Лоренс бросил свою помятую за прошедшую ночь сумку между ног и вытер лицо. Ему хотелось думать, что пот у него выступил из–за Нью–Йоркской жары, а не по причине слабых нервов. Вестибюль здания конторы был выложен кафелем. Повсюду чувствовался запах пыли, машинного масла и жёлтого мыла, отравляющий любое дуновение слабого ветерка.

Немного правее располагалась дверь, ради которой он и проделал столь долгий путь. Её остеклённое до пола окно несло на себе отпечаток легенды в виде очень сдержанной надписи: «Грауфорд и сын, импортёры». Но чем мистер Грауфорд и его наследник занимались в сфере импорта, проходящим мимо оставалось только догадываться. Лоренс для поднятия духа последний раз взглянул на часы и открыл дверь.

Седовласая женщина, занимавшая пространство за побитой конторкой в приёмной, безразлично взглянула на него.

— Слушаю вас? — сё отстранённый голос, должно быть, был специально подобран, чтобы поставить на своё место любого пришельца.

— Мне назначена встреча, в десять, этим утром.

— Десять… — она провела пальцем по странице ежедневника на конторке. — И вы из?..

— Джексона. Миссисипи.

— Входите, вас ожидают, — она указала на дверь позади себя.

Юноша вошёл в совершенно обыкновенную, просто обставленную комнату. Дешёвый письменный стол располагался между двумя окнами. И только два кресла — одно за столом, другое прямо напротив него.

Человек за столом ничем не отличался от любого из служащих средних лет. Он мог бы быть старшим бухгалтером. Он смотрел в окно и, когда Лоренс вошёл, повернулся вместе с креслом.

— Мне назначено на десять, — начал Лоренс слегка неуверенно.

— О, да. Вы молодой человек из Джексона. Садитесь.

Лоренс же был похож на младшего клерка, рыщущего в поисках нового рабочего места. Он чувствовал смутное неудовлетворение. Это слишком уж не совпадало ни с его ожиданиями, ни с его представлениями о подобной беседе.

Человек за столом вытащил какие–то листы стандартного формата, сколотые вместе скрепкой.

— Ваше предложение попало в этот офис неделю назад. Оно имеет свои достоинства, но столь большой элемент личной заинтересованности не произвёл на нас впечатления хорошей идеи. Иными словами, вы пришли сегодня сюда убедить меня, что вы — единственный, кто может справиться с этим делом должным образом, и я предупреждаю вас, что совершенно в это не верю. У нас имеются хорошо обученные люди в этой точке земли, которые вполне способны выполнить всё, что потребуется…

— За исключением того, что они не смогут открыть сейф. Только один человек может сделать это, не повредив содержимого, — возразил Лоренс. Ему сразу не понравился этот тихий бесцветный человек.

— Всё, что нужно для этого, — это знание ключевого слова.

— Именно так — ключевого слова.

Его собеседник складывал бумагу в аккуратную стопку, озабоченный выравниванием углов. Лоренс решил подождать, пока человек сам не обратится к нему.

— Вы очень молоды, мой друг. Я могу понять ваше желание самому исполнить эту миссию. Но вы на два года выпали из происходящих событий. Вы не имеете представления о том, как изменилась жизнь. Было бы явным безумием посылать сейчас новичка на оккупированную территорию. Достаточно бывшему соседу вас опознать, как вас сразу возьмут на заметку.

— По всем их сведениям я мёртв. Дом Норрисов сгорел в ночь моего бегства и они, должно быть, убедились, что он стал для меня последним пристанищем.

— Пожалуйста, никаких имён, даже здесь. Возможно, что сказанное вами — чистая правда. Но с другой стороны, эту ошибку могли обнаружить. Вследствие вашего уникального положения вас уже держат на заметке. А они дотошные, возможно, самые дотошные работники в мире сегодня. Существует вероятность, что они прекрасно осведомлены и о том, где вы находитесь в данное время. Ваш план мы не будем даже обсуждать.

— Если, — Лоренс наклонился вперёд через край стола, — вы не поможете мне вернуться туда, тогда я пойду сам. В это вы верите?

Глаза под седыми бровями собеседника были необычайно светлыми и липкими, как будто то, что могло бы лежать в их глубине, было защищено плёнкой.

— Да, — согласился он, — верю. Человек, если его прижать к стене, способен на многое, — он хихикнул, но звуки, издаваемые им, никоим образом не походили на смех. — Поскольку мы нуждаемся в том, что вы можете нам предложить, то поддержим вас. Здесь, — он пододвинул конверт, — ваши билеты в Галифакс. Вы доберётесь туда к среде и доложитесь по этому адресу. Там стоит армейский бомбардировщик, следующий в Англию. По прибытии в Лондон отправляйтесь в то место, куда капитан Смитс посылал вас. Там позаботятся об остальном.

— Похоже, вы всё–таки подготовились к моему отбытию, — не смог удержаться Лоренс.

— Я уже и раньше сталкивался с темпераментом вашей семьи. Теперь, раз уж вы отсутствовали так долго, было бы неплохо мне дать вам последнюю информацию о местных делах. Там работают две основные подпольные группы — «Мы помним дубинки», зародившиеся в Амстердаме в квартале Де Йордан. Они интересуются главным образом подготовкой документов…

— День топора!

— Именно так. Они могут помочь в подготовке отчётов о преступлениях захватчиков, списков военных преступников и так далее. Я уверен, что у них есть люди, которые, когда придёт время, будут действовать решительно. «Гезы», возрождённая старая организация по освобождению и защите родины. И они имеют своих людей повсюду, что поможет делу. Каково их участие в субсидировании подпольных газет, мы не знаем, но оно должно быть велико. По слухам, их лидер — «Полковник Вердун». Это может быть один человек или группа людей, действующих по единому плану.

С противной стороны мы имеем Вольфсангел, Вер Афделинг и, естественно, гестапо. Из этих троих последнее наиболее опасно. Ренегаты–штурмовики особого интереса не представляют. Они даже не смеют носить форму на улице, если не окажутся в подавляющем большинстве.

Проблема с нацистами, — он уронил свои бумаги и сидел, сведя руки, словно профессор в колледже, читающий лекцию студентам, — состоит в том, что они не понимают психологии иначе, как применительно к германской нации. Они построили империю страха и крови и звереют от того, что всё идёт не слишком гладко. Они не понимают людей, которые только крепнут под давлением, вместо того, чтобы сломаться. Сначала они гневаются на продолжающееся сопротивление, потом боятся. Боятся, потому что каждый нацист в глубине души понимает, что он — проигравшая сторона, что скоро наступит День Топора. Так же неотвратимо, как и восход солнца. И этот страх идёт рядом с ним и спит в его постели. Так что сейчас мы играем на их больных нервах. Для этого достаточно мелочи. Песня на улице, слово, написанное на стене, остракизм. Да, это война нервов, но чьих — наших или наци?

Вы отправляетесь в плотную смесь подозрений, заговоров и контрзаговоров, несовместимых с нормальной человеческой жизнью. Да, я знаю, в это трудно поверить, сидя здесь, в этом офисе. Но это сущая правда. И вы должны понимать, что отправляетесь только с одной целью — забрать оставленное вами и вывезти это за пределы страны. Вы не должны более ни в чём участвовать. Вы должны закрыть глаза и уши и не дать прорваться благородному негодованию. А мерзостей будет там предостаточно. Рыцарство и порядочность должны быть отброшены. Вы не можете поддаваться им и мстить. Этот урок лишь немногие усваивают, не пройдя через пламя ада, созданного нацистами. Я не спрашиваю, есть ли у вас мужество действовать, но есть ли у вас мужество бездействовать? Бездействовать, когда каждое добропорядочное чувство, воспитанное в вас, побуждает вас к противному?

Лоренс пошевелился под испытующим взглядом этих плоских глаз.

— Я не знаю, — медленно ответил он. Это было нечто новое. Нечто, о чём он ранее не задумывался.

— Тогда вам лучше поскорее это узнать! Запомните, в ваших руках будет не только ваша жизнь. Мы редко прибегаем к оружию и избегаем открытых схваток. Люди просто исчезают, а объяснения следуют потом. Неужели вы не видите, что риск от того, чтобы предоставить вам свободу поступать как вздумается, может поставить под угрозу гораздо более важные планы ещё в самом начале? Наши враги обладают изощрённой варварской хитростью. Нормальный человек не в состоянии постигнуть всю глубину подобной испорченности. И мы, вынужденные играть по установленным ими правилам, неужели вы думаете, что мы сможем победить, не запачкав рук? Да, я искренне надеюсь вас сейчас напугать. Теперь такое время, что человеку полезно быть испуганным. Потому что я уверен — если вы не изменитесь, то не вернётесь…

— Я иду!

Человек без имени пожал плечами.

— Прекрасно. Я не буду больше тратить время на бесполезные споры. Перейдём к фактам. Здесь, — он ткнул пальцем в карту, — район, куда вы будете сброшены. Ваш дом по–прежнему в развалинах. И этот участок местности сейчас слабо заселён. Как вы проникнете туда, я сейчас не знаю, но для работы у вас будет чуть больше часа. Насколько хорошо вы знаете район?

— Я провёл там большую часть своей юности. Я ловил рыбу и плавал в этом канале, ездил верхом по этим дорогам. Я знаю почти каждого в деревне…

— Тогда держитесь от неё подальше! На возобновление старых связей совершенно нет времени — если там даже осталось, что возобновить. После того, как обезопасите свой пакет, вы возвратитесь в Англию тем способом, какой вам предложат на месте. Особую опасность представляет то, что наци, возможно, держат эту вещь на заметке. Совсем недавно наблюдалась какая–то активность в этом направлении. Наверное, толстый Геринг пожелал присовокупить ещё одно драгоценное изделие к своей коллекции. К тому же гестаповец в том районе молод и усерден, с амбициями. Он, должно быть, обладает каким–то эквивалентом совести и, следуя примеру Зейц–Инкварта, каждую ночь проводит под новой крышей. Его штаб–квартира находится вот в этом месте, примерно в миле по другую сторону деревни…

— Это дом Линдерсов!

— Гуго Линдерс был одним из заложников, расстрелянных в прошлом январе. Его дом теперь, естественно, собственность Рейха.

— Расстрелян в прошлом январе!

Боже, минхеер Линдерс, этот высокий улыбчивый человек, имевший обыкновение зазывать деревенских ребятишек совершить набег на его вишни, ходивший, прихрамывая, с тростью вниз по дороге на вечернюю партию в шахматы с отцом Ритмеестром, не мог жить отдельно от своего дома, который он так глубоко любил. Но это была правда — минхеер Линдерс больше не жилец на этом свете.

Человек за столом наблюдал за ним и кивнул, как будто Лоренс удачно ответил на какой–то трудный вопрос.

— Это заставляет вас осознать произошедшие перемены? Таких там ещё несколько.

— Отец Ритмеестр?

— Его вы тоже не найдёте. Церковь не питает симпатий к этому новому положению дел. Я уверен, что и само здание однажды ночью неожиданно сгорело. Предполагалось, что там временно разместили какие–то военные припасы. Несомненно, один из часовых закурил в нарушение приказа.

— Какая неудача! — Лоренс улыбнулся.

— Да, это доставило властям массу хлопот. Привело к некоторым арестам. Но позднее состоялась небольшая операция по освобождению заключённых, так что равновесие вновь было нарушено. Поговаривают о смещении гестаповского начальника. Но он, видимо, имеет весомые контраргументы. Это усилило его неугомонность до раздражающего уровня. И у нас появились некоторые проблемы, — он говорил теперь с почти игривой интонацией.

— А теперь, впридачу, появился ещё и я, — не удержался Лоренс.

— Вы необычайно проницательный юноша, настолько, что когда я попрошу вас начисто забыть об этой встрече, то буду знать, что так и произойдёт. А теперь, — он взглянул на часы, — ваши тридцать минут истекли. Полагайтесь на свою голову, а не на сердце, тогда, возможно, сможете выкарабкаться. До свидания.

Вот так человек, имени которого он никогда не узнал, в конечном итоге отделался от него. Но в кармане пальто остались билеты до Галифакса и перспектива дальнейшей транспортировки за его пределы. У Лоренса было ещё одно поручение в Нью–Йорке и, покинув офис «Грауфорда и Сына», он быстро нашёл нужное ему место на противоположной стороне улицы.

— Меня зовут Ван Норрис, — сказал он сутулому человеку, сгорбившемуся за низкой стойкой. — Надеюсь, вы закончили работу, о которой мы договаривались.

Человек выкрутил ювелирную лупу, ввинченную в его глазницу.

— Да, всё готово, сэр.

Он неторопливо развернул на стойке квадрат чёрного бархата, из которого извлёк что–то мерцающее, что должно было быть установлено с великой тщательностью, и спросил, прежде чем отступил назад и предложил Лоренсу взглянуть.

— Чей он, сэр?

— Мой, — Лоренс в нетерпении барабанил пальцами по краю стойки. Если бы у него у самого были необходимые инструменты и материалы, он бы никогда не послал это в столь сомнительную контору.

— Это правда? — ювелир удивлённо взглянул на него. — Но это работа опытного мастера. Я уверен, вы найдёте законченную вещь соответствующей вашим условиям.

Он наконец отошёл в сторону и позволил Лоренсу увидеть, на что похож плод его воображения, воплощённый в подходящий металл и камни.

Пухлый Ганеша, отражая свет серебром своего округлого брюшка, — никогда не предусматривалось, чтобы слоноголовый божок имел голодный и худой вид, — ухмылялся своему заказчику. В щедрых ладонях каждой из своих распростёртых рук он держал по одному рубину из ручья в джунглях. В Ганеше, предлагающем удачу и богатство всему миру, чувствовался некий лукавый юмор, как того пожелал Лоренс. И впервые нынешний глава Дома Норрисов познал удовлетворение, приносимое созиданием. Это было именно то, на что он надеялся.

— Жаль, что камни такие дешёвые, — прокомментировал мастер.

— Они имеют присущую только им цену, — возразил Лоренс. — Но я должен сделать комплимент, минхеер, вашему мастерству!

— Мне понравился этот заказ. Здесь есть радость, жизнь, возможно, озорство. Это было удовольствием, принести в жизнь вашего бога. Всего лишь однажды видел я подобную разработку. Это было кольцо, принесённое мне несколько недель назад для ремонта. Возможно, вы, согласитесь взглянуть. Я срисовал его, чтобы внимательно изучить на досуге.

Он отыскал толстый конверт и вытащил оттуда одну бумагу с карандашным наброском. Он был весьма необычным. Изображал паука, ожидающего в паутине прилёта мухи, осторожно севшей на край.

— Это красное золото, а паук — эмаль в старинном стиле, красная, тогда как муха сине–зелёная. Я сначала решил, что оно с востока, но владелец заверил, что оно сделано в Голландии в Доме Норрисов. Вас ведь тоже зовут Норрис. Возможно, что вы видели это кольцо и раньше.

— Видел, — Лоренс прослеживал линии на грязном листке. — Я видел, как его изготавливали. Но это кольцо… Вы сказали, что оно было здесь, в Нью–Йорке, всего несколько недель назад?

— Да, сэр. Владелец решил, что маленькая мушка сломалась.

— Я только сегодня узнал, что человек, для которого оно было сделано, мёртв, расстрелян, как заложник. Оно предназначалось для особого подарка и не могло быть передано кому–нибудь ещё…

— Если человек, для которого оно сделано, мёртв, значит, кольцо у кого–то ещё. Возможно, у грабителя, например.

— А как имя человека, который его принёс?

— Подождите минутку, оно должно быть в гроссбухе.

Ювелир раскрыл тяжёлую книгу и пролистал страницы.

— Харвей, Смит, Робертс… Вот оно — Ван Остер. Возможно, он родственник расстрелянного человека.

— Не думаю. А кольцо сейчас у него?

— Да. Он сказал, что ненадолго задержится в Нью–Йорке. Как жаль, что я не могу помочь вам в его поисках. Он мог бы вам рассказать, откуда у него кольцо.

— Это как раз то, что я хотел бы узнать, — ответил Лоренс. — Теперь насчёт этой броши. Упакуйте её и отошлите по тому адресу, что я вам дам, — мисс Картландт. Приложите эту карточку.

Он бросил последний взгляд на Ганешу и его потрескавшиеся рубиновые шарики, заплатил по счёту и ушёл. Карла тоже должна быть проинформирована об изменениях в его планах — когда он будет уже в пути. Пит и Карла. Ни одному из них не понравится то, что они узнают об его намерениях.

Но пока юноша шёл по улице, один–единственный вопрос крутился у него в голове, как заезженная пластинка. Он не давал ему даже составить планы на будущее.

Кто такой Ван Остер, и как получилось, что он носит кольцо, придуманное йонхеером для своего хорошего друга Гуго Линдерса?

«Я буду благодарен за любую информацию о Ван Остере, какую вы сможете для меня раскопать. Его присутствие в Соединённых Штатах и та настойчивость, с какой он меня разыскивал, тот факт, что он владеет кольцом Линдерса — всё это не даёт мне покоя.

Что касается меня — ну, отсутствие новостей тоже хорошая новость в наше время. Я должен проскользнуть из одного мира в другой и до сегодняшнего дня не имею представления, как это будет осуществляться.

Пишите мне до востребования в Лондон, когда я смогу, то сразу дам вам знать, как обстоят мои дела.

Лоренс Ван Норрис».

«Лондон. Англия.

Июнь, 1942 год.

Дорогой Лоренс!

Это длинное письмо, но не думаю, что ты найдёшь его скучным. Много разного случилось с тех пор, как я покинул твою Америку, ради моей собственной страны. Первое, что я должен сказать — я пробуду здесь не долго. Я уяснил, что те, с кем мы сражаемся, тоже люди и мы вполне можем померяться с ними умом и силой. Теперь у меня нет опасений насчёт неблагоприятного поворота событий. Потому что я видел врага на его собственной территории, в захваченной им стране и видел Объединённые Нации в их силе. Я знаю, кто выйдет победителем в этой схватке.

Как я снова обрёл веру? Я выучился, вернувшись в волчье логово.

Когда я добрался до Лондона два месяца назад, то…»