~ ~ ~
Многое из того, что мы делаем естественно, становится сложным только тогда, когда мы превращаем это в предмет приложения нашего интеллекта. Возможно знать о предмете столько, что станешь совершенно невежественным.
Ментат Текст Два (dicto)
Время от времени Одрейд отправлялась обедать вместе с алколитами и надзирающими за ними Прокторами, непосредственными тюремщиками этой тюрьмы разума, из которой многие так и не выйдут на свободу.
То, что думают и делают алколиты, поставляло Великой Матери информацию на уровне подсознания о том, насколько хорошо функционирует Дом Ордена. Алколиты реагировали, повинуясь предчувствиям и настроениям и гораздо более непосредственно, чем Преподобные Матери. Полные Сестры научились скрывать свое угнетенное состояние. Они не пытались скрыть ничего существенного, но каждый же может выйти погулять в сад или закрыть дверь, тем самым оказываясь вне досягаемости сторожевых псов.
Но только не алколиты.
Теперь в Централи каждая минута была заполнена до предела. Даже через обеденные залы вне зависимости от часа тек постоянный поток завтракающих или обедающих. Рабочие смены расшатаны, а для любой Преподобной Матери нетрудно приспособить свой жизненный цикл под непривычные временные интервалы. Одрейд не могла себе позволить тратить энергию на подобное приспосабливание. Перед вечерней трапезой она, ненадолго задержавшись у двери в Зал Алколитов, услышала, как там внезапно наступила гробовая тишина.
Даже то, как они подносили ко рту пищу, уже о чемто говорило. Куда смотрят глаза, в то время как ложка приближается ко рту? Вот за этой надо понаблюдать, у нее расстроен желудок. А вот эта задумчиво смотрит на каждую ложку подливы так, как будто пытается угадать, куда они подмешали яд. Творческий ум за этими глазами. Испытать ее для назначения на требующее большей восприимчивости место.
Одрейд вошла в зал.
Пол в шахматном порядке был выложен черными и белыми плитами плаза, едва ли его можно чем-нибудь поцарапать. Алколиты поговаривали, что Преподобные Матери используют это расположение цветных плит, как игровую доску: «Кого-то из нас посадить сюда, когото — туда, остальных по центру. Передвинуть фигуры так-то — победитель получает все!»
Одрейд села поближе к углу стола у западных окон. Алколиты потеснились, причем движения их были спокойно ненавязчивыми.
Этот зал был частью старейшей конструкции Дома Ордена. Построен из дерева, с гладко оструганными дубовыми балками потолка, каждая невероятной длины и веса. Некоторые из них на двадцать пять метров тянулись без единого сучка. Где-то на планете располагалась роща дубов, с генетически заданным ростом, тянущихся к солнечному свету на своей тщательно ухоженной плантации. Деревья поднимались без единого сучка по меньшей мере на тридцать метров в высоту. Плантация была разбита, когда еще только строился этот зал, чтобы поставлять замену слабнувшим от возраста балкам. По девятнадцать сотен стандартных лет полагалось выдерживать дубовым балкам.
Как внимательно наблюдают алколиты за Великой Матерью, а кажется при этом, что они даже не смотрят в ее сторону.
Одрейд обернулась к выходящему на запад окну за спиной посмотреть на закат. Опять пыль. Вторгающаяся вместе с ветрами с пустыни пыль в красно-оранжевые тона окрашивала заходящее солнце, заставляя его гореть далеким янтарем, который в любое мгновение может вспыхнуть неконтролируемым пожаром.
Одрейд подавила вздох. Мысли, подобные этим, только вновь воссоздавали ее ночной кошмар: пропасть… натянутая проволока. Она знала, стоит ей закрыть глаза и она почувствует раскачивание проволоки. А охотница с топором все ближе!
Алколиты продолжали трапезу, но в зале повисло ощущение общего беспокойства, как будто они чувствовали ее тревогу. А может, так оно и было. Шелест ткани вырвал Одрейд из ночного кошмара. Она уловила новую ноту в привычных звуках Централи. Резкий скрип слышался за самыми рутинными движениями — вот за ней отодвинули стул… открылась дверь кухни. Скрежет крупного песка. Бригады уборщиц уже начинали жаловаться на вездесущий песок и «проклятую пыль».
Одрейд глядела из окна на источник всех этих неприятностей: ветер из пустыни. Коричневатый туман тусклой завесой скрывал линию горизонта. Когда ветер уйдет пыльные его подарки останутся по углам зданий и на подветренной стороне холмов. В воздухе висел запах тронутого огнем кремня, что-то щелочное, что раздражало ноздри.
Когда обносящая столы послушница поставила перед ней тарелку с едой, Одрейд окинула взглядом стол, за которым сидела. И обнаружила, что ей доставляет удовольствие эта перемена — так приелись трапезы на скорую руку в рабочем кабинете или личной столовой. Когда она ела там в одиночестве, алколиты вносили блюда так тихо и убирали все с такой молчаливой сноровкой, что иногда она была удивлена, увидев, что ничего уже нет. Здесь трапезу сопровождали шум и беседа. В ее апартаментах внезапно с кудахтаньем могла появиться ее личный повар Дуэна: «Вы так мало едите!» Одрейд по большей части покорялась этим увещеваниям. В сторожевых псах есть свои преимущества.
Сегодняшняя трапеза состояла из пареной свинины под соусом из сои и черной патоки, минимум меланжа и, как заключительный штрих, — оттенок базилика и лимона. Свежие зеленые бобы, сваренные с перцем. Красный виноградный сок. С предвкушением она отрезала кусок свинины и сочла ее приемлемой, хотя и чуть переваренной на ее вкус. Повар алколитов лишь немногим ошибся.
Откуда тогда это чувство, что таких трапез было слишком много?
Она сглотнула, и тут же повышенная чувствительность позволила ей определить добавки. Эта еда подавалась здесь не просто для того, чтобы восстановить энергию Великой Матери. Кто-то на кухне спросил о ее ежедневной диете и соответственно подобрал ингредиенты ее блюда.
Еда — это ловушка, — подумалось ей. Источник еще одной зависимости.
— Ей не нравилась ловкость, с которой повара Дома Ордена скрывали то, что добавляли в еду «на благо обедающим». Они, конечно, знали, что каждая Преподобная Мать способна распознать ингредиенты и, насколько это в ее силах, приспособить к ним свой метаболизм. Они наблюдают за ней прямо сейчас, задаваясь вопросом, как расценит сегодняшнее меню Великая Мать.
За едой она прислушивалась к разговорам соседей. Никто не проявлял назойливости — ни физически, ни голосом. Звуки почти вернулись к тому приглушенному гулу, какое царило здесь до ее прихода. Болтовня при ее появлении всегда чуть меняла тон, а потом возобновлялась, но тише.
Во всех этих головах назойливо вертелся все тот же невысказанный вопрос: Зачем она здесь сегодня?
В некоторых из своих ближайших соседей Одрейд ощутила тихое благоговение, реакция, которую Великая Мать иногда использовала в своих целях. Благоговение с привкусом страха. «В ней Тараза», шептались между собой алколиты (так докладывали Прокторы). Они имели в виду, что Одрейд в качестве Первичной имела свою ближайшую предшественницу. Они двое стали едва ли не исторической парой, требующей особого изучения кандидаток.
Дар и Тар, уже легенда.
Даже Беллонда (милая, старая, невыносимая Беллонда) в обращении с Одрейд искала окольных путей. Немного фронтальных атак, очень мало грохота в обвиняющих доводах. Таразе приписывали спасение Общины, и это заставляло умолкнуть большую часть оппозиции. Тараза говорила, что Чтимые Матры по сути своей варвары и их жестокость, хотя и не полностью преломима, может быть направлена в кровавые вылазки. Последующие события более или менее подтвердили это.
Верно вплоть до одной детали, Тар. Никто из нас не предвидел размаха их насилия.
Классическая вероника Таразы (какой удачный образ) довела Чтимых Матр до столь кровавых боен, что теперь Вселенная вся пронизана потенциальными союзниками жертв их зверских расправ.
Как мне защитить нас?
Дело не столько в том, что неадекватны планы защиты. Эти последние могут в результате стать и неуместны.
К этому, конечно, я и стремлюсь. Нам необходимо очиститься и подготовить себя к высшему усилию.
Беллонда только фыркнула, когда Одрейд высказала эту идею:
— Для нашей кончины? Вот почему нам следует принять очищение?
Нет сомнения, Беллонда превратится в само противоречие, как только узнает о планах Великой Матери. Беллонда-ужасная станет аплодировать, Беллонда-Ментат спорить и настаивать на выжидании «до более благоприятного момента».
Но я пойду своим собственным, пусть странным, путем, невзирая на то, что подумают мои Сестры.
А многие Сестры считали Одрейд более чем необычной Великой Матерью. Выбранной скорее с левой руки, чем с правой. Последовательница Таразы. Я была там, когда ты умирала, Тар, и не было никого больше, кто вобрал бы в себя твою личность. Случайное повышение?
Одрейд не одобрили многие. Но когда поднялась оппозиция, так или иначе они возвращались к «Последовательнице Таразы, лучшей Великой Матери за всю нашу историю».
Забавно! Тараза внутри нее первая расхохоталась тогда, а потом спросила: А почему бы тебе порассказать им о моих ошибках, Дар? Особенно о том, как я недооценила тебя.
Одрейд в задумчивости пережевывала кусочки свинины. Я слишком долго тянула с посещением Шианы. На юг в пустыню, и как можно скорее. Шиану необходимо подготовить к тому, что она заменит Там.
Перед мысленным взором Одрейд пологими холмами перекатывались песчаные дюны. Более пятнадцати столетий оккупации Бене Джессерит на Доме Ордена. Наши приметы повсюду. Они не только в особых рощах, виноградниках или фруктовых садах. Как это должно влиять на коллективную душу планеты, когда ее люди видят, как подобные изменения происходят на издревле родной им земле?
Алколит, сидящая рядом с Одрейд, тихонько кашлянула, прочищая горло. Собирается обратиться к Великой Матери? Редкий случай. Но молодая женщина продолжала молча есть.
Мысли Одрейд вернулись к предстоящей поездке в пустыню. Нельзя, чтобы Шиана получила какое-либо предупреждение. Мне необходимо быть уверенной в том, что мы нуждаемся именно в ней. Оставались еще вопросы, на которые от Шианы требовалось получить ответ.
Одрейд сознавала, что найдет, останавливаясь по пути, в этой инспекционной поездке. В Сестрах, в жизни растений и животных, в каждой обители Общины она увидит перемены, перемены незаметные и перемены резкие, перемены, что станут подтачивать столь превозносимую безмятежность Великой Матери. Даже Мурбелла, никогда не покидавшая не-корабль, чувствует эти перемены.
Не далее чем этим утром, сидя спиной к консоли, Мурбелла с новым вниманием вслушивалась в слова стоящей над ней Великой Матери. Острая настороженность в глазах пленной Чтимой Матры, а голос ее выдает сомнения и неуравновешенные суждения.
— Все преходяще. Великая Мать?
— Существует знание, впечатанное в тебя Иной Памятью. Ни одни планета, на земля ее, ни суша, ни даже часть земли или суши не пребудут вечно.
— Ужасная мысль! — неприятие.
— Где бы мы ни были, мы лишь управляющие.
— Бесполезная точка зрения, — медлит, спрашивая себя, почему Великая Мать именно сейчас решила говорить подобные вещи.
— Мне слышится в тебе голос Чтимых Матр. Они наделили тебя мечтами жадности.
— Это вы так говорите! — глубоко обиженно.
— Чтимые Матры полагают, что могут купить бесконечную защищенность: знаешь, какую-нибудь маленькую планетку с достаточной численностью покорного населения.
Мурбелла скорчила гримасу.
— Много планет! — резко бросила Одрейд. — Все больше, и больше, и больше! Вот почему они все возвращаются целыми стаями.
— Мелкая пожива в этой Старой Империи.
— Великолепно, Мурбелла! Ты начинаешь думать, как одна из нас.
— И это превращает меня в ничто!
— Ни в рыбу, ни в мясо, но лишь в себя саму? Поостерегись, Мурбелла! Если ты полагаешь, что владеешь чем-то, это как прогулка по зыбучим пескам.
Озадаченно сведенные брови. Придется что-то сделать с тем, как Мурбелла позволяет эмоциям так легко отражаться на своем лице. Здесь это позволительно, но когда-нибудь…
— Значит, ничем нельзя безопасно владеть. Ну и что! — горечь в голосе, горечь.
— Иногда ты говоришь верные слова, но не думаю, что уже ты нашла место внутри себя, где могла бы протянуть всю жизнь.
— Пока враг не найдет и не зарежет меня?
Тренинги Чтимых Матр держатся, как хороший клей! Но то, как она говорила с Дунканом прошлой ночью, говорит о том, что она уже готова. Картина Ван Гога, хочется мне верить, сделала ее восприимчивее. Это слышалось в ее голосе. Следует еще раз просмотреть тот отчет.
— Кому нужно убивать тебя, Мурбелла?
— Вам никогда не выдержать атаки Чтимых Матр!
— Я уже указала на основной факт, в том что касается нас: ни одно место не может быть безопасным вечно.
— Еще один из ваших проклятых бесполезных уроков!
В зале Алколитов Одрейд вспомнила, что у нее так и не нашлось времени еще раз просмотреть тот отчет комкамер о споре Дункана и Мурбеллы. У нее едва не вырвался тяжелый вздох, что она попыталась скрыть кашлем. Никогда не позволяй молодым видеть беспокойство Великой Матери.
В пустыню к Шиане! В инспекционную поездку, как только я смогу выкроить для этого время. Время!
И вновь послушница возле Одрейд тихонько прокашлялась. Одрейд тщательно рассматривала ее боковым зрением: блондинка, короткое черное платье с белой оторочкой — Продвинутая Третья Ступень.
Ни одного движения головы в сторону Одрейд, ни одного брошенного искоса взгляда.
Вот с этим я и столкнусь в инспекционной поездке: страхи. Так и в ландшафте на каждом шагу нам попадаются знаки того, что мы бежим на перегонки со временем: деревья неподстрижены, потому что ушли садовники — высланы в Рассеивание, ушли к своим могилам, ушли в неизвестные места, может быть, даже в рабство. Увижу ли я когда-нибудь, как приобретают новую привлекательность беседки, поскольку никто их не закончил, их строители ушли? Нет. Нам не до архитектурных излишеств.
Где-то в Иной Памяти таились примеры, которые ей так хотелось бы отыскать: старые здания, еще более красивые оттого, что их оставили неоконченными. Строитель обанкротился, владелец разозлился на любовницу… некоторые их части становились от этого еще более интересными: старые стены, старые руины. Скульптуры времени.
Что сказала бы Белл, если бы я приказала построить беседку в моем любимом саду?
— Великая Мать? — подала наконец голос послушница подле Одрейд.
Великолепно! Они так редко находят в себе смелость.
— Да? — С легким вопросом. Лучше бы этому быть важным. Стоит ли слушать?
Но решила выслушать.
— Я вмешиваюсь. Великая Мать, поскольку дело срочное и потому что я знаю, как вы заинтересованы во фруктовых садах.
Великолепно! У девочки толстые ноги, но на ум ее это не распространяется. Одрейд смотрела на нее молча.
— Я — та, кто подготавливает карту для вашей спальни, Великая Мать.
Так значит это надежный адепт, та, которой доверили работать на Великую Мать. Еще лучше.
— Моя карта скоро будет готова?
— Через два дня. Великая Мать. Я настраиваю проекционные реле, которые будут указывать ежедневный рост пустыни.
Короткий кивок. Это было частью исходного приказа — приставить алколита поддерживать точность карты. Одрейд хотелось так просыпаться утром, чтобы ее вдохновлял этот постоянно меняющийся вид, первое, что запечатлялось бы в сознании после пробуждения.
— Сегодня утором я отнесла доклад в ваш кабинет, Великая Мать. «Управление садами». Может быть, вы его не видели.
Одрейд видела только название. Она слишком поздно вернулась с гимнастики и спешила повидаться с Мурбеллой. Столь многое сейчас зависит от Мурбеллы!
— Плантации вокруг Централи следует или забросить или предпринять меры, чтобы поддержать их, — сказала послушница. — Вот суть доклада.
— Изложи доклад устно.
Спустилась ночь, и комната осветилась плавающими светильниками, а Одрейд все слушала. Немногословно. Даже кратко. Доклад заключал в себе предостерегающую ноту, в которой Одрейд узнала влияние Беллонды. Никакой подписи из Архивов, но предостережения Контроля Погоды проходили через Архивы, и эта послушница подхватила несколько их фраз.
Завершив доклад, послушница замолчала.
Как мне ответить? Фруктовые сады, пастбища и виноградники были не только буффером, сдерживающим наступление песчаной стихии, не просто приятными украшениями ландшафта. Они поддерживали дух (и столы) Дома Ордена.
Они поддерживают мой дух.
Как тихо ждет эта послушница. Курчавые светлые волосы, круглое лицо. Приятные черты, хотя рот слишком широк. На ее тарелке оставалась еда, но она не ест. Руки сложены на коленях. Я здесь, чтобы служить вам. Великая Мать.
Пока Одрейд составляла ответ, вмешались воспоминания — старый случайный поток сознания поверх непосредственных наблюдений. Она вспомнила свой курс вождения орнитоптера. Две послушницы-ученицы с инструктором высоко над топями Лампадас. Она оказалась в паре с самой неспособной послушницей, какую когда, либо принимала Община. Очевидно, выбор на основе набора генов. Она необходима была Хозяйкам Рождений для передачи какой-то из характеристик потомству. Эмоциональным равновесием или умом это уж, конечно, не было! Одрейд даже вспомнила ее имя: Линчайн.
Линчайн кричала инструктору:
— Я все-таки буду летать на этом проклятом троптере!
И это при том, что к горлу у всех троих подступала тошнота от бесконечного кружения облаков над ними и корявых деревьев и болотистого берега озера внизу. Вот так это и виделось: мы неподвижны, а мир вокруг несется сумасшедшими кругами. И Линчайн, которая каждый раз ошибается. Каждое движение лишь загоняло их в новый штопор.
Инструктор отрезал ее от системы управления, вытянув развод, до которого только он мог дотянуться, и пока их полет вновь не стал прямым и ровным, не сказал ни единого слова.
— Вы никогда не будете управлять троптером, госпожа. Никогда! У вас не те реакции. Таким, как вы, их следует начинать тренировать до вступления в половую зрелость.
— Но я буду летать на нем! Буду! Я буду водить эту проклятую штуковину! — руки дергают бесполезный штурвал.
— Вы признаны непригодной, госпожа. Вам полеты запрещены!
Одрейд вздохнула свободнее, осознав, что она с самого начала знала, что Линчайн может убить их всех.
Круто обернувшись к Одрейд, которая сидела за ней, Линчайн выкрикнула:
— Скажи ему! Скажи ему, что он должен повиноваться Бене Джессерит!
Обращение к тому факту, что Одрейд обогнала ее на несколько ступеней вперед, уже говорил о командовании.
Одрейд молчала, ничто в ее лице не шевельнулось.
Молчание — лучшее, что иногда можно сказать, нацарапали когда-то шутники из Бене Джессерит на зеркале в умывальной. И тогда и не раз после Одрейд сочла это недурным советом.
Заставляя себя вернуться к нуждам послушницы за обеденным столом, Одрейд удивилась, почему у нее в памяти вдруг всплыло это давнее событие. Подобные вещи редко случаются без особой на то цели. Сейчас, пожалуй, молчать не стоит. Юмор? Вот оно послание. Юмор Одрейд (задействованный позднее) научил Линчайн кое-чему о ней самой. Юмор в условиях стресса.
Одрейд улыбнулась послушнице за обеденным столом:
— Как бы тебе понравилось быть лошадью?
— Что? — вырвалось у послушницы, но на улыбку Великой Матери она все же ответила. Ничего пугающего в этом, скорее даже что-то теплое. Все говорили, что Великая Мать позволяет себе проявление теплых чувств.
— Ты, конечно, не понимаешь, — вновь улыбнулась Одрейд.
— Нет, Великая Мать, — по-прежнему с улыбкой и терпением.
Великая Мать позволила себе вглядеться в молодое лицо. Ясные голубые глаза, еще не тронутые всепоглощающей Агонией Спайса. Рот почти как у Белл, но без ее злобности. Надежные мускулы и надежный ум. Она хорошо сумеет предугадывать потребности Великой Матери. Взять, например, ее работу над картой и этот доклад. Восприимчива. Маловероятно, что когда-нибудь поднимется на самый верх, но всегда будет на одной из ключевых позиций, где необходимы именно ее качества.
Почему я села рядом именно с ней?
Одрейд нередко выбирала определенного компаньона на время этих гостевых трапез в общем зале. В основном кого-нибудь из алколитов. Они могут открыть так многое. До рабочей комнаты Великой Матери доходили различные доклады об алколитах: личные наблюдения кого-нибудь из Прокторов об одной или другой послушнице. Но иногда Одрейд выбирала место, казалось, без какой-либо причины, которую она могла бы объяснить. Как сегодня. Не она ли та, что мне нужна?
Беседы завязывались очень редко, разве что сама Великая Мать начинала разговор. Обычно деликатное начало перерастало в разговор более личный. Остальные вокруг тогда жадно к нему прислушивались.
В такие минуты Одрейд нередко излучала едва ли не религиозную безмятежность. Это успокаивало нервных. Послушницы есть… в общем, послушницы, но Великая Мать — высшая ведьма среди них всех. Взволнованность вполне естественна.
Кто-то за спиной Одрейд прошептал:
— Сегодня она распекает Стегги.
Распекать. Одрейд знала это выражение. Оно ходило еще во времена ее собственного послушничества. Так эту зовут Стегги. Пусть пока это останется невысказанным. Имена несут в себе магию.
— Тебе понравился сегодняшний обед? — спросила Одрейд.
— Приемлемо, Великая Мать.
Обычно никто не пытался высказывать ложные мнения, но Стегги, судя по всему, смутила перемена темы.
— Они его переварили.
— Обслуживая стольких, как они могут удовлетворить каждого. Великая Мать?
Она говорит, что думает, и говорит хорошо.
— У тебя левая рука дрожит, — сказала Одрейд.
— Я немного нервничаю в вашем присутствии. Великая Мать. И я только что с гимнастических занятий. Они были изнурительны сегодня.
Одрейд проанализировала дрожь:
— Они тебя заставляли стоять с вытянутой рукой.
— Это было так же болезненно в ваше время. Великая Мать? (В древние времена?)
— Точно так же как и сейчас. Боль учит, говорили мне.
Это смягчило ситуацию. Общий опыт, байки Прокторов.
— Я не поняла, что вы говорили о лошадях, Великая Мать, — Стегги смотрела в свою тарелку. — Не может же это быть кониной. Я уверена, я…
Одрейд весело рассмеялась, что привлекло удивленные взгляды. Потом, стараясь подавить улыбку, положила руку Стегги на локоть:
— Спасибо, дорогая. За последние несколько лет никто не мог заставить меня так смеяться. Я надеюсь, это будет началом долгого и радостного общения.
— Благодарю вас. Великая Мать, но я…
— Я объясню, почему я заговорила о лошади. Это моя маленькая шутка, здесь не было намерения унизить тебя. Я хотела бы, чтобы ты носила на плечах маленького ребенка, чтобы он мог двигаться быстрее, чем способны его носить маленькие ножки.
— Как пожелаете. Великая Мать.
Ни возражений, ни вопросов. Вопросы по-прежнему оставались, но ответы на них придут в свое собственное время, и Стегги это знала.
Время магии.
Убирая руку, Одрейд спросила:
— Как тебя зовут?
— Стегги, Великая Мать. Алоана Стегги.
— Спи спокойно, Стегги. Я позабочусь о садах. То, что они поддерживают наш дух, нужно нам так же, как и их урожай. Сегодня же доложи об изменении в твоем назначении. Скажи им, что я жду тебя у себя в рабочей комнате завтра в шесть утра.
— Я буду там. Великая Мать. Я буду продолжать помечать вашу карту? — спросила послушница, когда Одрейд уже встала уходить.
— Пока, Стегги. Но попроси отдел Назначений о новой послушнице и начни обучать ее. Вскоре ты будешь слишком занята, чтобы заниматься картой.
— Благодарю вас. Великая Мать. Пустыня растет очень быстро.
Слова Стегги доставили Одрейд определенное удовлетворение, разогнав тьму, что сгущалась вокруг нее почти едва ли не весь день.
Цикл получает еще один шанс, вновь поворачивая круг, как было положено ему теми подземными силами, которые называют «жизнью» или «любовью» или навешивают еще какие-нибудь ненужные ярлыки.
Так он и поворачивается. Так он возобновляется. Магия. Какое ведьмовство могло бы отвлечь внимание от этого чуда?
Вернувшись в рабочую комнату, она передала приказ Погоде, заставила замолчать инструменты на своем столе и отошла к стрельчатому окну. Освещенный наземными огнями и их отражениями от низких облаков Дом Ордена в ночной темноте светился слабо-красным. Отблеск этот придавал стенам и крышам нечто романтическое, впечатление, которое Одрейд быстро заставила себя отбросить.
Романтика? Ничего романтичного не было в том, что она только что сделала в Обеденном зале Алколитов.
Я наконец сделала это. Назад пути нет. Теперь Дункан просто должен возвратить память нашему Баша. Деликатное задание.
Она продолжала смотреть в ночь, чувствуя холодный ком в желудке.
Я не только себя предаю этой опасности, но и то, что осталось от моей Общины. Так вот как это воспринимается, Тар.
Так это и воспринимается, и план твой — палка о двух концах.
Собирался дождь. Одрейд чувствовала его приближение в воздухе, поступающем через расположенные вокруг окна отверстия вентиляции. Нет необходимости читать сводки Контроля Погоды. Впрочем, она в последнее время и так делала это редко. К чему беспокоиться? Но доклад Стегги заключал в себе серьезное предупреждение.
Дожди здесь становятся все реже, и предвкушают их все чаще с радостью. Даже несмотря на холод Сестры выходят погулять под дождь. В этой мысли был оттенок печали. Каждый приходящий к ним дождь приносил с собой все тот же вопрос: Не последний ли это?
Занятые на Контроле Погоды прилагали героические усилия к тому, чтобы поддерживать сухой все расширяющуюся пустыню и орошать сельскохозяйственные районы. Одрейд не могла себе представить, как, выполняя ее приказ, им удалось вызвать хотя бы этот дождь. Пройдет не так уж много времени, и они будут не в состоянии исполнять подобные приказы, пусть даже они исходят от Великой Матери. Победа останется за пустыней, поскольку именно ее мы привели в движение.
Одрейд открыла центральные створки окна. Ветер на этом уровне остановился. Лишь над головой неспешно шли облака. Ветер в верхних слоях атмосферы прогонял их прочь. Ощущение спешки в воздухе. Воздух был прохладен. Так значит, чтобы вызвать этот дождь, им пришлось изменить температуру. Не испытывая никакого желания выходить на улицу, она закрыла окно. У Великой Матери нет времени играть в последний дождь. По одному дождю за раз. И все время откуда-то извне на них неостановимо надвигается пустыня.
За ней хотя бы мы можем наблюдать, наносить ее на карту. Но как быть с охотницей у меня за спиной — фигурой из ночного кошмара с топором? Какая карта скажет мне, где она сегодня?
