Я не знал, что нас ожидает дальше, хотя чувствовал, что место, где мы находились, было буквально пропитано опасностью. Можно было предположить, что именно здесь находится логово чудовища. Однако, когда мы вошли, нам все вокруг показалось вполне спокойным. По крайней мере, на первый взгляд. Мы были поражены тем чудом, что нам открылось. В своё время нас околдовал своей красотой Трон Квира. Безусловно, он был замечательной красоты и очаровывал каждого, кто смотрел на него. Но по сравнению с тем, что мы увидели перед собой на этот раз, он был сродни обычной скамье в какой–нибудь забегаловке. Хотя я и не видел сокровищ храма в распакованном виде, мне показалось, что открывшиеся перед нами затмили бы их наверняка.

В комнате было светло, но это сияние излучали не наши факелы. Сокровища в зале не были упакованы, хотя вдоль стены стояла пара вместительных сундуков. Сама стена была выложена металлическими пластинками и камнями. Одна из её секций представляла собой небольшие мозаичные картинки. Казалось, будто смотришь, как из окна, на живописные миниатюрные пейзажи. Я услышал, как кто–то из нашей компании вздохнул, прежде чем затаить дыхание. Затем Бортон подошёл к центральной картинке.

На ней простиралась пустынная до бесконечности страна. Посреди песчаной пустыни возвышалась пирамида точно такой формы, как те две комнаты, что я раньше видел здесь. Только она была построена на открытом пространстве и представляла собой сооружение из гладко обработанного камня.

— Этого… этого просто не может быть! — командир Патруля рассматривал картину так, словно ему необходимо было убедиться, что он видит её наяву и глаза не обманывают его.

— Этого не может быть!

Мне показалось, что он где–то видел это сооружение.

— Просто невероятно! — но Фосс смотрел вовсе не на картину, так привлёкшую внимание коммандера. Он переводил взгляд с одного сокровища на другое, как будто не мог поверить в то, что это происходит с ним наяву.

Как я уже говорил, всё, что находилось в этой комнате, было расположено таким образом, будто она использовалась как жилое помещение. Раскрашенные и инкрустированные коробки стояли вдоль стены с изображениями, столь Похожими на реальность, отделённые одна от другой какими–то свисающими с потолка занавесками, которые развевались от несуществующего ветерка. От поверхности стены шёл какой–то мерцающий свет, и нельзя было с уверенностью сказать, глядя на неё, что это всё происходит не на самом деле — тени, то возникающие, то исчезающие, словно рябь на воде, или едва видимые движущиеся фигуры.

В зале стояли два стула с высокими спинками. К одному из них примыкал небольшой столик на трёх изящных ножках. На спинке другого была высечена голова кошки, на этот раз серебряная. Стул у столика был матово–голубого цвета, и на его спинке был изображён довольно сложный узор чистейшего белого цвета.

Пол под нашими пыльными сапогами покрывал сложный узор на плотно подогнанных друг к другу каменных блоках: чёрные, как один из стульев, и голубые, как другой, плиты были инкрустированы большим количеством серебряных символов. На столике с тремя ножками лежали небольшие хрустальные тарелочки и кубок.

Тэнел подошёл к ближайшему сундуку. Пробежав пальцами по его отражающей свет поверхности, он приподнял крышку, и та легко подалась. Мы увидели, что сундук доверху наполнен разноцветными — зелёными и одновременно голубыми, и также тепло–жёлтыми — отрезами материи. Это было похоже на потрёпанное одеяние. Тэнел не стал вытаскивать его.

Коробки, ящики, сундуки, два стула, столик. На стене, что была напротив двери, висела занавеска из того же материала, что и ленты на стенах. Фосс рванулся вперёд, и я старался не отставать от него. Я почувствовал, что он хочет войти за занавеску, но он не должен был идти туда!

Но я опоздал. Он обнаружил скрытый в стене проход, в который мог протиснуться только один человек. Я шёл за ним буквально по пятам, хотя мог догадаться, что его ждало за этой занавеской. Нет, я просто знал это!

И, зная, я готовился вдохнуть ледяной воздух морозильной камеры, в то же время не переставая думать, почему же мы не почувствовали её дыхания, находясь снаружи?

Голова и плечи женщины покоились на высокой подушке. Она лежала, устремив взгляд куда–то вдаль, сквозь хрустальную поверхность стены. Зубцы её короны раскачивались и сплетались меж собой, двигаясь в разные стороны. Их кончики — головки кошек — постоянно поворачивались, то оглядываясь на нас, то беспорядочно мечась вперёд–назад. И казалось, что они пытались бороться с нитями, которыми были привязаны к ободку вокруг её огненных волос. Они, словно псы на цепи, хотели разорвать их, чтобы наброситься на нас.

Если женщина эта не была заморожена, неясно было, как она не превратилась в прах за всё это время? Не может быть, чтобы она спала, глаза её были открытыми. Между тем, нельзя было уловить ни малейшего намёка на движение тела, как это бывает, если человек дышит.

— Тэнел! — Фосс не посмел двинуться дальше. Услыхав его голос, кошачьи головы задёргались ещё сильнее, а потом и вовсе безумно заметались.

Меня кто–то резко оттолкнул, и в комнату протиснулся врач.

— Она жива? — спросил Фосс.

Тэнел привёл в действие детектор, определяющий уровень жизненной силы. Потом он что–то там подрегулировал и повторил попытку. И мне показалось, что он делает это с большой неохотой, поглядывая время от времени на кружащиеся в вихре кошачьи головы. Он высоко держал прибор перед полулежавшей на кровати женщиной, изучая его показания с сердито нахмуренными бровями. Он нажимал какую–то кнопку и вновь считывал то, что высвечивалось на приборе.

— Ну и как? Жива? — настаивал Фосс.

— Не то, чтобы жива. Но и не мертва.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что сказал, — Тэнел ещё раз нажал кнопку, теперь пальцем другой руки. — Это никак не регистрируется. Я не знаю ни одной жизненной силы, настолько чуждой. Мой прибор не может на неё среагировать. Её не замораживали или заморозили каким–то необычным способом. Но если она всё же мертва, я никогда не встречал такого способа консервации.

— Кто мертва? — из–за занавески появились Бортон и третий Патрульный, которые замерли на месте, увидев женщину.

Я не мог больше смотреть на неё. В беспрестанном вращении нитей её короны было что–то неприятное. Движение раздражало меня, словно от этих кружившихся металлических шариков величиной с ноготок исходила какая–то гипнотическая сила. Я сделал последнюю попытку предупредить своих.

— Жива она или мертва… — мой голос показался мне резким и громким в замкнутом пространстве этого зала, — она пытается повлиять на нас! Я повторяю: она чрезвычайно опасна!

Только Тэнел посмотрел на меня. Остальные будто и не слышали. Их внимание было целиком поглощено женщиной. Затем врач ухватил за руку коммандера и так резко рванул её, что Бортон развернулся на сто восемьдесят градусов, оторвав наконец от неё свой взгляд. Он заморгал и стал глотать воздух, словно хлебнул полным ртом крепкой настойки.

— Уходим! — врач толкнул его ещё разок.

Бортон, всё ещё моргая, отступил назад к занавеске, натолкнувшись на Фосса. Я очутился с другой стороны капитана и навалился на него плечом, используя ту же тактику, что и Тэнел. У меня это получилось не так ловко. Но как только я отпихнул его в сторону от прямого воздействия этой женщины, он тоже как будто сразу очнулся.

В конце концов все мы оказались по другую сторону занавески, стояли там и не могли отдышаться, словно совершили хорошую пробежку. И вдруг я почувствовал, что колпак на моей голове стал нагреваться, а проводок, касавшийся виска, чуть не обжёг меня. Я увидел, что Тэнел тоже потрогал ободок, но тут же отдёрнул руку. Ко мне подошёл Фосс.

— Ну–ка, повернись.

Я подчинился его приказанию и понял, что он развязывает мои руки. Мгновение спустя они были свободны.

— Теперь я верю, — сказал он, — теперь я могу поверить во что угодно, Ворланд. После того, что я здесь увидел, я могу поверить! Она в точности такая, какой ты её описывал. И мне кажется, что она мертва. — А как насчёт остальных? — спросил Тэнел.

— Один из них здесь, — я потёр запястье, кивнув в ту сторону, где, по всей вероятности, располагались другие комнаты. — А ещё два — на противоположной стороне. И один из них, скорее всего, захватил тело Гриса.

Бортон вновь подошёл к картине, изображавшей пирамиду.

— Ты знаешь, что это такое?

— Нет. Но мне совершенно ясно, что я где–то видел это раньше и это было не на Сехмете, — обернулся Фосс. — Это имеет какое–нибудь значение для нас сейчас?

— Возможно. Эта пирамида была построена на Земле в таком далёком прошлом, что сейчас уже нельзя определить, когда. Археологи никогда не могли сойтись в общем мнении насчёт её возраста. Предполагается, что пирамида была возведена трудом рабов в те времена, когда человек ещё не приручил вьючных животных, когда ещё не было изобретено колесо. И тем не менее, её возведение было ярким примером высокого полёта инженерной мысли. Существует несметное количество теорий, пытающихся объяснить это явление, и одна из них предполагает, что размеры и необычная правильность формы пирамиды говорят о том, что её возвели посланцы далёких миров. Это не единственная постройка такого типа, а одна из нескольких. Хотя считается, что эта — самая древняя и величественная. Долгие годы думали, что пирамида является гробницей какого–то правителя. Но это предположение так и не было полностью доказано, так как гробница могла быть встроена туда намного позже. Во всяком случае, пирамида была сооружена за многие тысячелетия до того момента, когда наша раса вышла впервые в космос.

— Но останки Предтеч, — возразил Тэнел, — так никогда и не были найдены на Земле. Ни одна из исторических плёнок не содержит записей о подобных открытиях.

— Возможно, мы просто не признаём их за останки. Но, — Бортон покачал головой, — что мы вообще можем узнать из этих копированных и перекопированных плёнок, многие из которых сами становятся живой легендой?

И всё же — это тоже представляется мне довольно странным — на той земле, где расположена пирамида, — он указал на картину, — древние люди создавали портреты своих богов с телами людей и головами животных и птиц. Фактически богиней Сехмет является кошка. У Тота голова птицы, Сет обладает обличьем древнего ящера…

— Но ведь и планеты, которые первопроходцы наносили на карты, были названы по традиции именами древних богов! — прервал его рассуждения Фосс.

— Это правда. Разведчики дают новым звёздам такие имена, на которые только способна их фантазия. Иногда это боги, а в последнее время они стараются придумать название посмешнее, чтобы как–то разрядить космическую скукоту. Человек, который придумывал имена этой системе, должно быть, был неравнодушен к истории Земли. Хотя заметно и ещё одно влиние, — Бортон опять покачал головой. — Возможно, мы никогда не узнаем правду о прошлом, потому что всегда обнаруживается, что оно полно древних нераскрытых загадок. Возьмите хотя бы наши собственные истоки!

— У нас никогда не будет возможности узнать что–либо, если мы не разберёмся с насущными задачами прямо сейчас, — парировал Фосс.

Я заметил, что он старается не смотреть на занавески, словно та, что лежала за ними, могла заставить его своими чарами вернуться к ней. Проводки моего колпака больше не жгли мне кожу, но всё равно я чувствовал себя на этом месте не очень–то уютно. Мне хотелось выйти.

— Эта корона, что у неё на голове… — Тэнел переминался с ноги на ногу, будто хотел ещё раз взглянуть на неё. — Мне кажется — это какое–то высокочувствительное передающее устройство. Что ты об этом думаешь, Лэрд?

— Вне всякого сомнения, — ответил Патрульный. — Разве ты не понял ещё, что твой колпак постоянно отражает атаки? Ещё чуть–чуть, и произойдёт замыкание от чересчур высокого напряжения. А что ты скажешь о венцах, которые носят другие? — повернулся он ко мне. — Эти другие, они живые? Они тоже лежат или могут передвигаться? — Те, что я видел, — не передвигаются. Они совсем неподвижны.

— Я хочу взглянуть на чужака, в котором теперь находится Грис, — вмешался Фосс. — Он в следующей комнате?

Я покачал головой, не имея ни малейшего представления, как пройти в одну из внутренних комнат хрустальной пирамиды. Память подсказывала мне, что рядом с кошачьей дверью была ещё одна. А из неё надо было войти в дверь, которая была в правом углу. Затем…

Фосс не стал ждать, когда я поведу их. Он проскользнул в приоткрытую дверь, и мы поспешили за ним. Тэнел толкнул дверь с кошкой, теперь она двигалась свободнее, чем когда нам пришлось её открывать в первый раз. Фосс стал отворять вторую. Та тоже поддалась его усилиям, но на этот раз перед нами была не комната, набитая сокровищами, а очень узкий проход, такой тесный, что там можно было с трудом пробираться только по одному. Затем последовал поворот, за которым скрывалась ещё одна задрапированная дверь.

— Эта? — спросил Фосс.?

— Нет, — я попытался вспомнить. — Следующая, как мне кажется?..

Мы протиснулись в щель между стенами и добрались до второго поворота, который располагался так, что мы теперь находились как раз напротив комнаты женщины с кошачьей короной. Нас отделяла от неё каменная стена. Здесь была ещё одна дверь, на этот раз украшенная птичьей головой. Третий поворот, и мы нашли то, что я искал, — ящера.

— Вот здесь!

Дверная панель оказалась довольно тяжела, и её нелегко было открыть, потому что нам негде было развернуться. Но в конце концов и она подалась. Фосс и я сделали всё от нас зависящее, чтобы она отворилась.

Мы снова оказались в меблированной комнате. Но мы не стали тратить время на разглядывание здешних сокровищ, поспешив вместо этого за занавеску, в дальнее помещение. Теперь я вновь смог увидеть голову с надетой на неё короной. Человек сидел, уставив неподвижный взгляд в пространство за хрустальной стеной.

Фосс обошёл его кругом, чтобы взгянуть на лицо. Корона была неподвижна. Вокруг царили тишина и спокойствие. Перед нами было только хорошо сохранившееся тело чужака. Но я заметил, как изменилось выражение лица капитана, который явно смог прочесть что–то в глазах сидевшего неподвижно. Точно так же ужаснулся, увидев эти глаза в своё время, и я.

— Грис! — едва слышно прошептал он.

Я прекрасно понимал, в каком состоянии находится сейчас Фосс. Мне было жаль его. Но я понимал и то, что капитан должен был всё это увидеть. Я тоже заглянул в глаза Грису. Грис был в сознании. Судя по спокойному взгляду, он отдавал себе отчёт в том, что с ним произошло. Я сам дважды выдерживал переход из одного тела в другое, но оба раза это происходило с моего полного согласия и ради моей пользы. Тем не менее, если бы эти превращения происходили против моей воли, я не уверен, смог бы я остаться в своём уме.

— Мы должны что–то сделать! — слова Фосса взорвали атмосферу, как выстрел из бластера. Я понимал, что они были подкреплены той решимостью, которая всегда проявлялась в нём, когда надвигалась опасность, грозящая «Лидису» или его команде. — Ты, — обратился он ко мне, — уже испытывал переходы из одного тела в другое. Что ты можешь сейчас сделать для него?

До сих пор я был пассивным участником этой операции, превращения проделывали в основном надо мной. Майлин вдохнула меня в тело барска, когда Три Кольца Сотры обвились вокруг луны над нашими головами. Это было время, когда магические силы Тэсса становились наиболее действенными. А в обличье Маквэда я перебрался под прикрытием Умфры, где монахи этого могучего ордена могли предоставить Майлин любую помощь, в которой у неё возникла бы необходимость.

И только однажды я был свидетелем перерождения человека. Да и то в это время я был в состоянии панического страха. У меня на глазах умирала Майлин, и маленькое существо, представитель её народа по имени Ворса, тихонько подобралось к ней и предложило своё мохнатое тело в качестве пристанища для духа Тэсса. Я видел, как двое из рода Тэсса — сестра Майлин и её родственник — пропели заклинание. И вышло так, что я тоже подпевал, хотя я не мог понять ни единого слова из их песни. Но чтобы я один проделал такое превращение?! Нет!

— Я не могу этого сделать… — я уже готов был сказать, что не посвящён, как вдруг пришло решение из моего собственного прошлого. Я бегал в шкуре барска, теперь я хожу в теле Маквэда. Возможно ли такое? Если Грис постарается и преодолеет страх, который сковал его сознание после того, что с ним случилось… Если он сможет управлять своим новым телом до тех пор, пока ему не удастся вернуться в своё собственное, — мы его не потеряем. Но сначала мне необходимо было достучаться до него. А это значило, что мне нужно на время избавиться от защитного колпака.

Я объяснил всё это Фоссу, хотя и не был наверняка уверен, что смогу осуществить то, что он просит, так как мне придётся рисковать и разрушать нашу единственную защиту, подвергая всех ещё большей опасности. Но когда я дал им ясно понять, что я имею в виду, Фосс взялся за рукоятку своего лазера.

— У нас есть ещё один способ защиты. Ты знаешь, о чём идёт речь. Ну, станешь рисковать?

Рискнуть — это значило быть заживо сожжённым, если им удастся меня подменить. Нет, мне не хотелось идти на такой риск, но желания и долг человека — две разные вещи, не всегда совпадающие на протяжении его жизни. Здесь, на Сехметс, я уже однажды увильнул, по их мнению, от исполнения своего долга, долга Вольного Торговца. Наступил момент, когда мне следовало оплатить его. Я вспомнил, что Майлин была изгнана в чужое тело, потому что приняла на себя чужой долг. Теперь пришла моя очередь.

— Это — его единственный шанс.

Не раздумывая, я коснулся колпака, приготовившись снять его с головы. Они разом окружили меня с оружием наготове и настороженно поглядывая по сторонам, будто я сразу превратился во врага. Я снял колпак…

И почувствовал необычайную лёгкость, словно освободился от непосильной ноши, которая тяжким грузом висела на мне, а я об её существовании и не догадывался. С минуту я колебался, чувствуя, должно быть, то же самое, что и человек, выходивший на арену где–нибудь в Спарте, один на один с дикими зверями. С какой стороны ждать нападения? К тому же, как мне казалось, стоявшие вокруг меня напряжённо ожидали каких–то ужасных превращений во мне.

«Грис?!» — осознание того, что время ограничено, заставило меня включиться в работу немедленно. — «Грис!..» — я никогда не был близким другом этого несчастного пленника. Но мы долгое время жили на одном корабле, мы столько раз тянули жребий, кому из нас отстраивать сигнальные огни, столько раз ходили вместе в увольнение. Это именно он впервые рассказал мне о Майлин, что и кто она есть. И теперь я сознательно концентрировал в своём мозгу воспоминания о нашей дружбе, чтобы зарядить послание большей энергией.

«Грис!..»

И вдруг я услышал:

«Крип… Ты можешь… Ты меня слышишь?»

Невероятное везение!

«Да! — и я сразу перешёл к сути дела, сознавая всю его важность. — Грис, ты можешь управлять этим телом? Заставить его слушаться тебя?» — вопрос был задан как нельзя лучше, чтобы заставить его преодолеть собственные страхи и переступить невидимый барьер. Теперь он должен был попробовать сдвинуть эту свою новую оболочку. Его мозг был теперь приборной доской, управляемой роботом. У меня имелись определённые сложности, когда я привыкал к телу животного. По крайней мере, хоть это ему это не грозило, так как чужак, на наш взгляд, относился к гуманоидным существам.

«Ты можешь управлять телом, Грис?»

Он был удивлён вопросом. Я знал, что он никогда не задумывался над этим. Первоначальный ужас, охвативший его после того, как всё это с ним случилось, заставил с самого начала думать, что уже ничего предпринять нельзя. Он считал себя абсолютно беспомощным. Я обладал кое–каким опытом перевоплощения, да ещё благодаря Майлин, которая была сведуща в этих делах, знал, что, когда он был захвачен в плен, его способность мыслить была парализована. Неизвестность всегда несёт с собой сильный страх. Это особенно заметно у представителей моего вида.

«А смогу ли я?» — повторял он, словно ребёнок.

«Постарайся! Сконцентрируйся! — приказал ему я. — Твоя рука, твоя правая рука, Грис. Подними её, прикажи ей подняться!»

Его руки покоились на подлокотниках стула. Голова не двигалась вовсе, но взгляд оторвался от моего лица, и было видно, с каким усилием он старается увидеть свои руки.

«Двигай ими!»

Он сделал невероятное усилие. Я поспешил добавить к нему свою энергию. Пальцы слегка дрогнули…

«Двигай!»

Рука поднялась, не переставая дрожать, словно она лежала столь долгое время без движения, что её мышцы, кости, плоть с трудом повиновались воле разума. Но она поднялась, сдвинулась немного в сторону от подлокотника, качнулась и беспомощно упала ему на колени. Он всё же сумел заставить её пошевелиться!

«Я… Я сделал это! Но я очень… слаб… очень…»

Я взглянул на Тэнела.

— Может, тело нуждается в каких–нибудь тонизирующих средствах? Возможно, в тех же, что мы используем при размораживании?

Он нахмурился.

— У меня нет оборудования для такого восстановления.

— Но у тебя должно быть что–то в полевой аптечке, какой–нибудь укол для стимулирования деятельности мышц.

— Нарушение метаболизма… — промямлил он и, достав свою полевую аптечку, расстегнул её. — Мы не знаем, как отреагирует на это чужое тело.

«Скажи ему… — мысль Грисса была безумна. — Пусть попробует что угодно! Лучше умереть, чем оставаться в таком состоянии!»

«Тебе ещё рано умирать», — возразил я.

Тэнел держал в руке запечатанный в стерильную упаковку шприц. Он наклонился над сидящим на стуле телом и воткнул иглу в голую грудь чуть выше того места, где у человека должно располагаться сердце. Сразу, по крайней мере, никакого отторжения не произошло. Казалось, лекарство приемлемо.

Тело конвульсивно дёрнулось, по нему пробежала видимая для глаза дрожь.

«Грис!!»

«А–ах!» — никакого мысленного сигнала, только ощущение боли или, может быть, страха. Неужели Тэнел был прав, и стимуляторы, разработанные для представителей нашего вида, опасны для других?

«Грис!» — я поймал его руку, которую ему удалось с таким трудом поднять, и зажал её между своими ладонями. Только это удержало её от спазматических движений. Вторая рука тоже оторвалась от поручня и сделала резкий взмах в воздухе. Он выбросил вперёд ноги. Всё тело его изогнулось, словно пытаясь подняться…

Теперь стало оживать и замороженное, застывшее лицо. Рот то открывался, то закрывался, словно он пытался что–то выкрикнуть, но с онемевших губ не слетало ни звука. Сами губы вдруг потемнели и скривились в гримасе загнанного зверя.

— Это его убьёт! — Фосс выбросил вперёд руку, пытаясь вырвать шприц из тела Гриса, но доктор поймал его за запястье.

— Оставь его в покое! Если сейчас прекратить вливание, то вот это точно убьёт его!

Я схватил и вторую его руку и крепко сжал их обе, пытаясь одновременно проникнуть в его мысли, скрываемые за вымученной гримасой лица.

«Грис!»

Он не отвечал. Тем не менее спазмы уменьшались, да и лицо уже не выглядело искажённой маской. Но я не мог определить, было ли это хорошим или дурным предзнаменованием.

«Грис?»«Я… здесь…» — мысленный ответ был таким вялым, что напоминал несвязную, плохо различимую речь.

«Я… всё… ещё… здесь…»

Я отметил про себя, с каким безрадостным удивлением он это произнёс, словно сам не мог поверить, что это так.

«Грис, ты можешь двигать руками?» — я немного ослабил пожатие, выпуская его руки, и положил их ему на колени.

Они больше не вздрагивали и не тряслись. Он медленно поднял их на уровень груди и задержал прямо перед собой. Пальцы сжались в кулаки, затем вновь распрямились. Он стал их сгибать, один за другим, словно поверяя, как они работают.

«Я могу! Дайте… дайте мне встать!»

Он упёрся руками в подлокотники. Я видел, с каким трудом он пытается заставить тело удерживаться на ногах. Когда же он этого добился и выпрямился, слегка покачиваясь из стороны в сторону, стало заметно, что он только чуть–чуть придерживался за спинку стула. Тэнел в один миг очутился рядом с ним, а я подбежал с другого бока, подхватывая его под руки. Он сделал несколько неуверенных шагов, с каждым следующим движением ступая всё твёрже.

Шприц со стимулятором отвалился от его груди и упал, как только он набрал полные лёгкие воздуха и ровно и глубоко задышал. У меня появился ещё один повод восхититься совершенством его тела. Точно вдруг ожила какая–нибудь скульптура идеальной формы и пропорций. Он оказался выше всех нас на голову, и мышцы двигались всё свободнее и раскованнее под его бледной кожей.

— Дайте мне пройти самому, — он произнёс это уже не мысленно, а вслух. В его голосе и тоне оставалась ещё некоторая вялость, неуверенность, но нам несложно было понимать его. Мы отпустили его, но встали рядом наготове, если бы вдруг понадобилась наша помощь. Он прошёлся взад и вперёд, шаги его были теперь достаточно ровные и сбалансированные. Затем он присел на стул передохнуть, приложил обе руки к голове и, сняв с неё нелепую корону, отшвырнул её подальше, так что та зазвенела, покатившись по полу.

На голове его совсем не было волос, как и у того, что лежал в морозильном ящике на скале. Он несколько раз провёл руками по бритому черепу, словно желая удостовериться, что короны на нём больше нет.

— У меня получилось! — в его словах прозвучала гордость. — Получилось, как ты и предполагал, Крип. И если я это смог, они тоже так сделают!