Сидя у своей консоли, Айдахо наткнулся на раздел, введенный им в память Систем корабля в первые дни его заключения, и обнаружил, что с головой окунулся (слово он подобрал позже) в отношения и сенсорные предчувствия тех ранних времен. Исчез вечер переполненного отчаяньем дня в не-корабле. Он снова оказался в там, протянувшемся между тогда и теперь — так обычный гхола соединяет эту инкарнацию с изначальным рождением.

И в то же мгновение он увидел то, что начал называть «сетью» и стареющую чету, намеченную пересечением линий, чьи тела были видны сквозь переливчатые нити, условно сплетенные из драгоценных камней — зеленые, синие, золотые и столь яркие серебряные, что у него заболели глаза.

Он чувствовал в этих людях уравновешенность и покой, делавшие их богоподобными, но было в них и что-то совсем обычное. В голову ему пришло слово заурядный. Теперь знакомый садовый пейзаж тянулся за ними к горизонту: цветущие кусты (ему подумалось, розы), лужайки, высокие деревья.

Чета смотрела на Айдахо так пристально, что он почувствовал себя обнаженным под их взглядами.

И в этом видении была новая сила! Она больше не была заключена в пределах Великой Власти, невероятно сильного магнита, который столь часто влек его — сюда, вниз, что он понимал — псы всегда настороже.

Или он — новый Квизац Хадерах?

Если подозрения Бене Джессерит достигнут нового уровня, это убьет его. А они сейчас наблюдают за ним! Вопросы, встревоженные переговоры. Несмотря на это, он не мог отказаться от видения:

Почему эта пожилая чета казалась ему столь знакомой?

Кто-то из его прошлого? Его семья?

Ментальный зондаж воспоминаний ничем не подтверждал это предположение. Округлые лица. Маленькие подбородки. Двойные подбородки. Темные глаза — сияющая сеть не позволяла определить цвет. Женщина была в длинном, до пят, сине-зеленом платье; поверх платья был надет фартук, спускавшийся чуть ниже талии и заляпанный чем-то зеленым, из карманов торчали садовые инструменты. В левой руке женщина держала садовый совок. У нее были седые волосы, длинные пряди выбивались из-под зеленого шарфа и падали на глаза, окруженные веселыми морщинками. В ней было что-то… от бабушки.

Мужчина был словно создан скульптором для того, чтобы составить идеальную пару женщине. Фартук топорщился на толстом животе: шляпы у мужчины не было. Те же темные глаза со вспыхивающими в них искорками. Вьющиеся коротко остриженные седые волосы топорщатся щеткой.

Выражение его лица было таким добрым, какого Айдахо никогда в жизни не видел: уголки губ приподнялись в легкой улыбке. В левой руке у него была маленькая лейка, а на протянутой вперед правой ладони лежало что-то вроде небольшого металлического шара. Шар издал пронзительный свист, заставивший Айдахо зажать ладонями уши, но это не помогло — просто свист прекратился сам по себе. Айдахо опустил руки.

Успокаивающие лица. Эта мысль возбудила подозрения Айдахо, тем более, что теперь он разгадал сходство. Они выглядели как Танцоры Лиц — во всем, вплоть до курносых носов.

Он подался вперед, но образы остались на прежнем расстоянии от него.

— Танцоры Лиц, — прошептал он.

Сеть и пожилая чета исчезли.

Их сменила Мурбелла в тренировочном трико цвета лакового черного дерева. Ему пришлось протянуть руку и коснуться ее прежде, чем он осознал, что она действительно здесь.

— Дункан? Что это? Ты весь в поту…

— Мне… кажется, этот проклятый Тлейлаксу что-то внедрил в мой мозг

— в меня. Я постоянно вижу… Мне кажется, это Танцоры Лиц. Они… они смотрят на меня, а прямо сейчас… свист. Больно.

Она взглянула вверх, на камеры наблюдения, но вовсе не казалась взволнованной. Сестры вполне могли это знать, и вряд ли такое могло представлять опасность… разве что для Скитала.

Она села на корточки перед Айдахо и положила ладонь ему на руку:

— Что-то, что они сделали с твоим телом в автоклавах?

— Нет!

— Но ты сказал…

— Мое тело — не просто вещь, необходимая для этого путешествия. Оно обладает тем же составом и химической структурой, какие были у меня всегда. Мой мозг, мое сознание, они — иные.

Это ее обеспокоило. Она знала, как неожиданные способности беспокоят Бене Джессерит:

— Будь он неладен, этот Скитал!

— Я отыщу это, — сказал Дункан.

Он закрыл глаза и услышал, как Мурбелла встала. Она отняла руку:

— Может быть, тебе не нужно делать этого, Дункан.

Ее голос прозвучал откуда-то издалека.

Память. Где они спрятали это, тайное?

Глубоко в первоначальных клетках. До этого мгновения он воспринимал свою память только как орудие ментата. Он мог вызвать в ней свое собственное отражение из прошлых инкарнаций, из нечастых мгновений, проведенных перед зеркалом. Так близко, что можно было различить каждую морщинку. Глядящим на женщину за спиной — два отражения в зеркале и вопросы, читающиеся на его лице.

Лица. Последовательность масок, разные ракурсы этого человека, которого он называл — я. Слегка асимметричные лица. Волосы — иногда седые, иногда вьющиеся и черные, как смоль — как и в этой его жизни. Лица — иногда веселые, иногда серьезные, ищущие в глубине души и памяти мудрости, чтобы встретить новый день. И где-то во всем этом — сознание, наблюдающее и разбирающееся. Некто, делающий выбор. Вот в это и вмешался Тлейлаксу.

Айдахо чувствовал, как быстро и горячо забилась кровь в его жилах, и осознал, что опасность действительно существует. Он всегда желал испытать это… но не из-за Тлейлаксу. Он был рожден с этим.

Это и значит — быть живым.

Ни память о других его жизнях, ни то, что мог сделать с ним Тлейлаксу

— ничто из этого не могло изменить ни на волос жившее в нем глубинное осознание.

Он открыл глаза. Мурбелла по-прежнему стояла рядом, но выражение ее лица невозможно было разгадать. Так она будет выглядеть в роли Почтенной Матери. Эта перемена в ней ему не понравилась.

— Что произойдет, если Бене Джессерит проиграет? — спросил он.

Она промолчала, и он кивнул. Да, верно. Это худшее из всего, что можно себе представить. Община Сестер, выброшенная в сточную канаву истории. А ты не хочешь этого, возлюбленная моя. Это он и прочитал на ее лице прежде, чем она отвернулась и пошла прочь.

Подняв взгляд к «глазам» камер под потолком он сказал:

— Дар. Я должен говорить с тобой. Дар.

Ни один из механизмов, окружавших его, не откликнулся. Он и не ожидал этого. И все же он знал, что может говорить с ней, и ей придется слушать.

— Я подхожу к нашей проблеме с другой стороны, — сказал он и представил себе, как деловито жужжат записывающие устройства, сохраняя звуки его голоса на кристаллах Рипулы, — я проникал в мысли Чтимых Матр. Я знаю, что мне это удалось. Мурбелла является транслятором.

Это насторожит их. У него была своя собственная Чтимая Матра. Но собственная было неверным словом: она не принадлежала ему, как может принадлежать вещь. — Даже в постели они, принадлежали друг другу. Подходили друг другу, как те двое из его видений. Может быть, это он и видел? Двоих старших людей, обученных сексу Чтимыми Матрами?

— Я пытаюсь сейчас разобраться в другом, — продолжал он, — Как победить Бене Джессерит.

Это был открытый вызов.

— Эпизоды, — сказал он. Одрейд любила употреблять это слово.

— Так мы должны рассматривать все, что происходит с нами. Мелкие эпизоды. Даже худшее предположение нужно рассматривать в этом свете. Рассеяние имеет притягательность, которая делает ничтожным все, что мы делаем.

Вот так! Это лишний раз продемонстрирует его ценность для Сестер. Это обещает лучшую перспективу Чтимым Матрам. Они вернулись — сюда, в Старую Империю. Песчинки в бесконечности. Он знал, что Одрейд поймет это. Белл заставит ее понять.

Где-то там, в Бесконечной Вселенной, суд присяжных вынес обвинительный вердикт Чтимым Матрам. Закон и его исполнители не существовали для охотников. Он подозревал, что видение показало ему двоих присяжных. И если они были Танцорами Лиц, он не принадлежали Скиталу. Эти двое за мерцающей сетью не принадлежали никому, кроме самих себя.