Пока люди прокладывали собственный путь по безмерности Галактики, их собственная планета начала изменяться. На это потребовалось долгое время, но наконец чудеса хичи, которые привозили старатели Врат, начали решительно изменять к лучшему условия жизни жителей Земли, даже самых бедных.

Одно ключевое открытие привело к остальным. Таким открытием послужило умение читать язык хичи. Труднее всего оказалось найти сам этот язык для чтения, потому что хичи как будто не были знакомы с такими вещами, как карандаш, бумага или книгопечатание. Конечно, все, кто задумывался над этим, были уверены, что хичи имели какой-то способ записи, но какой?

Ответ оказался очевиден: загадочные «молитвенные веера» на самом деле были «книгами» хичи. Конечно, очевидным это стало после самого факта — впрочем, сложность заключалась еще в том, что эти «книги» нельзя было прочесть без помощи сложной техники.

Но как только было установлено, что записи — это записи, остальное было делом лингвистов. И оказалось совсем не трудным. Не труднее, скажем, давно расшифрованного «линеарного письма Б»; задача облегчалась тем, что на «Небе хичи» и в других местах найдены были параллельные тексты, записанные двумя языками.

Когда были прочитаны молитвенные веера, стали ясны ответы на некоторые самые неразрешимые загадки хичи. И в том числе как воспроизвести полет со скоростью выше световой. Могла начаться настоящая колонизация. Большой корабль, названный «Небом хичи», первым использовался для этой цели, потому что был уже готов. Он перевозил за раз тысячи бедняков эмигрантов к их новым домам в такие места, как планета Пегги, и это было только начало. Через пять лет к нему присоединились другие корабли, построенные людьми, такие же быстрые, но еще большего размера.

А на самой родной планете…

На самой родной планете первое большое изменение внесло появление фабрик CHON-пищи.

Упрощенно говоря, они навсегда положили конец голоду. Фабрики CHON-пищи самих хичи располагались среди комет — именно в этом заключалась причина так давно приводившего в замешательство интереса хичи к облакам Оорта, теперь эта причина стала ясна. Созданные людьми копии этих фабрик могли располагаться везде — везде, где был запас основных четырех элементов. Нужны были еще только добавки для удовлетворения наших диетических нужд.

И вот вскоре фабрики CHON-пищи сидели йа берегах Великих озер в Северной Америке, и озера Виктория в Африке, и вообще везде, где была вода и четыре элемента и где люди хотели есть. Они были на берегах всех морей. Больше никто не голодал.

Отныне никто не умирал от голода — а вскоре стало почти истиной, что никто не умирал вообще. У этого были две причины. Первая имела отношение к хирургии и, как ни странно, опять-таки к фабрикам CHON-пищи.

Уже давно люди умели заменять трансплантатами любые износившиеся органы. Теперь необходимую замену не нужно было вырезать из трупов. Та же система, что создавала CHON-пищу, слегка преобразованная, могла создавать и необходимые людям для замены органы. (За одну ночь исчезла целая отрасль убийств для продажи органов.) Никто теперь не умирал из-за того, что у него отказали сердце, легкие, почки, кишки или мочевой пузырь. Нужно было только обратиться с запросом в отдел человеческих органов ближайшей фабрики CHON-пищи, и там извлекали ваш новый орган из водного раствора, а хирурги ставили его на место.

В сущности начался расцвет всех наук о жизни. Пищевые фабрики хичи сделали возможным сначала распознавать, потом воспроизводить и даже создавать тысячи новых биологических объектов: антиантигены, антивирусы, отдельные энзимы, заменители клеток. Болезни перестали существовать. Даже такие вечные болячки человечества, как кариес зубов, деторождение и самый обычный насморк стали историей. (Зачем женщине страдать при родах, если любая родильная машина — допустим, корова, — может принять оплодотворенное яйцо, доносить его до зрелости и выдать здоровым и кричащим?)

Была и вторая причина. Если человек вопреки всему все-таки умирал от общего старческого распада, он умирал не полностью.

Другое изобретение хичи — оно впервые было обнаружено тоже на корабле «Небо хичи» — лишило смерть ее ужасов. Техника записи сознаний мертвых старателей вызвала появление на корабле «мертвецов». Позже, на Земле, она породила организацию, названную «Здесь и После, Инк.», всемирную сеть операторов, которые брали вашу умершую матушку, или супругу, или друга, помещали ее или его память в компьютерное пространство и позволяли вам беседовать с умершим, когда захотите. Вечно. Или во всяком случае пока кто-то платит за сбережение базы данных.

Вначале это было, несомненно, не совсем то же, что реальная жизнь. Но все равно гораздо лучше, чем безвозвратная смерть.

Конечно, по мере совершенствования технологии (а она совершенствовалась очень быстро) машинная запись человеческого сознания становилась легче и гораздо совершеннее.

И когда стала по-настоящему хорошей, возникли непредвиденные проблемы. Как ни удивительно, проблемы эти были теологическими. Обещания земных религий были исполнены таким образом, каким не планировал ни один религиозный учитель, потому что теперь действительно «жизнь» представлялась чем-то вроде увертюры, а «смерть» — только первым шагом на «вечно благословенные небеса».

Умерший, который просыпался и обнаруживал, что стал собранием битов в базе данных огромной компьютерной сети, вполне мог задуматься, зачем он так цеплялся за органическую жизнь, потому что машинная жизнь осуществляла любые его желания. Из-за смерти он ничего не утратил. Он по-прежнему мог «чувствовать». Записанные машиной ели, сколько хотели — ни цена, ни время года больше не определяли меню. Если хотели, они могли и испражняться. (Неважно, что «пища», которую ест «мертвый», только символически представлена битами данных, потому что он сам тоже таков. Он не может определить разницу.) Возможны оказались все физиологические функции. Умерший не лишался ни одной радости плоти. Он мог заниматься любовью с возлюбленной — конечно, если она тоже записана в той же сети, — или с любым количеством возлюбленных, реальных или воображаемых — в зависимости от вкуса. Если он хотел общества своих еще живущих друзей, ничего не мешало ему представить себя в виде созданной машиной голограммы и поговорить с ними или поиграть в карты.

Были также путешествия; и — самое популярное — работа.

В конце концов главная работа человечества — это обработка информации. Люди больше не выкапывали фундаменты небоскребов. Это делали машины; люди только управляли машинами, а это легко сделает не только плотский человек, но и записанный машиной.

Поистине это был рай. Стиль жизни мертвого был таким, к какому он всегда стремился. Он не беспокоился, «может ли он себе это позволить» и «не вредно ли это» для него. Единственным ограничением становилось собственное желание. Если он хотел плавать в Эгейском море или пить холодный ром в тропиках, ему стоило только приказать. И базы данных создавали для него любое окружение, такое же детализированное, как реальность, и такое же вознаграждающее. Оперативным словом стало «совершенный», потому что имитации были так же хороши, как реальность (они были даже лучше: Таити без москитов, французская кухня без полноты, удовольствие от восхождения в горы без риска погибнуть в несчастном случае). Умершие могли кататься на лыжах, плавать, пировать, испытывать любые удовольствия… и при этом никогда не страдать от похмелья.

Некоторые не умеют быть счастливыми. Немногие из умерших оставались недовольными. Прихлебывая аперитив в кафе Де ла Паке или плывя на плоту по Колорадо, они пробовали напиток или ощущали водяные брызги и спрашивали: «Реально ли это?»

А что такое «реально»? Если мужчина шепчет своей возлюбленной слова любви в телефон на далеком расстоянии, что «реально» она слышит? Не его дорогой голос. Это всего лишь колебания атмосферы. Они были проанализированы, скопированы и превращены в ряд цифр; и в мембране ее телефона в обратном порядке они снова превращаются в колебания воздуха. Это имитация.

Кстати, а что она слышит, когда губы возлюбленного всего в нескольких дюймах? Ухо регистрирует только изменения давления благодаря действию стремечка и наковальни. Точно так же как глаз отвечает только на изменения в чувствительных к свету химических веществах. Нервы переносят эти сигналы в мозг, но они сообщают кодированные сигналы о предметах, а не сами предметы, потому что нервы не могуг передать звуки голоса или вид Монблана — они переда ют только импульсы. Эти импульсы не более реальны, чем цифровая передача голоса по телефону.

Мозг должен превратить эти импульсы в информацию, или удовольствие, или красоту. Но то, что делает мозг, с не меньшим успехом может сделать и машинная запись сознания.

Поэтому все удовольствия «реальны», как любое удовольствие. А если эти наслаждения после (субъективного) тысячелетия или двух начинают приедаться, можно работать. Некоторые величайшие музыкальные произведения этого периода были сочинены «призраками», и «призраки» же добились наиболее существенных результатов в научных теориях.

Удивительно, что тем не менее так много людей по-прежнему цепляются за органическую жизнь.

Все это привело к удивительной ситуации, хотя потребовалось время, чтобы осознать это.

Когда старатели Врат начали привозить образцы технологии хичи, на Земле жило около десяти миллиардов человек. Конечно, это лишь небольшая часть всех живших на Земле людей. Наиболее вероятная оценка числа всех живших — примерно сто миллиардов.

Это число включает всех. Вас, и ваших соседей, и парикмахера вашей двоюродной сестры. Оно включает президента Соединенных Штатов, и папу, и женщину-шофера вашего школьного автобуса, когда вам было девять лет; включает все жертвы Гражданской войны, американской революции и Пелопонесских войн, а также всех выживших; всех Романовых, Гогенцоллернов, Птолемеев, а также Джуксов и Калликаксов (нарицательные названия нью-йоркских семейств, страдающих от голода, болезней и преступности. — Прим. перев.), Иисуса Христа, Цезаря Августа и владельца гостиницы в Бетлееме; первые племена, которые пересекли земельный мост из Сибири в Северную Америку, а также племена, оставшиеся в Сибири; Q (произвольно избранное обозначение человека, первым применившего огонь), X (произвольно избранное обозначение его отца) и самую первую африканскую Еву. Оно включает всех, живых и мертвых, подходящих под таксонометрическое определение человека и родившихся до первого года Врат.

Как было сказано, это число составляет 100 000 000 000 человек (плюс-минус несколько миллиардов), и большинство из них умерло.

Но тут появились хичи со своими машинами, и положение изменилось.

Число живущих людей удвоилось, потом еще раз удвоилось и продолжало удваиваться. И люди стали жить дольше. Благодаря современной медицине они умирали не раньше, чем сами захотели. И так как это стало не опасно и не больно, у людей рождалось много детей. А когда они «умирали»…

Ну, когда они «умирали», они продолжали «жить» в машинной записи, а среди растущего электронного населения смертности не было совсем.

И вот число живущих непрерывно увеличивалось, а число подлинно умерших оставалось постоянным, и результат становился неизбежен. Но когда было достигнуто равенство, всех оно все равно застало врасплох. Впервые в человеческой истории число живых превзошло число мертвых.

Все это имело любопытные последствия. Восьмидесятилетняя женщина, которая пишет воспоминания, больше не могла упоминать видеозвезд, гангстеров или епископов — если действительно не была знакома с ними, потому что видеозвезды, гангстеры и епископы по-прежнему были рядом и могли познакомиться с ее мемуарами.

Тут старейшие записанные получили большое преимущество. Все, что они упоминают из своих плотских дней, уже истинно, и никто не в состоянии оспорить их рассказы.

Плотским людям жить тоже было неплохо. Среди них не осталось бедных.

Хватало денег. Хватало и всяких вещей. Фабрики с их умными роботами выпускали умные кухонные машины, и игровые машины, и телефоны-телевизоры, по которым можно говорить с кем угодно. И делали это все время. Города разрослись. В старых Соединенных Штатах на первое место вышел Детройт с его трехсотэтажной мегаструктурой Нового Возрождения, которая заняла площадь от государственного университета Уэйна до реки; в этом хрустальном зиккурате жило сто семьдесят миллионов человек, и у каждого был персональный телевизор с тремястами каналами и голографическим видеокассетным устройством, которое позволяло заполнить пробелы в сети. В резервации навахо племя (достигшее численности в восемьдесят миллионов человек) воздвигло город-здание Паоло-Солери: его первые восемьдесят этажей производили замороженные диетические продукты, одежду и тканые ковры для туристов, а выше жили семейства навахо. В песках пустыни Калахари короли проводили жизнь в изобилии и наслаждениях. Население Китая достигло двадцати миллиардов, и у каждого семейства был холодильник и электрический будильник. Даже в Москве полки ГУМа были забиты радиочасами, играми и костюмами.

Произвести то, что кому-нибудь нужно, больше не составляло никакой проблемы. Энергия есть, сырье льется из космоса. Сельское хозяйство стало таким же рациональным, как промышленность: роботы засевали поля, и роботы убирали урожай — генетически отобранные растения, обогащенные не отравляющими местность удобрениями, орошаемые каждое отдельной канавкой, капля за каплей, под присмотром умных автоматических клапанов. А в целом продовольствие поставлялось, конечно, фабриками CHON-пищи.

А если кто-то по-прежнему считал, что Земля не осуществляет всех его желаний, к его услугам вся Галактика.

Все это было в распоряжении плотских людей. У записанных машиной было гораздо больше. У них было все. Все, что они когда-либо хотели, все, что они могли себе вообразить.

Существовала только одна проблема с машинной записью после смерти, и это проблема относительности времени.

Но тут ничего нельзя было сделать. Машины действуют быстрее плоти. Плотские люди в разговорах с записанными машиной отстают, и это значительная помеха для общения. Записанные машиной считают плотских людей отчаянно скучными.

Живущим легко разговаривать со своими ушедшими родственниками (потому что ушли они не дальше ближайшего компьютерного терминала), но разговор получался невеселый. Все равно что пытаться разговаривать с лежебоками. Пока плотский человек произносил одно предложение, его записанный машиной «ушедший» мог поесть (записанной машиной) еды, поиграть несколько раундов в (имитированный) гольф и «прочесть» «Войну и мир».

То, что записанные машиной действуют несравненно быстрее, вызвало эмоциональные проблемы и у плотских людей. Особенно смущало это сразу после смерти. К тому времени как закончились похороны и горюющие родственники решали повидаться с ушедшим, тот вполне мог находиться в развлекательном, хотя и имитированном круизе по (тоже имитированным) норвежским фьордам, учился играть на (воображаемой) скрипке и познакомился с сотнями новых записанных машиной друзей. У оставшихся в живых еще слезы на щеках не высохли, а умерший уже почти забыл о своей смерти.

В сущности, думая о своей жизни во плоти, он обычно испытывал ностальгию, но в то же время был рад, что все это кончилось — как взрослый в пору зрелости вспоминает свое полное тревог и смущений детство.

И еще одно следствие — запись машиной лишила работы могильщиков. Записанным машиной, чтобы их не забывали, не нужны памятники. Конечно, смерти по-прежнему сопровождались церемониями, но они скорее напоминали свадьбы, чем поминки; и все это дело от гробовщиков перешло к организаторам банкетов.

Психологи некоторое время тревожились из-за этого. Если мертвые все еще (некоторым образом) живы и вполне достижимы, как можно горевать?

Но проблема решилась сама собой. Горе перестало быть проблемой. Горевать стало не из-за чего.

К несчастью, полный живот и благополучная жизнь не обязательно делают человека хорошим.

Конечно, это помогает. Тем не менее червей честолюбия и зависти, живущих в человеческом сознании, насытить нелегко. Еще в двадцатом столетии было отмечено, что рабочий, сумевший перебраться из квартиры с холодной водой в собственный дом с видеомагнитофоном и спортивной машиной, все равно завидует соседу с его тридцатидвухфутовым лимузином.

Человечество не изменилось от того, что приобрело технологию хичи. По-прежнему находились такие, которые хотели того, что есть у других, и готовы были отобрать это.

Так что воровство не исчезло. Не исчезли неверные любовники, мрачные жертвы и просто психопаты, которые пытаются избавиться от своих бед насилием, нападениями и убийством.

Раньше таких людей либо сажали в тюрьмы (которые оборачивались школой преступников), либо отдавали их палачу (однако убийство не перестает быть убийством, если его совершает не индивидуум, а государство).

У Золотого века нашлись лучшие способы. Менее мстительные и гораздо менее удовлетворительные для тех, кто стремился обязательно наказать преступников. Но они действовали. Общество оказалось впервые полностью защищенным от преступников. Если еще и оставались тюрьмы (а они оставались), в них действовали роботы, которые никогда не спят и не берут взяток. Но лучше тюрем оказались планеты изгнания, куда можно было депортировать самых неисправимых. Преступник, высаженный на такой планете с низкой технологией, мог прокормиться и продолжал жить, но не мог построить космический корабль, чтобы вернуться к цивилизации.

А для самых тяжелых было «Здесь и После».

Если сознание тщательно записано, тело больше не имеет значения. От него можно избавиться без угрызений совести. Это было самое тяжелое наказание — тяжелое своей окончательностью. И когда наказание осуществлялось, преступники не умирали. Они оставались живы — по-своему, но становились навсегда безвредны. Из такой тюрьмы никто не сбегал, это невозможно.

И чтобы все сказанное осуществилось, нужна была, помимо знания самих механизмов, энергия.

И здесь на помощь пришли хичи. При изучении центра пищевой фабрики была раскрыта тайна генераторов энергии хичи: это была ядерная реакция холодного синтеза. То же самое превращение двух атомов водорода в один атом гелия, которое происходит в недрах звезд, но не при таких температурах. В результате холодного синтеза создавалась температура в 900 градусов Цельсия — почти идеальная температура для выработки электроэнергии, и процесс этот абсолютно безопасен.

Но и человеческая технология не застыла, и на Земле становилось по-настоящему хорошо.

Не все достижения человеческого расцвета науки и технологии объяснялись вкладом хичи. Например, компьютеры.

Человеческие компьютеры оказались лучше, чем у хичи, потому что хичи вообще не занимались думающими машинами. Их способы обработки информации строились на другой основе и в некоторых отношениях были хуже. Когда люди научились совмещать усовершенствования хичи со своими уже мощными машинами, последовал взрыв знаний, который означал начало новых технологий во всех сферах жизни.

Устройства с квантовыми эффектами давно заменили медлительные силиконовые микрочипы, и компьютеры стали на много порядков быстрее и лучше. Больше не нужно было набирать на клавиатуре программу. Достаточно было сказать компьютеру, что тебе нужно, и компьютер делал это. Если инструкции оказывались неадекватными, компьютер задавал вопросы, чтобы прояснить задание — причем коммуникация шла лицом к лицу, компьютер создавал голограмму, которая разговаривала с плотским хозяином.

Пища хичи и энергия хичи… человеческие компьютеры… биохимия хичи, соединенная с человеческой медициной…

Мир людей наконец-то дал каждому человеку подлинную человечность. А если кому-то нужно было больше, к его услугам в пределах досягаемости была вся Галактика.

Оставался тревожащий и никогда не забывавшийся вопрос о самих хичи.

Они оказались неуловимы. Их следы находили повсюду, но никто не видел живого хичи, хотя каждый старатель Врат хотел увидеть их и почти каждый человек на Земле представлял в мечтах (или видел в кошмарах), какими они окажутся, когда их найдут.

Велись ожесточенные споры. Ответов было мало. Господствующая теория утверждала, что из-за какой-то трагедии хичи вымерли. Возможно, истребили друг друга в катастрофической войне. А может, по непонятным причинам, эмигрировали в далекую Галактику. Возможно, у них случилась чума — или они вернулись к варварству — или просто решили больше не путешествовать по космическому пространству.

Все соглашались в одном: хичи исчезли.

Вот в этом все ошибались.