Еще до рассвета пошел дождь, мелкий и нудный, который мог продлиться несколько часов. Рана Форса затянулась, и он постарался переползти в угол хижины, под защиту оставшейся части крыши. Лура, свернувшись клубком, прижалась к нему, и тепло ее мохнатого тела служило единственным утешением. Но Форсу не удалось провалиться в тот беспокойный, с обрывочными грезами сон, в котором он провел большую часть ночи.

Он все думал о предстоящем дне путешествия. Долгая ходьба пешком откроет рану, и, кажется, он уже начинал ощущать признаки лихорадки. И все же он должен поискать пищу и лучшее укрытие. Да еще этот барабанный стук… Будучи безоружным, ему хотелось поскорее убраться подальше от источника этих звуков.

Едва лишь посветлело, так, что можно было различить черную линию на белой бумаге, он достал обрывок карты и попытался определить свое нынешнее местонахождение — если на этом обрывке оно вообще значилось. Между большими точками были проставлены крошечные красные цифры — расстояния в милях Древних, если придерживаться дорог. По его расчетам он, наверное, в трех днях пути от города — если, конечно, сейчас он находится там, где думал. Три дня путешествия для сильного и не уставшего путника, но не для хромого калеки. Если бы у него сейчас была лошадь.

Но воспоминание о Ярле и табунщиках выбросило эту мысль из головы. Если он заявится в лагерь степняков и попытается выторговать себе лошадь, то Звездный Капитан прознает об этом. А неопытному новичку украсть лошадь из отлично охраняемого табуна — вещь почти невозможная, даже если бы он был полностью здоров. Но он не мог избавиться от своего желания, даже повторяя этот аргумент, полный здравого смысла.

Лура отправилась на охоту. Она вернется с каким–нибудь трофеем. Форс подтянулся, стиснув зубы от боли, пронзившей весь его левый бок. Ему придется сделать себе какой–нибудь костыль или трость, если он хочет двинуться дальше в путь. Среди дров, до которых он мог дотянуться, была часть ствола молодого деревца, почти прямой, и Форс отсек сучья и ветки и обтесал его. С помощью этого импровизированного костыля он смог передвигаться, и чем больше он двигался, тем больше пропадала одеревенелость. Когда Лура вернулась, притащив в зубах жирного индюка с розовыми перьями, он был в более приподнятом настроении и уже готов был позавтракать.

Но когда они двинулись в путь, скорость их передвижения явно не была быстрой. Когда Форс чересчур сильно опирался на левую ногу, ее пронзала такая сильная боль, что сквозь стиснутые зубы у него вырвалось шипение. Он инстинктивно свернул на бывшую когда–то дорогу, ведущую к ферме, и начал пробиваться сквозь заросли кустарников, тяжело опираясь на свою палку.

После дождя каждая пядь открытой земли превратилась в хлипкую грязь, и Форс боялся, что поскользнется и упадет. Лура все время тихо и заунывно рычала, жалуясь на непогоду и слишком медленный темп хода. Но она не оставляла его, как могла бы сделать, и Форс постоянно разговаривал с ней.

Наконец они добрались до автострады, и Форс свернул на нее: она тянулась в нужном ему направлении. Дождевые потоки нанесли на асфальт землю, образовавшую слой почвы, на котором пустили корни колючие растения; но даже такие условия были предпочтительнее для передвижения, чем влажная земля. Лура носилась впереди, производя разведку среди кустов и высокой травы, которыми поросли края дороги, нюхая ветер в поисках незнакомых запахов, время от времени тряся головой или энергично махая лапами, чтобы стряхнуть капли дождя.

Внезапно она выскочила из–за кустов к Форсу и принялась толкать его всем телом, мягко принуждая отступить его к тянувшемуся неподалеку кювету. Форс уловил ее настоятельное предупреждение и пополз в укрытие со всей возможной для него скоростью. Прижавшись к липкой красной стенке глинистого обрывчика, упершись в дно руками, он ощутил содрогание земли задолго до того, как услышал стук копыт, вызвавших его. Затем в поле зрения оказался табун лошадей, рысью бежавших по древней дороге. Пару секунд Форс искал взглядом табунщиков, а затем понял, что ни на одной из этих лошадей нет ярких расцветок, которые обозначали принадлежность их степнякам. Наверное, это были дикие животные: несколько кобыл с жеребятами, храпящий жеребец со шрамами схваток на плечах и еще несколько свободно бегающих молодых.

Впрочем, здесь была одна гнедая кобыла без жеребенка, с грубой, неухоженной шкурой и усаженным репейником хвостом и гривой черного цвета. Она постоянно отставала, останавливаясь, чтобы пощипать травы, за что в конце концов заработала болезненный укус от жеребца. Она пронзительно заржала, проворно лягнув копытами, после чего стремительно умчалась вперед, оставив всех остальных лошадей позади. Форс с сожалением наблюдал за ее бегом.

Если бы у него сейчас были здоровы обе ноги, то он мог бы попытаться поймать ее. Но бессмысленно было думать об этом.

Табун свернул за поворот и скрылся из виду. Форс на мгновение перевел дух, а потом снова выбрался на дорогу. Там уже была Лура, вытирая передние лапы о травяной ковер, уставившись вслед исчезнувшим лошадям. Для нее не было разницы между этими жеребятами и теленком, которого она задрала — просто мясо, которое годилось в пищу. И сейчас она думала о том, чтобы отправиться вслед за таким обилием пищи. Форс не стал спорить с ней, он все еще думал о кобыле, которая бегала так свободно, повинуясь лишь собственным желаниям.

Не прошло и часу, как они догнали табун. Дорога неожиданно ныряла в долину почти чашееобразной формы. На дне ее росла густая и высокая трава, которую пощипывал табун, и на полпути вверх по склону на страже стоял жеребец.

Но внимание Форса привлек остов здания, находившегося почти прямо внизу. Огонь сожрал все внутри, так что остались лишь крошащиеся кирпичные стены. Он внимательно изучил их, а затем попытался рассмотреть лошадей.

Та кобыла паслась отдельно от табуна, пощипывая траву совсем рядом со зданием. Форс облизнул губы кончиком языка. Вот он — шанс — очень маленький шанс…

Во многом успех зависел от помощи Луры. А она еще никогда не подводила его. Форс повернулся к огромной кошке и попытался нарисовать у себя в голове картину их действий. Постепенно он мысленно передал ей все, что он хотел от нее. Он еще дважды повторил послание, а затем Лура припала к земле и скрылась в траве.

Форс вытер пот со лба и в свою очередь пополз вперед, продвигаясь сквозь лабиринт упавших кирпичей. Им бы ни за что не удалось выполнить свой план, если бы ветер дул в другую сторону. Но судьба сегодня была к ним благосклонна. Форс забрался на уступ, расположенный над самой широкой брешью в полуразрушенной каменной стене и смотал с пояса легкую прочную нить, которую все горцы носят с собой, имевшую на одном конце крепкую петлю. Хорошо, что дождь не намочил ее. Пора!..

Он свистнул, подражая крику одной из птиц, летавших в его родной местности. И он знал скорее каким–то чувством, чем увидел, что Лура уже готова к действиям. Если ветер не переменится!..

Внезапно кобыла вскинула голову, захрапела и подозрительно уставилась на заросли кустов. В это же время жеребец встал на дыбы и устремился вперед в яростном вызове. Но от своего гарема его отделяла почти вся долина, и он остановился, чтобы отослать всех остальных кобыл прочь от опасности прежде, чем броситься на помощь подруге. Та хотела сперва помчаться вслед за ними, но было ясно, что между ней и свободой таится какая–то невидимая опасность, и она, повернувшись, поскакала к развалинам, где ее дожидался Форс. Дважды кобыла пыталась повернуть к своим подругам, и всякий раз разворачивалась и бежала в противоположном направлении.

Форс намотал веревку на локоть. Ему оставалось лишь ждать и надеяться на охотничье умение Луры. Но какими же долгими ему показались эти секунды ожидания! Наконец кобыла с побелевшими от ужаса глазами, пронеслась сквозь брешь в каменной кладке. Форс заарканил ее и тут же намотал веревку вокруг ржавой стальной балки, выступавшей из кирпичной стены. Сердцевина металла была еще достаточно крепка, чтобы выдержать даже неистовые рывки охваченной ужасом лошади. Пронзительное ржанье вставшего на дыбы жеребца, бросившегося на спасение подруги, потряс Форса. Он мало что знал о лошадях, но мог себе представить, в какой он сейчас опасности.

Но жеребец так и не доскакал до развалин. Из–за кустов прямо ему на голову прыгнула Лура и вцепилась острыми когтями. Жеребец встал на дыбы и заржал, как безумный, кусая зубами и брыкаясь копытами. Но Лура была, словно молния из светлого меха со стальными пружинами мускулов, легко избегала ударов жеребца. Она еще дважды попала в цель грозной, с острыми когтями лапой, прежде чем жеребец сдался и помчался за табуном в долину. Вслед ему неслись крики кобылы. Жеребец повернулся, но Лура оставалась на его пути, и ее предупреждающее рычание заставило его снова скакать прочь, орошая траву своей кровью.

Форс от слабости прислонился к куче булыжников. Отлично, теперь у него есть кобыла, с веревкой вокруг шеи, которая удержит ее, как бы она ни рвалась и ни брыкалась. Но она вовсе не прирученный и объезженный конь, чей дух сломлен, подчинившись воле всадника. И как ему, с раненой ногой, овладеть этим обезумевшим от страха животным?

Он закрепил веревку, уныло глядя на ободранные ладони. Сейчас ему не подобраться к лошади. Может, подождать час–другой, пока она не привыкнет к своему новому положению пленницы… и тогда попытаться завоевать ее доверие?.. Но сможет ли она когда–нибудь преодолеть страх перед Лурой? Еще одна проблема, которую необходимо решить. Только… Если он ее не решит, он не сможет продолжать путь на одной ноге, и, уж конечно, он не собирается искать укрытия в лагере степняков и попасть в руки Ярла. Он считал, что сможет самостоятельно путешествовать в низинах… что ж, настало время доказать это!

Спустя некоторое время кобыла перестала биться в бесполезных попытках обрести свободу, и замерла с опущенной головой, и только нервная дрожь сотрясала ее покрывшиеся потом конечности и бока. Форс не сдвинулся с места, но начал разговаривать с ней, используя ту же монотонную мелодию, какой подзывал Луру. Потом он рискнул сделать в ее направлении, пусть и хромая, несколько шагов. Она вскинула голову и захрапела. Но Форс продолжал разговаривать с ней, и его голос стал еще более монотонным. Наконец он приблизился к ней достаточно близко, чтобы коснуться ее грубой шкуры, и, когда он сделал это, то чуть было не подпрыгнул: на ее шкуре едва просматривался мазок–другой уже почти исчезнувшей краски! Значит, эта кобыла была из табуна прирученных лошадей степняков! Форс с трудом проглотил комок в горле. Такая удача показалась ему слишком невероятной. И тогда, уже начав верить в нее, он отважился погладить ее нос. Лошадь задрожала под его ладонью, а затем издала почти вопросительное ржание. Форс похлопал ее по холке, а затем она игриво ткнулась в его ладонь носом. Форс рассмеялся и потянул ее за свисавшую между глаз потрепанную челку.

— Итак, теперь ты все вспомнила, старая леди? Пай–девочка, пай–девочка!

Оставалась проблема с Лурой, и ее нужно было решить как можно скорее. Форс отвязал веревку и мягко подтянул кобылу. Та достаточно охотно последовала за ним, пробираясь сквозь кучу упавшего кирпича.

Почему она не учуяла запах кошки, оставшийся на его одежде? Если только дождь не смыл его… Но она не указывала никакого страха, когда он вел ее.

Форс во второй раз просвистел по–птичьи, после чего он обмотал повод вокруг небольшого деревца. Из долины донесся ответ на его зов. По всей видимости, Лура преследовала табун. Дожидаясь кошки, Форс стоял и разговаривал со своим плененным животным. Наконец он рискнул обтереть ее бока пучками травы. И тут, почувствовав дрожь, охватившую кобылу, он повернулся.

Лура сидела на открытом месте, аккуратно обмотав хвост вокруг передних лап. Она зевнула, и ее красный язычок высунулся. Кошка зажмурила глаза, словно ее совсем не интересовала кобыла, с которой ее спутнику по охоте вздумалось так глупо нежничать.

Кобыла дернулась назад, натянув всю веревку, глаза ее побелели от ужаса. Лура не обращала на это никакого внимания. Спустя некоторое время она поднялась и потянулась, затем направилась к кобыле. Та встала на дыбы и издала пронзительное ржание. Форс попытался заставить Луру отойти назад. Но огромная кошка стала кругами ходить вокруг пленницы, не спуская с нее глаз. Кобыла опустила передние ноги на землю и затрясла головой, стараясь не упускать из виду кошку. Это все выглядело так, словно сейчас она была озадачена вопросом, почему ожидавшееся нападение со стороны кошки так и не происходит.

Возможно, они обменялись мысленными посланиями. Форс так никогда и не узнал этого. Но, закончив свой осмотр, Лура безразлично отвернулась от кобылы, а та перестала дрожать. Впрочем, прошло больше часа, прежде чем Форс сделал импровизированную уздечку из веревки и седельную подушку из одеяла. Встав на кирпичи, ему удалось перебросить здоровую ногу через спину кобылы.

Степняки отлично обучили ее, и двигалась она так ровно, что неуклюжий Форс, не имевший никакого опыта в верховой езде, смог удерживаться в седле. Он направил Лошадь снова на дорогу, по которой они прибыли сюда, в эту долину, и они снова выехали на раскинувшиеся перед Ними поля. Несмотря на ноющую рану, Форс ощущал волнение и был счастлив. Он удачно покинул Эйри, ограбив Звездный Дом, вторгся в низины, провел одну ночь в центре мертвого города, пересек реку только благодаря собственному умению, удача сопутствовала ему в его наблюдениях за озером и в последовавшей затем схватке с диким кабаном, встречи с которым избегали даже самые лучшие из горцев–охотников, и вот теперь он восседает на лошади, с оружием в руках, и перед ним лежит открытая дорога.

Неужели это все сделал он — тот, кого Совет отбраковал, сочтя непригодным для Звезды? Его губы разошлись в ослепительной улыбке, слегка напоминающей оскал вышедшей на охоту Луры. Что ж, они увидят… увидят, что сын Лэнгдона, светловолосый Мутант, ничем не уступает самым лучшим охотникам Эйри! Он докажет всем им!

Лура пристроилась позади, и кобыла сделала шаг в сторону, словно она все еще была не слишком довольна таким близким соседством огромной кошки. Очнувшись от грез, Форс обратил внимание на окружающее.

Среди кустов были разбросаны кучки щебня, остовы старых строений. Совершенно неожиданно копыта лошади начали издавать звуки совершенного другого рода. Она выбирала себе дорогу по шпалам, на которых были установлены длинные прямые линии ржавых рельс. Форс потянул за узду. Впереди виднелись развалины строений, расположенных совсем рядом друг с другом; их становилось все больше: городишко, может быть, даже небольшой город.

Что–то в этих развалинах было такое, отчего ему стало не по себе. Фермы, оказавшиеся сейчас во власти дикой растительности, вовсе не производили на него такого жуткого впечатления. Он снова испытывал странную слабость, поразившую его тело и дух, когда он шествовал мимо конвоя разбитых машин. И он вытер руку о жесткую гриву кобылы, словно ему хотелось стереть с нее какое–то неприятное пятно. Однако он ни к чему не прикасался в этом месте! Тут были испарения зла, поднимавшиеся подобно туману даже сквозь пелену непрекращающейся измороси.

Туман… Да, здесь был самый настоящий туман, грязно–белыми спиралями окутывавший перемешанные кучи сгнившего дерева, обвалившегося кирпича и камня. Туман уплотнялся, став более густым, чем те, которые он видел в родных горах, и непонятно почему пугающим. Форс убрал руку от гривы лошади и погладил больную ногу. Последовавший за этим укол боли заставил его издать резкий крик. Что ж, решил Форс, этот туман положит конец его сегодняшнему путешествию. Теперь он нуждался в безопасном месте, где можно было разжечь костер и еще раз обработать свою рану. И ему хотелось забыть на ночь о дожде.

Ему не нравились эти развалины, но только там мог он найти то, в чем нуждался, и разумнее было углубиться в них. прочем, он заставил лошадь сбавить ход, и это оказалось правильным: вскоре перед ними среди шпал разверзся провал — черная зияющая дыра, с неровными зубьями сломанного бетона. Они объехали ее, стараясь держаться подальше от осыпающегося края, насколько это позволяли развалины. Форс начинал сожалеть, что они покинули каменную хижину на ферме. Он уже не мог не обращать внимания на постоянную ноющую боль. Возможно, лучше было бы передохнуть там денек–другой. Но если бы он поступил так, то сейчас бы не скакал на этой кобыле! Он тихо свистнул и увидел, как ее уши навострились в ответ. Нет, каким бы мучениям ни подвергалось его тело, но эта лошадь стоила того!

Еще дважды огромные дыры зияли среди шпал, и последняя из них оказалась размерами с небольшой кратер. Медленно объезжая ее, Форс пересек полосу грязной, но твердой земли, выброшенной из ее темного нутра. Она имела вид натоптанной тропинки. Лура понюхала ее и зарычала, шерсть у нее на загривке стала дыбом, и она издала резкое шипение. Кто бы ни ходил по этой тропинке, она считала его врагом.

Кем бы ни было это существо, которому Лура, не побоявшаяся сразиться с дикой коровой, стадом свиней или жеребцом, вынесла такое определение, Форс не хотел встречаться с ним в своем нынешнем состоянии калеки. Он опустил повод и позволил кобыле идти быстрее.

Вскоре за этим кратером они вышли к небольшому холму, на котором стояло здание из белого камня с еще сохранившейся крышей. На его склоне ничего не росло, если не считать нескольких невысоких кустов, и, как считал Форс, из здания можно будет видеть практически все вокруг. И он быстро принял решение — направиться туда.

Неприятным открытием для него оказался провал в Центре крыши, открытый для непогоды, а само это здание было небольшим амфитеатром, в котором ряды широких сидений спускались к квадратной платформе.

Однако по периметру этого амфитеатра располагались Небольшие комнатки, и в одной из них он разбил лагерь. Он привязал кобылу к одной из колонн, образующих проход к амфитеатру, и накормил ее травой, которую нарвал на холме, а также сушеным зерном, чему лошадь очень обрадовалась. Ее можно было стреножить и оставить пастись, но, вспомнив об истоптанной тропинке возле кратера, он удержался от этого.

Вода от дождя собралась в выбоинах мостовой, и Лура жадно напилась из одной такой лужи, а кобыла в это время — из другой, подняв при этом много шума. Из прибившихся к колоннам веточек, которые туда принес ветер, Форс соорудил костер, расположив его за стеной так, чтобы его нельзя было видеть снизу. Когда в его кастрюльке закипела вода, он снова подверг себя испытанию снимания повязки с раны на ноге. Бальзам действовал: несмотря на то, что рубец был твердый и ноющий, он был чист и без следов гноения, и края уже зарубцевались, хотя, несомненно, шрам останется на всю жизнь.

Лура не вышла поохотиться, хотя наверняка чувствовала голод. После того как они обошли тот кратер, она все время держалась рядом с Форсом, и теперь прилегла возле костра, задумчиво глядя на язычки пламени. Он не заставлял ее покинуть здание. Лура больше знала лес, чем любой человек мог надеяться, и если она решила не охотиться, то на то, значит, были веские причины. Жаль только, что она не могла открыть Форсу, чего же именно она и боится, и ненавидит. Он уловил эти страх и ненависть, когда они на мгновение соприкоснулись своими разумами, но какое же именно существо вызвало у нее такие эмоции, осталось для него в тайне.

Поэтому они с чувством голода легли спать: Форс решил, что остатки зерна он отдаст кобыле, чтобы привязать ее к себе. Он постоянно подкладывал веточки в костер, но так, чтобы он оставался небольшим: он не хотел лежать в темноте в этом месте, где многое и многое было выше его понимания.

Некоторое время он прислушивался, не стучит ли где–нибудь в темноте ночи барабанщик. Он ничуть бы этому не удивился. Однако ночь была тихой и спокойной, и он слышал шорох насекомых в траве снаружи. Да еще бормотание ветра, шевелящего листья на холме.

От этого едва слышного печального шелеста Форсу стало не по себе. Лура тоже не спала. Он почувствовал, что она не спит еще до того, как услышал поступь ее лап и увидел направляющейся к двери. Он пополз вслед за ней, стараясь не опираться на больную ногу. Лура остановилась на наружном портике здания и смотрела на простиравшийся внизу в темноте разрушенный город. Потом Форс увидел, что привлекло ее внимание — какая–то красная точка на севере — предательское мерцание пламени костра!

Итак, здесь была и другая жизнь! Степняки, по большей части, держались подальше от руин — помня о прежних временах, когда там царила убивающая все живое радиация. И Зверолюди… знали ли они секрет огня? Никто из людей не знал, насколько они умны или наоборот глупы и была ли у них какая–нибудь, пусть даже извращенная, цивилизация.

Форса охватило сильное желание вернуться к кобыле, взобраться на ее спину и поскакать по булыжникам, щебню и земле к этому далекому огню. Ему хотелось оказаться в чьей–нибудь компании в этом беспокойном городе мертвецов.

Но не успел он даже один раз наполнить легкие воздухом, как услышал… низкий хор из тявканья, лая, воя, который поднимался выше и выше, пока не превратился в безумную какафонию. Шерсть на спине Луры встала дыбом. Она зашипела и зарычала, но не сдвинулась с места. Эти крики доносились откуда–то издалека — как раз оттуда, где мерцали огоньки. Какой бы зверь ни издавал эти звуки, он привлекал ими других.

Форс содрогнулся. Он ничем не мог помочь тому, кто разжег этот костер. Задолго до того, как он смог бы обнаружить путь через эти руины и добраться туда, наступил бы конец. И теперь… теперь… там, внизу, была только темнота! Дружеское мерцание красного огонька исчезло!