Пролог
В ирландце та же жажда власти, что и в каждом человеке. Стремление попасть во Власть, откуда можно диктовать другим, как себя вести. Однако для ирландца это необычное состояние. Это происходит из-за утраты наших древних путей – простые законы, клан и семья в основе общества. Латинизированные формы правления нас ужасают. Они предполагают глубокое разделение общества на Правителей и Подданных. При этом последних намного больше. Временами это происходит с садистской утонченностью, как это было в Америке. Медленное аккумулирование власти, закон наслаивается на закон. Всем этим манипулирует элита, чьей монополией является понимание тайного языка несправедливости. Но не упрекайте власть предержащих. Подобное расслоение предполагает наличие покорных подданных. Можно вспомнить еще множество правительств, включая русских марксистов. Если посмотреть на Советы, то понимаешь, как велика сила социальной инерции. Они строят почти точную копию царского режима: та же паранойя, та же секретная полиция, та же неприкосновенная военщина и отряды убийц, сибирские лагеря смерти, подавление свободы творчества, депортация тех, кого нельзя убить или кто не может откупиться. Словно в глубинах нашего сознания сидит ужасная пластичная матрица, готовая мгновенно воссоздать себя по примитивным образцам, как только ее коснется жар. Я страшусь того, что может произойти от жара чумы О'Нейла. Я в самом деле страшусь, ибо жар этот велик.
Финтан Крейг Доэни
Да будет тебе плита адской печи вечной постелью!
Старинное ирландское проклятие
Это был обычный для Ирландии заурядный серый английский «форд». Спартанская экономичная модель с правым рулем. Джон Рой О'Нейл мог бы припомнить обтянутую коричневым свитером правую руку водителя, покоящуюся в окне машины в сочащемся сквозь облака свете дублинского дня. Кошмарная избирательность памяти. Она исключила из воспоминании все, что было вокруг, оставив лишь машину и эту руку.
Несколько выживших очевидцев заметили мятую прореху на левом переднем крыле «форда». Побитое место уже начало ржаветь.
Лежа на больничной койке, один из свидетелей рассказывал:
– У дыры были рваные края, и я боялся, что кто-нибудь может о них порезаться.
Двое припомнили, что видели, как машина выезжала с Даун-Лизон-стрит. Они немного знали водителя, но лишь по тем временам, когда тот носил форму почтальона. Это был Френсис Блей, вышедший в отставку и работавший сейчас на полставки сторожем на стройке в Дун Логайре. Каждую среду Блей пораньше уходил с работы, чтобы выполнить кое-какие поручения, а потом подбирал свою жену Тесси. В этот день Тесси проводила набег на магазины Кинг-стрит. Она имела обыкновение проводить остаток дня со своей вдовой-сестрой. Та жила в переделанной сторожке в стороне от объезда в Дун Логайр, «всего лишь в нескольких минутах от его обычного маршрута».
Была среда. Двадцатое мая. Блей ехал за женой.
Левую переднюю дверь «форда», хоть она и не выглядела пострадавшей в аварии, приходилось приматывать проволокой, чтобы она не открывалась. Дверь дребезжала на каждом ухабе.
– Я слышал ее дребезжание, когда она сворачивала на Сент-Стефенс Грин Саут, – говорил один очевидец. – Божьей милостью, меня не было на углу Графтон, когда это произошло. Блей повернул направо с Сент-Стефенс Грин Саут, что привело его на Сент-Стефенс Грин Вест. Он придерживался левой полосы, поскольку направлялся на Графтон-стрит. Были и лучшие маршруты, чтобы добраться до Тесси, но это был «его путь».
– Он любил быть вместе с людьми, – говорила Тесси. – Упокой его, Господи. Уволившись со службы, он больше всего скучал именно по людям.
Хрупкий и морщинистый Блей имел обычную среди многих престарелых кельтов с юга Ирландии внешность обтянутого кожей мертвеца. Он носил грязную коричневую шляпу и залатанный свитер того же цвета. Машину водил с терпеливой отрешенностью человека, часто ездящего своей дорогой. И если бы он знал правду, то предпочел бы застрять в дорожной пробке.
Большую часть весны было холодно и сыро. Хотя небо все еще было затянуто тучами, но облачный покров истончился. Было ощущение, что погода может радикально измениться. Лишь немногие пешеходы несли зонтики. На деревьях на Сент-Стефенс Грин справа от Блея было полно листвы.
Когда «форд» полз по запруженной машинами улице, наблюдавший за ним из окна на четвертом этаже здания «Ириш Филм Сошети» человек удовлетворенно кивнул. ТОЧНО В СРОК.
«Форд» Блея был выбран по причине пунктуальности его поездок по средам. Свою роль сыграл и тот факт, что Блей не ставил машину в гараж на Девитт Роуд, где жил с Тесси. «Форд» оставляли снаружи, рядом с густой живой изгородью из тиса. К нему можно было подойти с улицы по тропинке, под прикрытием запаркованного фургона. Предыдущей ночью там был фургон, припаркованный именно таким образом. Соседи его видели, но им и в голову не пришло над этим задуматься.
– Там часто оставляли машины, – сказал один из них. – Откуда нам было знать?
У наблюдателя в здании «Филм Сошети» было много имен, но данное ему при рождении было Джозеф Лео Херити. Это был маленький толстый мужчина с длинным тонким лицом и бледной, почти прозрачной кожей. Херити зачесывал свои светлые волосы назад, и они свисали почти до воротника. У него были глубоко посаженные светло-коричневые глаза и приплюснутый нос с вывернутыми ноздрями, из которых торчали волосы.
С этой удобной позиции на четвертом этаже перед Херити открывалась панорама всех декораций к той драме, что должна была разразиться. Прямо через дорогу от него высокие зеленеющие деревья образовали зеленую стену, отгораживая поток машин от пешеходов. Напротив окна стояла статуя Роберта Эммета, а слева от нее была черно-белая вывеска общественного туалета. «Форд» Блея остановился в пробке сразу слева от окна Херити. Над маленьким автомобилем навис белый туристический автобус с красно-синими полосами на боку. Даже на высоте четвертого этажа стоял густой запах выхлопных газов.
Херити для гарантии проверил регистрационный номер Блея. «Да – GIQ 5028. И вмятина на левом крыле».
Транспорт начал было ползти вперед, потом снова остановился. Херити взглянул налево, на угол Графтон-стрит. Он мог видеть вывески магазина «Мир игрушек» и «Ириш Пеманент Сошети» на первом этаже красного кирпичного здания, что скоро будет отдано Ольстерскому банку. Насчет этого были кое-какие протесты, один шумный марш с несколькими транспарантами, но все это быстро заглохло. У Ольстерского банка были влиятельные друзья в правительстве.
«Барни и его шайка, – подумал Херити. – Они думают, что мы не подозреваем об их заигрывании с ольстерскими мальчиками!»
«Форд» Блея снова пополз по направлению к углу и опять застрял в пробке.
Лысый мужчина в темно-синем костюме остановился прямо под окном Херити и рассматривал киноафишу. Двое парней, толкая велосипеды, пробирались мимо него.
Транспорт все еще стоял.
Херити посмотрел вниз на крышу машины Блея. Как он невинно выглядит, этот автомобиль.
Херити был одним из тех двоих, что вылезли из окутанного тисом фургона возле парковочного пятачка Блея прошлой ночью. В руках его был пластиковый брусок, который прикрепили в виде неправильной формы блюдца под днищем машины Блея. В середине бруска находился крохотный радиоприемник. Передатчик стоял на подоконнике перед Херити. Маленький черный металлический прямоугольник имел крохотную проволочную антенну и два утопленных в корпус двухпозиционных переключателя: один выкрашен в желтый, а другой в красный цвет. Желтый включал питание, красный – передачу.
Херити взглянул на часы и понял, что прошло уже пять минут после Часа Ноль. Блей не виноват. Проклятая пробка!
– Прибереги свои чертовы часы для Блея, – сказал руководитель их группы. – Старый ублюдок мог бы ехать и трамваем.
– Какие у него политические убеждения? – спросил Гривз.
– Кому какое дело до его убеждений? – возразил Херити. – Он нам идеально подходит и умрет ради великого дела.
– На улице будет много народу, – сказал Гривз. – И туристы там будут. Это так же верно, как и то, что в аду полно британцев.
– Мы предупреждали, чтобы они остановили ольстерских мальчиков, – рявкнул Херити. «Временами Гривз похож на болтливую бабу!» – Они знали, чего ожидать, когда не стали нас слушать.
Все уладилось. И теперь автомобиль Блея снова полз к углу Графтон-стрит в направлении массы пешеходов, среди которых наверняка было множество туристов.
Джона Роя О'Нейла, его жену Мери и их пятилетних двойняшек, Кевина и Мейрид, можно было бы классифицировать как туристов. Джон рассчитывал пробыть в Ирландии шесть месяцев до завершения исследования, результаты которого открывали новые горизонты.
«Обзор ирландских генетических исследований».
Он подумал, что-заголовок напыщенный, но это только прикрытие. Настоящее исследование состояло в восприятии новой генетики римско-католическим обществом; Нужно было выяснить, сможет ли справиться это общество со взрывоопасными возможностями молекулярной биологии.
В это утро проект занимал большую часть мыслей Джона. Оставшаяся малая часть была занята необходимыми приготовлениями. Нужно было перевести деньги из Америки в Союзный Ирландский банк. Мери хотела отправиться по магазинам за свитерами, «чтобы нашим дорогушам было тепло по вечерам».
– Пойтемм, – поддразнивал ее Джон, когда они вышли из отеля «Шелбурн», ступив в сутолоку туристов и бизнесменов. – Всего четыре дня в Ирландии, а говоришь уже как местная.
– А почему бы и нет? – возразила она. – К тому же обе мои бабушки из Лаймерика.
Мери засмеялась, обратив на себя несколько любопытных взглядов. Дети дергали ее, озабоченные тем, чтобы за покупками не ушли без них.
«Ирландия подходит Мери», – подумал Джон. У нее бледная чистая кожа и темно-голубые глаза. Черные как смоль волосы, «испанские волосы», как их называла ее семья – обрамляли довольно-таки круглое лицо. Привлекательное лицо. Ирландская кожа и ирландские черты. Он нагнулся и поцеловал ее перед уходом. Это вызвало на лице Мери румянец, но она была довольна таким проявлением привязанности и послала ему теплую улыбку при расставании. Джон быстро шагал, мурлыча себе под нос. Ему стало забавно, когда он узнал мотив: «Ах, что за прекрасное утро!»
В эту среду у Джона была назначена встреча для «перевода средств из-за рубежа». На два часа пополудни в Союзном Ирландском банке на углу Графтон и Чатэм. Прямо при входе в банк висело объявление, белыми буквами на черном: «Посетителям, не являющимся постоянными клиентами, – наверх». Охранник в форме проводил его вверх по лестнице в офис управляющего банком Чарльза Малрейна, маленького нервного человека с волосами цвета пакли и бледно-голубыми глазами за стеклами очков в золотой оправе. У Малрейна была привычка трогать уголки своего рта указательным пальцем, сначала слева, потом справа. Затем следовало быстрое прикосновение к галстуку. Он пошутил насчет того, что у него офис на первом этаже «то, что вы, американцы, называете вторым».
– Это сбивает с толку, пока не сообразишь, что к чему, – согласился Джон.
– Что ж! – Быстрое прикосновение к губам и галстуку. – Вы понимаете, что мы могли бы спокойно все проделать в главном офисе, но…
– Когда я позвонил, меня заверили, что это…
– По желанию клиента, – сказал Малрейн. Он взял со своего стола папку, заглянул в нее и кивнул. – Да, эта сумма… если вам будет здесь удобно, я только возьму соответствующие бланки и тотчас же вернусь.
Малрейн вышел, скупо улыбнувшись Джону в дверях.
Джон подошел к окну и отодвинул тяжелую кружевную портьеру, чтобы посмотреть вниз на Графтон-стрит. Тротуары были заполнены людьми. Транспорт в два ряда загромождал улицу и медленно продвигался в его сторону. Рабочий чистил ограждение на крыше торгового центра наискосок через улицу – одетая в белое фигура со щеткой на длинной ручке. Он стоял, вырисовываясь на фоне ряда из пяти колпаков на дымоходах.
Взглянув на закрытую дверь офиса управляющего, Джон удивился, почему его так долго нет. Проклятые здешние формальности. Джон посмотрел на свои часы. Мери придет с детьми через несколько минут. Они собирались выпить чаю, а потом Джон пошел бы по Графтон до Тринити Колледж и приступил бы к работе в библиотеке. Это было бы, собственно, началом его исследовательского проекта.
Лишь много позднее Джон сможет оглядываться назад, на эти несколько минут перед окном управляющего банком на «первом этаже» и размышлять о том, как без его ведома была приведена в движение иная последовательность событий. Нечто неизбежное, вроде кинофильма, где один кадр следует за другим, и нет никаких шансов на отклонение от этого пути. Все сконцентрировалось вокруг старого автомобиля Френсиса Блея и маленького передатчика в руках непреклонного человека, наблюдающего из открытого окна, выходящего в тот угол, где Графтон встречалась со Сент-Стефенс Грин.
Блей, терпеливый, как всегда, неспешно продвигался вперед в потоке транспорта. Херити, на своем удобном наблюдательном пункте в окне, дернул переключатель питания своего передатчика, удостоверившись, что провод антенны свисает через подоконник.
Когда Блей приблизился к углу Графтон, толпа пешеходов вынудила его остановиться, и он пропустил переключение светофора. Он услышал, как туристический автобус выбрался на свободное место справа от него и покатил, грохоча мощным дизелем. Слева от него на здании были сооружены заграждения, и над грубой конструкцией была поднята большая белая на красном вывеска: «Реконструкция здания будет производиться „Дж. Тоттенхем Сонс, Лтд“. Блей посмотрел направо и, заметив высокую бело-голубую вывеску кафетерия „Престиж“, ощутил легкий приступ голода. Пешеходный переход рядом с ним был запружен людьми, дожидающимися возможности пересечь Сент-Стефенс Грин. Другие прокладывали себе путь между остановившимися на Графтон машинами, блокируя дорогу Блею. Толпа пешеходов вокруг машины Блея была чрезвычайно плотной. Люди сновали и перед автомобилем и позади него. Женщина в коричневом твидовом пальто, зажав под правым локтем белый сверток и держа за руки двоих маленьких детей, стояла в нерешительности около правого переднего крыла автомобиля Блея, высматривая возможность протиснуться сквозь давку.
Джон Рой О'Нейл, стоя у окна управляющего банком, узнал Мери. Он увидел знакомое пальто и узнал ее манеру держать голову с шапкой блестящих смоляных волос. Джон улыбнулся. Спешащие взрослые загораживали от него двойняшек. Но он понял, по позе Мери, что она держит их за руки. Маленький просвет в толпе позволил Джону увидеть мельком макушку Кевина и старый «форд» с высунувшимся локтем водителя в коричневом свитере. «Где же этот проклятый управляющий? – Джон недоумевал. – Она с минуты на минуту будет здесь».
Он опустил плотную кружевную портьеру и еще раз взглянул на часы.
В открытом окне, выше и позади Блея, Херити еще раз кивнул сам себе. Он отступил от окна и дернул второй переключатель на своем передатчике.
Автомобиль Блея расцвел огненным шаром, разбрасывая вокруг мелкие куски. Бомба, взорвавшись почти под ногами Блея, выбросила вверх вместе со здоровым куском крыши автомобиля его смятое, разбитое тело. Изрядный кусок крыши машины понесся вверх по плавной дуге, чтобы обрушиться на здание «Ириш Пеманент Сошети», снося колпаки дымоходов и шифер.
Бомба не была достаточно мощной, чтобы натворить подобное, но была размещена со знанием дела. Старый автомобиль превратился в рваные клочки металла и стекла – оранжевый шар огня, сеющий смертельную шрапнель. Кусок капота машины обезглавил Мери О'Нейл. Двойняшки стали частью кровавого месива, брошенного взрывом на железное ограждение по другую сторону Сент-Стефенс Грин. Впоследствии их тела было проще опознать, потому что они были единственными детьми в этой толпе.
Херити не задержался, чтобы взглянуть на плоды своих трудов. Ему все рассказал звук взрыва. Он спрятал передатчик в маленький потертый зеленый военный ранец, запихнул поверх него старый желтый свитер, затянул ремешки чехла и перекинул ранец через плечо. Херити покинул здание через черный ход, окрыленный успехом и удовлетворенный. Барни и его группа получат это послание!
Джон О'Нейл поднял взгляд от своих часов как раз тогда, когда оранжевая вспышка взрыва поглотила Мери. От кусков разбитого оконного стекла его спасла плотная портьера, отклонившая все осколки, кроме одного. Один маленький осколок зацепил кожу на его черепе. Ударная волна сбила с ног, бросив назад на стол.
Джон упал на бок, потеряв на мгновение сознание. Но он поднялся на колени, когда в комнату ворвался управляющий банком, крича:
– Боже милостивый! Что это было?
Джон, шатаясь, поднялся на ноги, отвергая и вопрос, и ответ, грохотавший в его мозгу, словно отголосок взрыва. Он пробрался мимо управляющего и вышел из офиса. Джон все еще был в шоке, но те то само нашло дорогу вниз по лестнице. Внизу он оттолкнул плечом в сторону какую-то женщину и, пошатываясь, выбрался на улицу, где вклинился в толпу, спешащую к месту взрыва. В воздухе стоял запах горелого железа, звуки плача и воплей.
Лишь несколько секунд Джон был частью людской толчеи, теснимой назад полицией и непострадавшими гражданскими, привлеченными для оцепления. Джон локтями проложил себе путь вперед.
– Моя жена! – кричал он. – Я ее видел! Она была там! Моя жена и мои дети!
Полицейский схватил Джона за руки и развернул кругом, закрыв от него зрелище перемешанных тряпок и окровавленной плоти, разбросанных по другую сторону улицы.
Стоны раненых, мольбы о помощи и крики ужаса привели Джона в состояние бессмысленной ярости. «Мери нуждается во мне!» Он бешено сопротивлялся.
– Мери! Она была прямо перед…
– Сюда едет «Скорая помощь», сэр! Помощь близко. Вы должны успокоиться. Сейчас вам туда нельзя.
Женщина слева от Джона сказала:
– Пропустите меня. Я медсестра.
Джон перестал сопротивляться полицейскому.
Людям помогают. Там медсестра.
– Во всем разберутся до мельчайших подробностей, сэр, – сказал полицейский. Голос его был раздражающе спокоен. – Что за скверный порез у вас на голове. Давайте-ка я помогу вам перейти через улицу туда, куда приедет «Скорая помощь».
Джон позволил провести себя по проходу сквозь толпу, видя любопытные взгляды, слыша всхлипы и призывы к Богу «взглянуть туда» – внушающие страх голоса, рассказывающие ему о том, чего он не хотел видеть. Хотя он знал, что там. И позади помогавшего ему полицейского кое-что было видно мельком на свободном от людей пространстве у здания через улицу от газона.
– Ну вот, сэр, – сказал полицейский. – Здесь о вас позаботятся. – Потом еще кому-то: – Думаю, его зацепило случайным осколком. Кровотечение, кажется, остановилось.
Джон стоял, прислонившись спиной к посеченной кирпичной стене, с которой все еще осыпалась пыль от взрыва. Под ногами хрустело битое стекло. Сквозь просвет в толпе справа от себя он мог видеть часть кровавого месива на углу. Людей, передвигающихся и склоняющихся над разбитыми телами. Ему показалось, что он узнает пальто Мери позади коленопреклоненного священника. Где-то внутри его возникло ощущение понимания этой сцены. Однако сознание оставалось замороженным, бесстрастно запертое в окаменевших мыслях. Если Джон позволит себе думать свободно, тогда события потекут, время продолжится… время без Мери и детей. Это было так, словно крохотный драгоценный камешек сознания оставался незатронутым внутри его, понимая, ЗНАЯ… но больше ничему нельзя было позволить шевелиться.
Кто-то дотронулся до его руки.
Джона словно ударило током. У него вырвался вопль – агонизирующий, разносящийся эхом по улице, заставляющий людей оборачиваться, чтобы взглянуть на него. Вспышка фотографа ослепила его на время, оборвав вопль, но Джон все еще слышал его у себя в голове. Это было нечто большее, чем просто крик. Это зарождалось глубже, исходя из какого-то места в душе, о котором Джон не подозревал, и у него не было от этого защиты. Его ухватили двое одетых в белое санитаров «Скорой помощи». Он чувствовал, как с него стянули пальто, разорвали рубашку. Потом укол шприца в руку. Джона затолкали в машину, когда охватившая его дремота затопила сознание, отключив начисто память.
Долгое время он не сможет вспомнить эти так потрясшие его минуты. Джон сможет припомнить маленький автомобиль, локоть в коричневом свитере в его окне и больше ничего. Он знал, что видел то, что видел: взрыв, смерть. Рациональное мышление принимало факты. «Раз я стоял у окна, то должен был видеть взрыв». Но подробности были скрыты за завесой, сквозь которую он не мог проникнуть. Они лежали замороженные в глубине его, требуя действия, ибо, оттаяв, они бы его уничтожили.
