27
Когда они завершили Вторую фазу, отсеялось еще трое, включая бывшего партнера Деккера, Феца Мехдеви, но собственная позиция Деккера в списке класса улучшилась до третьего места. Как всегда впереди шла Вен Купферфельд. Торо Танабе с другой стороны спустился на четвертое место. То, что он выиграл на двигателях Аугенштейна, Танабе потерял на системах коммуникации и сенсорах, поскольку, к несчастью, его отцу не удалось заполучить их дубликаты.
— Четвертое место. Немного, — глядя в экран, сказал Танабе. — Отец сказал бы, что мне больше следует прилагать усилий, так что я, пожалуй, останусь на весь уик-энд дома. Быть может, даже позанимаюсь.
— Тогда, — сказал ему Деккер, — ты вполне можешь пойти со мной в столовую обедать.
— Нет, — со вздохом ответил Танабе, — так далеко я еще не зашел. У меня есть еще немного сухой лапши, которую мать так любезно прислала мне. Нужен только кипяток, а подогреть воду я могу и здесь.
Пожав плечами, Деккер повернулся, собираясь уходить, но помедлил:
— Танабе, — начал он, — мне все хотелось спросить тебя. Ты слышал что-нибудь о людях, которых посылают на Землю с контрольных станций в связи с психологическими тестами?
Танабе удивился.
— А ты разве не знаешь? Это туда отправилась доктор Мак-Кьюн, на Co-Марс Два. И естественно, как только она прибыла туда, то сразу стала отсеивать людей.
— Я даже не знал, что она уехала, — с раскаянием ответил Деккер.
— Согласен, это не из таких вещей, о которых много говорят, хотя тот, кто ее заменяет, едва ли будет добрее. А теперь позволь мне заняться обедом, — он помедлил, а потом с некоторым смущением добавил: — Думаю, я даже помолюсь.
По дороге Деккер наткнулся на сидящего подле своих сумок в вестибюле Феца Мехдеви.
— О черт, — сказал Деккер, догадавшись о том, то произошло. — Что за невезение, Мехдеви.
— Вот уж точно, — горько ответил Мехдеви. — Мой отец будет просто в ярости. Быть младшим сыном — не самое лучшее, что может с тобой случиться.
Деккер на это ничего не ответил, поскольку повсеместная предрасположенность считаться с мнением отцов была ему еще слишком нова, чтобы он мог решить, что он об этом думает. Вместо этого он спросил:
— Что ты собираешься теперь делать?
Мехдеви глянул на потолок в поисках ответа, как будто этот вопрос никогда раньше не приходил ему в голову.
— Ну, — сказал он, — наверное, вернусь к жене в Басру. Что бы там не собирались сказать мне отец и братья, полагаю, она будет рада получить меня назад. Или точнее, — поправился он, — я не воображаю себе, что она вообще будет довольна, но, по крайней мере, о моих физиологических нуждах достойно позаботятся.
Это у Деккера, который вновь стал понимать настойчивость потребностей физиологии, вызвало любопытство, если не сочувствие.
— Я думал, ты обращался в службу знакомств.
Мехдеви криво усмехнулся.
— Здесь нигде не найти уединения, — заявил он, — нигде. Как бы то ни было, это правда. Обращался. Но никто не ответил. Это, конечно, потому, что я мусульманин. Как держатся друг за друга все эти американцы, европейцы и японцы! Они относятся к нам, как к собакам.
Деккер как мог старался, чтобы ответ его прозвучал утешением.
— Они и ко мне относятся в сущности также, Мехдеви, — предложил он.
— О, но ведь ты же марсианин, — с удивлением отозвался Мехдеви. — Не обижайся, Де Во, но это совсем не одно и то же.
Таким образом, к началу Третьей фазы число студентов сократилось до двадцати девяти, а у Деккера появился новый партнер, женщина по имени Сяопин Йе с черными волосами и золотистой, как песок на пляже, кожей. Сяопин все быстро схватывала, оказалась решительной и неглупой — но при этом она была намного старше Деккера и, как давным-давно дала понять всем одиноким мужчинам курса, замужем. Эти соображения исключали в глазах Деккера ее кандидатуру на какие бы то ни было личные взаимоотношения, но тем не менее женщина ему нравилась. И после неловкого Фена Мехдеви она казалась просто подарком судьбы. Она занимала твердое и респектабельное место — где-то между шестым и девятым — в классе, и бывало даже несколько раз, когда она могла помочь Деккеру со сложной моделью.
А Деккер нуждался во всей помощи, которую мог получить.
Первая неделя Третьей фазы была не такой уж и страшной. Инструктором здесь была женщина, которую звали Эва — она произносила «Эйва» — Мануэла Мартина, и первую неделю она преподавала спекгографическую идентификацию составляющей кометы. Что здесь требовалась, так это зубрежка учебников. И Деккер не ленился. У него не возникало никаких сложностей при сведении компьютерных данных, появляющихся на экране, когда воображаемый «лазер» разрезал поверхность искусственной «кометы», отчего кругом разлетались радуги цветов и линий. Компьютеры помечали долины и хребты. И Деккер вполне был в состоянии диагностировать ценность означенной модели: вот эта нерентабельна, слишком много одноокиси углерода и силикатов; а эта — настоящее сокровище, она вся просто пронизана аммонием, то есть редким и драгоценным водородом.
Потом они перешли к «управлению змеей».
Для того чтобы справиться с контролем «управления змеей», требовалось нечто большее, чем просто знания. Необходимы были сноровка и практика. Даже в первые несколько дней, когда все, что от них требовалось, это ознакомиться с пультами и экранами на каждом из обслуживаемых командами по двое рабочих мест, это было непросто. Необходимы были острый глаз и твердая рука, чтобы управлять контролерами, которые отправят «змею» инструментов на шестьдесят миллионов километров в сердце кометы и установят каждый из комсетов, диагностических сенсоров и Аугенштейнов на полагающееся ему место.
Самое сложное было работать на подобном расстоянии. Конечно, «расстояние» было не более реально, чем сама «комета» или «змея инструментов»; они представляли собой всего лишь программные продукты базы данных академии. Но это были отличные программы, и эффект достигался вполне убедительный. Данные инструментов давали в точности двести или около того секунд, необходимые для прохождения электромагнитным импульсом шестидесяти миллионов километров, и столько же на доставку инструкций обратно к «змее». Невозможно было непосредственно реагировать на то, что происходило на самой комете, вы находились слишком далеко. Необходимо было предвидеть то, что должно произойти, и Сяопин Йе гораздо лучше удавалось предчувствовать возможные неприятности, которые еще не произошли в далеком сердце кометы, чем Деккеру.
Иногда Деккеру хотелось, чтобы она была свободной и, может быть, выглядела чуть лучше. Конечно, не ее бы он выбрал в первую очередь в своих более интимных упованиях, которые не переставал питать. Наиболее многообещающей целью оставалась Вен Купферфельд, но и она оставалась лишь дружелюбной. Иногда она обращалась с ним почти по-сестрински тепло, как скажем, когда сидела с ним рядом за обедом и рассказывала, как она восхищается марсианами. Но единственным прикосновением к себе, какое она позволяла ему, оставались занятия «толкай-ворчи»… и теперь большую половину времени он оказывался во время этих занятий с другим партнером.
Деккер питал некоторую надежду что, когда курс перейдет от поражения цели к управлению змеей, его партнером может оказаться Вен Купферфельд. Еще одно из этих психологических испытаний отсеяло еще двоих студентов. Это означало перегруппировку среди учащихся, а совместная работа могла привести к совместным занятиям, а совместные занятия — к чем-то большему. Такого не произошло. Да, конечно, у Вен Купферфельд появился новый партнер, но им оказался Джей-Джон Бельстер.
Таким образом возле Деккера, когда они готовились к своей первой «настоящей» — а на самом деле, симулированной — подготовке кометы, сидела Сяопин Йе.
— Вы двое начнете первыми, — постановила инструктор, указывая на Деккера и Йе, — а все остальные соберутся вокруг и станут смотреть. Это будет вас нервировать? Да, но подумайте о том, как вы будете нервничать, имея дело с настоящей змеей и настоящей кометой, а ставки там гораздо выше, чем при выполнении обычного упражнения. Во всяком случае, поскольку это — ваша первая подготовка, расстояние я установлю на полмиллиона километров, так что все будет гораздо проще, чем в нормальных условиях облака. Вы оба поняли?
Йе и Деккер кивнули, и преподаватель продолжала:
— Хорошо, давайте! Я активирую ваш дисплей.
И она наклонилась, чтобы нажать на кнопку активации, и на экране появилось изображение тела кометы.
Хвоста у нее не было — естественно, в Оорте, где вырывают и готовят кометы, — его и не могло быть. В скоплении было не достаточно солнечно-теплового излучения, чтобы заставить закипеть застывшие газы в серовато-белом неправильной формы шаре на экране. Подле него зависла «змея» — теперь она совсем не походила на змею, поскольку все еще была упакована в свой передвижной модуль.
— Готов, — сказал Деккер, готовясь к первому шагу.
Рядом с ним Сяопин Йе сделала глубокий вдох. Потом…
— Развернуть змею, — приказала она.
Деккер послушно набрал на клавиатуре инструкцию распаковки модуля и переведения его в режим проникновения. Секунды спустя неопрятный сверток развернулся, и Деккер смотрел, как разворачиваются кольца в то время как его партнер начала набирать программу вставки. Деккера это не касалось. Его задачей в данный момент было убедиться, что змея распутана, и каждый элемент свободно перемещается в цепи. Все компоненты змеи были «умны» и сами по себе — конечно, должны были быть таковыми на тот случай, когда рабочее расстояние превышает пятьсот тысяч километров и любое изменение от управляющего змеей скорее всего опоздает спасти сломанное звено или даже потерянную комету. Но иногда, как знал Деккер, в автономных составных частях цепи может случиться неполадка.
— Укус завершен, — отрапортовала Йе.
На экране голова змеи вцепилась в оболочку кометы, и данные показывали, что сидит она прочно.
— Начинаю проникновение, — сказал Деккер, запуская программу, которая поведет работающий на антиматерии бур змеи, пока он станет выплавлять себе дорогу в комковатом, хрупком теле кометы. И несколько секунд спустя увидел, как он начинает втягивать за собой длинный хвост инструментов и полимерных цистерн.
— Не так быстро, — предостерегла его Йе.
Деккер бросил на нее быстрый взгляд. Это был первый раз, когда она проявила малейший признак нервозности. Деккер ободрительно подмигнул ей, и она смущенно улыбнулась в ответ.
В предостережении не было необходимости, Деккер не терял головы. Нельзя позволить себе быть неосторожным, проводя термальный бур, растапливающий слои и карманы застывших газов и тянущих за собой всю змею.
Как только вся змея втянулась в комету, Деккер запустил полимеризаторы змеи. Именно они позволяли приложить мощный рывок Аугенштейнов к объекту столь хрупкому, как комета. Продвигаясь вместе со змеей, полимеризаторы запускали в расплавленный лед семена органических молекул с длинной молекулярной цепью. По мере прохождения бура и инструментов, они создавали вторичное замораживание — теперь это был уже не простой лед. Теперь это крепкая стена полимеров, которые будут удерживать комету в целости и сохранности, когда дадут залп Аугенштейны.
Все это было лишь предварительной работой, необходимой для того, чтобы подталкивать комету. Нельзя однако доверять структурному единству кометы. Будучи чем-то вроде щербета из застывших газов, кометы таковой не имеют. Каждую из них необходимо прошить не только одной цепью полимеров, но опутать целой паутиной сдерживающих поясов, чтобы она удержалась при рывке ускорения Аугенштейна, поскольку иначе она просто распадется на части. В сущности, попытки сдвинуть с места комету напоминали чем-то усилия срыть гору Джелл-О в три километра высотой.
Деккер бросил еще один краткий взгляд на Сяопин Йе. Она вполне успокоилась, нервозность ее исчезла, и теперь женщина запускала программу по установке двигателей. Это было хорошо, потому Что то, чем она занималась, было на самом деле наиболее сложным этапом управления змеей. От нее требовалось изучить все данные, поступающие от всех этих сенсоров и измерительных приборов в цепи, и вычислить наиболее выгодные точки для установки двигателей Аугенштейна в этой хрупкой массе. Йе сделала выбор и голубовато-зеленой окружностью быстро пометила нужное место.
— Прошу проверить, — сказала она, откидываясь на спинку кресла.
Деккер всматривался в данные.
Выглядело это неплохо.
— Подтверждаю, — сказал он, и Йе принялась за введение поддельной змеи на требуемую позицию.
И тут Деккер ощутил сладкий запах духов за спиной, когда та, которой они принадлежали, произнесла:
— Хорошая работа, Йе, — дружелюбно сказала Вен Купферфельд.
Деккер нахмурился и приложил палец к губам — совсем не время нарушать сосредоточенность Йе. Понизив голос, Купферфельд сказала:
— Хотела бы я иметь ее твердую руку.
— Это мягкость, — прошептал Деккер в ответ. — Нельзя дергать ее. Просто плавно вести туда, где ей место — знаешь, это как вышивать иглой с очень рыхлой нитью.
Вен бросила на него странный взгляд.
— Не знаю, — сказала она. — Никогда не брала в руки иглы.
После того, как змея была установлена, Деккер и Йе принимали поздравления сокурсников, и даже преподаватель сказала, что упражнение было выполнено удовлетворительно.
По дороге обратно в общежитие и Йе, и Деккера окружали небольшие группки студентов. Что особенно радовало Деккера так это то, что Вен Купферфельд была одной из тех, кто присоединился к нему. А меньше удовольствия доставляло ему то, что с ними потащился и Джей-Джон Бельстер, но к счастью, долго так не продлилось. Большая часть студентов повернула в сторону гимнастического зала. Бельстер помедлил, взглянул на Вен Купферфельд и, махнув рукой, тоже проследовал к гимнастическому залу. Что оставило Деккера и Вен Купферфельд наедине.
— Ну вот, мы и одни, — сказал Деккер.
— Самое время, — тепло отозвалась Вен. — Мы не спешили с разговором, который пообещали друг другу. Тяжелые были пара месяцев, правда?
— А я и не думал, что они могут быть тяжелыми для того, кто неизменно держит пальму первенства в классе.
Вен усмехнулась.
— Думаю, мне по большей части везет, — скромно сказала она. — Но во всяком случае, все идет к тому, что я останусь с вами на следующий модуль. Как и ты, Де Во. То, что ты делал на практическом занятии, — это просто фантастика.
Он попытался отмахнуться от похвал, но жест этот был не совсем искренним. Кому как не ему знать, сколь хорошо он поработал.
Потом Вен раздумчиво поглядела на него.
— Скажи мне кое-что. Ты женат?
Деккер был совершенно ошарашен, но ответ дал ей честный.
— Нет. Как-то не случилось.
— Понятно, — ответила Вен. — Так почему бы нам не выпить пива или чего-нибудь еще?
Это действительно было что-то еще, но определенно не пиво.
И было это не в студенческой столовой. У Вен была машина — личный автомобиль! — припаркованная у ограды академии, что разъясняло вопрос, постоянно висевший в сознании Деккера. Причиной, почему он почти не видел ее по вечерам в общежитии, было то, что она в нем не жила. Она поехала вниз по склону горы, показав какую-то карточку охраннику у периметра, который просто махнул им проезжать.
Остановились они на автостоянке возле группы зданий, которых Деккер до тех пор никогда не видел.
— Что это? — осведомился он, оглядываясь по сторонам.
— Говорят, раньше тут была горнолыжная база, пока проект не занял весь холм. Вон там до сих пор видны башни подъемника, — она махнула в сторону цепочки металлических вышек, поднимавшиеся в гору, хотя провода и сиденья с них давно уже исчезли. — Здесь я и живу.
А жила она в квартире, окнами выходившей на склон холма и далекий Денвер. Из окна открывался восхитительный вид.
— Будь как дома, — сказала она, исчезая в другой комнате.
Ее квартира была вдвое больше жилища семьи Де Во, не крохотной каморки, в которую переехала его овдовевшая мать, когда ее сын отправился на Землю, но просторных двухкомнатных апартаментов, в которых вырос Деккер.
— Это то, что они называли «кондо». Мне подарил его дед, — сказала Вен.
Комбинезон она сменила на юбку и свободную блузу и выглядела как никогда хорошенькой. Указывая на полку, она сказала:
— Это — его портрет.
Полка оказалась гораздо интереснее деда, поскольку помещалась она над самым настоящим камином, местом, где горючие материалы можно сжигать внутри самого дома! Но когда он всмотрелся в картину, то был крайне удивлен.
— А почему он в таком странном костюме? — спросил марсианин.
Девушка собиралась подать ему напиток, но остановилась на полпути, как будто размышляя, а действительно ли ему место в этой комнате. Потом она снизошла:
— Мой дед был генералом, — сказала она. — Это его мундир.
— Мундир, — повторил Деккер, пробуя напиток.
Половина его сознания билась над разгадкой проблемы, почему «мундир» должен быть столь вычурным, половина оценивала вкус незнакомого ликера, последний был полон оттенков: дымчатых, глубоких и сладких.
— Все люди в армии носят мундиры, Деккер. Таким образом они показывают, что они солдаты. Конечно, больше ничего подобного не делается. Дедушка оказался не у дел в последние тридцать лет своей жизни, с тех пор как они разделались со всеми армиями. У него было полно времени, он возил меня повсюду.
— Это он возил тебя в Африку? — с любопытством спросил Деккер.
Она помедлила.
— Ну, один раз он. Во всяком случае, в первый раз. Мой отец был никчемным человеком, но мне все восполнил дедушка Джим. Он возил меня в разные страны, — Вен с нежностью поправила портрет. — Но в Африке было лучше всего.
Казалось, ей хотелось, — чтобы он спросил почему, поэтому так он и сделал. Вен в ответ улыбнулась заговорщицкой улыбкой.
— Не думаю, что мы достаточно хорошо знакомы, чтобы я рассказала тебе об этом сейчас. Ты голоден?
И когда Деккер признался, что да, Вен сказала:
— Тогда помоги мне.
У этой женщины не только жилого пространства было больше, чем хватило бы на две семьи, и еды в холодильнике хватило бы на шестерых, но и на стол она поставила ее почти для такого же числа человек.
— Обычно я ем здесь, — сказала она, как будто Деккер об это еще не догадался. — Тебя это устроит?
Ухмыльнувшись, Деккер кивнул и принялся за сандвич — это была свинина с маслом и перцем и ягодным вином, чтобы промочить горло.
— Марсианская еда, так ведь? Я думала, тебе понравится.
Деккер ухмыльнулся вновь, на этот раз мысли о том, что она все это время планировала пригласить его сюда — зачем еще ей закупать то, что они обычно едят в демах? Конечно, решил он после краткого раздумья, он — не единственный марсианин на их курсе. Впрочем, эта вторая мысль ему не понравилась.
Вен ела с тем же удовольствием, что и он, и между делом сказала:
— Если бы не дедушка Джим, ничего этого у меня бы не было. Мой дурак отец потерял все свои деньги. Я так же бедна, как и ты, Деккер.
— Это не так уж плохо, — предложил он, надеясь не быть воспринятым всерьез.
Так и произошло, Вен усмехнулась в ответ.
— О, не так уж это было и плохо, а путешествия — это просто прекрасно. Дедушка возил меня не только по туристским местам. Мы были в Гетеборге и Волгограде, и на побережье Нормандии и подобных местах. Он любил поля старых сражений, мой дед, и, по-моему, я сама переняла это у него немного. Маленькой девочкой я хотела, когда вырасту, тоже стать генералом, но…
Тут она остановилась и задумчиво поглядела на него.
— Тебе это не кажется странным? — спросила она.
Деккер неопределенно пожал плечами, поскольку это действительно представлялось ему несколько странным.
— Ну во всяком случае, старомодно, — признала она. — Но ведь ты и сам несколько старомоден, не так ли, Деккер?
Он задумался, как ей на это ответить, и выбрал наиболее простой способ.
— Я же — марсианин, — сказал он.
Вен кивнула.
— А Джей-Джон Бельстер говорит, что к тому же хороший. Ты хочешь, чтобы твоя планета получила все, что ей причитается, не правда ли? Здесь нечего стыдиться, Деккер.
Деккер, которому никогда в голову не приходило стыдиться чего-либо, связанного с тем, что он марсианин, отнюдь не был польщен тем, что его оценивает Джей-Джон Бельстер, и только сказал:
— Нет, конечно.
— А еще Бельстер говорит, что твоя мать — большая шишка на Марсе.
Тон ее изменился, и от этого Деккер почувствовал себя неуютно.
— Она — сенатор. Наверное, это самое большее, чего можно добиться на Марсе, но, конечно, Марс — не такое уж большое место — пока.
— Но тебе бы хотелось сделать карьеру?
— О черт, Вен! Конечно. А зачем, ты думаешь, я здесь?
На это она не ответила.
— По-моему, — сказала она, — быть марсианином довольно тяжело… я хочу сказать, когда ты так беден, а большинство кругом так богаты. Я имела в виду… — она обвела рукой кондо. — Я — нищая, если смотреть на это с точки зрения твоего приятеля Танабе, и все же у меня есть гораздо больше, чем у тебя. Тебя когда-нибудь это возмущало?
Эта женщина задает странные вопросы, подумалось Деккеру. Он попытался найти такой ответ, который ее бы не обидел, и наконец остановился на:
— Думаю, это нечестно, — сказал он. — Марсиане работают гораздо упорнее, чем вы, земляне, а у нас гораздо меньше того, чем хвастаетесь вы.
Это, казалось, ее удовлетворило. Вен сменила тему.
— А почему у тебя такое странное ухо?
— Это — трансплантат. А свое собственное я отморозил.
Мечтательно она потянулась коснуться его уха. Прикосновение было приятным.
— Но все остальное у тебя на месте? — спросила она.
В ответ на его подтверждение она в салюте подняла стакан. Минуту спустя к изумлению Деккера Вен встала, подняла юбку и через голову стянула ее.
То, что носила она под юбкой, было иной версией ее белья, которое он видел, когда они примеряли скафандры, тонкое, почти прозрачное и забавно украшенное цветами и сердечками.
— Ну, — почти по-деловому спросила она, — и ты не покажешь мне, как это работает?
— Да, конечно, — ответил Деккер, поскольку это, очевидно, было тем ответом, какого она ожидала, и немногим отличалось от того, о чем думал он сам.
Просто это застало его врасплох, вот и все. А когда очень быстро они оба разделись и, обнявшись, лежали в мягкой пружинящей кровати Вен Купферфельд, прежде чем они впервые поцеловались, Деккер еще успел удивиться теплой силе ее плотного мускулистого тела.
Соитие — как соитие, бесконечно иное и всегда все то же. Насколько Деккеру Де Во позволял судить его собственный опыт, их секс был успешен. И согласно любому разумному стандарту длился он адекватно долго. Конечно, он освободил его ото всех болей и стрессов, и то, как сонно обнимала его Вен, когда они израсходовали все, что могли израсходовать, указывало на некое удовлетворение и с ее стороны.
Впоследствии они говорили мало. На самом деле Вен спала, когда чуть позже Деккер встал, оделся и тихо прикрыл за собой дверь в квартиру.
На автостоянке он печально оглядел ее маленький гидроавтомобиль, но, конечно, обратно придется добираться без него. Дороги пешком, безусловно, пойдет ему на пользу. Прежде чем начинать долгий подъем, Деккер поднял глаза к небу. Над склоном горы стояла ясная ночь, немногие видимые с Земли звезды затмевала четвертинка Луны, но само небо прочерчивали яркие черточки комет, движущихся к своему свиданию с Марсом. Для Деккера Де Во, который в этот момент был вполне удовлетворен окружающим миром, это было отрадное зрелище. Одна огромная комета раскинулась как растекшееся серебро, чуть ли не на полнеба, а за ней виднелось еще несколько более отдаленных, но все они имели отчетливо видимые хвосты.
— И вот, — сказал самому себе Деккер, — для чего все труды.
Он едва ли был против долгой дороги вверх к общежитию.
Впрочем, к тому времени, когда он достиг скопления спальных зданий базы, его марсианские кости и мускулы начали отчаянно возмущаться.
Однако это того стоило. Оттягиваемое удовольствие — удовольствие вдвойне. Соитие только подтвердило то растущее в сознании Деккера впечатление, что секс с Вен Купферфельд может оказаться тем, что стоит повторять вновь и вновь.
Быть может, до конца его жизни.
А потом Деккер стал задаваться вопросом, не мог ли он, что называется, «влюбиться». Это был интересный вопрос. Долгая дорога до дома превратилась в слишком короткую.
Деккер не был до конца уверен, каковы должны быть диагностические признаки данного состояния. Во всяком случае, он был вполне уверен, что у него присутствуют не все из них. Например, он не считал, что Вен Купферфельд единственная возможная для него женщина на какой бы то ни было планете. Он даже не считал ее совершенством. О, на самом деле, она очень была близка к нему, поскольку у этой женщины действительно эксцентричные представления о жизни — генералы! поля сражений! — и у Деккера не было сомнений, что значительная часть той личности, что звалась Вен Купферфельд, так ему и не открылась, как бы полно она ни предлагала ему свое физическое тело.
И все же, хромая через вестибюль своего общежития, он был исполнен радости. Нет, не переполнен ею. И головы он не потерял; он отнюдь не был готов зарубить для этой женщины дракона или покончить с собой, если потеряет ее, но все же счастлив.
Деккер был удивлен обнаружить, что в вестибюле отнюдь не столь тихо, как он привык по субботам ночью. Вселялся новый курс. Несколько новичков с Первой фазы несли на плечах сумки, направляясь к спальным комнатам, и, широко раскрыв глаза, с любопытством оглядывали все вокруг. Деккер, ветеран Третьей фазы, терпимо им улыбнулся и открыл дверь в свою комнату.
Внутри было темно. Торо Танабе отправился на уик-энд в Болотный Город, и не успел Деккер дойти до того места, где находился выключатель, как споткнулся о посылку на полу.
Посылка предназначалась ему.
Отправителем на штампе значилось Реабилитационное Заведение Колорадо. Приклеенная к внешней обертке записка, с его именем и адресом, гласила, что Реабилитационное Заведение Колорадо имеет удовольствие переслать ему, ближайшему родственнику Болдона Де Во, личные вещи его скончавшегося отца. В свертке оказалось немного одежды, предметы туалета и письмо.
Деккеру до сих пор не приходило на ум ничего, что могло бы прогнать из его головы мысли о Вен Купферфельд, и вот эта посылка…
Он присел на краешек дивана в общей комнате и дол го сидел там, держа в руках письмо. Об этом письме он как-то не думал, поскольку мысли его в основном были заняты отцом. Он думал о печальном конченом человеке, который решил доживать остаток своих дней там, где не было никого, кого ему б хотелось видеть, и о том, каким бы мог быть мир, если бы там в Оорте с Болдоном Де Во не случилось несчастного случая.
Деккер не плакал. Хотя мог бы. И не стыдился бы этого. Он просто испытывал нечто более глубокое, чем то, что случалось ему испытывать раньше, и наряду с печалью в его душе был также и мир.
Он еще раз перечел письмо отца. Оно гласило:
«Мой любимый сын!
Поскольку все идет к тому, что я вскоре умру, они позволили написать мне это письмо. Я пишу его затем, чтобы сказать тебе, что я сожалею, что не вернулся. Я хотел. Мне хотелось смотреть, как ты растешь и взрослеешь, и мне хотелось быть рядом с твоей матерью. Я просто не нашел в себе мужества лицом к лицу встретиться с жалостью.
У меня нет никаких прав давать тебе отеческие советы, но тем не менее дам их. Сделай все, что в твоих силах, чтобы позаботиться о матери. Держись подальше от Маркуса и подобных ему людей, потому что они больны. Или, быть может, просто злы — я не мог бы сказать, в чем различие. И самое важное: пожалуйста, не завидуй землянам, и превыше всего, не пытайся быть таким, как они.
Мне бы хотелось быть тебе лучшим отцом, Дек. Ты этого заслуживаешь.
Твой отец».
К письму прилагался постскриптум:
«Позаботься о Храбром Мишке. Я рад, что ты сохранил его. Будь это в моих силах, я дал бы тебе больше».
