Оба сокольничьих проспали почти двадцать четыре часа, а последующие три дня Тарлах был занят, он размещал своих людей для недолгой стоянки и пополнял припасы для последнего этапа пути — к лагерю колонны, к которой принадлежал их отряд и которая подчинялась Варнелу, главнокомандующему народа сокольничьих. Хотя в его группе было всего девять человек — десять, включая его самого, — потребовалось много времени и энергии, потому что сокольничьи, строго придерживаясь обычая, предоставляли ему одному, своему командиру, вести все дела с жителями Лормта.

Но для Тарлаха это было хорошо. В состоянии госпожи Уны заметных изменений не было. Целители считали ободряющим признаком то, что она еще жива, но помимо этого ничего не говорили и не подавали надежд.

Тарлах заходил к ней ежедневно под предлогом, что в его ответственности забота о жизни и благополучии нанимателя, но эти мучительно краткие посещения не приносили ему утешения. Женщина долины еще больше похудела, ее хрупкость бросалась в глаза. К ней вернулась ее красота, но она приобрела неземной характер, как будто ее тело и душа готовились к последнему дальнему путешествию в Залы Доблестных.

У Тарлаха разрывалось сердце, когда он видел ее такой, ему хотелось прижаться губами к ее губам или даже просто коснуться маленькой руки в шрамах, но он никогда не оставался с ней наедине и потому вел себя так, как предписывали обычай и обстоятельства. И каждый раз, покидая комнату Уны, он был уверен, что видел ее в последний раз.

Отчаяние и боль невосполнимой утраты пожирали его, как рак, но капитан не позволял себе полностью погружаться в отчаяние. Ему не заниматься изысканиями, но на четвертое утро, как только Бреннан и остальные сокольничьи покинули Лормт, Тарлах заставил себя начать. Он принял на себя ответственность за судьбу своего народа и должен продолжить работу. Да и ради самого себя он не смел поступать иначе. Если ему нечем будет занять мозг, горе и бессилие сведут его с ума. Хотя потребовалась вся сила воли, чтобы заставить себя работать.

***

На четвертый день в Лормте У на уснула спокойно, а на следующее утро открыла глаза.

Удивленно осмотрелась, потом к ней вернулась память, и она напряглась.

Пира, женщина из народа сокольничьих, подруга Аден и тоже целительница, сидела рядом с постелью.

Она быстро положила руку на руку Уны, успокаивая больную.

— Спокойно, миледи. Ты в безопасности. Это Лормт, меня зовут Пира, я тоже здесь гостья и целительница.

Женщина долины кивнула в знак того, что поняла, но не расслабилась. Глаза ее обежали маленькую комнату в поисках кого–то.

В ней словно провернули копье.

— А как капитан? — спросила она, стараясь говорить спокойно, хотя каждое слово давалось ей с трудом. — Командир моей охраны? Он здоров? Я видела, как он бросился ко мне, когда упал камень…

— С ним все в порядке, — заверила ее Пира. — Он привез тебя к нам. Почти три дня непрерывно ехал, держа тебя на руках, останавливался только для смены лошадей, — добавила она с неожиданной гордостью, которая удивила ее саму.

Уна из Морской Крепости снова кивнула. Она больше ничего не сказала, но страх не покинул ее. Она не сомневалась, что Тарлах сразился бы ради нее с самим Мрачным Командующим, но эта незнакомая женщина может ей лгать и держаться этой лжи, пока не решит, что пациентка достаточно окрепла, чтобы выдержать правду.

Женщина встала. Мысли владелицы долины легко было прочесть, и Пира приняла решение. Этот страх, разрывающий Уну, замедлит ее выздоровление.

Пира направилась к двери. Как она и ожидала, не один, а два молодых человека сидели снаружи в коридоре. Многие местные жители посылали своих детей в Лормт. В обмен на приобретаемые знания они помогали в работе. Большинство оставалось недолго и уходило, чтобы заняться делом своей жизни, но немногие, как эти двое или как когда–то Аден, проявляли способности и склонность к наукам и потому формально принимали на себя обязательство служить Лормту. Однако молодость остается молодостью, как бы сильно ни было стремление к знаниям, и в этих длинных извилистых коридорах расцветала дружба, как и в крепостях лордов, и этих двоих редко видели порознь в их свободное время.

— Хорошо, — неожиданно сказала Пира. Она была уверена, что прервала обсуждение плана бегства. Недалеко от Лормта есть ручей с глубокими омутами, в которых водится крупная и хитрая форель. — Вы мне поможете. Мерон, ты изучаешь искусство исцеления. Оставайся с госпожой Уной. А ты, Луки, разбуди Аден. Скажи, что наша пациентка пришла в себя.

— С радостью! А ты сама?

— У меня есть дело. Вернусь, как только его закончу.

Идите, и побыстрее.

***

Тарлах сидел за столом, но не видел два свитка, разложенные перед ним. Он думал о Морской Крепости, о том, как его товарищи и жители долины перенесут предстоящую зиму.

Сами они смогут вернуться туда не раньше весны.

Когда сможет вернуться он. И очень вероятно, что ему придется возвращаться в одиночестве.

Он всегда возвращается к этой мысли!

Тарлах встал и принялся расхаживать по комнате.

Большинство членов этой странной общины ученых, в которой он оказался, давно в постели и вообще скоро уже будут вставать, а он продолжал бодрствовать и не раздевался. Отдохнув от гонки сюда, он спал мало. Здесь нечем было утомить тело, и он не мог справиться с душевным смятением больше, чем на несколько часов в сутки.

Может быть, если он всерьез займется поисками, сон легче будет приходить к нему. Тарлах надеялся на это, потому что предстоящие часы бодрствования не принесут ему радости.

В дверь постучали. Капитан удивился, но быстро надел свой крылатый шлем и разрешил войти.

Женщина Пира. Та, что ухаживает за Уной. Вот оно.

Тарлах напрягся, посмотрел ей в лицо, Потом отвернулся, опасаясь выдать себя. Но у нее нет выражения вестницы смерти.

Женщина подошла к нему, хотя не очень близко.

— Прошу прощения за вмешательство, капитан, но ты просил немедленно извещать тебя об изменениях в состоянии госпожи Уны.

Командир сокольничьих снова посмотрел на нее.

— Было изменение? — Голос его был спокоен, словно он спрашивает о возможной погоде на завтра.

Женщина кивнула.

— Кризис миновал. Она пришла в себя и будет жить.

Тарлах наклонил голову. Хвала Рогатому Лорду…

— Благодарю за новость, — сказал он и словно забыл о ней.

«Бесчувственный дикарь!» — подумала Пира. Но ведь она пришла сюда не ради него.

Уна из Морской Крепости прямо не выдала себя, даже в бреду лихорадки, и сейчас она хорошо контролировала свой страх. Просто сильная и заботливая женщина тревожится о человеке, который верно служил ей. А что касается Тарлаха, то Пира понимала, что может совершенно неверно истолковать его спокойствие.

Но очевидно, что все это имеет глубокий смысл. Раздевая пациентку, они с Аден обнаружили две подвески, каждая на своей цепочке. Женщина носила их под одеждой. Маленький золотой амулет Гунноры они не стали убирать, потому что приветствовали помощь Великой, покровительницы женщин, в борьбе за жизнь Уны. Вторая подвеска серебряная, тоже маленькая, но искусно выполненная, изображение сокола с кроваво–красным камнем в когтях.

Этот предмет оказался амулетом Силы. Когда вначале Пира, а потом Аден попытались снять его, серебряная птица мягко, но решительно выскальзывала у них из рук.

Видя, что она каким–то образом связана с правительницей долины и спокойно лежит рядом с символом Гунноры, они оставили и ее.

Связь между этой женщиной из долины Верхнего Холлека и наемником казалась невозможной, сама мысль об этом на первый взгляд нелепа, но еще более невероятно считать, что здесь простое совпадение. Пира знала, что в обычаях сокольничьих делать такие амулеты и их невозможно отобрать у тех, кто их создал или кому они добровольно подарены.

Она не говорила о своих подозрениях и, по–видимому, правильно поступила, потому что если какое–то чувство и существует, то только со стороны владычицы долины. Поэтому она и скрывала так амулет.

Может быть. Пира не могла утверждать, что понимает этих мужчин или мужчин вообще. Она понимала, что могла неверно прочесть чувства, отразившиеся на полускрытом лице сокольничего, когда тот смотрел на лежащую без сознания женщину.

Инстинкт говорил ей, что она не ошибается. Боль есть боль и в той или иной степени свойственна любому человеку. Никакой народ или пол не может полностью избежать ее.

Пира незаметно внимательно разглядывала сокольничего. Действительно ли этот человек так спокойно воспринял новость? Или испытывал такой ужас, что боялся поддаться малейшему проявлению чувств, чтобы не выдать себя?

— Прости, капитан, но я должна попросить тебя об услуге. Госпожа Уна помнит, что ты спасал ее от камня, и боится, что при этом пострадал ты сам. И этот страх может воспрепятствовать ее выздоровлению.

Тарлах выпрямился.

— Мое присутствие поможет?

— Да. Чем скорее она перестанет волноваться, тем лучше. Тебе не нужно оставаться долго. При таких серьезных ранах это вообще непозволительно.

— Идем, — коротко сказал он. — Мы тратим время.

***

К этому времени наемник уже хорошо знал дорогу к лазарету, хотя при первом посещении был рад присутствию проводника. Внутри обманчиво простого здания, как и во всех остальных сооружениях Лормта, находился настоящий лабиринт коридоров и переходов.

Требуется длительное знакомство с этим древним городом, прежде чем можно будет не опасаться заблудиться, по крайней мере, временно, в его извилистых путях.

Аден ответила на стук своей подруги. Она перевела взгляд с Пиры на сокольничего и одобрительно кивнула.

— Прекрасно. Я сама бы утром послала за тобой, птичий воин, но так, вероятно, лучше. Заходи.

— Госпожа крепости, наверно, захочет поговорить с ним наедине, — сразу же сказала Пира. — Дела Морской Крепости нас не касаются.

Целительница Лормта поколебалась, потом сдалась.

— Ты права. Хорошо, птичий воин, но предупреди ее, что у вас только несколько минут. Она еще не в состоянии по–настоящему заниматься делами.

***

Когда капитан вошел в неярко освещенную комнату, в которой лежала владычица долины, у него гулко стучало сердце.

Он остановился у двери. У на сидела, опираясь на подушки. Она была бледна и так похудела, что гагатовые глаза казались огромными. Но, увидя его, она ослепительно улыбнулась.

— Тарлах, — прошептала Уна.

Он двумя шагами приблизился к постели и сел на стул, стараясь не касаться женщины, чтобы не повредить ей. Прикоснулся пальцами к ее прекрасной щеке и отвел их.

— Мне так много хотелось тебе сказать, — хрипло произнес он, — а теперь я не нахожу слов.

— Слова не нужны. Пира рассказала мне, что ты сделал. — Она смотрела ему в лицо, в ту часть, которая видна из–под шлема: он не решался снять его, опасаясь появления целительниц. Даже и так заметно было, как он осунулся, и у Уны сжалось сердце: ведь она виновата в этом.

Но это в прошлом, убеждала она себя, сейчас Тарлах здоров. И Уна испытала новый страх. Не одна она могла пострадать в камнепаде.

— Был ли еще кто–нибудь ранен? — спросила она.

— Нет. Кроме тебя, всем остальным повезло.

— Как Брейвери?

— Она скучает по тебе. Не хотела даже садиться, пока я не достал из седельной сумки твое платье и не постелил ей. Твой запах успокоил ее.

— Бедняжка — Но сейчас она устроилась хорошо Бросающего Вызов Буре тут побаиваются, а она со всеми перезнакомилась и подружилась.

Женщина кивнула. Так и должно быть. Брейвери — спокойная кошка, она всегда рада вниманию. Она должна понравиться и престарелым ученым Лормта, и их молодым помощникам.

Тарлах улыбнулся.

— Большинство, я думаю, хочет предохранить Брейвери от моего общества. — Он негромко рассмеялся, видя, как омрачилось ее лицо. — Вряд ли кто–нибудь считает меня очень плохим, просто я для них слишком свиреп.

Теперь, когда ты к нам вернулась, ей, вероятно, позволят проводить здесь часть дня.

— Очень хочу этого! — Уна удобнее устроилась на подушках. — Как продвигается твой поиск?

— Я еще не возобновил его. — Видя, что она нахмурилась, он поторопился добавить:

— Первые сутки я проспал, а потом был занят со своими товарищами. Они недавно уехали.

— Ваши обычаи тяжелы для старших офицеров, — сухо заметила она.

— Иногда, — признал он, — хотя в данном случае я был рад, что у меня есть чем заняться.

— Наверно, хорошо, что ты задержался. Теперь я смогу помогать тебе, как мы и планировали.

Он удивленно посмотрел на нее.

— Женщина, ты в своем уме? Неужели ты воображаешь, что я позволю…

— Я могу читать в постели не хуже, чем за столом, и мне станет лучше, когда появится конкретное дело. Лежать и раздражаться — это не принесет мне пользы.

— Посмотрим, что скажут две твои целительницы, У на из Морской Крепости рассмеялась.

— Это, птичий воин, трусливое бегство!

Он собирался ответить, но ему помешал стук в дверь.

Повернувшись, Тарлах увидел, что в комнату вошла женщина, которая вела битву за жизнь Уны.

— Прости, миледи, — сказала Аден, всматриваясь в лицо пациентки, не переутомилась ли она, — но теперь ты должна отдохнуть. Тебе еще нельзя утомляться.

Тарлах встал и, отдав владелице долины полагающееся приветствие, вышел из комнаты с легким сердцем.