~ ~ ~
Никакие сладости не скроют определенные типы горечи. Если горько — выплюнь. Так поступали наши давние предки.
Кода Бене Джессерит
Мурбелла поднялась ночью, продолжая видеть сон, хоть и проснувшись и четко воспринимая окружающее: спящего рядом Дункана, слабое потрескивание машин, проекцию времени на потолке. Позже она настояла на том, чтобы Дункан спал вместе с нею, боясь оставаться в одиночестве. Он винил ее в четвертой беременности.
Она сидела на краю кровати. Комната казалась нереальной в неверном свете хронопроектора. Видения не исчезали.
Дункан заворчал и перевернулся в ее сторону. Брошенная рука упала ей на колени.
Она чувствовала, что причиной этого вторжения в разум был не сон, хотя оно и обладало некоторыми его признаками. Это был результат занятий Бене Джессерит. Они и их проклятые предложения насчет Скитейла… и вообще всего! Они убыстряли темп, которым она и так уже не могла управлять.
Этой ночью она заблудилась во внутреннем мире слов. Причина была ясна. Беллонда утром обучила Мурбеллу девяти языкам и провела подозрительную ученицу по дороге разума, называемой «Лингвистическим Наследием». Но влияние Белл на это ночное безумие не спасало.
Кошмар. Она была существом микроскопических размеров, загнанная в огромное звенящее эхом пространство, разрисованное огромными буквами, встречающими ее везде, куда бы она не повернулась: «Резервуар данных». Оживленные буквы с перекошенными челюстями и страшными, тянущимися к ней щупальцами.
Хищные звери, а она — их добыча. Уже проснувшись и понимая, что она сидит на краю своей постели, а на ее коленях лежит рука Дункана, она все равно видела зверей. Они собирались у нее за спиной. Она знала, что ее затягивает назад, хотя тело и не двигалось. Они тащили ее на страшную пытку, которую она не могла видеть. Она не повернет головы! Она не только видела этих тварей (они закрывали элементы спальни), но и слышала какофонию их речи на девяти языках.
Они разорвут меня на части. Хотя она и не могла развернуться, она знала, что ждет ее: еще большее количество зубов и когтей. Угроза кругом! Если она будет загнана в угол, они набросятся, и она обречена.
Готова. Мертва. Жертва. Под пыткой. Легкая добыча.
Ее переполнило отчаяние. Почему Дункан не проснется и не спасет ее? Его рука была свинцовым грузом, частью душащих ее сил, и позволяла этим тварям заталкивать ее в причудливую ловушку. Она дрожала. По ее телу стекал пот. Ужасные слова! Они объединялись в гигантские комбинации. Тварь с клыками-кинжалами подошла прямо к ней, и она опять увидала в черноте ее разверстой пасти, между клыками, слова.
Посмотри наверх. Мурбелла захохотала. Она не контролировала смех. Смотри наверх. Готова. Мертва. Жертва. Смех разбудил Дункана. Он сел, включил нижний глоуглоб и уставился на нее. Каким он был взъерошенным после их ночного сексуального столкновения.
Выражение его лица переходило от умиления к огорчению, пока он приходил в себя.
— Чего ты смеешься?
От смеха она стала задыхаться. Бока у нее болели. Она боялась, что его понимающая улыбка вызовет новый спазм.
— Ой-ей-ей, Дункан! Сексуальное столкновение!
Он понимал, что это была их взаимная форма именования связывавшего их наркотика. Почему это вызвало у нее такой хохот?
Его удивленное лицо поразило ее своей нелепостью. Между вздохами, она сказала:
— Еще пара слов. — И она зажала рот, боясь нового всплеска.
— Чего?
Его голос была самой смешной вещью, которую она только слышала. Она протянула к нему руку и покачала головой:
— О-о-о-ой…
— Мурбелла, что с тобой?
В ответ она смогла лишь вновь покачать головой. Он попытался понимающе улыбнуться. Это помогло ей, и она прильнула к нему.
— Нет! — Это поднялась его правая рука. — Я просто хочу побыть рядом.
— Посмотри, сколько времени, — он поднял подбородок к проекции на потолке, — Почти три.
— Было так смешно, Дункан.
— Так расскажи мне.
— Сейчас, отдышусь.
Он уложил ее на подушку:
— Мы чертовски похожи на давно женатую пару. Анекдоты в полночь.
— Нет, милый, мы не такие.
— Вопрос степени, не более.
— Качества, — поправила она.
— Что тебя так рассмешило?
Она рассказала о своих кошмарах и роли Беллонды в них.
— Зенсунни. Очень древняя техника. Сестры используют ее, чтобы избавить от травматических связей. Слова, рождающие неосознанные реакции.
Страх вернулся.
— Мурбелла, почему ты дрожишь?
— Учительницы Чтимых Матр предупреждали нас, что случится нечто страшное, если мы попадем в зенсунийские руки.
— Чушь! Я прошел через них, будучи ментатом.
Его слова напомнили об еще одном фрагменте сна. Зверь с двумя головами. Обе пасти открыты. Там слова: Слева: «Одно слово», справа: «ведет к другому».
Радость подавила страх. Он утихал и без смеха.
— Дункан!
— Ммммммм, — в голосе отдаленность ментата.
— Белл сказала, что Бене Джессерит употребляют слова в качестве оружия. Голос. «Средства управления» — так они их называют.
— Урок, который ты должна усвоить — почти на уровне инстинкта. Они не доверят тебе более углубленных занятий, пока ты не усвоишь его.
И я не буду потом доверять тебе.
Она отвернулась от него и взглянула не комкамеры, мерцающие на потолке вокруг хронопроекции.
Я по-прежнему под наблюдением.
Она понимала, что ее учителя тайно обсуждают ее. Разговоры обрывались при ее приближении. Они смотрели на по-особому, как на занимательный экспонат.
Голос Беллонды вертелся в голове. Усики кошмара. Потом не раннее, не позднее утро и неприятный, щекочущий ноздри запах пота после занятий. Экзаменаторша в почтительных трех шагах от Преподобной Матери Голос Белл: «Никогда не становись знатоком. Это связывает».
И все из-за того, что я спросила, есть ли слова, направляющие Бене Джессерит.
— Дункан, зачем они смешивают развитие тела и ума?
— Разум и плоть усиливают друг друга. — Сонно. Будь он проклят. Он сейчас уснет.
Она потрясла Дункана за плечо.
— Если слова настолько дьявольски пусты, почему нам столь часто напоминают о дисциплине?
— Шаблоны, — пробормотал он. — Грязные словечки.
— Что? — она резче затрясла его.
Он повернулся на спину, шевельнул губами и сказал:
— Дисциплина равна шаблону, равна неверной дороге. Они знают, что все мы по природе — творцы шаблонов… что для них, мне кажется, и означает «порядок».
— Почему это так плохо?
— Дает возможность уничтожить или поймать нас… в ловушку, которую мы не в силах перестроить.
— Ты неправ насчет разума и плоти.
— Хмммммпф?
— Они сливаются воедино.
— А я что сказал? Хей! Мы будем болтать или спать или что?
— Никаких «или что». Не сегодня.
Тяжелый вздох.
— Они не стремятся укрепить мое здоровье.
— Никто об этом и не говорил.
— Это придет позже, после Агонии. — Она знала, что он ненавидит вспоминать об этом смертоносном испытании, но избежать этого было нельзя. Перспектива захватила ее.
— Хорошо! — он сел, взбил подушку и подложил ее под спину, изучая Мурбеллу. — Чего еще?
— Они так грамотно используют свои слова-оружие! Она привела тебе Тега и сказала, что ты один в ответе за него.
— Ты в это не веришь?
— Он думает, что ты — его отец.
— Не совсем.
— Да, но… Ты не думаешь того же о Башаре?
— Когда он восстановил мою память?
Да.
— Вы — пара интеллектуальных сирот, ищущих родителей, которых нет. У тебя нет ни малейшего представления о том, что ты ему причинишь.
— Это, видимо, разделит нашу семью.
— Значит, ты ненавидишь Башара в нем и рад, что приносишь ему боль.
— Не говори так.
— Почему он так важен?
— Башар? Военный гений. Всегда действующий непредсказуемо. Поражающий врагов своим появлением оттуда, откуда его никто не ждет.
— И на это никто не способен?
— Так как он — нет. Он выдумывал тактику и стратегию. Причем вот так вот! — Он щелкнул пальцами.
— Опять жестокость. Как у Чтимых Матр.
— Не всегда. Башар имеет репутацию побеждающего без боя.
— Я видела эти истории.
— Не доверяй им.
— Истории фокусируются на противоборстве. Есть в этом доля истины, но она скрывает более стойкие вещи, проявляющиеся несмотря на искажения.
— Стойкие вещи?
— Какая история упоминает о женщине в рисовом поле, ведущего по воде буйвола, тащащего плуг, в то время как ее муж отсутствует, скорее всего призван с оружием в руках…
— Причем же здесь стойкость и чем это так важно?
— Дети дома хотят есть. Мужчина вечно в этом безумии? Кто-то должен пахать. Она — истинный образ людской стойкости.
— Звучит так горько… Я нахожу это странным.
— Задумываясь о моей военной истории?
— Да, это подчеркивают Бене Джессерит… их башары, и элитные войска, и…
— Ты думаешь, они просто большие эгоистки и хотят возродить свою эгоистичную жестокость? Проехаться прямо по женщине с плугом?
— Почему нет?
— Потому что очень малая часть забудет о ней. Жестокие проедутся мимо пашущей женщины и вряд ли увидят, что затронули основы реальности. Бене Джессерит никогда не упустят ничего такого из вида.
— И, опять-таки, почему нет?
— Эгоизм ограничивает обзор, потому что несет смертельную реальность. Женщина и плуг — жизненная реальность. Без жизненной реальности нет человечества. Мой Тиран знал это. Сестры благословляли его за это, даже проклиная.
— И поэтому ты — добровольный участник их надежд.
— Думаю, да.
— И абсолютно честен с Тегом.
— Он спрашивает, я чистосердечно отвечаю. Я не верю, что любопытство может явиться жестокостью.
— И ты полностью отвечаешь за него?
— Она не совсем так сказала.
— Ах, любовь моя. Не совсем так сказала. Ты называешь Белл лицемеркой и не задумываешься об Одрейд. Дункан, если бы ты только знал…
— Пока мы не замечаем комкамер, выплюнь!
— Ложь, обмен, пороки…
— Эй, Бене Джессерит?
— Они пользуются старым добрым оправданием: Сестра А делает так, значит, если я делаю то же, это не так плохо. Два преступления отменяют друг друга.
— Какие преступления?
Она заколебалась. Рассказать ему? Нет. Но он ждет ответа.
— Белл восхищена, что вы с Тегом обменялись ролями! Она предвкушает его боль.
— Может, нам придется разочаровать ее. — Он понимал, что это — ошибка, высказывать только что пришедшее на ум. Слишком быстро.
— Поэтическая справедливость! — восхитилась Мурбелла.
Отвлечь их!
— Они не заинтересованы в суде. В честности — да. У них есть поучение: «Те, над кем чинится суд, должны принимать его честность».
— И они поставили перед тобой условие принять их суд.
— В любой системе есть лазейка.
— Ты знаешь, дорогой, помощницы обучаются.
— На то они и помощницы.
— Я имею в виду наши разговоры.
— Наши? Ты — помощница? Ты — новообращенная!
— Кем бы я ни была, я слышу рассказы. Твой Тег может оказаться не тем, кем видится.
— Ученическая сплетня.
— Существуют рассказы о Гамму, Дункан.
Он взглянул на нее. Гамму. Трудно было воспринимать эту планету под неродным именем. Ведь, на самом деле, это — Гиди Первый, чертова дыра Харконненов.
— Может, он сам все эти рассказы и придумал.
— Некоторые Сестры принимают их в расчет. Они ждут и следят. Они — осторожны.
— И ты что-нибудь узнала о Теге из своих драгоценных историй? Он скорее всего распустит эти слухи. Заставит других напрячься.
— Не забывай, я была тогда на Гамму. Чтимые Матры были расстроены. Разъярены. Что произошло.
— Конечно. Тег сделал неожиданное. Удивил их. Украл у них один из не-кораблей, — Он пошлепал по стене за спиной. — Этот.
— У Сестринства есть запретная область, Дункан. Они всегда говорили, что надо дождаться Агонии. Все станет ясным! Будь они прокляты!
— Звучит так, словно они готовят тебя к преподаванию в Миссионарии. Проектированию религий специального назначения и избранных слоев.
— Ты не видишь в этом ничего такого?
— Мораль. Я не спорю об этом с Чтимыми Матрами.
— Почему нет?
— Религия основывается на этой тверди. БГ — нет.
Дункан, если бы ты только знал их мораль.
— Им досаждает, что ты о них столько всего знаешь.
— Только из-за этого Белл хочет убить меня.
— Ты считаешь, Одрейд лучше?
— Что за вопрос! — Одрейд? Ужасная женщина, если позволить себе задержаться на ее возможностях. И все — атридесовское. Она — первая из Бене Джессерит. А идеал Атридесов — Тег.
— Одрейд рассказала, что она доверяет твоей верности Атридесам.
— Я верен атридесовской чести, Мурбелла. И я выношу моральные решения сам — по поводу Сестринства, этого ребенка, которого они отдали под мою опеку, Шианы и… и по поводу моей возлюбленной.
Мурбелла прижалась к нему, прикасаясь грудью к руке и пошептала ему на ухо:
— Были эпизоды, когда я могла перебить всех находящихся рядом со мной!
Она что, думает, они ее не слышат? Он сел прямо, не отпуская ее.
— И что же тебе помешало?
— Она хочет, чтобы я поработала над Скитейлом.
Поработать. Эвфемизм Чтимых Матр: Ну а почему нет? Она «работала над» множеством мужчин, прежде чем натолкнулась на меня. Но он реагировал на это, как древние мужи. И не только поэтому… Скитейл? Проклятый Тлейлаксу?
— Великая Мать? — Он хотел увериться.
— Она и только она, — душа ее почти парила, лишенная груза.
— Какова твоя реакция?
— Она сказала, что это — твоя идея.
— Моя… Да никогда! Я предлагал вытащить из него нужные сведения, но…
— Она сказала, что это — обыденная вещь для Бене Джессерит, как и для Чтимых Матр. Забеременей от этого. Соблазни того. Весь день в заботах.
— Я спросил о твоей реакции.
— Возмущение.
— Почему? — Я знаю подтекст.
— Я же тебя люблю, Дункан… и мое тело, оно… оно приносит удовольствие тебе… как и твое…
— Мы — старая женатая пара, а ведьмы хотят разлучить нас.
Его слова родили в нем ясное видение леди Джессики, любовницы давно умершего графа и матери Муаддиба. Я любил ее. Она меня не любила, но… Взгляд Мурбеллы напоминал ему взгляд, которым Джессика глядела на графа: слепая, самозабвенная любовь. Бене Джессерит не доверяли этому чувству. Джессика была мягче Мурбеллы. Но тверже внутренне. А Одрейд… она была тверда и внешне. Сплошная пласталь.
А как же те времена, когда он искал в ней человеческие чувства? Как она говорила о Башаре, когда они узнали, что старик погиб на Дюне.
«Он был моим отцом, ты знаешь».
Мурбелла вывела его из задумчивости:
— Можешь разделять их мечты, какими бы они не были, но…
— Растите, люди!
— Что?
— Вот их мечта. Чтобы люди вели себя по-взрослому, а не как злые дети на школьном дворе.
— Мама знает лучше?
— Да… Я уверен в этом.
— Так ты именно так видишь их? Хоть и называешь ведьмами.
— Это хорошее слово. Ведьмы ведают загадочные вещи.
— И ты не веришь, что это просто долгое жесткое обучение плюс спайс и Агония?
— Что вера может с этим поделать. Неизвестность порождает собственную мистику.
— Но ты не считаешь, что они дурачат людей, заставляя их исполнять чужую волю?
— Наверняка это так.
— Слова — оружие. Голос. Штамповка…
— Никто так не красив, как ты.
— Что такое красота, Дункан?
— Есть, конечно, красота в различных стилях.
— Она именно так и сказала: «Стили основываются на воспроизводящих корнях, лежащих настолько глубоко в нашем расовом псише, что мы не осмеливаемся убрать их». Так что они собирались сунуться и сюда, Дункан.
— Может, их что-то испугало?
— Она сказала: «Мы не ввергнем наших потомков в то, что считаем бесчеловечным». Они судят, они и осуждают.
Он подумал о чужих фигурах видения. О Лицевых Танцорах. И спросил:
— Как аморальные тлейлаксианцы? Аморальные — значит не человечные.
— Я почти различаю тиканье вертящихся в голове Одрейд шестеренок. Она и ее Сестры: они смотрят, они слушают, они готовят любую реакцию, вычисляют все.
Ты этого хотел, дорогой? Он попал в ловушку. Она была права и ошибалась. Цель оправдывает средства? Но как он мог оправдать потерю Мурбеллы?
— Ты считаешь их аморальными? — спросил он.
Но она будто и не слышала:
— Всегда спрашивают себя, что теперь надо сказать, чтобы добиться желаемой реакции.
— Какой реакции? — Может она услышать его боль?
— Ты не узнаешь, пока не будет слишком поздно, — Она повернулась, взглянув на него — совсем как Чтимые Матры, — Знаешь, как они поймали меня?
Он не мог подавить осознания того, насколько жадно Сторожевые Псы набросятся на ее последующие слова.
— Меня подобрали на улице после чистки Чтимых Матр. Кажется, вся эта чистка затевалась лишь из-за меня. Моя мать была крайне красива, но для них слишком стара.
— Чистка? — Сторожевые Псы захотят, чтобы я спросил.
— Они проходили по местности, и там исчезали люди. Ни тел, ничего. Пропадали целые семьи. Объяснялось это наказанием за подготовку покушений на них.
— Сколько тебе было?
— Три… ну, четыре. Я играла с подружками на поляне под деревьями. И внезапно послышался громкий шум и крики. Мы спрятались в расселине за камнями.
Он был захвачен видением той драмы.
— Затряслась земля, — она ушла в воспоминания, — Взрывы. Потом стало тихо, и мы вылезли. Весь край, на котором стоял мой дом, превратился в воронку.
— И ты осиротела?
— Я помню своих родителей. Он был большим, крепким мужиком. А моя мать, видимо, работала где-то служанкой. Они носили форму на работе, и я помню ее в этой форме.
— Почему ты так уверена в смерти родителей?
— Наверняка я знаю, что была чистка, но она везде и всегда одинакова. Крик, бегущие люди. Мы были перепуганы.
— Почему ты думаешь, что причина чистки заключалась в тебе?
— Это на них похоже.
Их. Какую победу наблюдатели увидят в одном единственном слове.
Мурбелла все еще была захлестнута воспоминаниями:
— Думаю, мой отец отказался уступить Чтимой Матре. Это всегда считалось опасным. Большой, красивый мужчина… сильный.
— И ты ненавидишь их?
— Почему? — Удивление его вопросом, — Если бы не это, я бы никогда не стала Чтимой Матрой.
Ее бессердечность ошеломила его.
— Значит, это стоит чего угодно!
— Любовь моя, тебя возмущает причина моего нахождения на твоей стороне?
Туше!
— А тебе не хотелось бы, чтобы все произошло какнибудь иначе?
— Все уже произошло.
Столь крайний фатализм. Он не подозревал его в ней. Может, он был обусловлен общением с Чтимыми Матрами или чем-то из арсенала Бене Джессерит?
— Ты была просто ценной находкой для их конюшен.
— Верно. Соблазнялки, так они нас звали. Мы рекрутировали ценных самцов.
— И ты тоже.
— Я многократно окупила их вложения.
— Ты понимаешь, как это будет интерпретировано Сестрами?
— Не придавай этому большого значения.
— Так ты готова поработать над Скитейлом?
— Я не говорила этого. Чтимые Матры манипулировали мною без моего на то согласия. Сестры нуждаются во мне и хотят использовать так же. Цена моя будет высока.
Секунду он говорил с пересохшим горлом.
— Цена?
Она пристально взглянула на него:
— Ты, ты просто часть моей цены. Не работа над Скитейлом. И большая прямота, которую они так любят, относительно причин моей необходимости для них.
— Осторожно, любимая. Они ведь могут и сказать.
Она бросила на него взгляд, достойный Бене Джессерит.
— Как ты сможешь восстановить память Тега, не причинив боли?
Черт! А он только подумал, что на эту скользкую тропку они не встанут. Выхода нет. В ее глазах читались догадки.
Мурбелла подтвердила их:
— Поскольку я не соглашусь, уверена, ты обсудил этот вопрос с Шианой.
Ему оставалось лишь кивнуть в ответ. Его Мурбелла разобралась в Сестринстве глубже, чем ему казалось. И она знала, как его многочисленные воспоминания гхол были восстановлены штамповкой.
Он внезапно увидел ее в качестве Преподобной Матери и чуть не закричал, протестуя.
— Чем ты в этом отличаешься от Одрейд? — спросила она.
— Шиана училась на Штамповшицу, — слова его казались самой пустотой.
— От моего обучения это отличается?
В нем вспыхнул гнев.
— Ты предпочитаешь боль? Как Белл?
— Ты предпочитаешь защиту Бене Джессерит? — Голос, как нежные сливки. Он почувствовал отдаленность в ее голосе, словно она уже превратилась в холодную наблюдательницу из Сестринства. Они замораживали его любимую Мурбеллу! Хотя в ней еще оставался огонек. Это обнадеживало. Она дышала здоровьем, особенно став беременной. Сила и непосредственная радость жизни. Вот что цвело в ней. Сестры отберут и задушат это.
Его внимательный взгляд успокоил ее.
В отчаянии он пытался понять, что делать.
— Я надеялась, мы будем друг с другом более искренни, — сказала она. Очередная проверка Бене Джессерит.
— Я не согласна со многими их действиями, но не могу сказать, что не доверяю их мотивам, — сказал он.
— Я узнаю их мотивы, когда переживу Агонию.
Он весь замер, поймав себя на мысли, что она может погибнуть. Жизнь без Мурбеллы? Зияющая пустота, глубже которой нельзя представить. И ничто во всех его жизнях не сравнится с этим. Неосознанно он протянул руку и погладил ее по спине. Кожа такая мягкая и тем не менее упругая.
— Я очень люблю тебя, Мурбелла. Ты — моя Агония.
Она задрожала от его прикосновения. Он почувствовал, что захвачен чувствительностью, что в нем растет печаль, пока не вспомнил слова преподавателя ментатов о «эмоциональных кутежах».
«Различие между чувством и чувствительностью легко ощутимо. Когда ты избегаешь убийства чьего-то любимца на дороге, это — чувство. Когда ты стараешься объехать любимца и убиваешь прохожих, это — чувствительность.»
Она взяла его ласкающую руку и приложила ее к губам.
— Слова плюс тело — больше чего бы то ни было, — прошептал он.
Его слова вновь перенесли ее в кошмар, но теперь она ушла в него целиком, сознавая, что слова — инструменты. Ее наполнял особый привкус постижения, желание смеяться над собой.
Изгоняя бесов кошмара, она внезапно поняла, что никогда не видела смеющейся Чтимую Матру.
Держа руку Дункана, она взглянула на него. Ментат подмигнул. Понимал ли он, что она только что испытала? Свободу! Она перестала быть вопросом ограничений и проторенностью неизбежной колеи ее прошлого. В первый раз после допуска перспективы превращения в Преподобную Мать, ее осенил смысл этого. Она почувствовала трепет и потрясение.
Нет ничего важнее Сестринства?
Они говорили о клятве, чем-то более таинственном, нежели слова Проктора при посвящении помощниц.
Моя клятва Чтимым Матрам — слово. Клятва Бене Джессерит — не больше.
Она вспомнила Беллонду, ворчащую, что дипломатов выбирают по склонности к вранью. Как это по-детски! Угроза на школьном дворе: «Нарушишь свое слово, я нарушу свое! Ня, ня, ня-аааа!»
Тщетно беспокоиться о клятвах. Гораздо важнее найти место в себе, где обитает свобода. В этом месте чтото всегда прислушивалось.
Прижав голову Дункана к губам, она прошептала:
— Они прислушиваются. О, как они прислушиваются.
Не вступайте в конфликт с фанатиками, если не можете истощить их. Противопоставляйте религию религии, только если ваши доказательства (чудеса) неистощимы или вы можете опутать ими так, что фанатики признают вас боговдохновленным. Для науки издревле существовал барьер признания покрова божественного откровения. Наука предельно связана с человеком. Фанатики (и многие фанатично преданные чему-то одному) должны знать ваше местонахождение, но, что более важно, знать, кто шепчет вам на ухо.
Миссионария Протектива, Начальное Обучение.
Течение времени изводило Одрейд, как изводит постоянное чувство преследования охотниками. Годы пронеслись так быстро, что дни превратились в размазанные пятна. Два месяца споров для получения одобрения кандидатуры Шианы на пост преемницы Там!
Беллонда отправилась на дневное наблюдение, пока Одрейд отсутствовала, как сегодня, резюмируя отправку новых остатков Бене Джессерит в Рассеяние. Совет продолжал это дело, но с неохотой. Предположение Айдахо о тщетности этой стратегии вызвало волны ошеломления в среде Сестринства. Отчеты теперь содержали новые планы защиты типа «на что можно рассчитывать».
Когда Одрейд ближе к вечеру вошла в рабочий кабинет, Беллонда сидела за столом. Щеки ее выглядели отекшими, а напряженный взгляд глаз свидетельствовал о попытках подавить усталость. Дневные выводы, в соответствии с характерным для Белл стилем, обещали содержать резкие комментарии.
— Они одобрили кандидатуру Шианы, — сказала она, подталкивая к Одрейд маленький кристалл. — Благодаря содействию Там. Новорожденный Мурбеллы появится через восемь дней, как объявляет Саки.
Белл не сильно верила в докторов Сака.
Новорожденный? Она бывает чертовски безразлична к жизни! Одрейд почувствовала, что ее пульс ускорился от мыслей о предстоящем.
Когда Мурбелла придет в себя после родов — Агония. Она готова.
— Дункан жутко нервничает, — сказала Беллонда, освобождая стул.
Опять Дункан. Эта парочка становится до боли знакомой.
Белл не закончила:
— И вы еще не спросили, но вестей от Дортуйлы нет.
Одрейд села за стол, разглядывая со всех сторон лежащий на ладони кристалл. Доверенная помощница Дортуйлы, а теперь Преподобная Мать Финтил не рискнет отправиться в путешествие на не-корабле или как либо передать сообщение, просто чтобы поразить Великую Мать. Никаких новостей о судьбе наживки, проглочена она… или нет.
— Ты говорила Шиане о ее утверждении? — спросила Одрейд.
— Я оставила это вам. Она опять запаздывает со своим ежедневным отчетом. Нехорошо для члена Совета.
Значит, Белл все еще не принимала своего назначения.
Ежедневные сообщения Шианы имели тенденцию повторяться: «Следов Червя нет. Спайсовая масса нетронута.»
Все, к чему обращались их надежды было весьма и весьма сомнительным. Охотники из кошмаров подкрадывались все ближе. Напряжение росло. Взрывоопасность.
— Ты видела этот обмен между Дунканом и Мурбеллой достаточно часто. Шиана скрывала именно это? И, если да, зачем?
— Тег был моим отцом.
— Какая деликатность! Преподобной Матери дурно от штампирования гхолы отца Великой Матери!
— Он был моим личным учеником, Белл. Он трогал меня так, как ты и почувствовать не можешь. А кроме того, это не просто гхола, это — ребенок.
— Мы должны быть уверены в ней?
Одрейд увидела невысказанное, но уже почти произнесенное имя на губах Беллонды: «Джессика».
Еще одна испорченная Преподобная Мать? Белл была права, им надо убедиться в Шиане. Эта ответственность на мне. Видение черной скульптуры Шианы вспыхнуло в сознании Одрейд.
— План Айдахо по-своему привлекателен, но… — Беллонда заколебалась.
Заговорила Одрейд:
— Этот ребенок слишком мал, рост еще незавершен. Боль обычного восстановления воспоминаний может привести к Агонии. Это может переменить его. Но это…
— Управление им с помощью Штампирования. Я поддерживаю. Но что, если его воспоминания не восстановятся?
— У нас тогда остается первоначальный план И эффект на Айдахо это возымело.
— С ним все было по-другому, но решение может и Подождать. Вы опаздываете на встречу со Скитейлом.
Одрейд взвесила на ладони кристалл:
— Ежедневная сводка?
— Ничего такого, что не повторялось бы изо дня в день.
В устах Белл это звучало почти как огорчение.
— Я принесу его обратно. Пусть Там подождет, а сама зайди под каким-нибудь предлогом попозже.
Скитейл уже почти привык к прогулкам вне корабля, и Одрейд отметила, что для него это стало обычным, когда они вышли из ее транспортера в южной части Централя. Это было не просто времяпрепровождением, и они оба знали это, но Одрейд делала прогулки регулярными, досчитывая таким образом успокоить его. Рутина. Столь иногда полезная.
— Было очень любезным с вашей стороны брать меня на прогулку, — сказал, оглядываясь по сторонам, Скитейл. — Воздух суше, чем помнится мне. Куда мы отправимся этим вечером?
Какие крошечные у него глаза, когда он щурится на Солнце.
— В мой рабочий кабинет, — она кивнула на отдельно стоящие в полклике к северу от Централя здания. Под безоблачным весенним небом было холодновато, а теплые цвета крыш и огни, горевшие в башне, манили обещанием защиты от прохладного ветра, сопровождавшего почти все закаты в это время года.
Боковым зрением Одрейд оглядела шагающего рядом Тлейлаксу. Какое напряжение! Чувствовалось оно и в охраняющих его Преподобных Матерях, и в помощницах, находящихся рядом с ним, ведь Беллонда требовала от них особой внимательности.
Нам нужен этот маленький монстр, и он сознает это. А мы все еще не знаем весь спектр возможностей Тлейлаксу! Почему он с такой настойчивостью рвется к контактам со своими товарищами-пленниками?
Тлейлаксу создали гхолу Айдахо, напомнила она себе. А не спрятали ли они в нем чего-нибудь?
— Я — нищий, пришедший к вашей двери. Великая Мать, — сказал он просительным голоском эльф. — Наша планета в руинах, мой народ перебит. Зачем нам идти в ваши апартаменты?
— Поторгуемся в более приятной обстановке.
— Да, в корабле очень тесно. Но я не понимаю, зачем мы каждый раз оставляем машину так далеко от Централя? Почему мы ходим пешком?
— Я нахожу это освежающим.
Скитейл осмотрелся, оценивая посадки.
— Приятно, но очень холодно, не так ли?
Одрейд взглянула на юг. Эти южные склоны были засажены виноградом, а гребень и более холодная северная сторона оставлены под сады. В этих виноградниках усовершенствованный сорт виниферы. Разработанный садоводами Бене Джессерит. Корни старого винограда (по представлениям древних) «уходили в преисподнюю», где крали воду у горящих душ. Винный завод был подземным, как и погреба для хранения и выдержки. Ничто не нарушало ландшафта переплетенных лоз в старых полосах, междурядий которых хватало только для сбора и культивации.
Ему приятно? Она сомневалась, что Скитейл мог увидеть тут нечто приятное. Он был достаточно взвинчен, чего и добивалась Одрейд, задаваясь вопросом: «Зачем она на самом деле выбрала для прогулки эту сельскую местность?»
Одрейд раздражало, что они не могли осмелиться использовать более действенные средства Бене Джессерит на этом маленьком человечке. Но она согласилась с тем мнением, что в случае провала подобных попыток, второго шанса у них уже не будет. Тлейлаксианцы демонстрировали, что скорее умрут, нежели выдадут тайные (и священные) знания.
— Меня удивляет несколько вещей, — сказала Одрейд, обходя при этом кучу обрезков виноградных лоз. — Почему ты настаиваешь на вызове собственного Лицевого Танцора до исполнения наших требований? И что за интерес к Дункану Айдахо?
— Милая леди, я одинок без товарищей. Вот ответ на оба вопроса, — он машинально потер на груди место, где лежала запечатанная нульэнтропийная капсула.
Что он там вечно трет? Этот жест сильно удивлял и ее, и аналитиков. Никаких шрамов, никаких повреждений кожи. Может просто детская привычка. Но это было так давно! Недостаток в этом перевоплощении? Никто сказать не мог. И эта серая кожа с металлическим оттенком, противостоящая исследовательским приборам. Наверняка он был чувствителен к более тяжелым лучам и узнает, если они будут испробованы. Нет… Теперь это все — дипломатия. Будь проклят этот маленький монстр!
Скитейл изумился: неужели у этой самки-повинды нет естественных симпатий, на которых он мог бы сыграть? Типичность противоречила вопросу.
— Уекхт Жандолы и все, — сказал он. — Миллионы наших были убиты этими шлюхами. До самых дальних уголков Жахиста мы были уничтожены, остался только я.
«Жахист», — подумала она. — «Страна неуправляемых». Это было разоблачающее слово на исламийском языке, языке Бене Тлейлакса.
И она ответила на этом языке:
— Магия нашего бога — единственный мост.
Опять она показала, что разделяет Великую Веру, Суфи — зенсунийский экуменизм, рожденный Бене Тлейлаксом. Говорила она безупречно, правильно произнося слова, но он видел неточности. Она называла посланца бога «Тираном» и не подчинялась самым основным правилам!
Где эти женщины встречаются в кехле, чтобы почувствовать присутствие бога? Если они и вправду говорят на языке бога, они знают, чего хотят от него получить грубым обменом.
Когда они взбирались на последний перед мостовыми Централя склон, Скитейл призвал бога на помощь. Вот к чему пришел Бене Тлейлакс. Зачем ты так испытываешь нас? Мы, последние приверженцы шариата, и я, последний Мастер моих людей, должен получить от тебя ответы, боже, когда ты не можешь уже поговорить со мною в кехле.
И опять на испорченном исламийском Одрейд произнесла:
— Ты был предан своими же людьми, которых ты послал в Рассеяние. Нет у тебя больше братьев Малик, только сестры.
Где же тогда твоя комната сагра, заблудшая повинда? Где то место в глубине и без окон, куда входят лишь братья?
— Для меня это — новость, — сказал он. — Сестры Малик? — эти два слова отрицали друг друга. У Маликов не бывает Сестер.
— Эти неприятности испытывал Уэфф, твой последний Махай и Абдл. И он чуть было не привел твой народ к угасанию.
— Почти? Кто-то выжил? — он не мог сдержать возбуждения.
— Не Мастера… но мы слышали о нескольких Фомелях. Все они в руках Чтимых Матр.
Она остановилась на месте, в шаге от которого край здания уже закрыл бы картину заходящего солнца, и все еще на тайном языке Тлейлаксу проговорила:
— Солнце — не бог.
Рассветный и закатный плач Махай!
Скитейл почувствовал сомнения в вере. Следуя за ней в проход под аркой между двух приземистых зданий. Ее слова были правильными, но лишь Махай и Абдл могли произнести их. В темном проходе, где гулко отдавались шаги сопровождавшего их эскорта, Одрейд смутила его, спросив:
— Почему же ты не говоришь правильных слов? Разве ты — не последний Мастер? Или это не дает тебе прав Махай и Абдла?
— Я не был избран братьями Малик, — даже в его устах это звучало жалко.
Одрейд вызвала лифт и остановилась у дверей круглой шахты.
В деталях Иных Воспоминаний она нашла знакомый кехл и право гуфрана — слова, нашептываемые в ночи любовниками давно умерших женщин. А потом мы… «Итак, если мы произнесем эти священные слова…» Гуфран! Принятие и готовность решившейся повинды, возвращенной просить прощения за контакт с невообразимыми грехами чужих. Машейх встретилась и почувствовала в кехле присутствие бога!
Двери лифта открылись. Одрейд жестом пропустила Скитейла и двоих охранников вперед. Когда он проходил мимо, ей подумалось: «Что-то скоро произойдет. Мы не можем играть в эти игры, пока у него не пропадет желание».
Тамейлан стояла у полукруглого окна спиной к двери, когда в кабинет вошли Одрейд со Скитейлом. Слепящие лучи заката косо падали на крыши зданий. Потом свет исчез, оставив ощущение контраста и полной темноты из-за последнего пропавшего за горизонтом лучика.
В вязкой тьме Одрейд взмахом руки отпустила охрану, заметив их недовольство. Беллонда, естественно, приказывала им остаться, но не подчиниться Великой Матери они не могли. Напротив себя она увидела собаку-кресло и подождала, пока он сядет. Он подозрительно взглянул на Тамейлан, перед тем как усесться в собаку, но поборол себя, сказав:
— А почему нет света?
— Интерлюдия, позволяющая расслабиться, — ответила Одрейд. А еще я знаю, что темнота тебя беспокоит.
Она постояла минутку за столом, отмечая в темноте яркие заплаты — блестящие архетипы, расположенные по всей комнате, придавая ей своеобразный вкус: бюст давно умершего геноэха в нише у окна, на стене справа пасторальный пейзаж из первых проникновении человека в космос, набор ридулиановских кристаллов на столе и серебряное отражение светописца, концентрирующего слабый свет, проникающий в окна.
Он уже хорошо поджарился.
Она надавила на консоли пластинку. Включились стратегически расположенные на стенах и потолке глоуглобы. Тамейлан развернулась на пятках, умышленно шурша мантией. Она встала в двух шагах позади Скитейла. Само олицетворение зловещей мистичности Бене Джессерит.
Скитейла слегка передернуло от передвижения Тамейлан, но теперь он сидел спокойно. Кресло-собака была для него несколько великовата, и он выглядел в нем почти ребенком.
— Сестры, спасшие тебя, — начала Одрейд, сказали, что ты правил не-корабль в Унию, готовясь к первому прыжку в фальцпространство, когда атаковали Чтимые Матры. Они сказали, что до нашего корабля ты добрался в одноместном скиттере, ускользнув буквально за минуту до взрывов. Ты разобрал нападавших?
Да. — Интонация недовольства.
— И знал, что по твоей траектории они определят месторасположение корабля. Но ты бежал, бросив своих братьев на погибель.
Голос его был переполнен горечью трагических испытаний:
— Раньше, когда мы уходили с Тлейлакса, мы видели начало атаки. Наши взрывы уничтожили все что либо ценное для нападавших, и огонь из космоса устроил всесожжение. Тогда мы тоже бежали.
— Но не прямо в Унию.
— Куда бы мы не являлись, они нас опережали. У них есть пепел, у меня
— секреты. — Напоминание, что есть еще у меня чем торговаться! — Он постучал пальцем по голове.
— В Унии вы искали убежище Гильдии или КХОАМа, — сказала она. — Какое счастье, что наш разведывательный корабль сумел выцепить тебя и врагам не удалось сделать ход первыми.
— Сестра… — Какое трудное слово! — …если ты действительно моя сестра по кехлю, почему ты не можешь дать мне в слуги Лицевых Танцоров?
— Нас пока разделяет слишком много секретов, Скитейл. Почему, кстати, ты покинул Бандалонг, когда началось нападение?
Бандалонг!
Напоминание имени великого тлейлаксианского города сдавило обручем его череп, и ему показалось, что он чувствует пульсацию нульэнтропийной капсулы, словно ее содержимое искало выход. Потерянный Бандалонг. Никогда больше не увидеть города под карнелианскими небесами, никогда больше не ощутить рядом братьев, терпеливого Домеля и…
— Тебе нездоровится? — спросила Одрейд.
— Я болен своими потерями, — он услышал за спиной шелест материи и почувствовал приближение Тамейлан. Как тут гнетуще!
— Зачем она стоит у меня за спиной?
— Я — слуга моих Сестер, и она — здесь, чтобы следить за нами.
— Вы взяли мои клетки, верно? И в своих автоклавах сможете вырастить нового Скитейла!
— Конечно. Ты же не думаешь, что Сестры дадут скончаться последнему Мастеру, правда?
— Любой мой гхола сможет делать то же, что и я! — Но нульэнтропийной капсулой обладать не будет!
— Мы знаем. — Но вот чего же мы не знаем?
— Это не торговля, — пожаловался он.
— Ты нас не так понял, Скитейл. Мы знаем, когда ты лжешь, и когда скрываешь. Мы обладаем неведомыми для других чувствами.
И это правда! Они распознают запахи тела, незаметные движения мускулов, выражения лица, которые он не мог подавить.
Сестры! Эти существа — повинны! Все до одной!
— Ты был на лашкаре, — подтолкнула его Одрейд.
Лашкар! Как бы ему хотелось, чтобы здесь он был на лашкаре. Воины Лицевых Танцоров. Помощники Домелей — уничтожающих это отвратительное зло! Но врать он не осмеливался. Позади, возможно, стояла Ясновидящая. Опыт многих жизней подсказывал, что лучших Ясновидящих, чем у Бене Джессерит, просто не было.
— Я командовал силами кхазадаров. Мы искали стадо Футаров, чтобы защитить их.
Стадо? Знал ли Тлейлаксу о Футарах что-либо, неизвестное Сестринству?
— Ты был готов к насилию. Чтимые Матры узнали о твоей миссии и пресекли ее? Мне не кажется это невозможным.
— Почему ты называешь их Чтимыми Матрами?
— Потому что они сами себя так называют. — А теперь очень спокойно. Пусть сам запутается в своих ошибках.
Она права! Нас предали. Горькая мысль. Он не упускал ее, думая, как ответить. Небольшое откровение? Но с этими женщинами никаких небольших откровений не Получается.
Его грудь поднялась от вздоха. Нульэнтропийная капсула и ее содержимое. Самая большая его забота. Все что угодно, лишь бы добраться до собственных акслотловых автоклавов.
— Потомки людей, отправленных нами в Рассеяние, вернулись с пленными Футарами. Помесь человека и кошки, как вы, конечно, знаете. Но в наших автоклавах они не воспроизвелись. А пока мы разбирались в причинах, умерли и те, что были доставлены нам.
Предатели привели нам лишь двоих! Нам следовало бы догадаться.
— Они привели не много Футаров, верно? Вам следовало бы догадаться, что это — наживка.
Видишь? Вот что они делают с небольшими откровениями!
— Почему Футары не охотятся и не убивают на Гамму Чтимых Матр? — Это был вопрос Дункана, и он заслуживал ответа.
— Говорят, им не было дано приказа. А без приказа они не убивают. — Она знает об этом. Они проверяют меня.
— Лицевые Танцоры тоже убивают по приказу, — сказала она. — Они даже убьют тебя, если им будет дан такой приказ. Разве не так?
— Этот приказ резервируется на случай охраны наших тайн от врагов.
— Поэтому ты и стремишься найти себе Лицевых Танцоров? Считаешь нас врагами?
Пока он старался подобрать ответ, над столом появилась проекция Беллонды в полный рост, местами просвечивающаяся; позади нее плясали кристаллы Архива:
— Срочное сообщение от Шианы, — произнесла Беллонда, — Обнаружена спайсовая жила. Песчаные черви! — Фигура повернулась и взглянула на Скитейла — комкамеры четко воспроизводили ее движения:
— Ты потерял предмет торговли. Мастер Скитейл! Наконец-то и у нас появился спайс! — Проекция с заметным щелчком исчезла, оставив после себя явственный запах озона.
— Вы меня дурачите, — выпалил он.
Но тут открылась дверь слева от Одрейд. Вошла Шиана, везя за собой тележку с небольшим подвешенным ящиком, в длину не превышающим двух метров. На его прозрачных стенках отражались глоуглобы кабинета в крошечных язычках желтого света. В ящике что-то извивалось!
Шиана молча стояла в стороне, давая возможность поподробнее рассмотреть содержимое. Такой маленький! Растянувшийся на поверхности золотого песка Червь не составлял в длину даже половины террариума, но был совершенно настоящим.
Скитейл не смог сдержать благоговейного страха. Пророк!
Реакция Одрейд была прагматичной. Она склонилась над ящиком, вглядываясь в крошечный рот. Огненное фуканье внутреннего огня огромного Червя, низведенное до такой степени? Какая миниатюрная иммитация?
Поднялись передние сегменты, сверкнули кристальные зубы. Рот Червя повернулся влево, затем вправо. Все увидели за зубами маленькие язычки пламени чужеродного метаболизма.
— Их тысячи, — произнесла Одрейд. — Они собрались у спайсовой жилы, как это всегда и случается.
Одрейд замолчала. Мы это сделали. Но эти мгновения были триумфом Шианы. Пусть она насладится ими Скитейл никогда еще не выглядел столь жалко.
Шиана открыла ящик и вытащила оттуда Червя, обняв его, словно младенца. Он тихонько замер у нее на руках.
Одрейд глубоко, удовлетворенно вздохнула. Она все еще контролирует их.
— Скитейл, — обратилась Одрейд.
Он все никак не мог оторвать взор от червя.
— Ты еще верен Пророку? — спросила Одрейд, — Так вот же он!
Он не знал, что и ответить. Ему хотелось отказаться от вырвавшегося сначала вздоха, но его глаза не позволят этого сделать.
— Пока вы отсутствовали на своей дурацкой миссии.
— мягко проговорила Одрейд, — на своей эгоистичной миссии, мы служили Пророку! Мы спасли последнего потомка Лито II и привезли его сюда. Дом Ордена станет новой Дюной!
Она села, положив руки на стол. Белл, конечно, наблюдала через комкамеры. Наблюдения ментата незаменимы. Одрейд пожалела, что Айдахо не видит этого. Но он сможет просмотреть голозапись. Ей было ясно, что Скитейл видит Бене Джессерит лишь средством восстановления своей драгоценной цивилизации Тлейлаксу. Не поможет ли это открытие разоблачить внутренние секреты его автоклавов?
— Мне нужно время, чтобы подумать. — В голосе дрожь.
— О чем тут думать?
Он не ответил, сосредоточив внимание на Шиане, водворяющей Червя на место. Она пристукнула его перед тем, как запечатать крышку.
— Скажи мне, Скитейл, — настаивала Одрейд. — О чем ты еще можешь размышлять? Это наш Пророк! Ты говоришь, что служишь Великой Вере. Так служи же ей!
Она видела, как растворяются его мечты. Собственные Лицевые Танцоры, воспроизводящие память убитых ими, копирующие облик и манеры жертвы. Он и не надеялся одурачить Преподобную Мать… но помощницы и простые рабочие Дома Ордена… все тайны, что он надеялся собрать, все… пропало! Пропало настолько же наверняка, насколько и обугленная шелуха планет Тлейлаксу.
Наш Пророк, сказала она. Он бросил потерянный взгляд на Одрейд, но не остановил его. Что мне делать? Я этим женщинам больше не нужен. Но они-то мне нужны!
— Скитейл, — Какой мягкий говор, — Великая Конвенция завершилась. Перед нами новая Вселенная. Он попытался сглотнуть пересохшим горлом. Вся концепция насилия приобретала новую окраску. В Старой Империи Конвенция гарантировала отмщение любому, осмелившемуся сжечь из космоса планету.
— Эскалация насилия, Скитейл. — Голос Одрейд перешел почти в шепот. — Мы исторгаем зачатки гнева.
Его взгляд остановился на ней. О чем она?
— Накопленная к Чтимым Матрам ненависть, — сказала она. — Ты не один теряешь, Скитейл. Когда у нашей цивилизации возникают трудности, раздается крик: «Привести Преподобную Мать!». Чтимые Матры избавили от этого. И мифы составляются по новой. Золотой свет заливает наше прошлое. «В старину было лучше, Бене Джессерит могли помочь нам. Куда вы отправитесь за Ясновидящими? В суд? Чтимые Матры не знают таких слов. Они всегда учтивы. Преподобные Матери. Ты должен сказать это за них.»
Скитейл не ответил, и она продолжала:
— Подумай, что случится, если этот гнев перерастет в Джихад!
Он по-прежнему молчал и она опять заговорила:
— Ты видел. Тлейлаксу, Бене Джессерит, служители Разделенного бога и, кто знает, кто еще, — все это дичь, на которую охотятся.
— Они не смогут всех нас перебить. — Агонизирующий вопль.
— Ой ли? Ваши Рассеянные — обычное для Чтимых Матр дело. Найдете ли вы спасение в Рассеянии?
И наплыв очередного сна: группы Тлейлаксу, живущие как гноящиеся раны, дожидающиеся дня Великого Возрождения Скитейла.
— Люди мужают под гнетом, — сказал он, но силы в его словах не было.
— Даже Священники Ракиса находят щели, в которых можно укрыться! — Слова отчаяния.
— Кто это говорит? Твои вернувшиеся друзья?
Его молчание было именно ответом, которого она ждала.
— Бене Тлейлакс убивал Чтимых Матр, и они знают об этом, — сказала она, окончательно подавляя его. — Удовлетворит их лишь ваша смерть.
— И ваша!
— Мы — партнеры по необходимости, если не по совместным верованиям, — она говорила на чистейшем исламийском и заметила, что в его глазах появилась надежда. Кехль и Шариат могут вновь обрести свой старинный смысл среди людей, выражающих мысли на языке бога.
— Партнеры? — слабо и очень чувствительно.
Она позволила себе очередную откровенность:
— До некоторой степени, это более прочная основа для совместной деятельности, нежели остальные. Каждый из нас знает, чего хочет другой. Внутренняя схема: просмотри все это, может, чего существенное и произойдет.
— И чего же вы хотите от меня?
— Ты уже знаешь.
— Да, как построить более совершенные автоклавы, — он покачал головой с очевидным сомнением. Перемены происходят по ее велению!
Одрейд подумала, осмелится ли он цапнуть ее в гневе. Как он был глуп! Но близок к панике. Прежние ценности сменились. Чтимые Матры были не единственным источником хаоса. Скитейл даже и не знал о степени изменений, которым были подвержены его собственные Рассеянные.
— Времена меняются, — сказала Одрейд.
Перемена. Какое это тревожное слово, подумал он.
— Мне необходимы помощники из Лицевых Танцоров. И собственные автоклавы, — почти просяще.
— Совет и я подумаем над этим.
— Чего тут думать, — бросил он ей ее же слова.
— От тебя требуется лишь твое одобрение. От меня — одобрение других,
— она мрачно ему улыбнулась. — Так что у тебя есть время подумать. — Одрейд кивнула Там, и она вызвала охрану.
— Обратно в не-корабль? — Он заговорил в дверях, маленькая фигурка между двумя здоровыми охранниками.
— Но этим вечером всю дорогу придется проехать.
Он задержал напоследок взгляд на Черве и ушел.
Когда охранники со Скитейлом удалились, Шиана сказала:
— Вы правильно делали, что не давили на него: он мог бы запаниковать.
Вошла Беллонда:
— А может лучшим решением было бы просто убить его?
— Белл! Сходи за голозаписью и еще раз просмотри встречу. На сей раз в режиме ментата!
Беллонда опешила.
Тамейлан усмехнулась.
— Ты слишком радуешься смущению своей Сестры, Там, — заметила Шиана.
Тамейлан пожала плечами, но Одрейд уже успокоилась. Не будем больше третировать Белл?
— Когда вы сказали, что Дом Ордена превращается в новую Дюну, им овладела паника, — в голосе Беллонды слышалась отрешенность ментата.
Одрейд видела реакцию, но ни с чем ее не связала. В этом заключалась ценность ментата: шаблоны и системы, строительные блоки. Белл подобрала шаблон к поведению Шианы.
— Я задаюсь вопросом: станет ли это реальностью?
Одрейд уже поняла, о чем она. Загадочность ушедшего. Пока Дюна была известной и колонизированной планетой, существовала историческая четкость ее присутствия в Галактическом Реестре. Можно было ткнуть пальцем в проекцию и сказать: «Это — Дюна. Раньше называлась Арракисом, а затем — Ракисом. Дюна — из-за полностью пустынного климата во времена Муаддиба.»
Но уничтожьте это место и мифологическая патина покроет проекцию реальности. Со временем такие места становятся совершенно мифическими: Артур и его Круглый Стол. Кеймлот, где лишь по ночам идет дождь. Очень неплохое Управление погодой для тех времен!
Но ныне появилась новая Дюна.
— Сила мифов, — сказала Тамейлан.
О, да. Там, находящаяся в непосредственной близости от расставания с плотью, была так проникнута разработкой мифов. Мистика и таинственность, оружие Миссионарии, на Дюне были использованы Муаддибом и Тираном. Зерна были брошены в почву. Даже служители Разделенного бога рыли себя могилу, распространяя легенды о Дюне.
— Меланж, — бросила Тамейлан.
Остальные Сестры сразу же поняли значение ее слов. Новая надежда среди Рассеянных Бене Джессерит.
— Почему они хотят убить нас, а не захватить в плен? — спросила Беллонда, — Вот что всегда удивляло меня.
Чтимые Матры не могут не жаждать смерти всех Бене Джессерит… может, они сохранят только знания о спайсе. Но они уничтожили Дюну. Они уничтожили Тлейлаксу. Опасной была сама мысль о противостоянии Королеве Пауков.
— Не бывает полезных заложников? — спросила Беллонда.
Одрейд увидела взгляды Сестер. Мысли следовали единым ходом, будто все составляли единый разум. Практические уроки Чтимых Матр: оставить нескольких в живых, значит сделать потенциальную оппозицию опасней. Отсюда следует молчаливое правило, в соответствии с которым воспоминания становятся горьким мифом. Чтимые Матры напоминали варваров любого века: кровь, а не заложники. Удар с произвольной злобностью.
— Дар права, — сказала Тамейлан. — Мы искали союзников слишком рядом с домом.
— Футары не создались сами собой, — сказала Шиана.
— Создавшие их надеялись контролировать нас, — заметила Беллонда. В ее интонациях ясно проступали звуки Первичной Проекции, — Об этих колебаниях Дортуйла услышала от Управляющих.
Это было так, и они столкнулись с опасностью во всем ее масштабе. Она пришла к людям (как всегда). Люди — современники. Ты получаешь ценные сведения от людей, живущих сейчас, и знаний, вынесенных ими из прошлого. Иные Воспоминания — не единственная дорожка в историю.
Одрейд чувствовала себя так, словно после долгого отсутствия вернулась домой. Было что-то родное в их совместных раздумьях вчетвером. Было что-то родное в этом превосходном месте. Само Сестринство было Домом Не временными жилищами, где они расквартировывались, а союзом.
Беллонда выразила эти чувства за всех:
— Боюсь, мы работаем с перекрестными целями.
— Это все боязнь, — сказала Шиана.
Одрейд не осмелилась улыбнуться. Это может быть неверно воспринято, а объясняться не хотелось. Дайте нам в Сестры Мурбеллу и восстановленного Башара! Вот тогда и у нас в схватке появится шанс!
И прямо в этот момент, когда ее переполняла радость, зазвучал сигнал пришедшего сообщения. Она взглянула на поверхность проектора, чисто рефлекторно, и поняла, что наступает перелом. Такое крохотное событие (относительно), ускоряющее перелом. Клерби смертельно ранена в столкновении топтеров. Это — смерть, если не… «Если не» было произнесено за нее и означало нового киборга. Ее подруги увидели перевернутое сообщение, но кто не умеет читать зеркальный текст? Они были в курсе.
Где мы проводим черту?
Беллонда, которая носила допотопные очки, несмотря на то, что могла вставить искусственные глаза или сделать любые другие бесчисленные протезы, была за тело. Вот что значит быть человеком. Пытаться сохранить юность, что смеется над тобой, уносясь прочь. Меланжа достаточно… и, наверно, даже слишком.
Одрейд понимала, что подсказывают ей ее собственные чувства. А нужды Бене Джессерит? Белл могла следовать своему мнению, и все принимали это, даже с уважением. Но за голосом Великой Матери стояло Сестринство.
Сначала акслотловые автоклавы, а теперь это.
Необходимость говорила, что они не могут позволить себе терять ценных специалистов калибра Клерби. Их и так не хватало. «Сплошная нехватка», — это слабо сказано, Появлялись бреши. Пусть Клерби и киборг, но это зияющий клин.
Саки были наготове. «Предохранительные мероприятия» требовались на чрезвычайный случай с кем-то. Например, с Великой Матерью? Одрейд знала, что одобрило и это с ее обычными оговорками из осторожности. Куда теперь подевались эти отговорки?
Киборг был одним из составных слов. На каком этапе механические добавки к человеку начинают превалировать? Когда киборг перестает быть человеком? Соблазны усиливались: «Просто одна небольшая поправочка.» И так легко поправлять, пока составной человек не становился безусловно послушным.
Но… Клерби?
Чрезвычайные обстоятельства велели: «Кибернетизируйте организм!» Неужели Сестринство в настолько отчаянном положении? И она была вынуждена отвечать утвердительно.
Что ж делать — решение это было не совсем по душе, но в душе уже созрело оправдание. Диктат необходимости.
Бутлерианский Джихад оставил на людях несмываемые отпечатки. Борьба и победа… на время. И вот очередная битва в этом вечном конфликте.
Но теперь на весах лежала жизнь Сестринства. Сколько технических специалистов осталось на Дюне? Она знала ответ без подсказки. Мало.
Одрейд наклонилась и нажала кнопку передачи:
— Кибернетизируйте организм, — произнесла она.
Беллонда хмыкнула. Одобрение или неодобрение? Она никогда не скажет. Это арена Великой Матери, так что добро пожаловать!
Кто победил в этом сражении? Одрейд не знала.
