Книга: Трое против Колдовского Мира. Волшебник Колдовского Мира. Волшебница Колдовского Мира
Назад: Глава 17
Дальше: Волшебник Колдовского Мира

Глава 18

Я обнаружил, что звери не только сопровождают меня, но и направляют, тем или иным образом давая понять, куда мне идти. Как только Годар и его люди исчезли из вида, я повернулся кругом — м тут же увидел оскаленную морду барса, позади которого стоял сердито похрапывающий и бьющий копытом в землю буйвол. Извечные враги, сейчас, однако, эти звери проявляли полное равнодушие друг к другу. Барс зарычал; я повернулся лицом на восток — рычание прекратилось. В окружении всей этой разношёрстной компании я двинулся в путь. Постепенно какие–то животные отставали, либо уходили прочь, но всё же меня сопровождал весьма внушительный эскорт четвероногих, в основном — крупных хищников. Над головой послышалась громкая трель — крылатый посланец Дагоны снова кружил в небе. Видимо, он тоже подсказывал мне путь. Я сошёл с тропы и побрёл сквозь заросли мокрой от дождя травы — такой высокой, что она порой скрывала от меня моих провожатых. Зелёный посланец описал надо мной ещё один круг и устремился за горизонт.
«По чьей воле происходят все эти странные вещи? — задавался я вопросом. — По воле Дагоны? Она что же — последовала за мной через горы? Нет, такого не могло случиться; как и все её соплеменники, она не могла даже на короткое время покинуть Эскор. А может быть, это происходит по воле Кимока? Нет, это ещё менее вероятно. Ни Кимок, ни даже Каттея не способны подчинить себе такую тьму зверей».
Впереди виднелись горы, до которых, судя по всему, оставалось идти не так уж долго. Я попытался если уж не порвать, то хотя бы ослабить бечёвку, стягивавшую мои руки, но она только врезалась мне в запястья до крови. Несмотря на боль, я не оставлял попыток ослабить петлю бечёвки, пока, наконец, не вытащил из неё, содрав кожу, одну руку, и не сбросил её с другой.
Дождь прекратился, но небо по–прежнему закрывали тёмные тучи. Уже сгущались сумерки. Наступающая темнота угнетала меня; ноги заплетались от усталости. Я остановился и обернулся. По пятам за мной всё так же следовали буйвол и чуть позади него — барс. Я попробовал сделать пару шагов в их сторону, и тут же раздалось сердитое фырканье и рычание. Я заметил в высокой траве и других зверей — поднявшихся на задние лапы или угрожающе присевших — и понял, что на запад мне хода нет. Меня явно выпроваживали из Эсткарпа.
Я добрёл до каменистой гряды и присел, чтобы дать отдых ногам. Сапоги для верховой езды не очень–то пригодны для долгого хождения пешком. Я огляделся по сторонам. Мой эскорт поредел: медведи и антилопы исчезли, осталось несколько барсуков; они не скалились и не рычали, но глаз с меня не спускали. Я задумался.
Было похоже на то, что кто–то стремился вернуть меня в Эскор. Всё во мне бунтовало против такого насилия. Сначала меня принудили отправиться в Эсткарп во имя какой–то заведомо обречённой на неудачу миссию, теперь меня выпроваживали отсюда. Я не видел в этом смысла. Да и кому понравится, когда им распоряжаются как пешкой по чьей–то прихоти?
Дермонт рассказывал мне как–то о древнем обычае, существовавшем в Карстене очень давно, ещё когда им правили люди древней расы. Раз в десять лет там проводилась ритуальная игра. На размеченной особым образом доске расставлялись вырезанные из дерева фигуры. По одну сторону доски садился самый могущественный в стране человек, по другую — какой–нибудь обездоленный босяк, отважившийся на игру, грозившую ему гибелью в случае проигрыша. Этот пария олицетворял собой силы разрушения и зла, в то время как могущественный правитель — силы благодатные и созидательные. Ставкой в игре было не только богатство правителя, но и благополучие всей страны; ибо в том случае, если босяк одерживал победу над правителем, в стране неизбежно наступал период хаоса и разрухи.
«А не затеяна ли кем–то эта игра сейчас? — подумал я. — Не являюсь ли я, Кайлан Трегарт, той самой фишкой? Как–никак в Эсткарпе установился определённый порядок жизни, который после оказанного Карстену отпора должен упрочиться. В Эскоре же царил всё тот же изначальный хаос. Быть может, в этой древней игре была скрыта некая истина?»
Думать себе не запретишь, но иногда от этого бывает мало толку. Я потряс головой, встал и принялся рвать траву, чтобы устроить себе постель на ночь.
Хотя я лёг спать на открытом месте, я не чувствовал страха. Может быть, потому, что я был не в себе, и мне на всё было наплевать, а может быть, потому, что сказывалась усталость.
Поднявшись утром с кучи сырой травы, я обратил взор на горы.
«Похоже, я всё–таки фишка в какой–то игре, — сказал я себе, — и мне нет иного хода, как тащиться наверх, в горы». С урчащим от голода животом, совсем безоружный, я тронулся в путь. Дважды я оглядывался назад. Мои провожатые, возможно, караулившие меня ночью, теперь не появлялись. Да у меня и не было более желания ещё раз соваться в Эсткарп. В течении всего дня надо мной довлело чувство, что мною кто–то командует. «Глупость, сущая глупость… — мысленно твердил я себе. — Кому и зачем всё это было нужно — заставить меня отправиться в Эсткарп и тут же изгнать из него? Чего я в результате достиг? Пообщался с беженцами из Карстена и произвел на них отнюдь не благоприятное впечатление…»
Мне–то казалось, что я был послан в Эсткарп набрать рекрутов; но мне не удалось даже приступить к выполнению своей задачи. Так в чём же тогда заключался истинный смысл моего прибывания в Эсткарпе? Бесполезно было пытаться это понять. Я знал только, что мною распоряжаются, и от этого мне было не по себе. Меня обуял невыносимый страх, и я, как безумец, побежал вниз — по склону какого–то ущелья. В конце концов, я споткнулся, упал и, судорожно глотая воздух, стал в отчаянии колотить распухшими руками по земле, пока не пришёл в себя. Когда кровь перестала стучать в ушах, я услышал журчание воды и пополз на звук. Добравшись до лужицы, которую питал родник, я припал к ней всем лицом и стал жадно пить. Холодная вода вмиг прояснила мне голову и помогла снова стать самим собой. «Всему можно найти объяснение, — подумал я. — И на этот раз его следует искать в Эскоре. Звериное воинство не могло быть послано Эсткарпом. Чем скорее я вернусь в Эскор, тем скорее узнаю, в чём смысл происходящего».
Голод терзал меня, но мне это было не впервой. Я заставил себя встать и двигаться дальше. «Только бы выйти в ту долину, откуда мы начали подъём на скалы», — с надеждой твердил я себе и тут заметил, что как–то вяло воспринимаю окружающее — то ли от голода, то ли потому, что снова оказался под влиянием сил, которые мешали нам тогда, при побеге из Эсткарпа.
Наступление темноты не остановило меня, я был одержим стремлением вернуться в Эскор. Наконец передо мной открылось какое–то узкое ущелье, и я заскользил по склону горы, слабо надеясь на то, что окажусь на заветной тропе. Спустившись вниз и осмотревшись, я увидел невдалеке свет костра… и оцепенел. «Меня опередили, — подумал я. — Они поджидают меня, чтобы снова взять в плен». — Я стоял и тупо соображал, как быть. — «Если я побегу назад, то заблужусь в горах и не найду пути в Эскор», — подумал я.
«Брат… Брат…» — вдруг прозвучало у меня в мозгу. Я был настолько погружён в размышления, что едва обратил на это внимание. Но спустя мгновение встрепенулся: Кимок?.. Неужели это Кимок зовёт меня? Я сорвался с места и, выкрикивая имя брата, побежал к огню.
Он вышел мне навстречу, обнял, подвёл к костру и усадил на кучу лапника. Затем протянул мне миску горячей, душистой похлебки. Я с жадностью ел суп и время от времени бросал взгляды на брата. Он был в таком же зелёном одеянии, что и народ Дагоны, на поясе у него висел боевой кнут, и всё же он оставался таким, каким запомнился мне во время службы на границе. Мне показалось даже, что я снова сижу с ним у костра на бивуаке. Я первым нарушил молчание.
— Ты знал, что я возвращаюсь? — спросил я.
— Она знала — Владычица Зелёного Безмолвия, — ответил он, и я почувствовал холодок в его голосе. — Она сказала нам, что тебя схватили…
— И что дальше?
— Каттея порывалась броситься к тебе на помощь, но ей не позволили. Они лишили её возможности мысленно общаться с нами! — Он сказал это со злостью. — Но меня они не стали удерживать, да и не смогли бы. Более того, они решили проверить на мне, как действует их особое колдовство. Они наложили на меня чары и отпустили искать тебя. Я не очень–то верил, что эти чары как–то помогут, тем более здесь, в Эсткарпе, но, похоже, они всё–таки действуют, раз ты объявился… Кайлан, почему ты ушёл от нас?
— Потому что так было надо, — ответил я и стал рассказывать ему обо всём, что случилось со мной с момента моего пробуждения от вещего сна, там, в Зелёной Долине. Я не скрывал и того, что постоянно чувствовал на себе чьё–то давление, но чьё — так и не смог понять.
— А Дагону ты не подозреваешь? — насторожился он. Я покачал головой.
— Нет, ей это ни к чему. Видишь ли, брат, все мы являемся фишками в какой–то игре, смысл которой нам не дано постигнуть. Меня заслали сюда, а затем позволили — нет, заставили! — вернуться в Эскор. Есть ли в этом какой–то смысл?
— Мне этого тоже не понять, — согласился он. — В Эскоре, судя по слухам, скапливаются тёмные силы, и люди готовятся сразиться с ними. Честно говоря, я этому даже рад: игры втихую — не по мне.
— А что Каттея? Ты сказал, будто её лишили возможности общаться с нами.
— До тех пор, пока она не даст обещание не пользоваться Силой. Они утверждают, что это будит нечисть. — Он обернулся и показал рукой в сторону скалистого склона. — Завтра днём мы увидимся с зелёными, они нас ждут.
В ту ночь меня мучили сновидения. Мне снилось, что я вместе с другими воинами объезжаю на коне луга и поля Эскора, облачённый в доспехи и с мечом на поясе. Я узнавал среди воинов давних знакомых, но видел и множество незнакомцев. Я увидел даже госпожу Крисвиту, тоже одетую в кольчугу и с мечом на поясе. Она ехала в толпе конников, состоявшей из людей древней расы, и улыбалась мне. Мы двигались куда–то единым войском: на нашем знамени была большая зелёная птица. Ветер трепал знамя, и казалось, что птица живая и машет крыльями. Какие–то невероятные чудовища угрожали нам со всех сторон, но мы оказывали им достойный отпор.
— Кайлан! — меня разбудил Кимок, тряся за плечо. — Что, кошмар снится?..
— Как сказать… — ответил я. — Брат, ты жаждал сразиться с нечистью, похоже, нас это ждёт, и либо мы освободим Эскор от гадов, либо навсегда останемся в его земле. Трудное нам выпало время…
И вот нам пришлось во второй раз взбираться по скалистой круче, как бы обозначавшей границу Эсткарпа. Выбравшись на гребень, мы не поспешили сразу к тропе, ведущей в Эскор, но дали себе немного отдохнуть и оглядеться. У Кимока была труба с линзами; он вынул её из кармана и поднёс к глазам. Вдруг брат замер и весь напрягся.
— Что такое? — встрепенулся я.
Вместо ответа, он передал мне трубу. Я посмотрел в неё и увидел деревья, скалы и… людей! «Да что же это такое? — удивился я. — Неужели мои преследователи? Тогда они припоздали немного. Они ведь тоже с вывихом насчёт востока, и дальше им ходу нет. Но что–то их многовато…»
Я покрутил коленца трубы, чтобы настроить её получше, и увидел: всадник… другой, третий… Невероятно! Я взглянул на Кимока. Он с недоумением уставился на меня.
— Кайлан, ты заметил, что среди них — женщины?
— Неужели сами Мудрейшие взялись преследовать нас? — пробормотал я растерянно.
Он рассмеялся.
— А ты видел хоть одну Мудрейшую с младенцем на руках?
Я снова навёл трубу на всадников и на этот раз среди них разглядел женщину. Как и все остальные она была в плаще и в штанах для верховой езды, только перед ней покачивалась привязанная к седлу детская колыбелька.
— Должно быть, Эсткарп подвергся нападению, и это беженцы, — сказал я.
— Я так не думаю, — ответил Кимок. — Они явились с юго–запада. А нашествие на Эсткарп возможно только со стороны Ализона, с севера. Нет, это не беженцы. Скорее, это рекруты, за которыми ты был послан, брат.
— Какие рекруты? — возразил я. — Женщины с детьми? Я поведал о своей миссии только людям Хорвана, и они сочли всё это глупой выдумкой, когда я назвался по имени. Какой смысл им следовать за мной?..
— Об этом не тебе судить, — ответил он загадочно.
Не знаю почему, но мне вспомнилась сцена из детства — один из тех редких моментов, когда в Эстфорд приезжал навестить нас отец. В тот день он привёз с собой Откелла — нашего учителя боевого искусства. Отец рассказывал о недавнем происшествии на Горме. К острову прибило течением корабль салкаров, ходивший в дальнее плавание. Вся команда на нём была мертва. По записям в судовом журнале выяснилось, что люди погибли от какой–то болезни, которой кто–то из них заразился в заморском порту. Корабль отбуксировали в море, подожгли, а затем потопили — вместе с мертвецами. А виной всему был один–единственный матрос, который принёс с берега какую–то смертельную заразу. «А что, если я был отправлен в Эсткарп, чтобы заразить людей стремлением податься на восток…» — подумал я. Какой бы дикой ни казалась эта мысль, она кое–что объясняла.
Кимок взял у меня трубу, чтобы снова посмотреть на тех, кто к нам приближался.
— Я бы не сказал, что им туманят зрение или ещё как–нибудь препятствуют, — заметил он. — Похоже, какие–то силы стремятся возродить древний народ.
— А может, всего лишь добавить фишек в игру, — не удержался и съязвил я.
— Им придётся расстаться с лошадьми, — сказал он деловито, и мне почему–то захотелось стукнуть его по затылку. — Но у нас есть верёвки, и мы поможем им поднять скарб…
— Ты уверен, что они направляются к нам? — спросил я. — Почему ты так уверен?
— Потому что это и в самом деле так, — услышал я за спиной голос Каттеи. Она подошла к нам и взяла нас за руки. — Но сюда идут только те, кто не мог не откликнуться на твой зов, Кайлан. А знаешь, почему так случилось, что посланцем оказался именно ты? Да потому, что из нас троих только ты мог заразить людей Эсткарпа стремлением идти на восток…
— Навстречу смерти, — добавил я.
— Может, и так, — согласилась сестра. — Но разве каждый из нас со своего первого вздоха не приближается к смерти? Никто не волен определить час её прихода, как не был волен и ты в своей миссии. Мы входим в новую жизнь, которой не понимаем. Оставайся воином, брат, каким был всегда. Разве можно винить меч за то, что он сеет смерть? Конечно же, ответственность всегда на том, кто им распоряжается.
— А кто распоряжается тем, что происходит сейчас? — спросил я.
— Тому имя — Вечность, — ответила сестра. Её ответ поразил меня. Для меня не было откровением то, что многие верят в первопричину всех вещей, но явилось неожиданностью, что об этом заговорила Каттея, — ведь она хотела стать колдуньей.
— Нет, Кайлан, — продолжила сестра, уловив мои мысли. — Обретение знаний не обязательно лишает человека веры в Изначальное. Я не знаю, по чьей воле вступили мы на эту неизведанную стезю, но обратного пути нам нет.
…Так мы вошли в Эскор, который нам предстояло отвоевать у тёмных сил с помощью мечей, отваги и колдовства. Но об этом — особый рассказ…
Назад: Глава 17
Дальше: Волшебник Колдовского Мира