Зигфрид  никогда  не  отказывается от темы. Он никогда не говорит: "Ну, Боб,  я  думаю,  хватит  с  нас  этого".  Но иногда, когда я долго лежу на матраце,  не  очень  склонный отвечать, шучу или напеваю что-нибудь в нос, он, немного выждав, говорит:

   -  Я  думаю,  можно  перейти к другим вопросам, Боб. Вы кое-что сказали недавно, нужно об этом поговорить. Вы помните тот последний раз...

   - Последний раз, когда я говорил с Кларой, верно?

   - Да, Боб.

   - Зигфрид, я всегда знаю, что ты собираешься сказать.

   -  Это  неважно,  Боб. Так о чем это я? Хотите поговорить о том, что вы тогда чувствовали?

   -  Почему бы и нет? - Я зубами чищу ноготь среднего пальца правой руки. Осматриваю его и говорю:

   -  Я  понимаю,  что  это  был  важный момент. Может, худший момент моей жизни.  Хуже,  чем когда Сильвия обманула меня, или когда я узнал о смерти матери.

   - Может, вы предпочитаете поговорить об одном из этих случаев, Роб?

   - Вовсе нет.  Ты  сам  предложил  поговорить  о Кларе. Давай говорить о Кларе.

   Я  усаживаюсь  на  пенном  матраце  и ненадолго задумываюсь. Меня очень интересуют   трансцедентальные   проявления:   иногда   мне  нужно  решить какую-нибудь  проблему, я обращаюсь к своей мантре и получаю готовый ответ -  продать  рыбную ферму в Байе и купить на бирже водопровод. Тогда сделка оказалась  очень  выгодной.  Или - пригласить Рейчел в Мериду, кататься на водных  лыжах  в  заливе  Кампече. Это впервые привело ее в мою постель, а ведь до того все испробовал.

   Зигфрид говорит: "Вы не отвечаете, Роб".

   - Я думаю о твоих словах.

   - Пожалуйста, Роб, не нужно о них думать. Просто говорите. Скажите, что вы сейчас испытываете к Кларе.

   Я  стараюсь  честно понять это. Зигфрид не даст мне обратиться к помощи технических  служб,  поэтому  я  пытаюсь  разглядеть  в  себе  подавленные чувства.

   - Ну, не очень много, - говорю я. - Во всяком случае на поверхности.

   - Вы помните, что чувствовали тогда, Боб?

   - Конечно.

   - Попытайтесь снова почувствовать то, что чувствовали тогда, Боб.

   - Хорошо. - Я послушно мысленно восстанавливаю ситуацию. Я разговариваю с Кларой по радио. Дэйн что-то кричит из шлюпки. Мы все без ума от страха. Внизу  под  нами  расходится  голубой  туман,  и я впервые вижу призрачную тусклую  звезду.  Трехместник...  нет,  это  был  Пятиместник... ну, в нем воняет рвотой и потом. Тело мое болит.

   Я все помню, хотя солгал бы, если бы утверждал, что позволяю себе снова чувствовать это.

   Я лежу, слегка усмехаясь. "Зигфрид, там такая боль, вина, отчаяние, что я  просто  не могу с этим справиться". Иногда я поступаю с ним так, говорю какую-нибудь  крайне  болезненную  истину  тоном,  каким  просят  воды или коктейль  на  приеме. Так я поступаю, когда хочу предотвратить приступ. Не думаю,  чтобы это срабатывало. В Зигфриде масса устройств хичи. Он гораздо совершеннее, чем машины в институте, где меня впервые лечили. Он постоянно контролирует  все  мои  физические  параметры:  проводимость  кожи, пульс, бета-активность  и  все  прочее.  Он  получает  данные о натяжении ремней, удерживающих   меня  на  матраце;  это  показывает,  насколько  яростно  я вырываюсь.  Он измеряет громкость моего голоса и сканирует все обертоны. И к  тому  же  он  понимает смысл слов. Зигфрид исключительно умен, особенно если принять во внимание, насколько он глуп.

   Иногда  обмануть  его  очень трудно. К концу сеанса я слабею, чувствую, что еще минута, и я погружусь в боль, которая уничтожит меня.

   Или излечит. Может, это одно и то же.