5
В сон Дейсейна вторгся какой-то громкий стук. Ему казалось, что он оказался в ловушке внутри какого-то огромного барабана. Стук отдавался у него в мозгу, вызывая боль в висках, которая через плечи устремлялась вниз.
Он стал барабаном! Вот в чём дело!
Во рту пересохло. Его ужасно мучила жажда. Язык стал тяжёлым.
О Господи! Неужели этот стук никогда не прекратится?
Дейсейн ощущал себя словно после тяжёлого похмелья. Его тело было укутано в одеяла, чтобы не потревожить раненое плечо, которое сейчас почти не ныло, и он обрадовался этому, хотя раскалывалась голова, да ещё этот сводящий с ума стук!
Во время сна он отлежал неповреждённую руку, и когда он попытался шевельнуть ею, в мышцах возникли болезненные ощущения и покалывания. Сквозь щель в неплотно задёрнутых шторах в комнату через единственное окно проникал солнечный свет. Тонкий луч, высвечивая пылинки в воздухе, ослепил Дейсейна, причиняя боль глазам.
Этот чёртов стук!
— Эй! Открывайте! — раздался снаружи мужской голос.
Дейсейну показалось, что он узнал этот голос. Марден, капитан дорожной инспекции? Что он делает здесь в такой ранний час? Дейсейн поднял часы и посмотрел на них: 10:25.
Стук возобновился.
— Одну минутку! — крикнул Дейсейн. Каждое слово, словно кувалда, ударяло по голове.
Слава богу, стук прекратился.
Дейсейн вздохнул с облегчением, выбрался из одеял и сел. Стены комнаты закружились вокруг него в безумном хороводе.
«О небеса! — подумал он. — Я знаю, каким бывает похмелье, но чтобы такое…»
— Дейсейн, открывайте дверь.
Это точно был Марден.
— Да ну вас! — хрипло бросил Дейсейн.
«Что же это со мной? — подумал он. Он помнил, что выпил только немного пива на ужин. — Нет, это не объясняет его нынешнего похмелья. Может, это запоздалая реакция на отравление газом?
Пиво.
В пиве что-то было».
Дейсейн медленно повернул голову в сторону туалетного столика, стоявшего рядом с кроватью. Да, там стояла бутылка пива. Вилла предусмотрительно оставила открывалку. Дейсейн снял пробку и жадными глотками начал пить.
Волна облегчения пронеслась по его телу. Он поставил на столик пустую бутылку и встал. «Опохмеляешься, — подумал он. — Опохмеляешься Джасперсом». От бутылки шёл характерный запах грибов.
— Как вы себя чувствуете, Дейсейн?
«Да провались ты к дьяволу!» — мысленно выругался Дейсейн. Он попытался сделать шаг, но в ту же секунду его охватили тошнота и волна головокружения. Он прислонился к стене и начал медленно и глубоко дышать.
«Я болен, — подумал он. — Я чем-то заразился».
Сейчас, когда он выпил пиво, ему казалось, что оно начало бурлить у него в животе.
— Открывайте дверь, Дейсейн! Немедленно!
«Хорошо… Хорошо», — произнёс про себя Дейсейн. Он, ковыляя, направился к двери, открыл её и отступил от порога.
Дверь распахнулась, и перед ним предстал Эл Марден в форме с блестящими капитанскими петлицами. Его фуражка сидела на затылке, открывая слипшиеся от пота рыжие волосы.
— Ну, надеюсь, вы не очень заняты? — спросил капитан.
Он перешагнул порог и закрыл за собой дверь. В левой руке у него был какой-то круглый и хромированный предмет — термос.
«Какого чёрта он в столь ранний час припёрся сюда с этим термосом?» удивился Дейсейн.
Держась одной рукой за стенку, Дейсейн направился обратно к постели и сел на край.
Марден подошёл к нему.
— Надеюсь, что все эти хлопоты насчёт вас сделаны не зря, — заметил он.
Дейсейн посмотрел на узкое циничное лицо капитана и вспомнил багги, которым управлял Марден, направивший свою машину вниз с дороги, а рядом с ним бежали собаки. Капитан вёл себя соответствующим для его должности образом — с подчёркнутой высокомерностью, взирая на тупость остального мира. Неужели он и вправду такой? Неужели все сантарожанцы видят мир так же, как и он? Но что же тогда такого особенного увидел в нём, Дейсейне, шериф из Портервилля? И тот водитель «крайслера»?
«Неужели и я кажусь таким же?» — подумал Дейсейн.
— Я принёс вам кофе, — сказал Марден. — Похоже, вы в состоянии выпить его. — Он открыл термос и налил ещё горячий напиток в чашку.
Резкий запах Джасперса вместе с паром шёл от чашки. От этого запаха Дейсейна затрясло, а в голове запульсировала боль. Марден протянул ему чашку, и рябь на поверхности кофе, казалось, распространялась параллельно волнам боли в его мозгу.
Дейсейн взял чашку обеими руками и, запрокинув голову, начал жадными глотками пить. Кофе действовал так же успокоительно, как поначалу и пиво.
Марден налил ещё кофе.
Дейсейн задержал чашу у рта и вдохнул пары Джасперса. Головная боль начала проходить. Ему так сильно захотелось ещё кофе, что он понял, что дело тут не только в похмелье.
— Пейте до дна, — сказал Марден.
Дейсейн начал потягивать кофе маленькими глотками. Он чувствовал, как кофе разливается по его желудку, а разум и все чувства проясняются. Марден больше не казался высокомерным и чванливым — только забавлявшимся.
Но что забавного в похмелье?
— Это всё из-за вашего Джасперса, верно? — спросил Дейсейн. Он возвратил пустую чашку.
Марден сосредоточенно закручивал крышку термоса.
— Если с непривычки перебрать, то это может оказаться крайне вредным, я прав? — Не отставал Дейсейн от Мардена, вспомнив слова Виллы Бурдо.
— Чрезмерная доза может вызвать похмелье, — признался Марден. — Но когда привыкнешь, ничего подобного не бывает.
— Итак, вы пришли сюда, чтобы сыграть роль доброго самаритянина, заметил Дейсейн. Он чувствовал, как внутри него закипает гнев.
— Мы обнаружили ваш грузовик на дороге в Портервилль и это нас встревожило, — сказал Марден. — Нельзя бросать машину так безрассудно.
— Я не бросал его.
— Да? Что же вы сделали?
— Я пошёл прогуляться.
— И причинили столько беспокойства, — заметил Марден. — Если вам так уж захотелось совершить экскурсию по кооперативу и складским пещерам, то могли бы просто попросить об этом.
— И во время этой экскурсии меня сопровождала бы надёжная охрана, обеспечивающая мою безопасность.
— Мы бы организовали любую экскурсию по вашему усмотрению.
— А сейчас вы пришли арестовать меня?
— Арестовать вас? Не порите чепухи!
— А откуда вы знаете, где я был?
Марден, глядя на потолок, покачал головой.
— Да все вы, молодые, одинаковы, — заметил он. — Вилла с её чёртовой романтикой, но она абсолютно не способна врать. Как, думаю, и никто из нас. — Он снова посмотрел на Дейсейна с весёлым цинизмом. — Как вам, лучше?
— Да!
— Не слишком ли мы навязчивы? — Он сжал губы. Кстати, мы открыли дверь вашего грузовика, с помощью провода подсоединили аккумулятор к двигателю, завели его и перегнали грузовик сюда. Он стоит перед гостиницей.
— Спасибо.
Дейсейн посмотрел на свои руки. Он ощущал раздражение и разочарование. Он понимал, что Марден — не тот человек, на котором он может сорвать свою злость… как и Дженни… или Паже… Он понимал, что не стоит ни на кого обижаться… и всё же это чувство не проходило. Он с трудом сдерживал свои эмоции.
— Вы уверены, что с вами всё в порядке? — спросил Марден.
— Да, всё нормально.
— Хорошо, хорошо, — пробормотал Марден. Он отвернулся, однако Дейсейн успел заметить улыбку, появившуюся на его губах.
И именно эта улыбка, а не сам Марден, стала фокусом гнева Дейсейна. Улыбка! Она была на лицах всех сантарожанцев — самодовольная, высокомерная, таинственная. Дейсейн вскочил на ноги, прошёл к окну и отдёрнул шторы.
Цветочный сад и небольшой ручей были залиты ослепительными лучами солнца, а дальше простиралась равнина, плавно переходящая в заросли вечнозелёных секвой. В этой невыносимой жаре застыли, словно бездыханные, дубы. Дейсейн насчитал три струйки дыма, висевшие в безветренном воздухе, а чуть дальше виднелся сине-зелёный серпантин реки.
Эта долина пасторальной красоты, которую представляла собой Сантарога, как раз и была подходящим объектом, на который он может спустить свою злость, решил Дейсейн, — Сантарога, островок людей среди первозданной природы. Он мысленно представил долину, как муравейник, окружённый твёрдыми, невыразительными, крепкими стенами, словно грани пирамиды. И здесь, внутри этих стен, что-то происходило с жителями Сантароги. Они потеряли свою индивидуальность и перестали быть самими собой, превратились в похожие друг на друга маски.
Дейсейн отметил ещё одно обстоятельство: каждый сантарожанец как бы дополнял любого другого жителя долины — подобно лучам, пробивающимся сквозь щели в чёрной занавеске.
Что же скрывается за этой чёрной занавеской?
Вот на это-то, понял Дейсейн, и нужно действительно направить свою злость. Долина словно попала под чары злого волшебника. Сантарожанцы оказались пойманными в ловушку какой-то чёрной магии, которая трансформировалась в серую пирамиду.
После этой мысли злость Дейсейна пропала. Он понял, что он сам занимает определённое положение в этой пирамиде. Да, можно было бы подумать, что это некая экологическая ниша — пирамида, размещённая среди первозданной природы, если бы не превращения людей в бездушных гномов. Основание этой пирамиды твёрдо покоилось в земле, глубоко запустив корни во влажную, сырую почву.
Дейсейн ясно осознавал всю сложность своей проблемы.
Одним отличалась эта долина от всех остальных — Джасперсом. Именно из-за него сантарожанцы возвращались в родные места, связанные с долиной крепкими нитями.
Дейсейн вспомнил о своём непреодолимом желании возвратиться в Сантарогу. Да, всё дело было в той субстанции, наполнявшей пещеру, куда ему удалось проникнуть; Джасперс проникал через поры кожи, через воду, через лёгкие с вдыхаемым воздухом.
За спиной Дейсейна шевельнулся Марден.
Психолог повернулся и посмотрел на капитана.
«Итак, сантарожанцы стали зависимыми от той пещеры и субстанции, произраставшей там, и все люди долины оказались под её наркотическим воздействием. В некотором смысле это напоминало действие диэтиламид лизергиновой кислоты — ЛСД. Как же это происходит? — задавал он себе вопрос. — Не нарушается ли при этом баланс серотонина?»
Сознание Дейсейна работало с поразительной ясностью, рассматривая все возможности и стараясь выбрать направления исследования.
— Если вы чувствуете себя сейчас хорошо, то я побежал, — сказал Марден. — Если вам ещё раз стукнет в голову провести похожую ночную экскурсию, то дайте мне знать, хорошо?
— Ну, разумеется, — согласился Дейсейн.
Этот ответ по какой-то одной ему понятной причине вызвал смех у Мардена. И, так смеясь, он покинул комнату.
— Умник чёртов! — тихо выругался Дейсейн.
Он снова прошёл к окну.
Психолог понимал, что теперь ему трудно будет оставаться объективным. У него не было никакой другой морской свинки… кроме самого себя. Какое же воздействие оказывает Джасперс на него? Впечатление необыкновенной ясности сознания и чувств? Могло ли подобное происходить при применении ЛСД? Над этим следовало бы тщательно поразмыслить. Чем были вызваны утренние симптомы? Переменой обстановки?
Он начал анализировать личностные качества отдельных санторажанцев и сразу вспомнилась их постоянная насторожённость, резкость поведения, явственно выраженная честность. Даже если острота восприятия действительно повышается, то как объяснить их столь наивные простодушные рекламные объявления? Разве можно оставаться кристально честным в отношениях с каким-либо пронырливым ловкачом?
Казалось, он может выбрать для наступления любое направление. Барьеры рухнули, как песочные стены, когда волны новых мыслей накатились мощным валом, принося с собой, однако, и новые загадки.
Дженни.
Дейсейн снова припомнил, что она отказалась участвовать в продолжении университетских исследований, касающихся последствий воздействия на человеческий организм ЛСД. Без видимой реакции после введения ЛСД. Биологи, проводившие эти исследования, хотели заняться изучением этого феномена, однако Дженни отказалась. Почему? Её, разумеется, вычеркнули из списков, а изучение любопытной аномалии на этом и было завершено.
Дженни.
Дейсейн прошёл в душ, что-то тихо напевая себе под нос и всё так же ожесточённо размышляя. Плечо беспокоило куда меньше — и это несмотря на то, как он обращался с ним прошлой ночью… или, возможно, как раз благодаря этому — какая ни есть, а нагрузка.
«Я должен позвонить Дженни, — подумал он, одеваясь. — Может быть, мы сможем встретиться за ленчем».
Перспектива увидеть Дженни наполнила его удивительным восторгом. Внезапно возникло желание окружить её заботой, испытывать при этом взаимную эмоциональную привязанность. Любовь… что это, как не любовь. Чувство, не поддающееся анализу. Его можно только ощутить.
И тут Дейсейн вернулся к действительности.
Его любовь к Дженни требовала от него, чтобы он спас её от чар Сантароги. И ей придётся помочь ему, осознаёт она это или нет.
Раздались два коротких стука в дверь.
— Войдите, — крикнул он.
В комнату проскользнула Дженни и закрыла дверь за собой.
Она была в белом платьице, перехваченном красным шарфом, красные сумочка и туфли придавали её коже некую экстравагантность и смуглость. Она на секунду остановилась в дверях, держась за ручку. Глаза её были широко раскрыты и обеспокоенно взирали на Дейсейна.
— Джен! — воскликнул он.
Спустя мгновение она оказалась в его объятиях, пролетев через всю комнату. Он чувствовал тепло и податливость её губ, и от тела её исходил приятный аромат.
Дженни отодвинулась от психолога и посмотрела на него.
— Ах дорогой, я так перепугалась! Мне всё время мерещилось, как твой грузовик срывается в ущелье со скалы, и среди обломков обнаруживается твоё мёртвое тело. Слава богу, позвонила Вилла. Почему же ты не позвонил сам?
Дейсейн приставил палец к кончику её носа и мягко надавил.
— Я вполне способен позаботиться о себе сам.
— О, а я этого и не знала. Как ты чувствуешь себя, всё в порядке? Я в вестибюле встретила Эла. Он сказал, что принёс тебе кофе Джасперса.
— Я опохмелялся.
— Ты опох… О! Но почему тебе…
— Никаких «но». Прости, что заставил тебя волноваться, но у меня есть работа, которую я должен выполнить.
— А, вот оно в чём дело!
— И я буду делать работу, за которую мне платят.
— Ты что, связал себя с ними какими-то обязательствами?
— Дело не только в этом.
— Значит, они хотят получить от тебя ещё что-то.
— Это больше, чем что-то, Дженни, моя любовь.
Девушка помрачнела.
— Мне нравится, как ты произносишь «моя любовь».
— Не нужно уклоняться от темы разговора.
— Но ведь это такая прекрасная тема.
— Согласен. Но, может быть, как-нибудь в другой раз, ладно?
— Как насчёт сегодняшнего вечера?
— А ты девушка целеустремлённая.
— Я знаю, чего хочу.
Дейсейн вдруг поймал себя на том, что внимательно изучает лицо Дженни. Как там сказала Вилла: «Дженни знает, что делает»? Но как бы то ни было, он не сомневался, что она любит его. Это безошибочно читалось в её глазах, её голосе, радостном и оживлённом.
И всё же, нельзя было забывать и о том, что двое исследователей уже погибли в этом проекте… в результате несчастных случаев! А у него самого? Стихающая боль в плече и во всем остальном — как быть с этим?
— Почему ты так внезапно замолчал? — спросила Дженни, глядя на него.
Он глубоко вздохнул.
— Ты можешь дать мне немного Джасперса?
— О, чуть не забыла! — воскликнула девушка. Она отодвинулась от Дейсейна и порылась в сумочке. — Я принесла тебе сыра и пшеничные хлопья это будет твоим завтраком. Я забрала их из холодильника дяди Ларри. Я знала, что они тебе понадобятся, потому что… — Она замолчала, доставая свёрток из сумочки. — Вот! — Дженни протянула ему коричневый бумажный свёрток и внимательно посмотрела на Дейсейна. — Джил! Ты сказал: «Джасперса». — В её глазах появилась насторожённость.
— А в чём дело? — Он взял пакет у неё. Она неохотно рассталась с ним.
— Я не хочу обманывать тебя, дорогой, — сказала Дженни.
— Обманывать меня? Каким образом?
Девушка проглотила комок в горле, её глаза сверкали невыплаканными слезами.
— Мы дали тебе вчера вечером довольно сильную дозу, а потом ты попал в ту дурацкую пещеру. Тебе как, было очень плохо сегодня утром?
— У меня было ужасное похмелье, если ты это имела в виду.
— Я плохо помню это состояние, такое со мной случалось лишь в детстве, — заметила Дженни. — Когда растёшь, в теле происходят изменения, они затрагивают твой метаболизм. И ещё в университете, когда я принимала участие в том безумном эксперименте с применением ЛСД, у меня на следующее утро было похмелье. — Девушка взъерошила ему волосы. — Бедный ты мой. Я пришла бы сюда ещё утром, но я нужна была дяде Ларри в клинике. Правда, он сказал мне, что ты вне опасности — Вилла вовремя вытащила тебя оттуда.
— А что бы случилось, не сделай она этого?
На глазах Дженни выступили слёзы, словно от боли.
— Так что? — повторил вопрос Дейсейн.
— Ты не должен думать об этом!
— О чём?
— С тобой в любом случае такого не может произойти. Дядя Ларри говорит, что ты — неподходящего типа.
— Неподходящего типа для чего… для превращения в зомби, вроде тех людей, которых я видел в кооперативе?
— Зомби? О чём ты говоришь?
Он описал то, что мельком видел сквозь широкую дверь.
— А… вот оно в чём дело. — Девушка отвела взгляд в сторону, как бы несколько отстраняясь от него. — Джилберт, ты упомянешь о них в своём сообщении?
— Возможно.
— Ты не должен.
— Почему же? Кто они? Или что они?
— Мы заботимся о себе, — сказала Дженни. — А они — полезные члены нашей общины.
— Но ведь вовсе не все из них.
— Совершенно верно. — Она внимательно посмотрела на него. — Если государство узнает о них и захочет их выслать, то им придётся покинуть долину… большинству из них. А это может оказаться плохой услугой для сантарожанцев, Джилберт. Уж поверь мне.
— Я тебе верю.
— Я знала, что ты поймёшь.
— Они — неудачники, да? Те, кого сгубил Джасперс.
— Джилберт! — воскликнула Дженни, но тут же продолжила более спокойно: — Это совсем не то, что ты думаешь. Джасперс — это… нечто удивительное, чудесное. Мы называем его «Источником сознательности». Он открывает твои глаза и уши, изменяет твой разум, он… — Девушка замолчала и улыбнулась. — Но ты уже и сам это знаешь.
— Приблизительно, — ответил он и посмотрел на свёрток в своей руке. Что же там? Райский подарок для всего человечества или дар от дьявола? Что же такое Сантарога на самом деле: царство абсолютной свободы или место господства чёрной магии?
— Он чудесен — и ты уже знаешь это, — продолжила Дженни.
— Тогда почему вы все не раструбили об этом на весь мир? — спросил Дейсейн.
— Джил! — девушка с упрёком посмотрела на него.
Неожиданно Дейсейн подумал о том, какова бы была реакция Мейера Дэвидсона… Дэвидсона и его когорты — деятельных молодых помощников и более старших, умудрённых опытом.
То, что было сейчас у него в руках, было тем, с чем они всю свою жизнь сражались.
Для них, одетых в одинаково тёмные костюмы, оценивающих всё холодным трезвым взглядом, люди, населяющие долину, являлись врагами, которых надлежало поставить на место. Поразмыслив об этом, Дейсейн вдруг понял, что для Дэвидсона и ему подобных все покупатели представлялись одним «врагом». Да, они противостояли друг другу, конкурировали между собой, но в своей среде они признавались, что больше противостоят массам, не входящим в достаточно узкий круг финансовых акул.
Их сговор проявлялся и в словах, и на деле. С умным видом они разглагольствовали о высоте полки, её ширине, «вместимости» и «допустимых пределах» на каком-то таинственном, им одним доступном военном языке манёвров и сражений. Они знали, какова должна быть оптимальная высота, чтобы покупателю удобнее всего было дотянуться до этой полки и взять облюбованную им вещь. Они знали, что «мгновенное время» — это ширина полки, на которую ставились определённой длины контейнеры. Они знали, до каких пределов следует доводить подтасовку с ценами и упаковками, чтобы клиент мог ещё раскошелиться на покупку.
«И мы — их шпионы, — подумал Дейсейн. — Психиатры и психологи — все учёные-социологи — мы все входим в их шпионскую армию».
Дейсейн видел широкомасштабные манёвры этих армий, призванных поддерживать «врага» в сонном состоянии бездумности и послушания. Кто бы ни возглавлял эти армии, как бы они ни противодействовали друг другу, никто из них не признавался в том, с кем на самом деле он воюет.
Дейсейн никогда раньше не подходил к изучению сферы рынка под подобным углом зрения. Он вспомнил о грубо выраженной честности в рекламных объявлениях сантарожанцев, сжимая в руке бумажный свёрток.
Что же эта субстанция вытворяет с ним? Он отвернулся от Дженни, чтобы скрыть эту внезапно вспыхнувшую в нём ярость. Под воздействием Джасперса ему такие фантазии начинают приходить в голову!.. Надо же, армии!
Избежать воздействия Джасперса в Сантароге было невозможно. Да и само исследование вынуждало его пойти на это.
«Я должен проникнуть в их разумы, — напомнил он себе. — Я должен жить их жизнью, думать, как они».
И в этот момент он увидел ситуацию такой, какой её видят Дженни и его друзья-сантарожанцы: они вовлечены во что-то наподобие партизанской войны. Сантарога своим независимым образом жизни представляла собой слишком большую угрозу для финансово-промышленной олигархии остального мира, который, естественно, не мог терпеть подобное у себя под боком. Единственное спасение Сантароги — в уединении и сохранении своей тайны.
И в такой ситуации провозглашать свои принципы с высокой трибуны?! Полный идиотизм! Неудивительно, что она с удивлением оборвала его.
Дейсейн повернулся и посмотрел на Дженни, терпеливо ожидавшую, когда он начнёт наконец выбираться из тумана дурацких заблуждений. Она ободряюще улыбнулась ему, и он внезапно увидел в ней всех сантарожанцев. Они были индейцами эпохи бизонов, сражающимися с бледнолицыми за право жить и охотиться так, как им хочется, как ведёт их природный инстинкт, а не подчиняясь законам белых людей. Но всё дело было в том, что они жили в мире, в котором разные культуры не могли вместе сосуществовать. Тот, внешний мир всегда пытается подвести людей под одну гребёнку и сделать всех похожими друг на друга.
Сопоставляя оба мира, в его сознании, прояснённом наркотиком и имеющем память чужака, он почувствовал глубокую жалость к Дженни. Сантарога будет уничтожена — в этом не было никаких сомнений.
— Я была уверена, что ты поймёшь это, — сказала Дженни.
— Джасперс приравняют к сильным наркотическим средствам, как и ЛСД, заметил Дейсейн. — Он будет запрещён, а вас уничтожат.
— Я никогда не сомневалась, что ты поймёшь это после обработки, произнесла Дженни. Она бросилась в его объятия, крепко прижалась к нему. Я верила в тебя, Джил. Я знала, что с тобой будет всё в порядке.
Дейсейн лихорадочно пытался найти нужные слова, но не мог. Он по-прежнему пребывал в глубокой печали. Подвергнут обработке.
— Но тебе, конечно, всё-таки придётся написать свой отчёт, — произнесла Дженни. — Если ты потерпишь неудачу, это всё равно ничего не решит. Они найдут другого. Нам это, признаться, порядком поднадоело.
— Да… мне придётся написать отчёт, — согласился Дейсейн.
— Мы понимаем.
Эти её слова заставили Дейсейна вздрогнуть. «Мы понимаем». Не это ли «мы» рылось в его портфеле и чуть было не отправило его на тот свет… и на самом деле убило двоих других исследователей.
— Почему ты дрожишь? — спросила Дженни.
— Просто меня знобит, — ответил он.
И тогда он вспомнил о том нечто, которое, как он чувствовал, обволокло его сознание, беспокойное, пытливое, всматривающееся в него древнее существо, которое пробудилось внутри его подсознания, поднялось, как шея динозавра. Оно всё ещё находилось там, внимательно наблюдая за ним, выжидая, осматриваясь, чтобы принять решение.
— Сегодня я работаю до полудня, — сказала Дженни. — Несколько моих друзей устроили пикник на озере. Они хотят, чтобы я приехала к ним. Девушка чуть отстранилась и посмотрела на Дейсейна. — Мне бы хотелось представить тебя в самом выгодном свете.
— Но… я не в состоянии сейчас плавать, — ответил он.
— Бедное твоё плечо, — произнесла понимающе Дженни. — Понимаю. Но как чудесно было бы в это время года побывать на берегу озера! И вечером мы могли бы развести костёр.
«А кто эти МЫ?», — спросил у самого себя Дейсейн.
— Замечательная идея, — признался он.
Он удивился, что, когда произносил эти слова, внутри у него похолодело от страха. Он сказал себе, что он боится не Дженни — не эту страстную и прекрасную женщину. Впрочем, может быть, он боялся Дженни-богини… откуда-то из глубин сознания пришла эта наполненная злостью мысль.
И тогда Дейсейн усмехнулся про себя, подумав, что он различает слишком много нюансов в жизни людей этой долины. Но такова, конечно, судьба психоаналитика — видеть всё сквозь призму рассуждений.
— Немного отдохни, а в полдень встречаемся внизу, — сказала Дженни.
Она подошла к двери, повернулась и внимательно посмотрела на Дейсейна.
— Ты ведёшь себя очень странно, Джил, — заметила она. — Тебя что-то беспокоит?
Какие-то нотки в её голосе, словно она пытается прощупать его, заставили Дейсейна внезапно насторожиться. Нет, не та естественная Дженни, которую он любил, беспокоилась о нём, это… некий наблюдатель выискивает, нет ли в нём чего-либо опасного.
— Ничто — ни отдых, ни еда — не излечат меня, — ответил он, пытаясь всё обратить в шутку, но понял, что это была тщетная попытка.
— Увидимся чуть позже, — сказала девушка, её голос по-прежнему казался отчуждённым.
Дейсейн смотрел, как захлопывается за ней дверь. У него возникло ощущение, что он разыгрывает некую роль перед особого рода камерой, фиксирующей все моменты, когда он ведёт себя не должным образом. Бессвязная мысль мелькнула в его сознании: «…обнажение личности, классифицирование и характеристика».
«Кто же это хочет обнажить мою личность, классифицировать и характеризовать меня?» — подумал Дейсейн. Он знал, что это опасный вопрос, из него вытекало множество обвинений и контробвинений.
Дейсейн почувствовал тяжесть свёртка с едой. Он посмотрел на него и понял, что проголодался. При этом он понимал всю опасность, которую могла таить в себе эта пища. Неужели изменения, вызываемые Джасперсом, необратимы?
Он швырнул свёрток на кровать, прошёл к двери и выглянул в коридор. Никого. Потом перешагнул порог и посмотрел вдоль стены, за которой скрывалась телевизионная комната. Несколько секунд понадобилось ему, чтобы понять, что здесь что-то не так — реальность как бы исказилась: на том месте, где раньше никакой двери в стене не было, теперь она появилась.
Словно марионетка в руках кукловода, Дейсейн направился к этой двери и начал разглядывать её. Обычная дверь, из того же полированного, хотя и обшарпанного дерева, что и остальные двери гостиницы. Не возникало никаких сомнений, что она всегда находилась на этом месте. На табличке с номером была небольшая вмятина, а по краям — небольшой налёт тусклости — в местах, куда не доставала полирующая тряпка уборщицы. Ручка от частого прикосновения почернела.
Дейсейн покачал головой. Ему очень хотелось открыть эту дверь, но он сопротивлялся этому искушению, боясь того, что могло находиться за ней. Вдруг это самый обычный номер — кровать, ванная, письменный стол со стульями — это было бы хуже всего! Табличка с номером — 262 — привела его в возбуждение. У него вдруг возникло жуткое чувство, что он уже видел её раньше… и именно на этом месте. Дверь казалась слишком обычной.
Неожиданно Дейсейн повернулся и пошёл обратно, в свою комнату. Открыл окно. Ему вдруг, показалось, что если он будет смотреть на город с козырька подъезда, то обязательно разрешит загадку. Он начал вылазить на крышу, но остановился, увидев какого-то мужчину, стоявшего на аллее с розовыми клумбами чуть дальше гигантского дуба.
Дейсейн узнал Уинстона Бурдо, поливающего розы. Бурдо, заметив Дейсейна, махнул ему рукой.
«Позже, — сказал себе Дейсейн. — Посмотрю позже».
Он кивнул Бурдо и спрыгнул на пол, потом задёрнул шторы.
Значит, они прорубили дверь в стене, верно? Что этим они пытаются сделать? Разрушить его ощущение реальности?
Свёрток на кровати привлёк внимание Дейсейна. Он манил его к себе через всю комнату. Дейсейн испытывал непреодолимое искушение. Это было больше, чем просто еда. Он ощущал жуткий голод внутри себя, утолить который мог только Джасперс. Дейсейн вдруг представил себя Улиссом Теннисоном, целью жизни которого являлся девиз: «Бороться и искать, найти и не сдаваться». И всё же мысль о Джасперсе, находившемся в свёртке, преследовала его. Дейсейн почувствовал, как пальцы непроизвольно разрывают бумагу.
Сыр Джасперса. Дразнящий аромат исходил от него. Ощущая внутреннюю беспомощность, он откусил кусочек. Сыр, когда он проглотил его, принёс с собой тепло. Он продолжил есть, загипнотизированный собственными действиями.
Психолог медленно опустился на кровать, облокотился на подушки и уставился в потолок. Зернистый свет, отражавшийся от дерева, дрожал, как морская волна, поднимающаяся и опускающаяся, наполняя его благоговейным страхом, неотступным и всеохватывающим. Ему показалось, что его сознание преграда на пути внешнего мира, и что этот внешний мир — просто глупый механизм, не способный чувствовать или сопереживать.
Его собственная личность превратилась в узкий луч света, и он ощущал, как огромный поток бессознательного становится больше и больше, придавливая своим тяжким грузом.
«Это психоделия, — сказал он себе. — Не думай об этом».
Но этот поток было не остановить. Его сознание, расширяясь вверх и устремляясь наружу, ударило вдруг гейзером чувственных откровений, ввергнув его в состояние блуждающей сознательности.
Не осталось никакого внутреннего «я», только безвременное ощущение бытия, безмятежно существующего. Дейсейн вдруг понял, что упивается этим ощущением. Его сознание вело поиск.
«Где дети?» — спросил он себя.
Для него шокирующим оказалось откровение, осознание того, что за всё время он не видел ни детей, ни школ в этой долине.
«Где же дети? Почему ни один из исследователей не сообщил об этом?
Но исследователи же умерли», — напомнил он себе.
Смерть… странно, но это слово нисколько не пугало. Он почувствовал, как через зону сознательно уменьшаемого давления поднимается выше, где его не смогут достать могущественные силы зла. Долина, Джасперс — теперь он не мог без них существовать. Эта комната, освещённая ослепительным солнечным светом, листья на дубе за окном — всё было прекрасно, невинно, выстроено в определённом порядке. Внешняя Вселенная стала частью его бытия, мудрого и сострадательного.
Дейсейн удивился этому ощущению. Вселенная снаружи — ему казалось, словно он только сам создал эту Вселенную. «Нама-Рупа, — подумал он. — Я Нама-Рупа, воплощение имени и формы, создатель Вселенной, в которой я живу».
И в ту же секунду вновь напомнило о себе болью раненое плечо. Боль, короткий кризис, нечто, противостоящее тому, что проектировало в него воспоминания об удовольствиях. Боль исчезла.
Раздался визг шин. Он услышал пение какой-то птички. Эти звуки проникали в его сознание, танцевали и искрились, принося ощущение праздника.
Он вспомнил пытливый взгляд Дженни.
Именно это неприятное, шокирующее воспоминание привело его в себя. Трудно стало дышать. Возникло ощущение, что он играет какую-то роль в исторической пьесе, но с подобной ролью он никогда раньше не сталкивался, здесь персонажами выступали богини и существа, обладающие невероятным могуществом. Действие пьесы разыгрывалось в удивительно быстром темпе, опровергая устоявшееся, предвзятое мнение о неторопливом развитии таких сюжетов, — цепочка событий, которые невозможно было проследить в отдельности или различить. Они стремительно проносились мимо его сознания, не оставляя особых следов.
«Джасперс, — подумал он. — Я не могу вернуться… в… то… кем… я был… прежде».
Слёзы покатились по его щекам.
Он думал о том, как обыскивали его портфель. Рыдания сотрясли его тело. Что они хотели найти?
Дейсейн уже не сомневался, что вокруг него хитрые и ухмыляющиеся рожи демонов, жаждущие его крови, плоти, души. Они невнятно бормотали что-то вне зачарованного круга его одинокого сознания. Это ощущение, столь же примитивное, как танец ведьм, не хотело покинуть его. И в следующий миг он увидел перед собой роботов, автоматов с уродливыми злыми физиономиями и светящимися глазами.
Дейсейн начал дрожать, чувствуя, как всё тело покрывается потом, но это чувство было каким-то далёким, словно всё это происходило с кем-то другим, а не с ним.
Вертя головой, Дейсейн спустился с постели, встал на ноги и с трудом побрёл через всю комнату к стене, там он повернулся и потащился назад — и так взад-вперёд… взад-вперёд. Не было места, где он мог бы спрятаться. Лучи солнечного света, струившегося через окно, создавали гротескные фигуры — ящериц с человеческими лицами, серебряных гномов, насекомых с крыльями, похожих на циферблат часов…
Дейсейн грузно опустился на пол и вцепился в ковёр. Вдруг красный плетёный узор вытянул когти, коснувшись его. Кое-как он добрался до кровати и упал на неё. Он смотрел вверх, и ему казалось, будто потолок раскачивается.
Где-то играли на пианино — исполнялся Шопен.
Дейсейну внезапно показалось, что он и есть это пианино, и кристально чистые звуки, исходящие от него, избавляют душу от мук и страданий. Ослепительно яркая белизна солнечных лучей начала обволакивать его. Он вдруг понял, что одежда пропиталась потом. Ладони стали влажными. Ему казалось, что он прошёл долгий путь через какой-то опасный туннель. Это путешествие вычерпало из него все силы.
Сейчас комната снова казалась безопасной. Лучи, игравшие на потолке, превратились во вполне узнаваемые предметы; их зернистость стала складываться в деревья… семена… рассаду… деревья. Каждый артефакт на пути его видения простирался для него во времени — в прошлое и будущее. Ничего не оставалось в статическом положении.
Всё двигалось, и он был частью этого движения.
Волны сна начали медленно подниматься из глубин сознания — всё выше… выше… выше.
Его окутывал сон.
В тёмной части этого сна что-то рассмеялось, и этот смех не смолкал, продолжался и продолжался…
Дейсейн проснулся с таким чувством, что он спал очень-очень долго чуть ли не всю жизнь. Из глубины горла начал подниматься смех. Этот хихикающий звук, казалось, издавал не он, а кто-то чужой, и это испугало его. Он взглянул на часы: он проспал больше двух часов.
И снова из его горла раздалось хихиканье кого-то другого.
Он оттолкнулся от постели, удивляясь своей слабости. Плечо, впрочем, напоминало о себе меньше, боль значительно уменьшилась.
Стук в дверь.
— Да? — крикнул Дейсейн.
— Это Уин Бурдо, сэр. Мисс Дженни просила меня напомнить вам, что она будет здесь примерно через полчаса.
— Да… спасибо.
— Это всё, сэр. Надеюсь, вы неплохо отдохнули.
Дейсейн несколько секунд всматривался в дверь. «Как Бурдо узнал, что я спал?
Наверное, я храпел».
Из коридора больше никаких звуков не доносилось, но Дейсейн знал, что Бурдо уже ушёл.
Погружённый в раздумья, Дейсейн снял с себя мятую одежду, помылся в душе и переоделся. Он чувствовал гнев и разочарование. Они следят за ним каждую минуту. Он знал, что гнев легко может перейти в ярость. Однако ещё не время было дать выход своей ярости.
И тогда он спросил себя, а есть ли вообще причина для ярости.
Дейсейн почувствовал в правой руке что-то влажное. Удивительно, но он до сих пор держал в ней мокрое полотенце, отделанное по краям зелёно-белой тесьмой. Он швырнул его в ванную, и оно упало со шлепком.
Раздался ещё один стук в дверь, и он знал, что это Дженни.
В сознании Дейсейна выкристаллизовалось решение.
Он прошёл по комнате, распахнул дверь. Дженни стояла там в оранжевом джемпере поверх белой блузки и улыбалась, отчего ямочка на левой щеке обозначилась ещё чётче.
— Я рада, что ты уже готов. Ну а теперь поторапливайся, иначе мы опоздаем.
Когда девушка вела его вниз, Дейсейн спросил себя, уж не сыграло ли его воображение с ним злую шутку или действительно на её лице до появления улыбки было выражение беспокойства?
Пока они спускались по лестнице, а потом через вестибюль вышли на крыльцо, девушка не переставая что-то щебетала.
— Тебе понравится озеро в это время года. Мне бы хотелось почаще ездить туда. Тебя уже меньше, как я вижу, беспокоит плечо. Уверена, оно выздоравливает. Дядя Ларри хочет, чтобы ты позже заехал к нему на обследование. Все мои друзья просто жаждут познакомиться с тобой. А вот и они.
Компания молодых людей дожидалась их в грузовике.
Дейсейн узнал прекрасное, как у феи, лицо Виллы Бурдо, сидевшей в кабине грузовика рядом со светловолосым человеком с обветренным лицом и огромными невинно-голубыми глазами. Когда он посмотрел на Виллу, та несколько раз медленно с пониманием кивнула. Не меньше дюжины любителей природы находилось в кузове… плюс ещё несколько человек: высокий парень с каштановыми волосами и свирепыми тёмными глазами — Уолтер (фамилии его Дейсейн не запомнил); две близняшки, пухленькие, с длинными песочными волосами и круглыми личиками — Рейчел и Мариэлла.
Дженни так быстро всех представляла, что Дейсейн не успел запомнить все имена, но всё же успел обратить внимание, что рядом с Виллой Бурдо был Кэл Нис, её жених.
Дейсейну помогли взобраться в кузов, потом чьи-то руки подняли Дженни и поставили её рядом с ним. Вдоль бортов сиденья заменяли ящики. Дейсейн вдруг обнаружил, что вместе со всеми сидит на одном из ящиков, а рядом примостилась Дженни. Он начал проникаться праздничной атмосферой, созданной этими людьми: весёлый смех, пересыпаемый шутками.
Взревев, грузовик тронулся с места. В лицо хлестал ветер. Сквозь листву проносившихся мимо деревьев мелькало голубое небо, на ухабистой дороге довольно сильно трясло… Дейсейн обратил внимание на непрекращающийся смех.
Ему всё больше и больше казалось, что лишь они вдвоём с Дженни не участвуют в этом веселье.
Знакомо ли этим людям чувство деликатности? Дадут ли они новому человеку время на то, чтобы осмотреться, освоиться?
Он пытался оценить эту ситуацию с точки зрения психолога, но ему мешало то, что он сам был вовлечён в неё. Невозможно аналитически обдумывать все детали, не обращая внимания на собственные действия. Когда к нему прижалась Дженни, плечо снова заныло. Ветер бросил волосы Дженни на его лицо. Каждое подпрыгивание грузовика болью отдавалось в плече.
Вся ситуация начала представляться Дейсейну каким-то кошмарным сном.
Дженни выпрямилась и произнесла ему на ухо:
— О Джил… как же я мечтала об этом дне… когда ты окажешься здесь и станешь одним из нас.
«Одним из нас, — повторил про себя Дейсейн. — Разве я на самом деле стал одним из них?»
Уолтер-Как-Там-Его-Дальше, очевидно, неправильно расценил действие Дженни. Он махнул рукой и крикнул через весь грузовик:
— Эй! Никаких оргий до вечера!
Это вызвало взрыв хохота у остальных, но не привлекло к этим словам особого внимания. Парни и девушки продолжали болтать между собой, не пытаясь вовлечь Дженни и Дейсейна в разговор.
«Оргия!»
Это слово как бы переключило какой-то рычаг в сознании Дейсейна. Оно уже не употреблялось во внешнем мире, да и сказано было явно ни к селу ни к городу. Однако, похоже, было хорошо знакомо этим людям и часто употреблялось здесь, в долине.
Сантарога начала видеться Дейсейну в новом свете. Местные жители консерваторы в истинном смысле этого слова. Они цепляются за прошлое, сопротивляются любым изменениям. Он чуть поправился: они противники кое-каких изменений. Эти люди решили, что кое-что из прошлого стоит сохранять в неизмененном виде. И это всё более отчуждало их и удаляло от жителей внешнего мира. Долина превращалась в своего рода заповедник, где свято соблюдали старые традиции.
Грузовик свернул на другую дорогу, по сторонам её росли платаны, и сквозь листья, с виду напоминающие кленовые, сверху просачивался зелёно-золотистый свет. Грузовик ещё раз тряхнуло, и Дейсейн поморщился от боли, когда Дженни навалилась на его левое плечо.
Вынырнув из окружения платановых зарослей, грузовик через сосновую аллею выехал на поросшую травой равнину, выходящую на песчаный берег лазурного озера.
Дейсейн уставился куда-то вдаль, задумавшись и едва ли замечая, как вниз на траву спрыгивают люди и что Дженни сообщает ему, что наконец-то они прибыли на место. Что-то в этом озере (почему-то оно казалось ему знакомым) наполняло его ощущением восторга и одновременно обеспокоенности.
Узкий, из тёмного дерева настил вёл к небольшому плоту и платформе для ныряния — сверкая серебристо-серым цветом в лучах солнца. Вдоль одной стороны были привязаны лодки.
Восторг и обеспокоенность.
Это ощущение проходило, и ему, когда он полностью сосредоточился на своих переживаниях, стало казаться, что он видит фантомы.
— Как твоё плечо? — участливо спросила Дженни.
— В порядке, — уверил её Дейсейн.
Вслед за девушкой он спрыгнул с грузовика, желая дать разрядку своему напряжению, соединиться с этой смеющейся компанией. Они прибыли сюда, чтобы повеселиться — принесли с собой ящики, из которых соорудили столы под деревьями, разожгли костёр. Кое-кто отправлялся к ближайшим зарослям и возвращался потом в купальных костюмах.
Дженни присоединилась к группе, расставлявшей на столах привезённую на пикник еду. Вскоре она вместе со всеми отправилась купаться, скинув с себя платье и оставшись в оранжевом купальном костюме — прекрасная наяда, речная нимфа, сверкающая загоревшей кожей и вызывающая восхищение своим гибким станом.
Она махнула рукой Дейсейну и крикнула:
— Увидимся через минуту, дорогой!
Наблюдая за тем, как она нырнула в озеро, Дейсейну показалось, что он только что потерял её навсегда. Его обуревала страшная ревность, ему представлялось, что он — немощный старик в компании играющих детей и не способен разделить их счастье.
Дейсейн окинул взглядом озеро и близлежащие леса. По глади озера пробежался лёгкий ветерок, принося дыхание лета, запах травы и сосен. Ему вдруг захотелось, чтобы у него в руке оказался бокал с вином, и он мог бы тогда выйти навстречу этому ветерку и поприветствовать его и этот такой прекрасный день, а потом броситься с разбега в озеро и позабыть обо всём…
Медленно Дейсейн прошёл к деревянному настилу и пошёл по доскам. На небе проплывали барашки облаков, и он видел отражение этих облаков на гладкой поверхности озера. Однако волны разбили эту иллюзию. К нему подплыла Дженни и приподнялась над досками. С её лица стекала вода, она улыбалась и никогда ещё не казалась столь привлекательной.
— Дорогой, почему бы тебе не сойти на плот и не позагорать, пока мы будем плавать? — спросила она.
— Да, действительно, — согласился он. — Я, может быть, даже заберусь в одну из этих лодок.
— Не забывай про своё плечо, или я пожалуюсь дяде Ларри.
Дженни оттолкнулась от досок и медленно поплыла в сторону плота.
Дейсейн пошёл дальше, стараясь не касаться мокрых тел людей, забирающихся на платформу и тут же сигающих вниз. Его вдруг поразила мысль, что разве это не странно, что в компании знают о его существовании, но никто, похоже, не замечал его — ему давали проход, но ни разу не взглянули ему в глаза; они кричали что-то, но, опять же, вовсе не ему.
Дейсейн подошёл к ближайшей лодке, отвязал бакштов и уже собрался забраться в неё, но на несколько секунд остановился — в пятидесяти футах от него плыла Дженни, наслаждаясь мерными взмахами рук над поверхностью озера и медленно удаляясь по диагонали от плота.
Когда Дейсейн вступил одной ногой в лодку, кто-то толкнул его в спину. Его нога оттолкнула планширь, и лодка начала удаляться. Он понял, что ещё немного — и он окажется в воде. В голове лихорадочно мелькнуло: «Проклятье! Я же промокну до нитки!» Лодка развернулась кормой к берегу, он попытался дотянуться до неё, однако левая нога поскользнулась на мокрой поверхности дерева. Дейсейн начал падать, разворачиваясь в воздухе, уже не способный контролировать свои движения.
Конец лодки, видимый краем глаза, стремительно приближался. Он попытался дотянуться до него, но всё дело было в том, что падал он больным боком, и его рука не могла двигаться достаточно быстро.
А затем в глазах потемнело. Дейсейну показалось, что он погружается в нечто холодное, беззвучное, абсолютно тёмное и манящее его в свои объятия.
Какая-то часть его «я» закричала: «Восторг и обеспокоенность!»
Он ещё успел подумать, какое же это странное сочетание.
А потом откуда-то издали в лёгкие проникла боль, принеся с собой озноб… ужасающий озноб. Он почувствовал давление… и холод… и всё казалось далёким и не представляющим никакой важности.
«Я тону», — подумал он.
Эта мысль нисколько не тревожила его — словно это относилось к кому-то другому, а не к нему.
«Они не видят меня… и я утону».
Холод усилился — его тело почувствовало, что находится в воде.
Его резко развернуло.
А ему всё это по-прежнему казалось чем-то далёким, нереальным.
Как раскат грома, раздался голос Дженни:
— Помогите! Прошу вас! Кто-нибудь, да помогите же! О Господи! Неужели никто не поможет мне? Я люблю его! Прошу вас, помогите мне!
Он вдруг почувствовал чьи-то руки, кто-то успокаивающе произнёс:
— Всё в порядке, Джен. Мы держим его.
— Прошу вас, спасите его! — Она почти что рыдала.
Дейсейн почувствовал, как его завернули в нечто твёрдое, впившееся в живот. Во рту разлилось тепло, а грудь сдавила ужасная боль.
Внезапно его охватил приступ кашля, он задыхался, и боль разрывала его горло и бронхи.
— Он наглотался воды, — раздался мужской голос, почти лишённый эмоций.
Рядом с ухом Дейсейна прозвучал молящий голос Дженни:
— Он дышит? Прошу вас, не дайте ему умереть. — Дейсейн чувствовал влагу на шее, и Дженни продолжала умолять кого-то рядом: — Я люблю его. Прошу вас, спасите его.
Тот же бесстрастный голос произнёс:
— Мы понимаем, Дженни.
Раздался ещё один голос, хриплый, женский:
— Конечно, это единственное, что можно сделать.
— Мы и делаем это! — пронзительно крикнула Дженни. — Неужели ты этого не видишь?
В этот момент, когда его уже подняли и понесли, Дейсейн тупо спросил себя: «Делаем что?»
Он перестал кашлять, однако боль в груди осталась. Каждый вздох приносил мучение.
Вскоре он почувствовал, что его положили на траву на спину. Потом плотно обернули во что-то тёплое. И он ощутил себя как бы в утробе матери.
Дейсейн открыл глаза и увидел над собой Дженни, её тёмные волосы вырисовывались на фоне голубого неба. Девушке удалось выдавить из себя дрожащую улыбку.
— О, слава богу, — прошептала она.
Его подняли за плечи. Лицо Дженни отдалилось. К губам прижали чашку, наполненную горячей коричневой жидкостью. Узнав характерный всеподавляющий запах Джасперса, Дейсейн почувствовал, как горячий кофе обжигает горло.
И тут же по всему телу начало разливаться тепло, принося облегчение. Чашку убрали, но тут же вернули, когда он губами потянулся к ней.
Кто-то рассмеялся и сказал что-то, но Дейсейн не разобрал, что именно, кажется: «Давайте по полной». Но эта фраза не имела для него никакого смысла, и он тут же забыл о ней.
Чьи-то руки снова осторожно положили его на траву. Всё тот же бесстрастный мужской голос произнёс:
— Пусть некоторое время он пробудет в тепле и покое. Всё страшное уже позади.
Дейсейн вновь увидел лицо Дженни. Её руки гладили его голову.
— О, дорогой, — начала девушка. — Я посмотрела в сторону причала и увидела, что тебя там нет. Я не видела, как ты упал, но догадалась, в чём тут дело. Хотя никто этого не заметил. Мне показалось, что прошла целая вечность, пока я не доплыла до тебя. О, бедная твоя головушка. Такой ушиб!
Дейсейн в этот момент почувствовал боль в висках, словно её вызвали слова девушки. «Вот это я ударился!.. Может, сделать рентген? — подумал он. — Откуда они знают, что у меня нет трещины в черепе… или сотрясения мозга?»
— Кэл говорит, что, наверное, лодка начала опрокидываться, как только ты вступил на неё, — продолжила Дженни. — Мне кажется, никакого перелома у тебя нет.
Дейсейн чуть не закричал от боли, когда девушка прикоснулась к ушибленному месту.
— Это просто сильный ушиб.
«Просто сильный ушиб!» — повторил он про себя. Внезапно его охватил гнев. Почему они ведут себя столь безразлично.
И всё же по телу продолжало разливаться тепло, и он подумал: «Конечно, со мной всё в порядке. Я ведь молодой и здоровый. Я встану на ноги. И у меня есть Дженни, которая защитит меня. Ведь она любит меня».
Что-то в этой цепочке мыслей вдруг показалось ему неправильным. Он моргнул. И в его мозгу словно произошло короткое замыкание: перед глазами появилась туманная дымка, в которой вспыхивали разноцветные огни: красные, оранжевые, жёлтые, коричневые, зелёные, фиолетовые, голубые, они напоминали насекомых с ответвлёнными хрустальными надкрыльями.
Этот свет превратился в некое внутреннее мембранное чувство, способность тончайшего восприятия, которое охватило всё его сознание. И тогда он почувствовал, как сильно бьётся его сердце, как приподнимается и опадает оболочка нежного мозга в такт с этой пульсацией, её повреждённый участок — да, действительно, это всего лишь ушиб, кость цела.
И в этот момент Дейсейн понял, почему сантарожанцы выказывали столь крайне малую озабоченность его травмой. Они увидели это благодаря их связи с ним. Да, на их месте он тоже сказал бы, что нужна помощь, если бы она действительно требовалась.
«Тогда почему они не начали спасать меня, пока не заголосила Дженни? спросил себя Дейсейн. И тут же с удивлением пришёл ответ: — Да потому, что я не кричал мысленно о помощи!»
— Мне кажется, тебе не помешало бы сейчас поспать, — заметила Дженни.
Она положила ладонь на его правую руку.
— Или есть что-то, ради чего спать не стоит даже после травмы головы?
Дейсейн внимательно посмотрел на неё, отмечая её спутанные после его спасения волосы, то, с какой внимательностью она глядит на него. На её ресницах ещё осталась влага, и ему показалось, что если он проникнет взглядом дальше, то обнаружит дорогу в некую волшебную страну.
— Я люблю тебя, — прошептал он.
Девушка приложила палец к его губам.
— Я знаю.
«Теперь я сантарожанец», — подумал Дейсейн.
Он лежал на траве, без конца повторяя эту мысль, и она наполняла его странным ощущением, что у него останется связь с Дженни, даже если она высвободит его руку и оставит его одного лежать на траве. И это нисколько не напоминало телепатию — просто он начал понимать окружающий его мир: настроение людей, озеро, в котором они плавали, деревья вокруг. Когда один из его спутников нырял в воду, остальные знали об этом.
«О Господи! Что этот Джасперс может сделать для мира!» — подумал поражённый Дейсейн.
Но отчего-то эта мысль вызвала только новые волны на поверхности озера взаимопонимания. В этой мысли скрывалась буря, опасная буря. Дейсейна передёрнуло.
Он вспомнил, почему он приехал сюда, и увидел конфликт, который был неминуем после этого нового осознания. Люди, пославшие его сюда… чего же они хотят?
«Доказательств», — подумал он.
Он вдруг поймал себя на том, что не может сосредоточиться на том, какие именно доказательства они хотят. Его мысли всё время возвращались к машине Джерси Хофстеддера и грубой, типичной для янки замкнутости этих людей.
Теперь уже друзья Дженни замечали его, Дейсейн видел это. Они обращали на него свои взгляды — нисколько не таясь, разговаривали с ним. А когда ему вдруг захотелось встать и подойти к огромному костру, то устроились перед ним, преграждая путь вечернему холоду, а их сильные руки помогли ему подняться, хотя он не просил об этом.
Наступила ночь.
Дейсейн вдруг заметил, что сидит на одеяле рядом с Дженни. Кто-то бренчал на гитаре в темноте. Одна сторона озера была освещена бледным лунным светом, а вторая погружена в величественный мрак ночи. Под порывами ветра в этом мраке плескались воды озера, и ему казалось, что если бы только было возможно удалить эту темноту, то в ослепительном свете перед ними открылась бы удивительная сказочная земля.
Дженни прижалась к нему и прошептала:
— Ты чувствуешь себя лучше. Я знаю это.
Он молча согласился с ней.
У озера вспыхнули факелы — чтобы осветить путь возвращающимся лодкам. Кто-то передал Дейсейну сандвич, от которого резко пахло Джасперсом. Он съел его, не отводя взгляда от факелов и костра; деревья в этом призрачном свете отбрасывали красные, гротескные шатающиеся тени, и к небу устремлялись струйки дыма. Неожиданно Дейсейн спрятал остаток сандвича в карман.
Что заставило его сделать это — вряд ли он сам мог бы дать ответ на этот вопрос. Дейсейн вспомнил один эпизод, который случился после того, как они расстались с Дженни после обучения в университете. Он высунул тогда руку из окна, чтобы ощутить дождь, когда увидел под своим окном бусинки воды, сверкающие и переливающиеся подобно рассыпанному там ожерелью.
Неожиданно ветер изменил направление и принёс с собой дым, от которого заболели глаза. Наглотавшись дыма, Дейсейн вдруг проникся убеждённостью, что настал решающий момент, которого так ждала Дженни, сидящая сейчас рядом с ним.
И когда он подумал о ней, девушка протянула руку, притянула его к себе, их губы соединились. Это был долгий поцелуй, сопровождаемый кем-то наигрываемой мелодией гитары, ударами капель дождя о подоконник и приносимым сквозь открытое окно запахом дыма.
«Смогу ли я когда-нибудь объяснить это словами? — подумал Дейсейн. Селадор решит, что я сошёл с ума».
Дженни чуть отстранилась от него при этой мысли и нежно провела рукой по его шее.
— Давай поженимся, — прошептала она.
«Почему бы и нет? — подумал Дейсейн. — Ведь теперь я сантарожанец».
Но вместе с этой мыслью пришла и волна страха, которая сдавила грудь и заставила Дженни вздрогнуть. Она отодвинулась от него и посмотрела на него с беспокойством.
— Всё будет хорошо, — прошептала она. — Вот увидишь.
Однако в её голосе тревога не исчезла. И Дейсейн ощущал угрозу в ночном мраке. Гитарист, закончив на печальной ноте, неожиданно отложил свой инструмент в сторону.
Дейсейн увидел, что свет луны смещается дальше, заполняя чёрную поверхность озера… и перед ними открывается… Нет, не волшебная страна, а просто продолжение озера и другие деревья.
Определённо ночью стало прохладнее.
И снова Дженни нежно поцеловала его.
Дейсейн понял, что всё ещё любит её. Это была единственная реальность, за которую он мог цепляться. В этой ночи больше не осталось ничего волшебного. Он понимал, что проваливается в безумие, слышал какой-то насмешливый голос внутри себя.
Когда Дженни отодвинулась от него, он прошептал:
— Я хочу жениться на тебе, Дженни. Я люблю тебя… но… мне нужно время… Мне нужно…
— Я знаю, дорогой, — перебила его Дженни. Она провела ладонью по его щеке. — У тебя будет столько времени, сколько ты захочешь.
В голосе её прозвучала нотка отчуждённости. Дейсейн почувствовал в этот момент, какой же холодной стала ночь и как затихло всё вокруг.
Неожиданно среди людей, окружавших его, возникла какая-то суматоха. Все начали собираться и потянулись к грузовику.
— Пора возвращаться, — сказала Дженни.
«Возвращаться куда?» — подумал Дейсейн.
Дженни встала, потом помогла подняться ему. Он споткнулся, ощутив кратковременный спазм и лёгкое головокружение. Дженни помогла ему устоять.
— Ты хочешь, чтобы дядя Ларри осмотрел твою голову сегодня ночью? спросила девушка.
«Паже», — вспомнил Дейсейн. Именно туда они и собирались вернуться. Паже. И там они продолжат свою игру в вопросы и ответы. К этому его вынуждают изменения, происшедшие в нём под влиянием Джасперса.
— Я навещу его утром, — сказал Дейсейн.
— Не ночью?
«Самое время», — подумал Дейсейн, а вслух сказал:
— Да, не этой ночью.
Этот ответ, похоже, встревожил Дженни. Она всю дорогу в город просидела молча, лишь едва придерживая его.
