Он искал — и он работал. В спокойной лаборатории на Бабушкином горном ранчо проекты, которые его отец внушил ему, медленно претворялись в жизнь. Сотнями способов Джомми учился управлять безграничной энергией, которую он держал про запас для слэнов и для людей.

Он обнаружил, что эффективность изобретения его отца исходила из двух основных факторов: источник энергии может быть чрезвычайно мал, а выходящая энергия не обязательно должна иметь форму тела.

Она может быть превращена в движение или колебания, в радиоактивное излучение или в электричество.

Джомми начал строить свой арсенал. Он превратил гору неподалеку от ранчо в крепость, зная, что этого будет недостаточно при серьезном нападении, но лучше, чем ничего. По мере накопления им научных знаний поиски стали более определенными.

Казалось, Джомми обречен на вечные разъезды по дорогам, ведущим к далекому горизонту, или в незнакомых, далеких городах, в каждом из которых кишел бесконечный людской муравейник. Солнце вставало и садилось и снова вставало и садилось, и были пасмурные дни, когда моросил дождь, и бесчисленные ночи. Хотя Джомми всегда был один, это не трогало его, потому что его душа жила впечатлениями от этого огромного спектакля, который ежедневно разворачивался у него на глазах. Где бы он ни оказался, везде его взгляд натыкался на признаки организаций слэнов без усиков, и он все больше и больше недоумевал: где же прятались истинные слэны?

Этот вопрос был для него загадкой, которая не оставляла его. Она и сейчас мучила его, когда он медленно шел по улице сотого — или тысячного — по счету города.

Ночь окутала город, освещенный бесчисленными витринами и сотнями миллионов сверкающих огней. Джомми подошел к газетному киоску и купил все местные газеты, потом пошел обратно к машине, которая выглядела совершенно обыкновенно, а на самом деле представляла собой настоящий боевой корабль на колесах, который он никогда не выпускал из виду. Джомми встал рядом со своей вытянутой, низко сидящей машиной. Холодный ночной ветер вырывал газету из рук, когда он перелистывал страницы, быстро скользя по ним взглядом.

Пока он стоял, ветер похолодел, принеся с собой сладкий, сырой запах дождя. Порыв ветра охватил страницу, секунду бешено трепетал ее, оторвал и с победным свистом погнал по пустой улице. Он решительно сложил газеты, спрятался от усиливающихся порывов в машине. Часом позже Джомми выбросил семь местных газет в урну на тротуаре, и, глубоко погруженный в собственные мысли, он сел обратно за руль.

Та же самая история. Две газеты принадлежали слэнам без усиков. Его мозг легко замечал едва уловимые нюансы, особую окраску статей, то, как они использовали слова, обнаруживая явное различие между газетами, которыми владели люди, от газет слэнов. Две из семи. Но у этих двух были самые высокие тиражи. В среднем так было повсюду.

И, в который раз, на этом все кончалось: люди и слэны без усиков, никакой третьей прослойки, никакого намека, который безошибочно скажет, если газету выпускают истинные слэны, если его теория была справедлива. Оставалось только купить еженедельные газеты и провести вечер так же, как он провел день, колеся по улицам, обшаривая каждый дом, сознание каждого прохожего; а потом ехать к отдаленному горизонту на востоке. Позади него ночь и буря поглотили еще один город: еще одно поражение.

Прошло три года. Темная и тихая вода стояла вокруг космического корабля, когда Джомми Кросс наконец вернулся к тоннелю. Он барахтался в грязи, направляя энергию своих атомных машин на раненую железяку.

Отверстие, вырезанное в носу корабля в тот день, когда он спасся от крейсеров слэнов, было заварено легированной сталью. И потом целую неделю плотно прилегающее, вытянутое в форме пиявки металлическое чудовище дюйм за дюймом ползло по поверхности корабля, меняя структуру атомов до тех пор, пока четырехфутовой толщины стенки корабля не превратились в легированную сталь от носа до хвоста.

Несколько недель потребовалось ему для того, чтобы исследовать антигравитационные экраны и их электрические колебания и сделать их копию, которую, по горькой иронии судьбы, он оставил в тоннеле, потому что именно их засекали поисковые приборы слэнов. Пусть думают, что их судно до сих пор находится там.

Он вкалывал три месяца, и затем холодной октябрьской ночью корабль прошел обратно шесть миль тоннеля на атомном приводе без трения и взлетел, разрывая пелену холодного дождя.

Дождь внезапно превратился в дождь со снегом, потом просто в снег; и тут Джомми неожиданно оказался над облаками, за пределами мелочных земных погодных неурядиц. Над ним простирался небосвод, усеянный яркими звездами, которые весело подмигивали его единственному в своем роде кораблю. Были видны Сириус — самый яркий из этой драгоценной диадемы — и красный Марс. Но пока он не собирался на Марс. Это был лишь краткий пробный полет, осторожное путешествие на Луну, испытательный полет для приобретения опыта, который он использует как основу для долгого, опасного путешествия: оно становилось неизбежным с каждым новым месяцем поисков, которые не приносили никаких результатов. В один прекрасный день ему придется лететь на Марс.

Внизу постепенно исчезал во мраке земной шар. Он наблюдал, как с одного края сияние становилось все более ослепительным, и внезапно его ожидание рассвета было прервано резким сигналом тревоги. Беспорядочно замелькал огонек, указывающий на верхнюю часть экрана переднего обзора. Начав торможение на полной скорости, он наблюдал за меняющимся положением огонька. Внезапно огонек пропал, и далеко-далеко впереди показался космический корабль.

Боевой корабль двигался немного в стороне от корабля Джомми. Он увеличивался, становился более отчетливым, нырнул в тень и мгновенно пропал. Через полчаса сигнал тревоги перестал звенеть.

Потом, десять минут спустя, он зазвенел снова. Другой корабль пролетал дальше, под прямым углом по направлению к полету первого. Этот корабль был поменьше, размером с космического охотника, и следовал не строгим курсом, а шел зигзагом.

Когда второй корабль растаял вдали, Джомми Кросс в нерешительности полетел вперед, испытывая почти благоговейный страх. Большой боевой корабль и охотник! Зачем? Похоже, это означало патруль. Но против кого? Конечно же, не против людей. Они даже не знали о существовании слэнов без усиков и их кораблей.

Он затормозил корабль, потом остановился: Джомми пока не был готов пройти сквозь строй хорошо оборудованных боевых кораблей. Осторожно он развернул свой корабль на сто восемьдесят градусов и, пока поворачивал, заметил маленький темный предмет, похожий на метеорит, со страшной скоростью летевший в его сторону.

Мгновенно он бросил корабль в сторону. Предмет повернул за ним, как живое космическое чудовище. Его было видно на заднем экране — темный металлический шар, примерно ярд в диаметре. Джомми Кросс отчаянно попытался увести корабль с его пути, но прежде чем он успел повернуть, раздался оглушительный взрыв.

От взрыва Джомми растянулся на полу, получив легкое сотрясение мозга, и лежал, побитый, но живой, понимая, что стенки корабля выдержали почти невыносимый удар. Корабль раскачивался и летел со страшным ускорением. У Джомми кружилась голова, но он поднялся и сел в кресло перед приборной панелью. Корабль подорвался на мине, плавучей мине! Какие же меры предосторожности были предприняты — и для чего?!

Задумавшись, он направил свой разбитый, почти не поддающийся управлению корабль в тоннель под дном реки, который проходил через Бабушкино ранчо и оканчивался в самом сердце горной вершины, куда не доходила вода, ревущая за кораблем. Он даже не мог себе представить, как надолго ему придется оставить корабль там. Наружная сторона была смертельно радиоактивной, поэтому он временно не мог пользоваться кораблем хотя бы из-за этого. Более он ни в чем не был уверен. Пока он не был готов противостоять или перехитрить слэнов без усиков.

Двумя днями позже Джомми Кросс стоял в дверях покосившегося дома на ранчо и наблюдал, как их ближайшая соседка, миссис Ланахан, сжав губы, приближалась по тропинке, которая вела между двух садов. Это была полная блондинка, под чьим круглым, детским лицом скрывался въедливый, недобрый ум. Ее голубые глаза с подозрением рассматривали высокого, с карими глазами и темно-каштановыми волосами Бабушкиного внука.

Джомми Кросс с интересом наблюдал за ней, открывая ей дверь и проходя за ней в дом. В ее мыслях можно было прочитать все невежество, присущее тем, кто жил в отсталых сельских районах мира, в котором образование стало лишь блеклой, бесхарактерной тенью официального цинизма. Миссис Ланахан не знала точно, что такое слэн, но она подозревала, что он и есть слэн, и пришла об этом разузнать. Она предоставила ему интересную возможность испытать свой метод гипноза. Было очень увлекательно смотреть, как она время от времени бросала взгляд на маленький кристалл, который он положил на стол рядом со стулом, на котором она сидела, наблюдая за тем, как она говорила, совершенно связно, так и не поняв, когда она перестала быть свободной и превратилась в его раба.

В конце концов она ушла, когда полыхающее осеннее солнце клонилось к закату, внешне не изменившись. Но она забыла, зачем приходила в дом, потому что в ее сознании появилось новое отношение к слэнам. Никакой ненависти — на ближайшее будущее, которое Джомми Кросс мог предвидеть; и никакого одобрения — для ее же собственной безопасности в мире слэноненавистников.

На следующий день он встретил ее мужа, чернобородого гиганта, работающего далеко в поле. Спокойный разговор, иная настройка кристалла — и он тоже оказался под контролем.

В те месяцы, пока он отдыхал с гипнотически расслабленной старухой, какой была теперь Бабушка, он установил умственный контроль над каждым из нескольких сот сельскохозяйственных рабочих, которые жили внизу, в идеальном климате долины, под вечнозелеными холмами. Сперва ему были нужны кристаллы, но по мере того, как он узнавал человеческую психологию, Джомми обнаружил, что может совсем расстаться с этим кусочком стекла.

Он рассуждал так: даже при количестве две тысячи загипнотизированных в год, не принимая во внимание новые поколения, ему бы удалось загипнотизировать четыре миллиарда людей за два миллиона лет. Наоборот, два миллиона слэнов смогли бы сделать это за год, если бы владели секретом его кристалла.

Требовалось два миллиона, а он не мог найти даже одного-единственного слэна. Но где-то же должен быть истинный слэн. И все предстоящие годы, которые пройдут, прежде чем он сможет логически применить свой разум для решения интеллектуальной задачи поиска организации истинных слэнов, ему нужно было искать и искать этого единственного слэна.