твой совсем мал. Теперь на этой земле нужен каждый, кто обладает хоть крупицей силы.
Ну, да это неважно. Тебя с радостью примут, когда ты вернёшься, узнав тайну Устурта. Если, конечно, захочешь вернуться.
— Но откуда ты знаешь, что в Устурте я буду стараться ради тебя?
— Потому что не захочешь, чтобы самкам отдали капитана. Они не очень–то добры к пленникам.
В словах его слышался страх, который он тщетно пытался подавить.
— К тому же, если ты не будешь нас слушаться, мы просто уплывём и оставим тебя в Устурте на всю жизнь. Туда не ходят корабли. Долгая жизнь и никого твоего племени рядом… Подумай об этом, девушка.
Он немного помолчал, потом добавил:
— Заключим сделку, девушка, и поклянёмся, что будем выполнять её условия. Ты договариваешься с ткачихами, мы отвозим тебя назад в Раннок или куда захочешь. Мы даже можем высадить с тобой капитана. Никому не будет причинено вреда. Мы даже выделим тебе часть шёлка. Ты сможешь тогда купить себе весь Раннок с окрестностями и стать хозяйкой крепости.
— Ещё одно… — Дайрин с содроганием вспомнила Вэка. — Твои люди не должны касаться меня. Ты ведь знаешь, что в таком случае происходит с Даром?
Когда Видрут ответил, в голосе его звучала угроза, хотя нацелена она была не на неё.
— Все знают, что Дар покидает женщину, которая разделила ложе с мужчиной. Никто тебя не потревожит.
— Да будет так, — ответила она с внешним спокойствием, которое ей трудно было сохранить. — У тебя есть тот кусок шёлка? Мне он нужен, чтобы узнать побольше.
Она услышала, как скрипнула дверь её тюрьмы. Когда всё стихло, она принялась за исследования. Каюта была совсем маленькой; у стены полка, стул, как будто привинченный к палубе и больше ничего. Заключили ли капитана Ортиса в такой же каморке? И как сумел Видрут отстранить капитана? То, что она узнала о капитане Сиббальде Ортисе во время их короткого разговора, заставляло думать, что с ним нелегко справиться врагу.
Когда Видруг вернулся и положил ей на руки шёлковую ленту, Дайрин спокойно сидела на стуле.
— Узнавай, что сможешь, — сказал он. — Если ветер будет нам благоприятствовать, через два дня пути мы достигнем Устурта. Пищу, воду, всё, что захочешь, тебе принесут, и стражник будет следить, чтобы тебя не тревожили.
Держа в руках мягкий шёлк, Дайрин сосредоточилась. Никаких иллюзий относительно Видруга у неё не было. Для него и остальных она всего лишь орудие. Она слепа, поэтому, несмотря на все эти разговоры о Даре и силе, он её недооценивает. С ней не раз в прошлом уже случалось подобное.
Дайрин сознательно отгородилась от мира, закрыла уши, чтобы не слышать скрипа снастей, плеска волн, закрыла нос для многих неприятных запахов. Снова её «зрение» направилось внутрь. И девушка «увидела» голубые руки (которые, вообще–то, совсем не руки), занятые тканием. Материал не был одноцветным, он переливался яркими чистыми красками, для описания которых у неё бы не нашлось слов.
Теперь Дайрин попробовала заглянуть за эту ткань и увидеть станки. У неё сложилось впечатление высоких тёмных стоек. И это не гладкое оструганное дерево. Нет, поверхность неровная. Это же деревья, растущие деревья!
Руки — теперь нужно сосредоточиться на двигавшихся руках ткачих.
Но в этот момент раздался стук в дверь, нарушивший сосредоточенность девушки. Раздражённая, она повернула голову к двери каюты.
— Войдите!
Снова скрип петель, стук обуви, запах просоленной кожи, запах мужчины. Вошедший беспокойно откашлялся.
— Леди, вот еда.
Дайрин отложила ленту и протянула руки: неожиданно она почувствовала голод и жажду.
— С твоего разрешения, леди, — он сунул ей в правую руку кружку, поставил на другую ладонь чашку. — Вот здесь ложка. У нас только корабельный эль, леди, и похлёбка.
— Спасибо, — ответила она. — И как же тебя зовут, моряк?
— Ротар, леди. Я ношу щит без герба, и я не настоящий моряк. Но так как другого ремесла, кроме войны, не знаю, это дело так же хорошо, как всякие другие.
— Но в этом ты всё же сомневаешься, — Дайрин, поставив кружку на палубу, зажала её меж своими изношенными сандалиями. Потом мягко взяла моряка за руку и попробовала прочесть. Девушке подумалось, что она не должна упускать возможности больше узнать о подчинённых Видрута; она чувствовала, что Ротар совсем не то, что Вэк.
— Леди… — произнёс он очень тихо и быстро, — говорят, ты разбираешься в травах. Почему бы тогда Видруту не отвести тебя к капитану? Что за странная быстрая болезнь его поразила?
Человек, руку которого держала Дайрин, был тоже молод. И в нём не было желания обманывать.
— Где лежит капитан? — тоже негромко спросила она.
— В своей каюте. Он в лихорадке и бредит. Как будто околдован и…
— Ротар! — резкий крик от двери. Рука, которую она держала, резко высвободилась. Но она успела почувствовать прилив страха.
— Я пообещал, что тебя не будут тревожить! Этот щенок приставал к тебе? — спросил Видрут.
— Вовсе нет, — Дайрин сама удивилась тому, какой у неё спокойный голос. — Он был очень добр и принёс мне еды и воды, я в этом нуждалась.
— А теперь — прочь! — грубо приказал Видрут. Девушка услышала, как за Ротаром закрылась дверь. — Что же ты узнала, девушка, из этого куска шёлка?
— У меня было мало времени, лорд. Дай мне больше. Я должна изучить ткань.
— Так сделай это, — приказал он и тоже вышел.
Больше он не приходил, и Ротар больше не приносил ей пишу. Но Дайрин думала о том, что молодой воин рассказал ей о капитане. Со слов Видрута выходило, что весь экипаж на его стороне в плане захватить корабль и плыть в Устурт. Есть травы, которые, если поместить их в еду или питье, надолго погрузят человека в глубины лихорадки. Если бы она смогла осмотреть капитана, она бы знала. Но выйти из каюты она не могла.
Время от времени неожиданно появлялся Видрут и справлялся, что нового она узнала о ленте. В его вопросах звучала такая алчность, что девушке с трудом удавалось сохранять спокойствие. Наконец она сказала ему:
— Разве ты не знаешь, капитан, что Дар нельзя заставить? Я пыталась узнать всё, что можно. Эта ткань сделана не людьми. А природу чужака не так легко раскрыть. Несмотря на все попытки, я не могу мысленно представить себе их. Ясно вижу только сам процесс ткачества.
И когда он не ответил, Дайрин продолжила:
— Это ведь дело не тела, а ума. По такой дороге нельзя бежать, как взрослый, следует ползти, как ребёнок.
— Тебе осталось меньше дня. Ещё до захода солнца мы увидим берега Устурта. О колдовской силе я знаю только по рассказам, а эти рассказы часто искажают суть. Помни, девушка, жизнь твоя зависит от твоего «видения»!
Она слышала, как он уходит. Лента больше не казалась меткой и лёгкой. Напротив, она лежала на руках, как рабские цепи. Дайрин поела корабельных сухарей с принесённой Видрутом тарелки. Действительно, время прошло, а она ничего существенного не добилась.
Да, теперь она хорошо представляла себе станок и видела, как появляется шёлк под быстрыми пальцами. Но тело за этими пальцами она никак не могла рассмотреть. И как ни старалась, не могла увидеть ни одной из ткачих, делающих эту ткань.
Капитан Ортис — его она видела, потому что он держал ленту в руках. Видела и Видрута. Был и третий, менее различимый, укрытый чёрным облаком страха. День сейчас или ночь? Она утратила представление о времени Но чувствовала, что корабль всё еще идет по ветру
И вдруг — она не одна в каюте. Хотя предупреждающего скрипа двери девушка не слышала. Страх заставил её сжаться, напряжённо сидя на стуле, рассчитывая только на мозг
— Леди?
Ротар? Но как он вошёл?
— Где ты? — Дайрин пришлось облизать губы, прежде чем она смогла произнести эти слова
— Сейчас тебя высадят на берег Устурта. Капитан Ортис вышел, опираясь на руку Видрута, он весь дрожит. И он не отдаёт приказы, только Видрут Леди, здесь что–то неправильно — потому что мы в Устурте. И Видрут командует Это неправильно.
— Я знала, что должна буду идти в Устурт, — ответила девушка. — Ротар, если ты верен капитану, знай, что он пленник Видрута, как и я. И если я не исполню приказ Видрута, придёт ещё большая беда… смерть…
— Ты не понимаешь! — голос его звучал хрипло. — На этой земле живут чудовища. Говорят, один их вид сводит человека с ума!
— Но я — то их не увижу, — напомнила ему Дайрин Сколько у меня ещё времени?
— Совсем немного.
— Где я и как ты попал сюда?
— Ты в сокровищнице, под каютой капитана. Я воспользовался потайным ходом, потому что впервые капитан и Видрут вместе вышли из каюты Они должны внимательно следить за проходом мимо рифов во внутреннюю лагуну.
— Ты можешь провести меня в каюту капитана? — если она узнает, как Видрут подчинил себе капитана, то, может быть, поможет человеку, которому верит.
— Дай мне твои руки, леди. У нас очень мало времени.
Она протянула руки, и её запястья сразу болезненно сжали, однако Дайрин не пожаловалась и не издала ни звука. Сильным рывком её подтянули вверх, словно Ротар делал это одним усилием. Когда он снова поставил девушку на ноги, она почувствовала, что вокруг гораздо больше пространства. И через какое–то окно сюда залетал свежий морской ветерок.
Но этого было недостаточно, чтобы скрыть от неё красноречивый запах — запах зла.
— Отпусти меня и ничего не трогай, — приказала Дайрин Ротару. — Я буду искать, и малейшее твоё прикосновение собьёт меня.
Она медленно отвернулась от ветра, повернула направо.
— Что передо мной?
— Постель капитана, леди.
Шаг за шагом она двинулась в том направлении. Запах зла становился сильнее. Чем именно это было, Дайрин ещё не знала: Ингварна учила её различать тьму, но всё же она знала пока очень мало. Однако девушка хорошо различала острый запах какого–то чёрного колдовства.
— Сними всё с постели, — приказала она. — Если увидишь что–то необычное, не трогай руками. Лучше используй что–нибудь железное. И быстро выбрось в океан.
Он ни о чём не спрашивал, и Дайрин внимательно слушала его торопливые движения. А потом…
— Здесь… корень, весь перекрученный. Под подушкой, леди.
— Подожди! — может, теперь вся постель пропитана злом, и недостаточно просто уничтожить его источник. — Собери всё — подушку, одеяло — и в море! — приказала она. — Спусти меня назад в сокровищницу и, если будет время, заправь постель заново. Я не знаю, что за колдовство тут было использовано. Но оно от Тьмы, а не от Силы. Постарайся не прикасаться к нему.
— Я так и сделаю, леди! — горячо ответил Ротар. — Отойди, я избавлюсь от этого.
Девушка отступила и услышала стук его морских сапог: он прошёл к источнику ветра.
— Теперь я отведу тебя в безопасное место, леди. Пока капитан не придёт в себя и не сместит Видрута.
Он сжал её руками и осторожно опустил вниз в сокровищницу. Дайрин внимательно прислушалась. Но как воин закрыл потайной ход, а девушка не сомневалась в том, что он сделал это, она не уловила.
3
Ей не пришлось долго ждать: дверь в каюту открылась, и она узнала шаги Видрута.
— Слушай внимательно, девушка, — приказал он — Устурт — это остров, один из цепи островов, уходящих в море от берега. Когда–то эти острова могли быть частью суши. Сейчас большинство из них — голые скалы, которые омывает такое течение, что пристать невозможно. Так что не думай, что сможешь уплыть помимо нас. Мы высадим тебя на берег и будем ждать в море. Когда разузнаешь всё, что мы хотим, выходи на берег и положи три камня один на другой…
Дайрин показалось, что его приготовления недостаточно продуманы. Но она ни о чём не спрашивала. Надеяться она могла только на Ротара и капитана. Видрут сжал ей руку. Потом подвел её к лестнице, положил руку на перила.
— Поднимайся, девушка. И лучше тебе выполнить твою часть договора. В команде есть такие, кто боится колдовства; они говорят, что имеется только один способ обезоружить колдунью. Ты знаешь этот способ…
Она вздрогнула. Да, чтобы уничтожить силу колдуньи, нужно насладиться ею как женщиной. Все мужчины опытны в таких делах.
— Ротар переправит тебя на берег, — продолжал Видрут. — И мы будем следить за вами. Не вздумай уговаривать его нарушить приказ: всё равно здесь деваться некуда…
Дайрин оказалась на палубе, услышала голоса. Где стоит капитан Ортис? Видрут не дал ей времени разобраться в звуках. Он подтолкнул девушку к поручню. Потом подхватил на руки, словно она маленький ребёнок, и опустил в другие руки. Её посадили на скамью.
Рядом слышался рокот моря, и девушка различила скрип вёсел в уключинах.
— Ты считаешь меня колдуньей, Ротар? — спросила она.
— Леди, я не знаю, кто ты. Но могу поклясться, что ты в опасности. Видрут очень опасен. Если капитан придёт в себя…
Он замолчал, потом продолжил:
— За время войн я привык ненавидеть, когда мужчину или женщину заставляют служить силой. У меня нет будущего, я порождение войны и не имею другой профессии, кроме убийства. Поэтому я сделаю, что смогу, чтобы помочь тебе и капитану.
— Ты так молод, а говоришь, что у тебя нет будущего.
— Но в убийствах я стар, — мрачно ответил он. — И видел много таких, как Видрут. Леди, мы у берега. И за нами следят с корабля. Когда я буду высаживать тебя, незаметно возьми то, что найдёшь у меня на поясе, и спрячь. Это нож, сделанный из лучшей небесной стали; его выковал сам Хамрейкер. По правде говоря, он не мой, а капитана.
Дайрин поступила, как он велел, когда Ротар переносил её через невысокий прибой на сухое место. В ней ожили воспоминания. Она уже видела такой нож… в нём отражался огонь пожара…
— Нет! — вслух крикнула она, чтобы отогнать это видение. Но продолжала сжимать пальцами рукоятку ножа.
— Да! — воин сильнее сжал её. Он не понимал причины, но ощутил внутреннее смятение девушки. — Ты должна взять его.
— Иди прямо вперёд, — затем велел он ей. — На корабле на тебя нацелили большой самострел. Впереди деревья. Говорят, там и живут пауки. Леди, я не могу открыто помогать тебе, потому что это наверняка приведёт меня к смерти. Но чем смогу, помогу.
Дайрин охватила неуверенность. Она казалась себе обнажённой, уязвимой перед тем, чего не знает. Но те, кто следит за нею, не должны этого заметить. Запястье у неё было перевязано шёлковой лентой. А в складках платья она спрятала нож. Слегка поворачивая голову по сторонам, девушка сосредоточенно прислушалась и медленно пошла вперёд, преодолевая сопротивление песка.
Прохлада — должно быть, она вошла в тень деревьев. Дайрин протянула руку, нащупала грубую кору, обошла ствол и встала за ним, превратив дерево в преграду между её спиной и тем самострелом, о котором предупредил Ротар.
И тут же девушка поняла, словно об этом сказали глаза, что за нею следят не только с корабля. Они шла под наблюдением кого–то — или чего–то — ещё. Дайрин использовала все свои способности, пытаясь определить, что это.
Мгновением позже она ахнула. В её открытый мозг проник поток мысли. Её словно схватили гигантской рукой, поднесли к огромным глазам и стали рассматривать — снаружи и изнутри.
Дайрин пошатнулась, потрясённая этим нефизическим прикосновением, разглядыванием. Это не человеческое исследование, но в то же время и не враждебное, поняла она, пытаясь сохранить спокойствие.
«Зачем ты пришла сюда, самка?»
Эти слова чётко прозвучали в сознании Дайрин. Но она по–прежнему не могла создать мысленно изображение спрашивающего. Дайрин чуть повернулась вправо и протянула вперёд руку с повязкой.
— В поисках тех, кто может соткать такую красоту, — ответила она вслух, в то же время думая, смогут ли услышать и понять её слова.
Снова пришло ощущение, что её рассматривают, оценивают. На этот раз она выдержала, не дрогнув.
«Ты считаешь эту вещь прекрасной?» — вновь возник в голове мысленный вопрос.
— Да.
«Но у тебя нет глаз, чтобы увидеть её», — это прозвучало резко, словно отрицание слов девушки.
— У меня нет глаз, это правда. Но я научилась вместо них пользоваться пальцами. Я тоже тку, но только так, как умеет моё племя.
Молчание, потом прикосновение к руке, такое лёгкое, что Дайрин не была даже уверена, что на самом деле ощутила его. Девушка ждала. Она понимала, что здесь есть свои преграды, и она сможет идти дальше, только если ей разрешат.
Снова прикосновение к руке, на этот раз более продолжительное. Дайрин не делала попыток схватить то, что её коснулось, хотя попыталась использовать это прикосновение для мысленного поиска. Но увидела только яркие вихри.
«Самка, возможно, ты играешь в грубые игры с нитями, как всё твое племя. Однако это не даёт тебе права называться ткачихой!» — в этом ответе прозвучало явное высокомерие.
— Но могу ли я научиться вашему мастерству?
«С такими–то неловкими руками? — что–то коснулось её пальцев. — Невозможно. Но можешь пройти и попробовать увидеть пальцами то, чего никогда не достигнешь»
Прикосновение, скользнув по руке, обхватило запястье столь же прочно, как рабские цепи. Дайрин поняла, что бегства быть не может. Её потащили вперёд. Странно, но представить себе существо, которое её вело, она так и не могла, зато отчётливо представляла, что находится впереди.
Они шли по извилистой тропе. Иногда девушка задевала за стволы деревьев, чувствовала, как они пересекают открытые пространства… пока наконец не утратила всякое представление, в каком направлении остался берег.
Наконец они оказались на открытом месте, где на ветвях была устроена какая–то крыша, защищающая от солнца. Дайрин услышала лёгкие торопливые звуки.
«Протяни руки! — приказал её проводник. — И опиши, что найдёшь перед собой».
Дайрин повиновалась, двигаясь медленно и осторожно. Пальцы её нащупали прочную поверхность, похожую на древесную кору. Но вокруг этой поверхности были туго натянуты нити основы. Девушка прикоснулась к нитям, провела по ним пальцами, пока не добралась до другой поверхности. Потом наклонилась и нащупала саму ткань, гладкую, как её лента. Свободная нить уходила в сторону — должно быть, к челноку ткачихи.
— Как прекрасно!
И впервые с тех пор, как её начала учить Ингварна, Дайрин затосковала по настоящему зрению. В ней вспыхнуло желание увидеть цвет — прикоснувшись к ткани, она сразу подумала о цвете. Но когда попыталась «прочесть» ткачиху, увидела только быстрые движения худых нечеловеческих рук.
«Можешь сделать такую, называющая себя ткачихой?»
— Не такую тонкую, — правдиво ответила Дайрин. — Это лучше всего, чего я касалась.
«Протяни руки!» — девушка почувствовала, что этот приказ отдал не её проводник, а другое существо.
Она вытянула руки, ладонями вверх, развела пальцы. И ощутила лёгкое, как перышко, прикосновение к каждому пальцу, скольжение вдоль ладони.
«Это правда. Ты ткачиха — своего рода. Почему ты пришла к нам, самка?»
— Я хочу учиться, — Дайрин перевела дыхание. Какое значение имеет сейчас желание Видрута торговать тканью? Вот что гораздо важнее. — Хочу научиться у тех, кто умеет.
Она продолжала ждать. Вокруг неё разговаривали, но из этого разговора они ничего не могла уловить и понять. Если эти ткачихи примут её, зачем ей возвращаться к Видруту? Планы Ротара? Они слишком неопределённы. Если же девушка завоюет добрую волю этих, у неё появится защита от зла собственного племени.
«Руки у тебя неуклюжие, и глаз нет, — это прозвучало, как удар хлыста. — Посмотрим, что ты умеешь делать, самка».
Ей сунули в руки челнок. Она тщательно, с помощью лёгких прикосновений изучила его. Форма челнока слегка отличалась от той, к которой она привыкла, но она сможет им воспользоваться. Точно так же она ощупала ткань на станке. Нити основы и утка были очень тонкие, но Дайрин сосредоточилась, пока не «увидела», что находится перед нею. И медленно начала ткать; потребовалось очень много времени, чтобы она соткала таким образом с полдюйма полотна, заметно отличавшегося от начала той же ткани.
С дрожащими руками, раздражённая, девушка села на корточки. Исчезла вся её гордость своей прошлой работой. По сравнению с этими чужаками она как ребёнок, делающий первые неуклюжие попытки в ткачестве.
Расслабившись, отказавшись концентрироваться на работе, она снова ощутила собравшихся вокруг. Но не почувствовала презрения, как ожидала. Скорее удивление.
«Может быть, ты и сможешь научиться, самка, — послышался мысленный властный голос. — Если захочешь».
Дайрин оживлённо повернулась лицом в том направлении, откуда, как она считала, пришли эти слова.
— Я хочу, Великая!
«Да будет так. Но начнёшь, как только что вылупившиеся из яйца. Потому что ты ещё не ткачиха».
— Согласна, — девушка печально провела пальцами по ткани перед собой.
Если Видрут ждёт, что она вернётся под его власть — Дайрин пожала плечами. А Ротар пусть думает о капитане и своих бедах. А для неё теперь самое важное — удовлетворить этих ткачих.
Казалось, у них нет другого жилища, кроме пространства непосредственно вокруг станков. И никакой мебели, кроме самих станков. Станки были расставлены нерегулярно. Дайрин осторожно двигалась, запоминая на ощупь расположение предметов.
Она чувствовала рядом с собой присутствие существ, но никто не касался её — ни физически, ни умственно. А она, в свою очередь, тоже не старалась к ним приблизиться, зная, что это бесполезно.
Ей принесли пищу — свежие фрукты. А также кусочки сушёного мяса. Может, это даже лучше, что она не знает их происхождения.
Устав, она заснула на груде тканей. Правда, не таких прекрасных, как те, что на станках, они были такими плотными, что прошли бы легендарное испытание, думала Дайрин: в них вполне можно носить воду. Спала она без сновидений. А когда проснулась, ей трудно было вспомнить людей с корабля, даже Ротара или капитана. Они напоминали ей людей, которых она знала когда–то, в далёком детстве; теперь же её мир — мир ткачих. И она должна научиться. Её сжигало лихорадочное желание научиться ткать, как они.
Послышалось шуршание, потом приказ:
«Ешь!»
Дайрин нащупала перед собой фрукты. Не успела она закончить еду, как её дёрнули за юбку.
«Твоё тело покрыто уродливой тканью; её нельзя носить, когда будешь собирать нити».
Собирать нити? Она не поняла смысла этого. Но и то правда: когда она ходила на открытом месте вокруг станков, юбка постоянно цеплялась за ветви. Девушка встала, развязала пояс, распустила шнуровку корсета, и платье упало к её ногам. В короткой лёгкой нижней рубашке Дайрин чувствовала себя странно свободной. Но всё же отыскала пояс и затянула им стройную талию, не забыв про нож.
Последовало лёгкое прикосновение, и девушка повернулась.
«Нити висят меж деревьев, — проводник слегка потянул её. — Их нужно снимать чрезвычайно осторожно. Если встряхнёшь, они станут ловушкой. Докажи, что у тебя лёгкие пальцы и ты можешь учиться у нас».
Больше никаких инструкций. Дайрин поняла, что её снова испытывают. Она должна доказать, что может собирать эти нити. Но как их собирать? И в этот момент ей что–то сунули в руки. Она обнаружила, что держит гладкий стержень длиной с руку по локоть. Должно быть, на него и наматывают нити.
Снова её схватили за запястье и повели от станков к деревьям. Левой рукой она задела ствол, и тут же последовал мысленный приказ:
«Собирай!»
Не было смысла слепо торопиться. Она должна сосредоточиться, использовать свои способности, чтобы найти эти нити.
В сознании её возникла смутная картина. Может, она пришла из того прошлого, о котором она старалась никогда не вспоминать. Зелёное поле под утренним солнцем, а на траве паутина в каплях росы. Может, она должна искать материал, похожий на паутину?
Но кто может собирать такие тонкие нити? Дайрин почувствовала мрачное уныние. Ей захотелось отшвырнуть от себя стержень и громко крикнуть, что это невозможно.
И тут же перед ней возникло лицо Ингварны. Ожило то, чему её учила Мудрая Женщина: не жалеть себя, верить в свои способности. Сказать, что что–то невозможно, прежде чем не попытаешься, — глупо.
В прошлом способности девушки не раз помогали ей отыскивать более прочные вещи, чем висящие меж деревьев нити. Теперь они должны лучше послужить ей.
Под босыми ногами — сандалии она сбросила вместе с платьем — мягко пружинила масса давно опавших листьев. Здесь не было никакой другой поросли — только деревья.
Дайрин остановилась и осторожно коснулась пальцами ствола. Затем по–прежнему осторожно ощупала ствол. Слабое ощущение усиливалось. Вот то, что она ищет!
Она нашла конец нити. Сама нить уходила к другому дереву. С бесконечной осторожностью Дайрин разорвала нить и прижала свободный конец к стержню. К её великому облегчению, нить тут же прилипла к нему, как к стволу. Пора… Стараясь не касаться нити, девушка медленно навивала её, осторожно, держа нить чуть натянутой перед собой, ровно наматывая её на стержень.
Поворот стержня… ещё поворот… — и вдруг рука её задела за другой ствол. Дайрин облегчённо вздохнула, не веря, что ей удалось собрать свою первую нить. Но одна нить — это только начала, ей нельзя становиться самоуверенной. Следовало думать только о нити! Она отыскала другой конец и с той же самой осторожностью снова начала медленно наматывать.
Для тех, у кого нет зрения, день подобен ночи, ночь — дню. Дайрин больше не жила такими измерениями своего племени. В перерывах между сном и едой она ходила от ствола к стволу, искала нити и думала, для кого собирает материал: для самих ткачих или кого–то другого.
Дважды она допускала ошибку, о которой её предупреждали: действовала слишком быстро, самоуверенно и встряхивала нить. И тогда её заливала липкая жидкость с нити, и девушка становилась неподвижной, пока её не освобождала ткачиха.
И хотя её никогда не ругали, каждый раз подоспевшая на помощь ткачиха излучала такое презрение к её неловкости, что Дайрин внутренне скорчивалась.
Девушка быстро поняла, что все такчихи самки. Она не знала, что они делают с сотканной тканью. Они точно не используют её сами и не продают куда–то. Может, им просто нужен сам акт создания этой красоты.
Те, кто подобно ей собирал нити, были самыми молодыми членами этого нечеловеческого общества. Но и с ними она не сумела завязать общение, как со старшими ткачихами.
Раз или два у неё возникало беспокойное ощущение, что она удерживается в этом месте насильно. Почему всё прошлое кажется ей теперь таким незначительным и неважным?
Ткачихи разговаривали с ней только мысленно, да и то редко, но голоса у них были: те, что работали у станков, почти постоянно гудели. Их гудение мало походило на человеческие песни. Но Дайрин привыкла к этой мелодии. Руки её двигались в такт ей, и мысли успокаивались. И во всём мире оставались только станки и нити, которые нужно отыскивать для станков. Только это было важно.
Тем не менее наступил день, когда девушку подвели к пустому станку и позволили ткать. Даже во время жизни в деревне это занятие требовало полной её сосредоточенности и проворства. Теперь же, когда станок был ей незнаком, стало ещё труднее. Она работала, пока не заболели кончики пальцев, а голова стала раскалываться от непрерывной сосредоточенности, но гудение ткачих вокруг заставляло продолжать, не останавливаясь.
Когда её охватывала усталость, она засыпала прямо на рабочем месте. Останавливалась же только для еды, потому что знала: нужно подкреплять тело. Но наконец — плохо или хорошо — она всё–таки докончила.
К удивлению Дайрин, никто их ткачих не стал осматривать её работу. Ей не сообщили, хорошо или плохо она с ней справилась. Отдохнув и снова почувствовав пальцы, девушка опять принялась за работу. И обнаружила, что тоже негромко гудит.
Работая, она ощущала в себе приток новой энергии. Может, руки её двигаются и не так быстро, как длинные пальцы, которые он а видит в сознании. Но работала она ими уверенно и как будто не по своей воле. Она ткала — не зная, плохо или хорошо, но это её и не заботило больше. Достаточно было оставаться в ритме этого спокойного гудения.
И только когда кончился запас нитей и в руках у Дайрин оказался пустой челнок, она словно очнулась ото сна. Всё тело болело, руки безжизненно опустились. Она ощущала острый голод. И гудения остальных больше не было слышно.
Девушка неуклюже встала и побрела туда, где спала раньше. Там она нашла пищу, поела и легла на ткань, повернувшись лицом к крыше между нею и небом. Она чувствовала сильное истощение, вся энергия покинула тело, а способность мыслить — мозг.
4
Дайрин проснулась в страхе, сжимая руки, тело её дрожало. Сон, разбудивший девушку, постепенно уходил, оставив только ощущение ужаса. Но он разорвал чары ткачих, и память девушки снова стала ясной и чистой.
Сколько она уже здесь? Что произошло, когда она не вернулась на берег? Может, корабль под командованием Видрута ушёл, бросив её здесь? А Ротар? Капитан?
Дайрин медленно поворачивала голову, осознавая что–то ещё. Даже не видя станков, она чувствовала, что они пусты. Гудение прекратилось. Ткачихи исчезли!
Дайрин поверила, что была захвачена в какую–то невидимую сеть, и только сейчас у неё появилась возможность вырваться на свободу. Почему она вообще решила прийти сюда? Почему осталась? Лента с запястья исчезла. Может, это она околдовала её?
Еда! Дайрин не может видеть, как все остальные в мире. Но теперь ей показалось, что тщательно выработанная способность постижения тоже покинула её. Девушка встала и рукой задела станок, у которого так долго работала. Любопытство заставило её провести пальцем по результатам свой работы. Её ткань оказалась не такой гладкой, как та лента, но гораздо, гораздо лучше первых попыток.
Вот только куда подевались ткачихи? Воспоминание об ужасном сне заставило девушку двинуться по поляне. Все станки были пусты, готовая ткань тоже исчезла. Дайрин обо что–то споткнулась, наклонилась, пощупала — стержень для сбора нитей.
— Где вы? — решилась она позвать вслух. Тишина казалась такой угрожающей, что девушке захотелось прижаться спиной к стволу, соорудить хоть какую–нибудь защиту. Защиту от кого? Или чего?
Дайрин не верила, что Видрут и его люди решатся проникнуть в этот лес. Но, может, у ткачих есть другие враги, и теперь они бежали от этих врагов, даже не подумав предупредить её?
С участившимся дыханием Дайрин потрогала нож у себя на поясе. Где же они? Голос её отозвался таким странным эхом, что она не решалась больше кричать. Но постаралась прислушаться, и страх её усилился.
Шелестела листва на деревьях. Больше ничего. И никаких мысленных прикосновений, никакого намёка на другие формы жизни поблизости. Может, отсутствие ткани на станках означает, что ткачихи не бежали, а ушли с какой–то другой целью? Сможет ли она отыскать их?
Никогда раньше не испытывала она так способности, которым обучила её Ингварна. Дайрин хорошо знала, что у ткачих есть своя охрана. Но не думала, что в их глазах она значит так много, что те станут защищаться от её поисков. Предположим, она пойдёт отсюда со стержнем в руках, словно на обычный сбор нитей?
Однако вначале следовало найти пищу. Руководствуясь обонянием, девушка довольно быстро нашла её — в двух корзинах. Фрукты были слишком мягкие, переспевшие, и никаких палочек сухого мяса. Но Дайрин съела, сколько смогла.
А потом, выставляя напоказ стержень, девушка углубилась в лес. Все нити поблизости были уже собраны, её ищущие пальцы ничего не находили, но она продолжала вести игру, которой, вероятно, никто не видел.
Однако наблюдатели всё–таки появились! Не ткачихи: у неё сложилось совсем другое впечатление, словно слабые искры сравнительно с ярким костром. Наблюдатели двигались за нею, они были где–то близко, но не пытались вступить с нею в контакт.
Наконец она нашла на дереве нить. Искусно навила её на стержень, потом нашла вторую, третью. Однако от следующей в испуге отшатнулась. Эту нить потревожили: девушка ощутила острый запах липкой жидкости.
На следующих двух деревьях нити были тоже покрыты жидкостью. Может, они должны удерживать её в плену? Дайрин слегка повернулась. Она уже вышла за пределы знакомой территории. И в любую минуту ожидала столкновения с преградой — либо с нитью, либо с наблюдателями.
Следующее дерево было свободно от нитей. Доверяя своему обонянию, девушка поискала выход, надеясь найти его возле неохраняемого дерева. Она двигалась теперь быстрее, но продолжала делать вид, что ищет нити у каждого дерева, с которым сталкивалась. Наблюдатели не оставили её; она не слышала ни звука, но знала, что они здесь.
Ещё одно дерево — тропа петляла словно зигзаги головоломного лабиринта. Приходилось идти очень осторожно и медленно. Ещё одно свободное дерево, а потом, слева от неё…
Там стонал человек, и девушка сразу ощутила страх. Это… это словно тень её давно забытого сна. Во сне она видела страдания…
Дайрин остановилась. Наблюдатели приближались. Она почувствовала, что они собрались между нею и тем местом, откуда доносился стон. И у неё появился выбор: либо не обращать на стон внимания, либо попытаться пройти к нему.
Девушка не хотела показывать, что она услышала. Следовало продолжать искать нити, попытаться обмануть наблюдателей. Всё её существо отказывалось оставлять человека в беде, даже если это один из людей Видрута.
Дайрин протянула руку, словно в поисках нити, ожидая встречи с липкой сетью. Ей показалось, что она уловила у наблюдателей какую–то неуверенность. Возможно, это сё единственный шанс.
Пальцы её сомкнулись вокруг толстой тканой веревки. Оттуда перешли на мешок. Верх мешка был плотно затянут, она не смогла сразу развязать его. Мешок, довольно большой, свисал с ветки. И в нём — в нём кто–то был заключён.
Дайрин отскочила. Если она и вскрикнула, то сама этого не слышала. Все её чувства говорили, что существо, заключённое в мешке, мертво, но умерло совсем недавно. Она заставила себя снова провести пальцами по мягкой свисающей поверхности. Слишком маленькое — это не человек!
Теперь, зная, что в мешке не человек, девушка больше не хотела знакомиться с его содержимым. Отходя, она задела плечом второй мешок. И поняла, что движется среди множества таких мешков, и во всех них смерть.
Но она продолжала слышать слабые стоны. Человеческие стоны. К тому же наблюдатели наконец отстали. Как будто не смели заходить в это место.
Эти мешки — Дайрин очень не хотелось снова прикасаться к ним. Некоторые казались гораздо легче остальных и вертелись, когда она невольно касалась их. Другие свисали с тяжёлой ношей.
Стоны…
Девушка заставила себя обыскивать мешки, что висели перед нею. Стержень для сбора нитей она заткнула за пояс. Вместо него она взяла в руку нож. И когда коснулась им последнего мешка, ей ответило слабое движение, и изнутри послышался сдавленный крик. Дайрин была уверена: это просьба о помощи.
Остриём ножа она попыталась разрезать шёлк. Плотная ткань неохотно подавалась, такой материал разорвать нелегко. Она резала и рвала, пока не услышала приглушённый крик:
— Ради Сала…
Дайрин оторвалась от мешка. Внутри на самом деле находился человек. И он был тщательно обёрнут липкой сетью, распространявшей кругом едкий запах. Против этой сети нож бессилен. А если она сама коснётся её, то тоже станет пленницей.
Подумав, девушка собрала складки разрезанного мешка, закутала ими свои пальцы и принялась рвать паутину. И к своему облегчению, поняла, что ей это удаётся. Она чувствовала, что старания человека освободиться тоже приносят успех.
И она узнала этого человека из своего прошлого — Ротар! Но это имя всплыло как будто часть сна, который она целиком не может вспомнить.
Дайрин назвала его по имени и спросила, может ли он высвободиться.
— Да. Я ещё вишу. Но уже скоро…
Некоторое время Дайрин слышала звуки движений, потом тяжёлый удар о землю. Ротар тяжело дышал.
— Леди, ты не могла появиться в лучшее время, — он схватил девушку за руку. Она почувствовала, как воин покачнулся и восстановил равновесие.
— Ты ранен?
— Нет. Голоден и хочу пить. И не знаю, как долго я провисел в этой кладовке. Капитан — он сочтёт нас обоих мёртвыми.
— В кладовке? — это слово подействовало на неё, как удар.
— Разве ты не знала? Да, это кладовка самок пауков, они здесь сохраняют своих самцов…
Дайрин пыталась подавить тошноту. Мешок из шёлка, из прекрасно сотканного шёлка. И так использованный!
— Там кто–то… что–то есть, — вдруг испуганно прошептал Ротар.
Наблюдатели, предупредило девушку мысленное восприятие. Они снова приближаются.
— Ты их видишь? — спросила Дайрин.
— Не ясно, — но он тут же поправился: — Да! Они набрасывают сети, такие же, как та, в которой был я. Их никакое лезвие не разрежет…
— Мешок!
— Что ты хочешь сказать?
Пользуясь материалом мешка, она смогла разорвать нити сети. Эти нити не прилипают к шёлку. Она объяснила это Ротару, тот вырвал у неё нож, и она услышала звуки разрезаемой ткани.
Наблюдатели… Пока Ротар опустошал мешки, Дайрин пыталась мысленно увидеть наблюдателей. Они приблизились, но снова остановились, как будто не решались вступить в это место, даже если им приказали задержать человека.
— Они выпускают свои сети, — предупредил её Ротар.
— Хотят окутать нас со всех сторон.
— Пусть думают, что мы беспомощны, — приказала она.
— Но ты считаешь, что мы не беспомощны?
— С этими мешками, может быть, и нет.
Если бы она могла видеть! Дайрин в раздражении чуть не заплакала. Кто эти наблюдатели? Она была уверена, что это не ткачихи. Может, именно они поставляют нити, которые она так тщательно собирала.
Ротар вернулся к ней и принёс целый ворох ткани от разрезанных мешков. Девушка старалась не думать о том, что было в этих мешках.
— Скажи мне, — попросила она, — кто они, те, что плетут сети?
Она чувствовала его глубокое отвращение.
— Пауки. Огромные пауки. Мохнатые и размером с собаку.
— Что они делают?
— Заплетают отверстие. По обе стороны от него расставлены сети. Теперь они исчезают. Только один остался, он висит в центре паутины.
Схватив Ротара за руку, Дайрин читала его мысли и достаточно ясно видела то, что видел и он, дополняя нарисованную им картину.
— Остальные, должно быть, отправились за ткачихами, — предположила девушка. — Итак, пока перед нами только один…
— И паутина…
Она выпустила его руку и схватила кусок ткани.
— Мы должны обвязаться этим. Не касайся паутины только через этот материал
— Понимаю.
Дайрин двинулась вперёд.
— Я буду разрывать паутину, — пояснила она. Охранник — твоё дело. Подведи меня к дереву, к которому прикреплена паутина.
Он взял её за плечи и мягко направил налево. Девушка делала один осторожный шаг за другим.
— Дерево прямо перед тобой, леди. Охранника не опасайся, — голос его звучал мрачно.
— Помни, паутина не должна касаться твоего тела.
— Будь уверена, я закроюсь, — пообещал он.
Дайрин ощутила жёсткую кору, рука её была надёжно закутана в шёлк. Вот — она нащупала конец нити. Та была закреплена гораздо прочнее, чем те, что собирала девушка.
— Ха! — резко выкрикнул Ротар. Он больше не стоял рядом с ней.
Дайрин, отыскав вторую нить, ощутила её дрожь. Охранник, должно быть, готовился защищать паутину. Но она должна сосредоточиться, отыскать все нити и оторвать их от дерева.
Она не знала, сколько нитей нужно порвать. Справа послышались звуки драки и тяжёлого дыхания
— Ага! — в голосе Ротара прозвучало торжество. — Эта штука благополучно мертва, леди. Ты была права, он бросал на меня свои нити, но они не прилипли.
— Карауль!.. Могут вернуться остальные, — предупредила она воина.
— Знаю! — согласился тот.
Девушка работала как могла быстро, отыскивала нити, разрывала их. Могут вернуться не только пауки, но с ними и ткачихи, а их она боялась гораздо больше.
— Паутина сорвана, — вскоре объявил Ротар.
Однако Дайрин не испытывала облегчения от этой небольшой победы.
— Леди, теперь нужно обернуть шёлком и ноги. Нас может ждать паутина на земле.
— Да! — она не подумала об этом, считая, что паутина может висеть только между деревьями. — Принеси мне ещё шёлка.
Дайрин стояла в ожидании, с напряжённым телом, пытаясь с помощью своих чувств оценить окружающее. Вернулся Ротар и без всяких «с вашего позволения» принялся окутывать её ноги кусками шёлка, прочно завязывая их на икрах.
И она, которой когда–то так нравилась лента капитана Ортиса, испытала огромное желание отшатнуться от этого шёлка. Она не хотела касаться его даже ради спасения
— Это лучшее, что я мог сделать. — воин выпустил её ногу, проверив на крепость узел на голени. — Слышишь что–нибудь, леди?
— Ещё нет. Но они придут.
— А кто такие эти ткачихи? — спросил он.
— Не знаю. Но людей они ценят невысоко.
Он коротко рассмеялся.
— Это я хорошо понял! Но тебе они не причинили вреда.
— Я думаю, потому что я слепая и женщина. И мало что о них знаю. Они гордятся своим искусством и пытались произвести на меня впечатление.
— Пойдём?
— Надо следить, чтобы не запутаться в паутине.
— Я послежу, леди. Если доверимся моему зрению, сможем идти быстрее. Многое произошло. Капитан, хотя он ещё и слаб, снова командует кораблем. Видрут мёртв. Но капитан не может пока избавиться от сброда, поддерживавшего Видрута. И только он может удерживать их под контролем.
— Значит, ты здесь один?
Он не стал отвечать прямо.
— Возьмись рукой за мой пояс, а я буду идти осторожно. Обещаю, — это всё, что он сказал.
Такой способ ходьбы для Дайрин был унизителен. Давно она уже не пользовалась проводниками. Но она знала, что Ротар прав.
Итак, капитан Ортис освободился от злых чар и вернул себе корабль. Она бегло подумала о том, как умер Видрут. Ротар странно колебался, когда рассказывал об этом. Но сейчас нужно заняться непосредственным окружением. Дайрин не верила, что ткачихи позволят им беспрепятственно уйти.
И чуть погодя поняла, что права. Девушка почувствовала, что за ними снова наблюдают. И на этот раз мысленный контакт говорил о ткачихах.
— Идут! — предупредила она.
— Нам нужно добраться до берега! Они установили свои ловушки только меж деревьев. А на берегу у меня готов сигнальный костёр. Если его зажечь, придёт «Морской ворон».
— Ты не видишь ловушек?
Она чувствовала нетерпение и сомнение воина, держа его за руку.
— Нет. И среди деревьев нет прямых троп. Тут и там висит паутина. Мы можем только обходить её и уклоняться.
Не было никакого предупреждения, никакой возможности разжать руку. Ротар неожиданно упал вперёд и вниз и потащил Дайрин за собой. Она больно оцарапалась о сломанную ветвь. Как будто под ними раскрылась сама земля.
5
Ноздри забивал запах свежевыкопанной земли. Дайрин лежала поверх Ротара, а он слабо шевелился. Несмотря на ушибы и ошеломление от неожиданного падения, девушка села. Она не знала, куда они упали, но догадывалась, что с поверхности за ними наблюдают.
— Ты ранена? — спросил сё спутник.
— Нет. А ты?
— Я упал на руку. Надеюсь, это только ушибы, а не перелом. Мы в одной из их ловушек. Они её прикрыли сверху, — мрачно объяснил он.
Дайрин была рада, что воин откровенно описал их положение. Встав на ноги, девушка принялась ощупывать яму. Земля по бокам была влажной и липкой. Тут и там торчали толстые корни. Можно ли с их помощью выбраться? Но прежде чем она смогла спросить об этом Ротара, прямо ей в сознание устремились слова.
«Самка, зачем ты украла у нас мясо?»
Дайрин повернула голову вверх, в сторону отверстия. Голос был так близок, что она могла поверить, будто наверху торчит голова, а чужие глаза рассматривают их.
— Не понимаю, — ответила она, собравшись с духом. — Это мужчина моего племени, он встревожился и пришёл искать меня.
«Тот, что с тобой, — наше мясо!»
Смысл этих слов вызвал у Дайрин не страх, а холодный гнев. Она не может согласиться, чтобы человек стал — мясом. Эти ткачихи — она считала их высшими существами из–за красоты, которую они создают, из–за их мастерства. Она принимала их высокомерие, потому что соглашалась, что уступает им в мастерстве.
Но с какой целью они использовали свои прекрасные творения? Цель, по её представлениям, оказалась отвратительной и ужасной. И неожиданно Дайрин поняла, что не была здесь по–настоящему свободной, никогда не была, до тех пор пока не проснулась и не обнаружила покинутые станки. Ткачихи обвили её мысли паутиной чар, попытались привязать девушку к себе и к своим обычаям так же надёжно, как связали тело Ротара липкой сетью.
— Человек не может быть вашим мясом, — ответила она.
И услышала в ответ не слова, но порыв неконтролируемой ярости. Дайрин покачнулась под этим мысленным ударом, но не упала. Ротар позвал её по имени, подхватил, удержал.
— За меня не бойся, — сказала она и высвободилась. Это её битва. Поскользнувшись на влажной почве, она пошатнулась и взмахнула руками, чтобы удержаться. В глазах вспыхнула резкая боль, а потом наступила тьма, в которой она совершенно затерялась.
Всё заполонила дикая жара — обжигающий огонь. И крики — ужасные крики — разрывали слух. Никакой безопасности не осталось в мире. Она скорчилась в благословенной тьме, спряталась. Она всё же может видеть — видеть глазами! Нет, она не станет смотреть, не посмеет — не хочет видеть мечи в отблесках костра, потоки крови и человека, прибитого ножами к стене и слабо стонущего. Дайрин приказала себе не видеть.
— Дайрин! Леди!
— Нет… — закричала она. — Я не буду смотреть!
— Леди!
— Не буду…
Вокруг вспыхивали разноцветные пятна. Никаких картин огня, крови, мечей…
— Дайрин!
Лицо, дрожащее, словно отражение во взволнованной воде. Мужское лицо. И его меч — он сейчас поднимет меч и…
— Нет! — снова закричала она.
От сильного удара голова её закачалась из стороны в сторону. Странно, но зрение от этого прояснилось. Рядом оказалось мужское лицо, да, но огня не было, как не было и мечей, обагрённых кровью, не было стены, на которой висел тот вопящий…
Мужчина мягко держал её, озабоченно всматриваясь в глаза.
Они… они не в крепости Трин. Дайрин вздрогнула: воспоминания прилипли к ней, как грязный плащ. Трин был давно, очень давно. А потом море, и Ингварна, и Раннок. А теперь — теперь они в Устурте. И она не понимала, что произошло.
Но она видит!
Верила ли Ингварна, что зрение когда–нибудь вернётся к Дайрин? Ведь само зрение её не погибло, просто ребёнок, увидевший невероятные ужасы, отказался смотреть на мир.
А теперь её зрение вернулось. Хотя ткачихи не этого хотели. Нет, мысленный порыв ярости должен был убить её, уничтожить. А на самом деле они дали ей не смерть, но новую жизнь.
И тут та, что посылала этот мысленный удар, заглянула вниз, на свою добычу.
Дайрин подавила страх. Никакого отступления быть не может. Она должна взглянуть в лицо новому ужасу. Ингварна многому её научила, укрепила её именно для этого момента в жизни, словно Мудрая Женщина на годы вперёд знала, какая помощь понадобится её приёмышу.
Девушка не подняла руку, но ответила ударом на удар, сосредоточив своё вновь обретённое зрение на этом ужасном лице. Самое ужасное в нём — его человеческая часть, остальное — паучье, а всё вместе способно вызвать безрассудный ужас. Ткачиха собирала свои ментальные силы, чтобы обрушить на Дайрин новый удар.
Большие многофасеточные глаза мигнули. Дайрин смотрела, не мигая.
— Приготовься, — шепнула девушка Ротару. — Они как раз собираются захватить нас.
Вниз в яму устремилась липкая сеть, её бросили пауки–слуги. Она частично прилипла к выступающим корням, но середина упала на двоих людей.
— Пусть они до самого последнего момента считают, что мы беспомощны, — сказала Дайрин.
Ротар не стал её переспрашивать; сверху им на руки и ноги падало всё больше нитей. Вокруг них сплетали тускло–серую паутину. И ничего блестящего, как раньше мысленно видела её Дайрин, в ней не было. А может, злая цель убила тот блеск.
Нити падали, а девушка, не отводя взгляда, смотрела прямо в огромные чуждые глаза, холодные и смертоносные глаза ткачихи. В них направляла Дайрин свою силу, которую передала ей Ингварна, пытаясь проникнуть в мозг за этими огромными глазами. Нетренированная в искусстве Мудрых Женщин, она инстинктивно знала, что это единственная форма нападения, которая может спасти их.
Неужели эти гигантские глаза слегка потускнели? Девушка не была уверена, так как не могла слишком опираться на только что вернувшееся к ней зрение.
Нити перестали падать. Но на краю ямы началось движение.
Пора! Собрав все силы, используя все резервы, Дайрин нанесла прямой мысленный удар по ткачихе. Причудливая фигура дёрнулась и испустила крик, в котором не было ничего человеческого. Потом она застыла на мгновение, и уродливое кошмарное тело упало и скрылось из вида. Дайрин почувствовала, что больше ничего не давит на её мозг. Напротив, она уловила панику, страх, уничтоживший всю силу ткачихи.
— Они… они уходят! — крикнул Ротар.
— Наверно, на время, — Дайрин по–прежнему испытывала к этим существам у станков почтительное опасение. Они не считали её достойным противником и потому не использовали всю свою мощь. Но теперь, когда ткачихи потрясены, сбиты с толку, они с Ротаром выиграли время.
Молодой человек рядом с ней неловко сбрасывал нити. Они легко спадали с шёлковых покровов. Дайрин стала делать то же самое. И тут она замигала. Теперь, когда не нужно было сосредоточивать взгляд на ткачихе, девушка обнаружила, что ей трудно смотреть. Только с большим усилием могла она сосредоточить взгляд на предмете, ясно увидеть его. Этому ей ещё предстоит учиться, как раньше она училась видеть пальцами.
Хотя Ротар и морщился, используя одну лишь левую руку, он всё–таки сумел, цепляясь за корни, выбраться из ямы. Потом расстегнул пояс и опустил его вниз.
Выбравшись из земляной тюрьмы, Дайрин долго стояла, поворачивая голову направо и налево. Она не видела их в тени деревьев, но они были там: и ткачихи, и пауки. Но одновременно она чувствовала, что они всё еще потрясены; вся их целеустремлённость и сила зависела от одной, той, которую Дайрин победила.
Все они были одного рода: и люди–пауки, и просто пауки. Все подчинялись воле Великой, её мысли контролировали их, они были её орудиями, продолжениями её самой. И пока Великая Ткачиха не пришла в себя, эти не опасны. Но сколько будет продолжаться эта передышка?
Дайрин смутно увидела впереди более яркое пятно, в темноте зловещего леса сверкнул солнечный свет.
— Пошли! — Ротар крепко схватил её за руку. — Берег в том направлении!
Девушка позволила ему утащить себя, подальше от потерявших предводительницу пауков.
— Сигнальный огонь, — говорил Ротар. — Я только зажгу его, и капитан сразу приведёт корабль.
— Почему ты пришёл — один с корабля? — неожиданно спросила Дайрин, когда они вышли из леса на ярко освещенный солнцем береговой песок. От этого света глаза так заболели, что ей пришлось прикрыть их рукой.
Глядя в щели между пальцами, Дайрин увидела, как Ротар пожал плечами.
— Какая разница, как умрёт человек, который уже мёртв? Необходимо было добраться до тебя. Капитан этого сделать не мог: после заклинаний разбойника он был ещё слишком слаб, хотя очень сердился из–за этого. А больше он никому доверять не мог…
— Кроме тебя. Ты говоришь о себе как об уже мёртвом, но ты ведь не мёртв. Я была слепа — теперь я вижу. Мне кажется, Устурт нам обоим дал нечто такое, от чего мы легко не откажемся.
Его мрачное лицо, с тёмными и старыми глазами, неожиданно посветлело, он улыбнулся.
— Леди, правду говорили о твоей силе. Ты из числа тех, кто может заставить человека поверить во что угодно, даже в себя самого. А вот и наш сигнал.
Воин указал на груду плавника. И хотя песок ускользал из–под его ног, оставил девушку и побежал к этой груде.
Дайрин пошла за ним чуть медленнее. Есть капитан, есть Ротар, который ради неё рисковал жизнью, хотя и говорил, что невысоко её ценит. Возможно, теперь в её жизни появятся и другие; со временем, может, у неё даже будет свой очаг. Надо сплести эти предстоящие годы, и сделать это нужно умело, подбирая одинаковые по цвету нити, потому что раньше она ткала в темноте. Но теперь прошлое позади. И не нужно оглядываться через плечо на тьму леса. Она должна смотреть вперёд, в открытое море, ожидая, какой будет следующая нить для её ткани.
