54
Одна из основных характеристик элитного корпуса – его подверженность влиянию структур, более могущественных, чем он сам. Элитную власть, естественно, привлекает властная иерархия, и она осторожно и послушно подыскивает себе место, обещающее наибольшие личные привилегии. Это ахиллесова пята армии, полиции и бюрократии.
Джост Хапп
Руперт Стонар, политический наблюдатель по исследованию чумы в Хаддерсфилде, стоял прямо под прожектором в рабочей лаборатории Хаппа. Свет отражался от стеклянных предметов на столе около него. Он выхватывал линии красного цвета и оттенял ими его непокорные светлые волосы. Лицо казалось высеченным из камня.
Было уже за полночь, но Хапп не знал точного времени. Он оставил свои часы на прикроватной тумбочке, когда отвечал на вызовы, и у него не осталось даже секунды, чтобы снова взглянуть на них. Крепыш Ройял Марин, некто, кого Хапп никогда раньше не видел, сопроводил его в лабораторию и оставил примерно на расстоянии шага от Стонара. В комнате больше никого не было. Хапп чувствовал себя очень неудобно в купальном халате.
Когда Ройял Марин уходил, Стонар приказал:
– Поставьте охрану и не разрешайте никому сюда входить.
– Да, сэр.
Хапп решил, что ему не нравится пренебрежительное выражение бледно-голубых глаз Стонара. Здесь было полно подобных типов в военной форме как в офисах, так и на земле – и Хаппу это тоже не нравилось, но он держал свои мысли при себе.
– Что-то случилось? – поинтересовался он.
– Вы находитесь на решающем этапе в своих исследованиях, – заявил Стонар. – Насколько решающем?
«Откуда Стонар это узнал?» – спросил себя Хапп и ответил вопросом на вопрос:
– Может быть, вам лучше поговорить с Викомб-Финчем или доктором Бекеттом?
– Почему вы не предположили, что я беседовал с доктором Рокерманом? В конце концов, разве он не сделал полное исследование работы вашей службы?
Итак, Стонар также знал, что Рокерман приехал, понял Хапп. Разговор становился весьма неприятным. Он сказал:
– Рокерман – это верный выбор. Кстати, где он сейчас?
– Его привезут ко мне, как только я буду к этому готов.
– Тогда при чем здесь я?
– Я должен быть уверен в том, что услышу правду. Ваша семья ближе и более нам доступна. Последствия обмана были бы чрезвычайно болезненны для вас.
Все это было произнесено бесцветным монотонным голосом, и внутри у Хаппа зашевелился страх. «Жанин! Мальчики!» Он слишком хорошо знал, насколько сомнительна их безопасность в Дордон-Резерве.
– Чего вы уже достигли? – спросил Стонар.
– Мы приближаемся к точному биохимическому описанию чумы, – угрюмо ответил Хапп.
– Вы можете в этом поклясться?
– Да. – Хапп внимательно посмотрел на Стонара, размышляя, как точно его прозвали: «Стоуни», то есть «каменный». Глаза его были, словно осколки сапфира.
– Означает ли это, что в настоящее время вы имеете возможность репродуцировать чуму?
– Или… противоядие.
– Вы должны убедить меня в этом.
Хапп осмотрел свою большую захламленную лабораторию. Поблизости нет ни одного стула. Это было место, где он не стал бы давать интервью: слишком много свидетельств его собственного непостоянства.
– Это очень сложно, – промямлил Хапп.
– Тогда упростите.
Хапп нащупал в своем халате футляр для очков, ища себе хоть какую-то поддержку. Ройял Марин не дал ему даже одеться, и теперь он вспомнил, что очки остались там же, где и часы, – на прикроватной тумбочке. Ноги у Хаппа замерзли, от холодного пола они были защищены только тапочками.
– Двойная спираль изгибается сама по себе, – объяснял Хапп. – Вы можете увидеть это, например, в генах для ботулического или холерного токсина, и даже для обычных энтерических или кишечных организмов.
– Кишечных? – переспросил Стонар.
– Микробов, которые могут жить в прямой кишке.
– Вы имеете в виду, что О'Нейл мог изменить обычный организм в нечто подобное холере?
– Мог изменить… да. Но не сделал этого. Чума – это неординарный вирусный геном. Суть ее такова, что природа не может этого проделать без вмешательства человека. Вы понимаете в целом процедуру рекомбинации ДНК?
– Считайте, что я ничего не знаю.
Хапп был озадачен. Стонар к этому времени должен был быть уже достаточно наслышан о рекомбинантном процессе. Он пожал плечами, затем произнес:
– Это своего рода процедура резки и склейки с использованием преимущественно энзимов. Вы отрезаете плазмид ДНК и вводите инородную ДНК перед повторной вставкой плазмид к «хозяину». Плазмид – это миниатюрная хромосома, присутствующая в бактериях в дополнение к основной. Плазмид копируется каждый раз при делении клетки.
– Продолжайте.
Хапп начал говорить, но был прерван каким-то шумом в холле. Он узнал голос Викомб-Финча и еще кого-то, угрожавшего:
– Пустите, а не то я применю силу.
Стонар, казалось, ничего не заметил. Он спросил:
– Как относится новый генетический материал к «хозяину»?
– Он несет новую информацию, заставляя клетку выполнять новые задания, но это несущественно для жизни клетки, если нет каких-то чрезвычайных обстоятельств.
– Как в случае с чумой.
– Точно. О'Нейл создал прекрасно сбалансированный комплект генов, входящих в экологическую нишу, никогда не занимаемую ранее болезнетворным организмом.
– Вы не закончили ваше биохимическое описание, а уже знаете это?
– Мы получили это решение обратным методом. Чума не только связывает защитные механизмы тела, могущие бороться с нежелательным вторжением, но также блокирует жизненно важные ферменты, создавая очень быстрый процесс псевдостарения. И что самое ужасное, она сама закрепляет себя на одном месте.
– Это идея застежки-молнии.
– Да, нечто подобное.
Стонар оглядел лабораторию. «Чертова дыра!» – подумал он. Именно из такого же беспорядка, как ему казалось, произошла и чума. Затем внимание Стонара снова вернулось к Хаппу, который виделся ему хитрой маленькой лягушкой. «Все они лжецы!»
– Можно ли растормозить чуму, если она заблокирована? – спросил Стонар.
– Мы сможем ответить на этот вопрос только тогда, когда узнаем ее точную форму. А мы еще не совсем уверены в том, какая она на самом деле.
– В действительности, вы ничуть не уверены, – жестко произнес Стонар.
– Господин Стонар, подобные вещи представляют собой обычно нити аминокислот. Каждая нить заканчивается одинарной цепочкой – явление, обычно не наблюдаемое в природе, потому что процесс воспроизводства имел бы тенденцию к их удалению.
– Почему же чума не устраняется?
Дыхание Хаппа участилось. Ему внезапно захотелось, чтобы пришел Бекетт. Билл бы смог выпутаться из подобной ситуации.
– О'Нейл создал фабрику жизнедеятельности, – сказал Хапп. – Она воспроизводит свой патогенный микроорганизм и зависит от такого воспроизводства для своего длительного существования.
– Вы хотите сказать, что не можете ответить на вопрос до того момента, когда сумеете воспроизвести чуму?
– Я предупреждал вас, что это сложный процесс!
– А я предупреждал, чтобы вы его упростили. – В голосе Стонара смертельная ненависть.
У Хаппа пересохло в горле. Он сказал:
– Генетическая информация для протеинов, могущих производиться в одном типе клеток, должна передаваться другому типу клеток. До О'Нейла мы считали, что можем менять только несколько характеристик рекомбинантных процедур, никогда не приближаясь вплотную к получению новой страшной болезни в ином обличье. Патогенный организм О'Нейла – это не обычный процесс расщепления простой цепочки аминокислот. Ферментативные и другие процессы расщепления экстраординарны. Мы много замечательного узнали от этого ученого. Замечательного.
Хапп помолчал несколько секунд, размышляя. Потом сказал, будто самому себе:
– Я не думаю, что он понял.
– Что он мог не понять?
– Наши открытия могут быть гораздо более весомыми, чем… они могут значительно превзойти эффект чумы.
Стонар посмотрел на Хаппа недобрым взглядом, потом сказал:
– Конечно, ваша семья все еще жива.
Хапп будто проснулся, поняв, как много, должно быть, потерял Стонар из-за чумы. Он заговорил быстро и сбивчиво.
– Я не пытаюсь преуменьшить опасность этой болезни. Просто хочу заглянуть в будущее. Человечество сейчас агонизирует. Я имею в виду, что гигантского значения этого открытия мы пока не в состоянии осознать.
– Быть может, вы считаете, что Безумец войдет в историю как герой?
– Нет! Но он привел нас к новому пониманию генетики.
– Уф! – вздохнул Стонар.
Хапп, углубившись в размышления, ничего не услышал.
– Мы видим новые горизонты. Я благоговею перед тем, что нам открылось.
– Когда я говорю с подобными вам типами от науки, то перед моими глазами предстает только кромешный ад! – гневно рявкнул Стонар.
Хапп, услышав эту фразу, внезапно вспомнил о той власти, что находится в руках Стонара. Он сказал:
– Я должен уточнить, сэр, что совсем не ученые свели О'Нейла с ума. Насильственное распространение политики, к несчастью, поразило человека КОМПЕТЕНТНОГО… Матерь Божья! Какое неадекватное английское слово! Не компетентного, а необычайно одаренного в своей области.
– Вы дадите мне знать, когда соберетесь принять О'Нейла в свои августейшие ряды?
Хапп, теперь уже внимательно прислушивающийся к голосу Стонара, почувствовал насмешку.
– Ящик Пандоры был открыт в течение длительного времени, – сказал Хапп.
– Нет путей для предотвращения таких явлений, как эта чума, пока мы не найдем способов устранения политического безумия – включая сумасшедший терроризм и несправедливость полиции.
– У вас нет даже смутного представления о том, до какой степени правительство может дойти в карательных акциях, – хмыкнул Стонар. – Но я пришел сюда не для того, чтобы дискутировать по вопросам политической философии. Я считаю, что это вне вашей компетенции.
– Вы верите, что могли бы предотвратить появление О'Нейла чем-то… чем-то вроде… наблюдения или слежки?
– Вернемся к нашему разговору, – прервал его Стонар. – Каково ваше описание чумы? Чего вы уже достигли?
– Она базируется на ряде доказательств, полученных и предоставленных как ирландцами, так и другими…
– Привезенных сюда доктором Рокерманом.
– Он отлично помог в этом, разумеется, – отметил Хапп. – Как я говорил раньше, симметричная спираль ДНК изгибается сама по себе. Этот процесс довольно интересен. Мы открыли теперь, что форма субмолекулярных элементов в ДНК может быть выведена из этих изгибов. Нам пришло на ум, что О'Нейл развил новую масс-спектрометрическую технологию десорбции поля, очень гибкую в отношении анализа продуктов пиролиза ДНК.
– Что?
– Он использовал стереоизомеры – правые и левые. Он… он сжигал их, накладывая друг на друга спектрометрические изображения, и выводил субмолекулярную форму из… из… Это подобно тому, как видишь тень на шторе и представляешь себе форму, ее образовавшую.
– Видите? – торжествующе произнес Стонар. – Можете ведь упрощать, если на карту поставлена ваша жизнь.
Хапп ничего не ответил.
– Доктор Рокерман рассказывал президенту, что вы почти готовы проделать удивительные вещи, – сказал Стонар. – Викомб согласится с этим?
– Доктор Викомб-Финч? – Хапп почесал затылок, выигрывая время для обдумывания ответа. – Я думаю, он бы хотел дать нам карт-бланш для эксплуатации производимого нами макета болезни.
– Но у него есть и другие люди со своими проектами, которые ему тоже нужно рассмотреть?
– Об этом я и говорю. Мы уже упоминали в разговоре с ним о половине имеющегося компьютерного времени.
– Вы уверены, что не можете еще сказать, ведет ли ваша чума… вернее, ее модель, к получению лекарства?
Хапп пожал плечами; и Стонару этот жест показался оскорбительным.
– Так вы не знаете?
– Мы сможем ответить только после того, как получим наше биохимическое описание чумы.
– Поможет ли вам то, что вы будете иметь в своем распоряжении больше лабораторных ресурсов и оборудования?
– Пожалуй, но только после того, как…
– Получите ваше описание чумы! Да! Поймите меня, Хапп. Вы не нравитесь мне. Вы один из творцов этого бедствия. Вы…
– Сэр!
– Это не я предположил, что вы сошли с ума, пойдя по стопам О'Нейла. В любом случае, за вами теперь будут пристально следить. Я считаю, что вам вообще не принесет удачи то, что мы нуждаемся в вас. Я предупреждаю: не переоценивайте степень вашей нужности.
«Без сомнения, ты сын шлюхи с Монмартра!» – подумал Хапп, но вслух ничего не сказал.
Слабая улыбка коснулась губ Стонара и исчезла. Он развернулся и подошел к двери, а открыв ее, произнес:
– Приведите Рокермана.
Билл Рокерман был разбужен примерно таким же способом, как и Хапп, но ему разрешили одеться, а затем препроводили под охраной в комнату для хранения оборудования, наискосок от лаборатории Хаппа.
Рокерман чувствовал, что что-то не так, но ничего не понимал. Усиленная охрана, множество военных на территории Хаддерсфилда – все это, однако, было неизбежно. Несмотря на холод в маленькой комнате-складе, Рокерман был весь в испарине, и это не ушло от внимания молчаливого охранника.
Все шло так хорошо! План Вэлкорта по доставке его в Хаддерсфилд сработал, и даже Сэддлер не подозревал истинной причины этого. Только Турквуд чуял нечто неправдоподобное и предпринял типично турквудовский ход. Рокерман вспомнил их прибытие в Англию.
Маккрей улыбался ему в кабине маленького реактивного самолета, ведя его по плотному кольцу над озером выше Эберфелди, в Шотландии.
– Вы видите художника за работой, – хвастался он.
– Почему мы не можем найти аэропорт выше…
– Посмотри-ка сюда, – Маккрей поднял большой палец на самолеты карантинщиков, кружившие у них над головами. – Это опасно. Если мы внезапно бросимся искать себе другое место для посадки, они сядут нам на хвост. Даю голову на отсечение, что им приказано стрелять в случае, если запахнет жареным.
– Это озеро выглядит таким маленьким.
Рокерман уставился поверх головы пилота на приближающуюся воду. Над озером клубился низкий туман.
– Уловка состоит в том, чтобы точно направить самолет, – заявил Маккрей. – Мы слегка чиркнем по воде и только.
Осторожно, становясь чуть-чуть на дыбы, самолет начал резко терять высоту и падать по направлению к долине в конце озера. Затем резко выровнялся.
Рокерман мертвой хваткой вцепился в подлокотники. Маккрей явно собирался отправить их к праотцам! Эти утесы на краю озера были слишком близко!
Маккрей, казалось, говорил сам с собою, а не с Рокерманом:
– Нос чуть-чуть вверх. – Он потянул штурвал на себя. – Еще выше…
Рокерман с ужасом уставился на скалы, неясно вырисовывающиеся впереди и с каждой секундой увеличивающиеся в размерах. Здесь не было места для посадки! Он протестующе закричал, когда хвостовая часть коснулась воды. Резкий шлепок, и нос самолета пошел вниз со скрипом, от которого встал на дыбы и содрогнулся металл фюзеляжа, выбрасывая Рокермана из его безопасной амуниции. Плотная стена воды покрыла ветровое стекло впереди него, закрывая вид на берег. Что-то скрежетало и дребезжало под носовой частью. Потоки воды стекали с ветрового стекла. Нос приподнялся, и самолет, наконец, остановился. Рокерман увидел тонкую линию лишенных листвы деревьев впереди. На некотором расстоянии от него находилось поле, где паслись овцы.
– Йеху-у-у! – Маккрей издал громкий вопль радости. Он что-то сказал, но слова заглушили реактивные двигатели самолетов-карантинщиков, пролетевших прямо над ними…
Рокерман был оглушен этим грохотом. Несколько секунд он «отходил», а потом что-то забулькало и скрипнуло позади.
– Посмотри-ка туда, слышишь? – крикнул Маккрей. – Нос самолета уже на земле!
Пилот хлопнул по аварийному люку и вывернул треугольник ветрового стекла около него. Он снял с себя все снаряжение и стоял на сиденье, высунув голову наружу, чтобы оглядеть окрестности.
– Сначала дадим убраться нашим асам, – проговорил он.
Маккрей ступил на край кабины и выскользнул из самолета на покрытый галькой берег с торчащими на нем острыми копьями камыша. Только теперь Рокерман смог наклониться и задать ему вопрос.
– Что с нашими сумками? – с тревогой поинтересовался он.
– Если там бомба… – Маккрей покачал головой. – Лучше выйди из самолета и подожди немного.
Рокерман нахмурился. А если бомбы нет и в помине? Что, если все это просто великолепное представление, устроенное этим ничтожным сопляком? Быстро присев, он забрался обратно в самолет и прошел в конец, шлепая ногами по воде. Рокерман нашел свою сумку и чемодан Маккрея, привязанные ремнем к сиденью, вытащил их и вернулся к аварийному выходу, швырнув все это пилоту.
– Выходи! – крикнул Маккрей. – Быстро выбирайся оттуда!
Шагая нарочито медленно, чтобы подчеркнуть свое презрение, Рокерман последовал за Маккреем на берег. Там он взял свою сумку и пошел за пилотом вверх по галечному покрытию, к деревьям.
– Ты легкомысленный идиот! Вовсе не нужно было так рисковать! – возмущался Рокерман. – Здесь не было…
Его прервал звук сильного взрыва, раздавшегося из самолета позади него. Оба путешественника застыли в смятении. Левое крыло самолета было оторвано от фюзеляжа. Изуродованный кусок крыла был выброшен примерно на шесть метров в сторону и упал вертикально на камыши.
– Только одно могу сказать про Турквуда, – заявил Маккрей. – Он всегда верен себе.
Рокерман, с отвисшей челюстью, неотрывно смотрел на эту сцену. О Боже! Что, если бы это произошло высоко в воздухе? Он все еще разглядывал части самолета, когда появился «лендровер», урча на спуске со скалы и набирая скорость по направлению к озеру.
– У нас гости, – задумчиво произнес Маккрей.
Рокерман вспомнил все это, когда сидел в маленькой комнате напротив лаборатории Хаппа и разглядывал охранника. Он подумал о бедном Маккрее. Англичане явно были не склонны пустить его в Ирландию.
– У нас нет средств для увеселительных прогулок, – сказал региональный командир, когда организовал перевозку Рокермана в Хаддерсфилд. Беднягу Маккрея доставили в какой-то «Центр размещения иностранцев».
Кто-то тихо постучал в дверь комнаты, и охранник открыл ее. Этот таинственный кто-то произнес:
– Приведите его.
Рокермана поставили рядом с Хаппом. Стонар рассматривал их так, будто они обросли мхом с подножия влажных скал. Рокерман, встречавшийся со Стонаром только мельком во время последней из регулярно проводимых инспекций, знал, что находится лицом к лицу с представителем властей и мог теперь пожаловаться.
– Что все это значит? – требовательно спросил он. – Вы знаете, кто я?
– Ты шпион, – сказал Стонар, – а мы, как известно, уничтожаем шпионов.
– Он посмотрел на Хаппа. – Эта лягушка рассказала мне интересную историю. А теперь он будет держать язык за зубами, пока я задам тебе несколько вопросов.
«Быть беде!» – подумал Рокерман. Что ж, президент предупреждал его, что в Хаддерсфилде он может рассчитывать только на себя самого. Правительство Соединенных Штатов не будет предпринимать официальных действий для его защиты.
– Мы считаем, что твой недавний отчет президенту Вэлкорту довольно интересен, – продолжил Стонар. – Бекетт и его команда собираются предпринять какие-то удивительные шаги. Что это за шаги?
– Мы очень близки к получению полного описания чумы, – ответил Рокерман и прокашлялся. – Меня тут только что назвали шпионом. Все, что я сделал…
– Было нам известно, – закончил его мысль Стонар. – Под словом «удивительный» имеется в виду создание лекарства?
– Как можно говорить об этом, если у нас нет полной картины? – в свою очередь спросил Рокерман.
Хапп кивнул.
– А ты стой спокойно, лягушка, – угрожающе произнес Стонар.
Но Рокерман имел теперь в рукаве козырного туза. Хапп не выболтал никаких секретов этому гнусному типу!
– Вы не оказываете помощь нашим исследованиям в этом плане, – сказал он. – Есть большая вероятность, что мы сможем изготовить… лекарство, если хотите.
– Но ты использовал слово «удивительный».
– Президент проявляет озабоченность, – продолжал Рокерман. – И я просто высказал догадку, что нас ждет успех. Как ученый, однако, я не могу сказать прямо сейчас, что нам удастся победить чуму. Я могу только с уверенностью утверждать, что вскоре мы будем иметь ее полное описание.
– Как скоро?
Рокерман украдкой посмотрел на Хаппа, словно говоря: «Это уже чересчур!» Тот пожал плечами.
– Несколько недель, я думаю, – нехотя произнес Рокерман. – Или несколько дней. Мы исследуем чрезвычайно сложный, не имеющий прецедентов организм. Это абсолютно новое явление, созданное руками человека.
– Ты рассказывал президенту, что предоставил Хаппу и его сотрудникам «полную картину». Картину чего?
– Я привез часть нового программного обеспечения, программу компьютерного поиска, которая значительно ускорит нашу работу. Президент знал, что я это сделал.
– Почему ты не информировал нас об этом сразу же?
– Я не думал, что вы это поймете, – пояснил Рокерман. – Мне дали понять, что только команда Бекетта значительно продвинулась и имеет опыт эффективного использования этих программ.
– Дали понять? Но кто?
– Сам Бекетт в числе прочих!
– И отчеты твоих шпионов! – жестко сказал Стонар.
– Господин Стонар, – заявил Рокерман. – Программа поиска введена в компьютерную систему Хаддерсфилда, куда любой может получить доступ. Если вы хотите это проверить, пожалуйста.
Стонар свирепо посмотрел на него. Этот чертов ублюдок Рокерман! «Он знал, что программное обеспечение компьютеров находится вне компетенции инспектора!» Нахмурившись, Стонар шагнул к двери и открыл ее.
– Пришлите генерала Шайлза, – сказал он.
Наконец бригадный генерал в превосходно сшитой полевой форме широкими шагами вошел в комнату. Он кивнул только Стонару в знак приветствия. У Шайлза была высокая тощая фигура, монокль в правом глазу, офицерская тросточка под мышкой. Кожа генерала обветрилась на солнце: ястребиный нос торчал над плотно сжатым ртом и квадратным подбородком. Бледно-голубые глаза, один из которых был прикрыт моноклем, излучали стеклянный блеск.
– Вы слышали весь разговор, генерал? – спросил Стонар.
– Да, сэр, – голос генерала был отрывистым. Он говорил, глотая слова.
– Мне срочно нужно вернуться на базу, – сказал Стонар. – Я оставляю вас, чтобы вы изложили здесь присутствующим наши условия. Можете начинать с лягушки и этого шпиона, его друга.
– Очень хорошо, сэр.
Стонар злобно посмотрел на Хаппа и Рокермана, но ничего не сказал и, повернувшись, вышел из комнаты. Рука в униформе просунулась снаружи и закрыла дверь.
– Я имею полностью укомплектованную бригаду и охрану на всех постах вокруг этого учреждения, – заявил Шайлз, обращаясь как будто к пустому пространству между Хаппом и Рокерманом. – Никому отсюда не будет разрешено выйти. Больше никаких походов в деревенскую пивную по вечерам. Без моего личного разрешения не будет никакой связи с внешним миром. Все понятно?
– Сэр, – сделал попытку Хапп, – я думаю, что могу…
Рокерман прикрыл ему рот рукой и покачал головой. Шайлз с удивлением рассматривал американца. Взяв записную книжку и карандаш со стола Хаппа, Рокерман записал несколько слов и передал ее генералу.
«Настало время предложить пряник, – подумал Рокерман. – Политика кнута в этом случае не сработает».
Шайлз бросил мимолетный оценивающий взгляд перед тем, как взял блокнот и прочитал написанное. Монокль выпал из глаза генерала. Он установил его на место, взял карандаш и написал чуть ниже сообщения Рокермана: «Как это может быть?»
Рокерман перевернул следующую страницу в книжке и написал: «То, что мы обнаружили, не оставляет других выводов».
Шайлз посмотрел на дверь, куда вышел Стонар, потом опять на Рокермана.
Тот покачал головой, взял блокнот и написал: «Он будет распространять смерть, а мы будем распространять жизнь».
Генерал Шайлз вырвал использованные страницы блокнота и засунул их в боковой карман, опираясь на свою тросточку. Рокерман видел, что этот человек явно созрел для решения. На вырванных страницах была лакомая приманка – долгая, долгая жизнь и прекрасное безупречное здоровье. А Шайлз был из тех, кто привык доверять ученым. Разве не они подарили ему атомные бомбы и ракеты? Генерал должен был знать, что этот приз стоит того, чтобы рискнуть. А теперь он бы хотел проконтролировать сам процесс.
– Черт побери! – воскликнул Шайлз. – Кажется, у меня в руках курица, несущая золотые яйца.
– Помните, что может случиться, если фермер зарежет эту птицу, – угрюмо буркнул Хапп.
– Вы очень умны для лягушки, – отметил генерал Шайлз. – Но не надо забывать: фермер – это я.
– Надеюсь, что вы проявите благоразумие, – сказал Рокерман.
– Конечно, – ответил Шайлз. – Я оставлю вас обоих наедине с вашими научными разработками и верю, что вы сможете объяснить новые правила вашим сотрудникам. Предоставьте Викомб-Финча мне.
Рокерман погрозил пальцем.
– Ладно-ладно, – сказал Шайлз. – Чем меньше людей знает об этом, тем лучше.
Повернувшись, он широко зашагал к двери, распахнул ее и вышел.
Хапп слышал, как удаляется звук каблуков, и представлял себе, как щеголевато генерал отдает честь. Англичане вообще славятся военной выправкой.
– Могло быть и хуже, – пробормотал Рокерман.
Хапп согласно кивнул. Рокерман был прав, когда заткнул ему рот. И у стен есть уши. Рокерман верно решил, что Шайлза нужно ввести в курс дела. Здесь сам воздух пропитан жаждой власти. Генерал выглядит как человек, обожающий власть – чем больше власти, тем лучше.
– Викомб-Финч сорвался с крючка, зато мы подцепились на него, – сказал Рокерман.
