Крылатые дозорные Долины заметили меня задолго до того, как я увидел их: откуда ни возьмись ко мне спикировал фланнан и улетел, хлопая крыльями. Я вошёл в Долину не по известной мне дороге, а через узкий проход между двух камней. Наверное, это был какой–то заброшенный вход во владения зелёных, так как и здесь на камнях были высечены магические знаки. Один из ящеров, нёсших дозор в скалах, вглядывался в меня сверху изумрудными глазами.

— Кимок!

Ко мне бежал Кайлан. Он обнял меня, наши мысли и взгляды встретились, мы опять были едины.

Меня повели к зелёным домам, на ходу засыпая вопросами. Моё возвращение восприняли как великий праздник, но, слушая мой рассказ о враждебности кроганов, люди мрачнели.

— Плохие вести! — Дагона, наполнявшая чашу гостеприимства, опустила сосуд с вином на стол, словно увидев нечто зловещее. — Если кроганы встанут на сторону врага… С водной стихией тягаться тяжело… Но кто те Великие, которых Ориас так боится, что пытается любой ценой купить их расположение? Ведь кроганы не из робких, и раньше они были с нами в хороших отношениях… Что, если попробовать выяснить это с помощью сил?..

Эфутур отрицательно покачал головой:

— Пока не надо — только если убедимся, что иначе не узнать. Не забывай, тот, кто ищет, сам может быть обнаружен, и сила на другой стороне может оказаться не меньшей, если не большей.

Оглядевшись, я не увидел Каттеи. Где сестра? Я вопросительно посмотрел на Кайлана. Неужели она избегает меня?

Но Кайлан, уловив мою тревогу, успокоил:

— Ещё вчера мы думали, что тебя нет в живых, и она отправилась на восток; там на окраине Долины есть место, где можно войти в соприкосновение с некими силами, и Каттея хотела с помощью своих колдовских познаний узнать твою судьбу Сестра была уверена, что ты жив; она так и сказала: «Если бы Кимок погиб, мы с тобой знали бы об этом»

Опустив голову, я закрыл лицо руками, вдруг почувствовав, что мне необходимо мысленное общение с сестрой, и стал вызывать её, зная, что здесь, в защищенной Долине, это не опасно. Мысль Кайлана соединилась с моей, удвоив энергию призыва.

Я всё усиливал мысленный поток, чувствуя, как одновременно нарастает поток Кайлана… Никакого ответа. Даже если сестра была занята колдовством, это не помешало бы ей услышать нас, и она бы отозвалась. Но мы оба вообще не ощутили присутствия Каттеи, словно вокруг неё снова сомкнулись стены Обители Мудрейших.

Тогда я стал рассылать стрелы мыслей во всех направлениях, но ни одна из них не достигла цели, ибо повсюду была зловещая пустота. Отняв дрожащие ладони от лица, я взглянул на Кайлана и, увидев, как он побледнел, понял, что он тоже охвачен страхом.

— Исчезла! — прошептал брат, и все услышали его в наступившей тревожной тишине.

— Но куда? — это было главным для меня. Когда я вызывал Каттею на озере кроганов, её ответ был слабым и невнятным — между нами лежало огромное пространство, принадлежавшее врагу — и всё–таки мы услышали друг друга. А тут, в защищенной Долине, где нет никаких препятствий, я не мог отыскать её.

Я повернулся к Дагоне:

— Где то место, куда она поехала?

— На восточной окраине Долины, в горах.

В горах!.. Динзиль! Ответ был ясен, словно написан в воздухе огненными рунами. Дагона сразу поняла мою мысль.

— Но зачем? — она не спорила со мной, а искала причину.

— Ну да, зачем? — повторил Кайлан. — Конечно, Каттея не скрывала своего расположения к нему. Но она не отправилась бы к нему вот так, не предупредив меня, и ведь она сказала, что едет узнать твою судьбу.

— Она отправилась к нему не по своей воле, — ответил я, стиснув зубы.

Дагона покачала головой:

— Навряд ли, Кимок. С её способностями никто не выманил бы её из Долины, ведь все ворота защищены.

— Не могла она согласиться…

— Откуда ты знаешь? Мало ли, как её убедили! — сказал Кайлан.

Я повернулся к нему, моё отчаяние перешло в гнев и обрушилось на первого, кто попался под руку:

— Почему ты не поддерживал с ней мысленную связь, почему не узнал, что с ней происходит?

Кайлан вспыхнул от обиды, но сдержался:

— Она этого не хотела; сказала, что должна беречь энергию для колдовства; что хотя она многому обучена, но не давала клятву и не получила Колдовской Камень, поэтому иногда не уверена в себе и должна собрать все силы…

Это было похоже на Каттею; я знал, что брат говорит правду, и всё же… Ведь он мог уберечь её и не уберёг — эта мысль жгла меня огнём.

— Может ли Шил отвезти меня туда? — обратился я к Дагоне.

— Не знаю. Но даже если и отвезёт, что это тебе даст? Ведь ты не защищен от сил, которые там обитают!

— Посмотрим! Я должен попробовать…

Но не успел я договорить, как на плечо Дагоне, пронзительно крича, села птица, извещавшая о какой–то беде. Все вскочили из–за стола и бросились к выходу.

— Кроганка сказала правду! Они идут на Долину, Кимок! — крикнула Дагона.

Так началась осада. Это было тяжёлое время. Хотя все входы в Долину были надёжно защищены магическими знаками, но на мили вокруг тянулись скалы, и вот теперь на них лезли, летели и карабкались всевозможные чудовища. Над скалистой грядой, где мы держали оборону, нависли грозовые тучи, ветер швырял в лицо потоки дождя. Атаковавшего врага скрывал сумрак, вспышки хлопавших боевых кнутов были подчас неотличимы от молний.

Мы отбивали атаку за атакой. Иногда наступала недолгая передышка — ведь и самые жестокие ураганы сопровождаются кратковременными затишьями. А потом неприятель снова обрушивался на нас с удвоенной силой, и всякий раз невозможно было предугадать, когда начнётся следующий штурм.

Расти не могли взбираться по отвесным скалам; серые, используя свой получеловеческий облик, искали лазейки. Гораздо опаснее для нас, эсткарпцев, был клубящийся бесплотный туман, который невозможно было ни изрубить мечом, ни поразить копьём. Огромные броненосные чудовища возились по ту сторону скалистой стены, с мрачной свирепостью подкапывая её мощными когтистыми лапами. В воздухе прямо над головой фланнаны и вранги сражались с какими–то летучими тварями. Эта битва была мрачным кошмаром, ужаснувшим даже тех воинов Эсткарпа, кто прошёл через схватки с пугающей демонической силой колдеров.

Сколько времени длилась эта осада, не знаю: днём было почти так же темно, как и ночью. Утром на вершинах скал вспыхивали факелы; их свет, казалось, сдерживал врага.

Дагона вовсю использовала магию: зелёные собирали и бросали в бой подвластные им одним силы. Она опасалась удара с тыла, с озёр и рек Долины — ведь кроганы были против нас. Ящеры–дозорные патрулировали берега, но ничего подозрительного не обнаружили.

Эфутур считал, что нас осаждают пока только второстепенные прислужники зла, и никто из Великих ещё не вступил в борьбу. В этом ему виделся дурной знак, если только Великие действительно не ушли так далеко в свои другие миры, что их трудно было вызвать снова.

Мы несли потери. Пал Годгар, взяв с собой сразу несколько врагов. Появились бреши в рядах зелёных и их четвероногих и крылатых союзников. Потери никто не считал: некогда было оглядеться, все силы поглощало упорное сопротивление. Хотя Кайлан сражался далеко от меня, я знал, что он цел и невредим. Но мне не давала покоя мысль о Каттее, я был уверен, что сестры в Долине нет.

Среди нас сражались и горцы, но Динзиля нигде не было видно, и это усиливало моё беспокойство, что бы ни говорили по поводу его отсутствия другие.

Может быть, нам помогли силы, призванные Дагоной, или враг, бросивший на нас все свои клыки и когти, вдруг обессилел — как бы то ни было, но, наконец, в тучах появился просвет, засияло солнце, и под его великолепными лучами воинство Тьмы отступило. Враги забрали с собой убитых, и мы не смогли определить, насколько велики их потери. Но в том, что на этот раз мы одержали победу, сомнения быть не могло.

Собрав совет, мы подсчитали свои потери и пришли к выводу, что ещё одна–две такие осады, и нам не выдержать. Поэтому во время представившейся нам передышки решено было соорудить укрепления, произвести разведку и, по возможности, нанести ответный удар.

Но у меня была своя задача, и я объявил об этом совету.

Тогда встал Кайлан и объявил, что идёт со мной: мы трое едины, и когда между нами рвётся связь, каждый теряет частицу себя.

Я обратился к нему одному, сказав, что однажды мы уже были разлучены, когда он как воин исполнял свой долг, я был покалечен, а Каттею заперли в Обители. Теперь настало время каждому снова исполнить свой долг. Он воин, и здесь он нужнее. А Каттея со мной связана более тесно, и идти за ней — моё предназначение.

Думаю, Дагона и Эфутур поняли меня, но эсткарпцы — нет. Для них, привыкших на границе к суровым испытаниям, жизнь одной женщины ничего не значила, тем более — колдуньи: колдуний они не любили и боялись.

Отправляясь на восток, я не рассчитывал на чью–либо поддержку. Со мной был мой меч. небольшой запас еды и толика надежды. Шил предложил мне свою помощь, но я сказал, что поеду на нём лишь до границы Долины, я мог рисковать только собственной жизнью.

Кайлан неохотно отпускал меня одного. Наверное, его задели мои слова о более тесных узах между мной и Каттеей, хотя он знал, что это так и что к тому же его воинское умение необходимо здесь.

В Долине царили мир и покой, недавняя кровавая битва казалась страшным сном. Шил ровным галопом нёс меня вдоль реки. Здесь не было ловушек, и мы двигались вперёд быстро и беспрепятственно. Изредка вдалеке появлялись ящеры–дозорные, продолжавшие нести наблюдение на случай угрозы со стороны кроганов.

Я думал об Орсии, о том, что сделали бы с ней её соплеменники, если бы узнали, что она спасла меня.

Обширные луга и тенистые рощи Долины сменились каменистым ландшафтом, обрамлённым стенами отвесных скал, постепенно сходившихся друг с другом: где–то впереди они должны были сомкнуться Там, по словам Дагоны, начиналась заброшенная дорога, ведущая в горы, куда отправилась Каттея, намереваясь обратиться к силам воздуха.

И в самом деле, колдуньи Эсткарпа умели управлять ветром, дождём и бурями. Должно быть, сестра собиралась прибегнуть к их знанию, но если это и так, то ей это не удалось.

Шил замедлил шаг и осторожно вошёл в узкую расселину в скалах, где царил полумрак, хотя до захода солнца оставалось ещё несколько часов. Наконец рентан остановился:

— Дальше не могу, — уловил я его мысль.

Впереди лежала тропинка, но я тоже отчётливо ощутил, как что–то предостерегает меня от дальнейшего продвижения. Спешившись, я перекинул через плечо мешок с провизией:

— Благодарю тебя, быстроногий Шил. Передай, что ты доставил меня целым и невредимым.

Задрав голову, Шил осматривал возвышавшиеся над нами отвесные скалы, на поверхности которых негде было укрыться врагу, да и навряд ли в таком месте могло обитать воинство, которому мы дали отпор в Долине. Шил раздувая ноздри, бил копытом:

— Я всем нутром чую здесь присутствие Силы.

— Но это не злая Сила? — спросил я.

Его золотистые глаза встретились с моими:

— Есть силы, которые лежат за пределами наших представлений о плохом и хорошем. Тебе придётся идти наугад.

— У меня нет выбора…

Шил снова, раздувая ноздри, вскинул голову:

— Будь осторожен, смотри под ноги, по сторонам и вверх. Напряги зрение и слух…

Ему не хотелось оставлять меня одного, но он не мог преодолеть преграду, не пускавшую его дальше. Может быть, и на моём пути встанет такой же барьер. Я зашагал вперёд, ожидая, что через шаг–другой наткнусь на невидимую стену, вроде той, которая преградила нам с Кайла–ном путь, когда мы пришли за Каттеей в Обитель Мудрейших. Но ничего такого не произошло.

Оглянувшись, я увидел, что Шил всё ещё стоит на том же месте и смотрит мне вслед. Я махнул ему рукой, он кивнул в ответ, и, повернувшись, я пошёл, не оглядываясь больше, вперёд, запретив себе думать обо всём, что осталось позади.

Тропинка полого поднималась вверх, и сначала идти было легко. Вскоре расселина сузилась настолько, что, расставив руки, я мог касаться стен. Впереди начиналась вырубленная в скалах лестница. На ступенях виднелись глубоко вырезанные в камне знаки. Некоторые напоминали те, что оберегали Долину, другие я видел впервые. Мне не хотелось ступать на эти знаки, но надо было подниматься, и я пошёл. Семь ступеней — площадка шириной в три ступени — ещё три ступени — следующая площадка — девять ступеней. Никакой естественной необходимости в таком расположении ступеней не было, и я подумал, что в нём может заключаться какой–то тайный смысл.

От площадки к площадке лестница постепенно сужалась. Последний ряд ступеней был так узок, что на одной едва помещались вплотную обе ноги. В этом последнем узком ряду было тринадцать ступенек — на ходу я шёпотом считал.

Здесь уже все знаки были мне незнакомы, и я обнаружил, что на них неприятно задерживать взгляд, хотя в них и не заключалось угрозы — я достаточно хорошо чувствовал проявления зла в Эскоре, чтобы это определить, — просто они не предназначались для человеческих глаз и ума.

Я испытывал непривычную усталость; в руках и ногах появилась какая–то тяжесть и приходилось переводить дух на каждой ступеньке. Нет, моя рана, полностью зажившая, не давала о себе знать, и всё–таки я ощущал странную тяжесть во всём теле и необъяснимую подавленность.

Наконец лестница осталась позади, и я оказался на вершине скалистой гряды, окружавшей Долину. По каменистой поверхности была проложена тропа. Если лестница сужалась, то эта тропа — наоборот, начинаясь от последней ступеньки, постепенно расширялась, уходя в лес каменных столбов.

Пока я поднимался сюда, стемнело; и, несмотря на то, что мне не терпелось идти вперёд, усталость была так велика, что, пройдя всего несколько шагов, я повалился на каменную тропу и, завернувшись в плащ, уснул. Это не было обычное погружение в сон: я мгновенно провалился в небытие, и ничто не заставило бы меня очнуться.

Проснулся я тоже мгновенно, с трудом сел и стал разминать онемевшие руки и ноги. Брезжил рассвет. Я немного поел и сделал несколько глотков из фляги. Собирая в дорогу съестные припасы, Дагона предупредила меня, что расходовать их надо очень бережливо: в тех местах, куда проникла Тьма, нельзя прикасаться ни к какой — даже самой соблазнительной — пище, что бы не попасть под воздействие злых сил.

Я отправился по расширявшейся дороге в каменный лес. Столбы стояли беспорядочно, я не заметил на них никаких следов обработки. Они походили на стволы окаменевших деревьев с обломанными верхушками и ветвями. Ощущение, что я в каменном лесу, было настолько сильно, что я огляделся по сторонам, ища у основания стволов упавшие ветки. Но на каменной поверхности ничего не было. Поднялся ветер, и послышался явственный шум листвы. Я зажмурился, мне почудилось, что я в зелёной роще, но, открыв глаза, увидел вокруг всё тот же камень. Шум невидимой листвы всё нарастал, хотя ветер ничуть не усилился. Раздались вопли и стоны, словно скорбящие всех времён оплакивали своих мертвецов. Потом всё стихло и послышались другие звуки — что–то вроде слов на неведомом языке. Но я не ответил, в отличие от Того, кто ответил мне в низине. Эти слова, казалось, были произнесены в мире, смежном с тем, в котором пребывал я.

Чьё–то зловещее присутствие ощущалось столь определённо, что я упал — или, вернее, был повержен на колени, боясь и подумать о том, с чьих уст могли слетать эти слова.

Затем всё умолкло — так внезапно, словно захлопнули дверь: ни шума ветра, ни воплей — полная тишина. Поднявшись с колен, я продолжил путь. Вскоре дорога оборвалась. Я остановился, оглядываясь вокруг.

Камни, ничего кроме камней… Но вдруг неподалеку мелькнуло яркое пятно. Я подошёл: передо мной лежал, словно только что оброненный, голубовато–зелёный шарф. Я поднял его — тонкий, шелковистый, он цеплялся за мои шершавые, покрытые рубцами пальцы. Такие шарфы носили по вечерам, набросив на плечи, женщины Долины. Такой шарф был и на Каттее в тот вечер, когда она смеялась с Динзилем на пиру.

— Каттея! — даже сознавая, что кричать здесь нельзя, я решил позвать сестру мысленно. — Каттея! Где ты? — я стоял, теребя лёгкую полоску шелковистой ткани.

Тишина… та мёртвая зловещая тишина, что воцарилась после того, как захлопнулась дверь. Я продолжал звать, но не почувствовал и намёка на ответ.

Свернув шарф, я сунул его за пазуху, почему–то будучи уверен, что это шарф сестры. С его помощью я надеялся установить с нею связь — он мог стать точкой притяжения для своей владелицы.

Но куда же она отправилась отсюда? Конечно, не обратно в Долину… Дорога, преведшая меня в это подозрительное место, здесь заканчивалась. Значит, Каттея пошла дальше между этих каменных столбов, и я отправлюсь следом.

Я двинулся вперёд, но, двигаясь без дороги, вскоре обнаружил, что попал в лабиринт. Я перестал ориентироваться, и, в какую бы сторону ни пошёл, снова выходил туда, где нашёл шарф.

Я сел и задумался. Что это место заколдованное, я уже не сомневался — всё здесь было странно и обманчиво. Я закрыл глаза, чтобы не видеть эту сбивающую с толку путаницу каменных стволов, и сосредоточился на мысли о днях, проведённых в Лормте. Считалось, что ни один мужчина не способен воспользоваться колдовской Силой, и поэтому древние рукописи не охранялись. Действительно, они настолько изобиловали иносказаниями и ссылками на неизвестные предметы, что были недоступны пониманию непосвященных. Я копался в них с единственной целью: узнать, где можно найти прибежище, и почти не обращал внимание на тайные сведения.

Однако кое–что из случайно попавшегося мне на глаза засело в памяти. Я запомнил слова, которые вызвали ответ, но снова использовать их не собирался. Что же ещё могли подсказать мне лормтские манускрипты?

Я вызвал из глубины памяти картину: пергаментная страница, испещрённая неразборчивыми архаическими письменами. Несколько строк мне удалось тогда прочитать. Может быть, попробовать? Сколько во мне Силы? Не унаследовал ли я от отца его способности? Что, если в отличие от других мужчин древней расы, я тоже наделён особым даром?

Я вынул из–за пазухи шарф, осторожно скатал тонкую податливую ткань в жгут, затем связал вместе два конца и получившееся кольцо положил перед собой, — оно резко выделялось на сером камне.

Устремив взгляд на это яркое кольцо, я призвал на помощь всю свою волю. В моём распоряжении была только память о нескольких строчках на пергаменте и неодолимое стремление к цели.

Каттея… Я мысленно представил себе сестру — может быть, не такой, как в жизни, но такой, как она виделась мне. Я полностью сосредоточился на этом, стараясь увидеть Каттею стоящей в зелёном кольце. Через миг мне предстояло узнать, что я могу.

Медленно проведя руками над кольцом и произнеся вслух три слова, я, затаив дыхание, ждал. Голубовато–зелёное кольцо дрогнуло… один его край приподнялся и теперь передо мной балансировал небольшой обруч. Он медленно покатился прочь, в глубь каменного леса, и я пошёл следом: у меня появился проводник.