Удивительное зрелище открылось нам: мы словно парили над этой землёй и видели её такой, какой она была когда–то очень, очень давно. Под нами простирались горы, поля, леса и реки прекрасной, ещё не тронутой порчей страны. Она была обжита и обихожена — здесь и там по ней были разбросаны деревеньки и поместья, с домами, окружёнными великолепными садами. Здесь было три города — нет, пожалуй, даже четыре, ибо у подножья гор высилось несколько башен необычного вида и назначения, образовывавших в совокупности городок. Населяли страну в основном люди древней расы.

Жили в ней и другие народы, прародители которых были ещё древнее, чем пращуры тех, кто составлял основное население. Наделённые необычными способностями, они были весьма почитаемы. Эта страна казалась озарённой золотистым светом и манила нас к себе, как манят в ночи путника огни в окнах дома, где его ждут друзья. Но нам не дано было побывать в этой чудесной стране — нас отделял от неё барьер времени.

Затем эта цельная панорама распалась как бы на отдельные картины, и мы стали свидетелями происходивших в стране перемен. Здесь тоже властвовали Мудрейшие, но их правление не было таким деспотичным, как в Эсткарпе, ибо Даром Силы владели не только женщины, но и мужчины.

Как проникло в эту страну зло? Оно явилось результатом благих намерений, а отнюдь не следствием чьих–то злостных устремлений. Неуёмные искатели знаний — хотя их и было совсем немного — начали производить опыты с Силой, которую, как им казалось, они хорошо освоили. Они делали одно открытие за другим, не замечая, что эти открытия, в свою очередь, незаметно влияют на них самих, изменяя не только мышление, но также душу и тело. Однако, если сначала они интересовались лишь тем, как можно использовать Силу, то впоследствии с неизбежностью заинтересовались самой её природой — чтобы стать всемогущими. Их не устраивали больше естественные, постепенные перемены, и они всему начали навязывать перемены моментальные. Ради самосовершенствования они начали проводить опыты над самими собой!

Мелькали годы. В стране множились братства ищущих совершенство — тех, кто посвятил себя проведению опытов либо над собой, либо над другими людьми и животными. Вскоре стали появляться на свет дети, не похожие на родителей, и животные, дотоле невиданные. Некоторые из вновь выведенных животных были удивительно красивы и к тому же могли приносить людям пользу. Но такие создания появлялись почему–то всё реже и реже. Чаще всего результаты опытов оказывались неудачными. Сначала явных уродов просто умерщвляли, но потом их надумали изучать и стали держать в клетках. По прошествии времени чудовищ начали выпускать на волю, предоставляя их самим себе, и некоторые из них вскоре погибали, а выжившие быстро размножались.

Люди же настолько обнищали духом, что стали приручать чудовищных тварей и использовать их в своих низменных целях. А вскоре ни создатели уродов, ни те, кто делал их своими ужасными прислужниками, не знали уже никаких пределов, верша злодеяния.

Неистовство зла затмило в стране свет добра. Лишь среди людей древней расы ещё нашлись те, кто не только не поддались этому буйствованию демонических сил, но и выступили против них, хотя это было похоже на попытку ковшом вычерпать воду из моря. Они потерпели полное поражение и могли сгинуть в болоте скверны, в которое превратился их родной край.

Некоторые из них считали, что лучше погибнуть, сражаясь с врагом, чем жить в мерзости под его началом; в смерти они видели спасение для духа. У них нашлись сторонники; люди семьями собирались в домах и расставались с жизнью, вызывая себе на погибель силы, никому не подвластные.

Но другие верили, что ещё не настал конец древней расе. Их осталось совсем мало по сравнению с воинством Тьмы. Зато среди них были те, кто владел Силой в такой мере, что демоны побаивались вступать в открытую борьбу с ними. И вот эти люди призвали собраться под своим водительством всех, кто мог решиться покинуть родину, дабы найти себе пристанище в других краях.

Надо сказать, что люди древней расы были прочно связаны с родной землёй — она питала их жизненной силой. Их никогда не тянуло в странствия, их не интересовали чужие земли — разумом и духом они стремились к иному. Покинуть родину для многих было равнозначно смерти. И всё–таки им не оставалось ничего другого, как уйти на запад, туда, где высились горы, за которыми они надеялись найти себе убежище.

Но им не позволили уйти спокойно — растлённые слуги Врага преследовали их днем и ночью. В стычках гибли и мужчины, и женщины, подчас целые семьи, однако, несмотря ни на что, беженцы оставались верны своему намерению. Они были вынуждены отбиваться от преследователей даже в горах. Преодолев же горы, люди последний раз обернулись назад, и затем вожди воззвали к Силе. Поднялся невообразимый хаос, горы заходили ходуном, а когда всё стихло, беженцы знали — непреодолимый барьер на века отделил их родину от земли, на которой они теперь стояли.

А на родине, покинутой ими, зло, не встречая преград, распространилось повсеместно. И всё же оно не стало полновластным хозяином в стране, хотя силы, сдерживавшие его господство, в первые годы никак себя не проявляли. Люди древней расы не взяли с собой ни одной твари, явившейся на свет в результате опытов; они пренебрегли даже созданиями, которые могли быть полезными. Между тем, некоторые из этих существ отличались не только красотой и силой, но и устойчивостью по отношению к дьявольской порче. Большинство из них ушли в глухие места, чтобы не попадаться на глаза демонам. А ещё в стране остались люди, предки которых жили на этой земле задолго до того, как на ней зародилась древняя раса.

Этих людей была всего лишь горсточка, однако своим духовным могуществом они внушали страх, и демоны их сторонились. Люди эти не боролись со злом, не старались в избытке творить добро, но они владели такими силами, о которых демоны и не ведали. Также удалившись в глухие места, народ этот со временем приручил искусственно созданных животных, но ничем особенно не утруждал их.

Время текло подобно быстрой реке. Демоны, опьянённые доступом к силе, дошли до полного сумасбродства, пользуясь ею. Новоявленные владыки мира начали навязывать друг другу свою волю, и в стране разразились междоусобные войны — с применением дьявольских средств. Распри безумцев продолжались столетиями, грозя соперникам взаимным уничтожением. В конце концов, в стране, расколотой на ряд владений, установилось равновесие враждующих сил, некое подобие мира.

Демоны, пресытившись опытами над естеством, избрали себе бесплотный способ существования и как бы погрузились в спячку. Те же, кто веками жил в глуши, вернулись на свои исконные земли и начали обживать их заново. Люди завладевали ими осторожно, стараясь не пробудить демонов, избегая какого бы то ни было противоборства с ними. Подобное сосуществование продолжалось так долго, что стало уже привычным образом жизни.

И вот в эту страну явились мы и нарушили установившееся в ней равновесие, нечаянно разбудив силы, в сравнении с которыми сами были пылинками на ветру.

Я открыл глаза — и встретил взгляд Кимока.

— Теперь мы знаем всё, — сказал он спокойно. — Но от этого не легче. Мы не можем выжить в этой стране. А какой прекрасной она когда–то была! Впрочем, почему — была? Она и теперь прекрасна…

Я мог понять его ностальгическую тоску по сказке, явившейся нам в полёте сквозь время. Вся моя жизнь прошла в предвестии кровавых побоищ. Я с малолетства знал, что живу в цивилизации, обречённой на скорую гибель. Наверное, поэтому в душе у меня тоже защемило от сказочного видения. Но ещё больнее было сознавать, что нам нет здесь места.

Каттея зашевелилась и открыла глаза. По её щекам текли слезы.

— Сколько там света и тепла! — прошептала она. — Если бы мы владели Силой, мы смогли бы перенестись туда…

— Если бы у нас были крылья, — проворчал я, — мы смогли бы улететь отсюда… — Я огляделся по сторонам.

Гнусные твари по–прежнему маячили за кольцом каменных столбов, служивших нам защитой, и было ясно, что они никуда не уйдут до тех пор, пока не убедятся, что мы умерли и больше не являемся угрозой их хозяевам.

Смеркалось, и хотя я не сомневался, что каменные столбы будут удерживать прислужников тьмы на расстоянии, я знал также, что с наступлением ночи нечисть набирает силу. К тому же мне хотелось есть, и я хорошо представлял себе, каково было Каттее и Кимоку. Оставаться под защитой камней, чтобы дождаться смерти? Нет, это было не по мне!..

Я подумал о скакуне. Шабр доставил меня сюда. Быть может, он способен и выбраться отсюда? Он мог бы, по крайней мере, напомнить о нас Дагоне, ведь она обещала чем–то помочь. Да, она хотела что–то предпринять, однако прошло уже немало времени, а на помощь никто не пришёл. Очевидно, ей не удалось уговорить владык — или владычиц. Я снова стал думать о том, как бы выбраться из этого места с помощью скакуна, но услышал слабый голос Каттеи.

— Разве ты забыл? Колдунье отсюда не уйти. Но может, вы с Кимоком попробуете пробиться?..

Ни меня, ни брата её предложение не устраивало. Нужно было либо выбираться отсюда всем троим, либо всем вместе оставаться здесь.

— Можно ли подействовать на этих бестий с помощью Силы? — спросил я.

Сестра покачала головой.

— Я и так слишком часто обращалась к Силе, потому–то вся эта нечисть и навалилась на нас. Я разбередила зло. И всё–таки, братья, нечисть не может добраться до нас, и мы должны благодарить судьбу уже за это, ибо телесная смерть — не самое страшное.

Я понял её. Истина открылась мне, когда вороной жеребец мчал меня к мёртвому городу.

Но я не собирался умирать без борьбы, какая бы не ждала меня смерть — чистая или осквернённая. Я всё ещё не расставался с надеждой на то, что фея спасшая мне жизнь, выполнит своё обещание и поможет нам.

Я закрыл глаза руками и попытался вызвать в своём воображении её лицо, чтобы обрести мысленный контакт с нею. Мне хотелось знать, есть ли у нас хоть какая–нибудь надежда на помощь, ибо в противном случае я готов был действовать отчаянно и фатально.

Но как связать в единый образ черты, изменчивые, как блики на воде? Перед моим внутренним взором неуловимо мелькало одно лицо за другим. Нет, Дагона не была искусственным созданием, родившимся по прихоти искателей совершенства. Она происходила из народа, который существовал ещё до древней расы, и потому её человеческое естество было таким зыбким и неуловимым.

Услышав тревожный храп Шабра, я огляделся. С наступлением сумерек над менгирами обозначилось свечение. По столбам, как побеги лозы, струились светящиеся нити. Каменный помост тоже излучал свет. Шабр вскинул голову, раздул ноздри и громко протрубил, словно вызывая на поединок соперника.

Я ожидал появления чёрного жеребца, который заманил меня в ловушку, но вместо того услышал уже знакомый треск, и увидел вспышки на склоне холма — там, где на него взбегала колоннада. Сомнений быть не могло — это стегал по нечисти чей–то огненный кнут.

— Дагона! — воззвал я мысленно, вложив в этот зов всю свою волю.

Ответа не последовало. Ещё одна вспышка озарила склон холма, следом раздались истошные визги и яростный рёв.

— Шабр! — попытался я установить контакт с рогачём.

— Кто это там?

— Не суетись, — отозвался он. — Не возбуждай силы зла.

Я поразился: то был контакт не с животным, а с существом, сходным по разуму — скакун упрекал меня за нетерпение!

Каттея, схватив нас с братом за руки, приподнялась.

— Нечисть вокруг оживилась, — пробормотала она. За струившимся по каменным столбам светом трудно было увидеть что–либо в темноте.

— А ты могла бы хоть как–то повлиять на них? — спросил Кимок.

— Нет, я не буду этого делать, — ответила Каттея. — Можно навлечь беду. Есть магия, и есть колдовство. В основе магии — ритуал, при колдовстве же прямо обращаются к природным силам, не выделяя как таковых ни добра, ни зла. В Эсткарпе Мудрейшие пытались владеть и тем и другим, делая, однако, упор на колдовство. Сейчас нас может снасти только магия, но я ею не владею… Кай–лан, расскажи мне о Владычице Зелёного Безмолвия и о том, как ты встретился с нею.

Продолжая всматриваться в темноту за столбами, я рассказал ей о своих приключениях, подробнее задержавшись на том, как меня лечили грязью.

— Это не что иное, как перевоплощение с помощью естественных сил, — заметила Каттея.

— Почему ты так уверенно говоришь об этом? — удивился я.

— Потому, что для меня это не ново, — спокойно ответила сестра. — Обитатели Зелёного Безмолвия знают своих духов–хранителей. В магических заклинаниях они обращаются к ветру, воде, небу, но делают это не так, как мы. Они не навязывают им свою волю. Да, они могут, если надо, воспользоваться бурей — но не станут вызывать её. Они могут заставить бурную реку служить им — но не станут обращать её вспять. Им подчиняются животные, птицы и даже растения. Они могут принимать цвет окружающего их пейзажа и так сливаться с ним, что их не различишь, ни среди деревьев, ни на открытом месте. Они — соль жизни, и потому силы разрушения боятся их. В чём–то они могущественнее нас, несмотря на то, что мы владеем колдовством, а в чём–то — слабее. В Эсткарпе нет подобных им. Они не способны покинуть страну, с которой срослись. Но в Эсткарпе живут легенды о них…

— Легенды вековечной давности, — перебил я сестру. — Уж не хочешь ли ты сказать, что в них упоминается Дагона?

— Я скажу только, что, вызывая ветер или бурю, мы часто обращаемся к Морканте, — ответила Каттея. — Заметь, что в отличие от наших колдуний Владычица Зелёного Безмолвия назвала тебе своё имя безбоязненно. Она из тех, кто не страшится никакого колдовства.

Над нами раздалась пронзительная трель. Вздрогнув от неожиданности, мы подняли головы и увидели голубовато–зелёную птицу — точно такую же, какая прилетала ко мне, когда я, разбившись, лежал в ущелье на грани жизни и смерти. Она три раза пролетела по кругу над нами, каждый раз издавая долгую трель. У Каттеи вдруг сбилось дыхание, она больно вцепилась мне в плечо, её лицо побелело.

— Они и самом деле могущественны! — с трудом вымолвила сестра — Они лишили меня памяти!

— О чём ты? — спросил Кимок.

— Я не могу вспомнить ни одного заклинания! — отозвалась Каттея. — Они потеряли для меня всякий смысл. Кайлан, ты можешь объяснить, почему они позволяют себе так обходиться с нами? Я чувствую себя совершенно безоружной. Кайлан, они хотят нам не добра, а зла! На сей раз они заодно со злом!

Она оттолкнула меня и прильнула к Кимоку. Прижимая её к себе, он глядел на меня через её плечо, и я впервые видел столько враждебности в его взгляде.

Но я не мог отрицать того, что у него были все основания так относиться ко мне. Я ведь вернулся к ним при содействии той же силы, которая оказалась теперь враждебной Каттее. Я свалился им на голову, принеся, похоже, не спасение, а гибель. И всё же я не мог согласиться с их отношением к тому, что происходило, хотя уже и сам не очень–то верил в чью–то помощь.

Твари, окружившие нас со всех сторон, становились всё наглее. Волчья морда возникла из темноты возле одного из менгиров; серый угрожающе перебирал перед собой когтистыми лапами. Каттея отстранилась от Кимока и огляделась.

— Посмотрите на камни! — вскрикнула она.

Я пригляделся к менгирам. Если совсем недавно они излучали голубой свет, то теперь их свечение приобрело мутновато–жёлтый оттенок и вызывало тошнотворное чувство. Похоже, этот свет возбуждал осаждавших нас тварей, ибо всё больше и больше зловещих морд появлялось из тьмы в разных местах; нечисть всё ближе подбиралась к нам.

Шабр вдруг ударил копытом в землю, и она отозвалась гулом, как если бы ударили в большой барабан. Я оглянулся на Каттею — сестра глотала воздух, пытаясь что–то выговорить, её голова качалась из стороны в сторону, а вытянутые вперёд руки судорожно дёргались. Я понял, что она пытается защититься с помощью колдовства, но не может справиться со злыми чарами.

Тем временем Шабр начал трусцой двигаться вокруг площадки. Его бег становился всё быстрее и вскоре перешёл в галоп. Рогач начал издавать резкие трубные крики. А в желтоватом огне менгиров появлялось всё больше и больше оскаленных морд мерзких тварей.

Затем я увидел картину столь невероятную, что сначала не поверил своим глазам. Шабр, который только что носился галопом по утоптанной траве, вдруг оказался в потоке зелёной воды, вращающейся по кругу. Вода доходила ему до колен, и, казалось, своим бегом он ускоряет её движение. Возможно, это была не вода, а лишь наваждение. Каменные плиты под нами почему–то вдруг начали нагреваться. По всем четырём углам помоста взметнулись вверх голубые лучи света, которые, изогнувшись дугой, коснулись зелёного водоворота и пропали в нём. Водоворот же всё убыстрялся и расширялся, уже почти достигая кольца менгиров, а Шабр не переставал носиться по кругу. Я старался не смотреть на него — у меня кружилась голова.

Зелёный поток расплескался до самых столбов. Внезапно они исчезли в ослепительной вспышке света, подобной той, которая возникла на месте туманного облака, преследовавшего нас у колоннады, как только я хлестанул по нему огненным кнутом.

Я невольно зажмурился, а открыв глаза, увидел, что жёлтое свечение менгиров сменилось зелёным — таким ярким, что оно скрывало собой их грубые контуры. В темноте за камнями мне не удалось больше различить ни одной звериной морды.

Свечение, объявшее столбы, начало пульсировать, поднимаясь над ними подобно пламени; оно не позволяло видеть, что происходит за пределами каменного кольца, зато были слышны вой и визги убегавших тварей… Осада была снята! Я спрыгнул с площадки и поднял огненный кнут, который обронил возле неё несколько часов тому назад.

Какое–то колдовство — быть может, совсем иного рода, чем то, какому нам прежде доводилось быть свидетелями, но всё же — колдовство — спасло нас. С кнутом в руке я стоял, всматриваясь в темноту.

— Дагона! — прошептал я, не сомневаясь, что получу ответ.