Первый вид:
Космическое чудовище
НЕ ТОЛЬКО МЕРТВЫЕ
У СЕВЕРНЫХ БЕРЕГОВ АЛЯСКИ ОБНАРУЖЕНЫ ОБЛОМКИ КИТОБОЙНОГО СУДНА
«29 июня 1942 г. Сегодня в Беринговом проливе американским патрульным судном был обнаружен китобойный корабль „Альбатрос“. Военные власти получили удивительный отчет о том, что палуба и борта шхуны имеют повреждения, которые не могли быть вызваны ни бомбами, ни торпедами, ни снарядами, ни каким-либо другим видом оружия, а какой-то неизвестной силой. Камбузная печь в момент обнаружения была теплой. В том районе в течение трех недель штормов не было. Объяснений случившемуся не последовало.
„Альбатрос“ под командованием капитана Фрэнка Уорделла вышел из порта на западном побережье Америки в начале марта, имея на борту экипаж в составе восемнадцати человек. Никого из них обнаружить не удалось».
Капитан «Альбатроса» без особой радости вспоминал о трех месяцах без толку потраченных в поисках китов. Он начал осторожно вводить шхуну в укромную бухту в северной части Аляски, когда увидел на мелководье вблизи берега подводную лодку.
В это мгновение он потерял сознание. Когда он пришел в себя, его рефлексы автоматически уже успели сработать. Указатель машинного телеграфа встал на «ПОЛНЫЙ НАЗАД», а в голове уже ясно представлялся простой план.
Он уже открыл было рот, чтобы закричать рулевому, но тут же снова закрыл его, сам подошел к штурвалу и умелыми движениями развернул корабль вдоль лесистого мыса. С лязгом якорь пошел вниз, послышался всплеск воды, эхом откликнувшись в безветренном утреннем воздухе.
Потом воцарилась тишина; поверхность Северного моря нарушал только тихий плеск беспокойных вод, мягко ударявших о корпус «Альбатроса», тогда как дальше, на мелководье, волны возрастали, и время от времени слышался гул, когда какая-нибудь огромная волна с яростью накатывалась белой пеной на торчащую скалу.
Уорделл, возвратившись на маленький мостик, стоял совершенно неподвижно, позволяя своему сознанию отрешиться от всяких мыслей… Он прислушивался.
Но ни один незнакомый звук не доносился до его слуха, и, как он ни напрягал свой слух, не раздавалось ни шума дизельных двигателей, ни едва заметного гудения мощных электрических моторов. Тогда он начал дышать более спокойно. Он увидел первого помощника, которого звали Приди, тот бесшумно проскользнул к нему.
Приди тихо произнес:
— Не думаю, что они заметили нас, сэр. Ни видно ни одной души. Кроме того, они, по всей видимости, не собираются погружаться.
— Почему ты так думаешь?
— А вы разве не заметили, сэр, что у них нет боевой рубки? Наверное, ее оторвало взрывом.
Уорделл промолчал, пораженный тем, что сам не обратил на это внимания. То смутное восхищение, которое начало охватывать его, когда он с таким спокойствием управлял кораблем, исчезло.
В голове мелькнула еще одна мысль, и он нахмурился из-за постыдного намерения утаить другие доказательства своей ненаблюдательности. Но все же он ворчливым тоном начал:
— Забавно, что сознание запечатлевает предметы, не существующие в действительности. — Он замолчал на несколько секунд, потом продолжал: — Я даже не заметил, повреждено у них палубное орудие или нет.
В этот раз промолчал помощник. Уорделл бросил быстрый взгляд на его вытянутое лицо и понял, что помощник тоже пытается скрыть ту же смесь потрясения и раздражения, что было у него самого, и он быстро произнес:
— Мистер Приди, созывайте людей.
С сознанием собственной значимости Уорделл спустился на палубу. С огромной осторожностью он начал осматривать противолодочное орудие, что стояло рядом с гарпунной пушкой. Он слышал, как сзади собирались люди, но не поворачивался до тех пор, пока они не стали беспокойно переминаться с ноги на ногу.
И тогда он обернулся и посмотрел на них, переводя взгляд с одного грубого обветренного лица на другое. Пятнадцать мужчин и юнга: почти весь экипаж, кроме механика-моториста и его помощника — и каждый из них выглядит оживленным, выдернутым из лап скуки, которая за последние три месяца наложила свой заметный отпечаток на всю команду.
В голове Уорделла промелькнули воспоминания о долгих годах, которые он провел с некоторыми из этих людей; он кивнул удовлетворенно самому себе и начал:
— Похоже, мы наткнулись на поврежденную японскую подлодку. Ваш долг понятен. Военные оснастили нас трехдюймовой пушкой и четырьмя пулеметами, и…
Он замолчал, хмуро глядя на одного из ветеранов.
— В чем дело, Кеннистон?
— Прошу прощения, капитан, но эта штука — вовсе не подлодка. Я служил в военном флоте в восемнадцатом году и с первого взгляда могу определить, взорвана там боевая рубка или нет. Знаете, у этого судна борта вроде бы покрыты темной чешуей… неужели вы не заметили этого? Да, сэр, мы наткнулись здесь на нечто, но это вовсе не подлодка.
Из-за каменистой гряды, где он залег со своей небольшой экспедицией, Уорделл внимательно изучал странный корабль. Чтобы добраться до этого наблюдательного пункта, понадобилось совершить долгий и удивительно трудный переход, который занял больше часа. И теперь, когда он здесь, что же он видит?
В бинокль он хорошо рассмотрел судно: сигарообразный, остроконечный корпус из сплошного металла лежал неподвижно на мелководье. В небольших волнах, накатывавших на берег залива, переливались лучи солнца. Не было видно никаких признаков жизни. Тем не менее…
Уорделл неожиданно замер, осознав свою ответственность за всех этих шестерых людей, находившихся сейчас рядом с ним, у двоих из которых были драгоценные пулеметы, и за остальных, оставшихся на шхуне.
Это какой-то чужеродный корабль, его длина просто огромна, вдруг понял он, и от этой мысли по телу побежали мурашки. Темный чешуйчатый металлический корпус. Сзади кто-то нарушил тишину этих безжизненных скал:
— Если бы только у нас был радиопередатчик! Во что бы превратил бомбардировщик эту цель! Я…
Уорделл лишь смутно осознавал, почему голос вдруг перестал доходить до сознания. Он упорно думал: «Два пулемета против этого. Или, вернее (даже помимо воли он вынужден был признать мысленно огромную силищу, против которой они сейчас выступили), четыре пулемета и одна трехдюймовая пушка. В конце концов, придется применить все вооружение, имеющееся на „Альбатросе“, хотя шхуна и находится очень далеко. Он…»
Мысли его оборвались. Он вздрогнул, заметив на плоской темной палубе движение: большая металлическая плита повернулась, потом резко откинулась, словно отброшенная пружинами, силу которых ничто не могло сдержать. Через люк выбралась какая-то фигура.
И это была фигура… какого-то зверя. Тварь выпрямилась на ороговелых сверкающих ногах, и в лучах утреннего солнца блеснула чешуя. Одна из четырех рук сжимала хрустальный предмет плоской прямоугольной формы; другая — небольшую вещицу с тупым концом, которая в ослепительных солнечных лучах сверкала малиновым отблеском. В остальных двух руках ничего не было.
Чудовище стояло под теплыми лучами земного солнца на фоне чистого сине-зеленого моря, высокомерно откинув назад голову на короткой шее, с такой гордостью и уверенностью, что Уорделл ощутил боль в затылке.
— О Господи! — хрипло прошептал кто-то. — Да стреляйте же в это!
Скорее сам голос, а не смысл слов заставил среагировать ту часть мозга Уорделла, которая управляла его голосовыми связками.
— Стреляйте! — пронзительно выкрикнул он. — Фрост!
Уизерс!
Тра-та-та! Пулеметы ожили, и эхо очередей разорвало девственную тишину бухты.
Фигура, которая, проворно ступая, направилась было вперед по изгибающейся палубе в противоположном берегу направлении, ясно показывая при каждом шаге свои перепончатые лапы, внезапно остановилась, повернулась и… посмотрела вверх.
Глаза, зеленые и горящие, какие бывают у кошки, когда она испепеляющим взглядом смотрит на тебя из темноты, казалось, глядели прямо на Уорделла. Капитан почувствовал, как мышцы свело судорогой; ему захотелось резко вскочить и скрыться за уступом, однако он не в состоянии был пошевелиться даже под угрозой смерти.
Этот паралич, наверное, поразил каждого моряка: пулеметы прекратили стрельбу — и воцарилась неестественная тишина.
Желто-зеленая рептилия быстро задвигалась. Она помчалась обратно клюку. Оказавшись возле отверстия, она наклонилась, как бы собираясь прыгнуть вниз головой, словно таким образом быстрее можно скрыться внутри.
Но вместо этого тварь передала хрустальный предмет, который был в ее одной руке, кому-то, кто находился внизу, после чего она выпрямилась.
Люк с грохотом захлопнулся, рептилия осталась одна на палубе, и все пути для спасительного бегства теперь были отрезаны.
На какую-то долю секунды все замерло — застывшие фигуры на фоне спокойного моря и темного, почти пустынного берега. Бестия стояла, замерев как вкопанная с откинутой назад головой, горящими глазами, уставившимися на людей, прятавшихся за уступом.
Уорделлу эта поза не показалась раболепствующей. Внезапно чудовище выпрямилось и запрыгало по-лягушачьи, а потом сложилось, как прыгун, входящий в воду. После соприкосновения с водой последовал только слабый всплеск. Когда сверкающие круги потревоженной воды исчезли, бестии нигде не было видно.
Люди ждали.
— То, что уходит в глубины, — наконец сказал Уорделл голосом, в котором чувствовалось едва заметное дрожание, — потом всплывает наверх. Только одним Небесам известно, что это такое, но держите оружие наготове.
Медленно проходили минуты. Слабый бриз, который слегка тревожил поверхность вод залива, совсем стих; и теперь перед ними тянулось ровное, сверкающее стеклянным отблеском покрывало, чья гладь разрывалась лишь вдали у узкого перешейка, соединявшего залив с морем.
Через десять минут Уорделл беспокойно пошевелился, устав лежать в одной позе. Когда истекла двадцатая минута, он встал.
— Мы должны возвращаться на корабль, — напряженно произнес он. — Эта тварь не для нас.
Спустя пять минут они медленно побрели вдоль берега, когда начался переполох: послышались отдаленные крики, потом длинные пулеметные очереди, после чего — тишина.
Все это доносилось с той стороны, где стояла шхуна, которую они сейчас не могли видеть за деревьями, росшими в полумиле от берега.
Уорделл рычал на бегу. И раньше было нелегко идти по этой местности. А сейчас же, передвигаясь Прыжками и спотыкаясь, он испытывал постоянную боль. Дважды уже в первые минуты он грузно падал.
После второго падения он очень медленно встал и подождал отставших запыхавшихся товарищей. «Бежать больше не обязательно, — внезапно с ошеломляющей ясностью понял он, — то, что произошло на судне, уже случилось».
Осторожно Уорделл стал прокладывать путь через нагромождение скал. Он яростно проклинал себя за то, что оставил «Альбатрос». И особенно за саму мысль выступить на хрупком деревянном корабле против бронированной подлодки.
Тем более что, как выяснилось, это оказалась вовсе не подлодка.
Его сознание пасовало перед простой догадкой того, с чем же они столкнулись.
Несколько секунд он пытался посмотреть на себя со стороны — пробиравшегося по бесплодному каменистому берегу залива для того, чтобы увидеть то, что эта… ящерица сделала с его кораблем. И не мог. Картина распадалась на отдельные фрагменты, которые ему не удавалось сложить воедино. Она даже отдаленно не напоминала ту привычную ткань жизни, которая плетется вереницей спокойных дней и вечеров, которые он проводил на мостиках кораблей, то ли просто сидя, то ли раскуривая свою трубку, безмятежно созерцая море.
Еще более смутной и несвязной представлялась картина мира, где он играл в покер и громко смеялся в окружении женщин с нахальными глазами, что составляло его жизнь во время тех коротких месяцев, которые он проводил на берегу, веселая и бесцельная жизнь, которую он всегда без всякого сожаления покидал, когда наступала пора снова выходить в море.
Отбрасывая от себя эти смутные бесполезные воспоминания, Уорделл сказал:
— Фрост, возьми Блейкмана и Макканна — заберите канистры с водой. Дэнни должен был уже наполнить их. Нет, пулемет оставьте у себя. Я хочу, чтобы вы остались там с канистрами, пока я не пришлю еще людей. Мы заберем воду, после чего будем сматываться отсюда.
Приняв это решение, Уорделл почувствовал себя лучше. Он возьмет курс на юг к военно-морской базе; а потом другие, лучше оснащенные и подготовленные люди займутся эти кораблем-чужаком.
Если только его корабль находится все еще там неповрежденным — именно этого он боялся, чувствовал неуверенность. И какое же облегчение он испытал, когда, взобравшись на последний и самый крутой холм, увидел, что корабль стоит на месте стоянки. В бинокль он увидел фигуры людей на палубе. И последний груз тревоги свалился с его души: все было в порядке.
Но, конечно, что-то случилось. Через несколько минут он узнает…
Некоторое время казалось, что он никогда не поймет, что же ему пытаются рассказать. Когда он взобрался на борт корабля, его обступили люди, более уставшие, чем он смел себе признаться, и каждый начал что-то возбужденно говорить, так что он ничего не мог разобрать.
Наконец он понял, что речь идет о каком-то чудовище, «похожем на лягушку размером с человека», взобравшемся на борт судна. Что-то еще о машинном отделении и о механике с мотористом, которые, проснувшись…
В конце концов Уорделл, в замешательстве рявкнув басистым голосом, положил конец этому безумию.
— Мистер Приди, есть ли жертвы? — спросил капитан хриплым голосом.
— Нет, — ответил помощник, — хотя Рузерфорд и Кресси все еще в шоке.
Сообщение о механике и его помощнике было невразумительным, но Уорделл не обратил на него внимания.
— Мистер Приди, отправьте на берег шесть человек, чтобы они помогли доставить на судно воду. После этого поднимитесь ко мне на мостик.
Спустя несколько минут Приди представил Уорделлу полный отчет о случившемся. Услышав пулеметные очереди отряда Уорделла, все моряки собрались у левого борта шхуны и оставались там.
Мокрые следы, оставленные существом, показали, что забралось оно с правого борта. Впервые его увидели стоящим у бакового люка, спокойно рассматривающим орудия на носу.
Затем тварь храбро направилась вперед, сознавая о девяти парах глаз, пялящихся на нее, судя по всему, прямо к орудиям, однако внезапно развернулась и, подбежав к борту, прыгнула за борт. После чего заговорили пулеметы.
— Не думаю, чтобы мы попали, — признался Приди.
Уорделл задумался.
— Я не уверен, — начал он, — что наши пули могут причинить вред твари. Она… — Капитан оборвал свою мысль. — Какого черта я это говорю? Ведь она убегает всякий раз, когда мы открываем огонь. Но продолжай.
— Тогда мы обошли весь корабль и обнаружили Рузерфорда и Кресси. Они были без сознания и не помнили о твари. Впрочем, механик доложил, что никаких повреждений нет… ну и это все.
«И этого достаточно», — подумал Уорделл, однако вслух ничего не сказал. Он некоторое время постоял, представляя у себя в голове эту желто-зеленую ящерицу, взбирающуюся на борт его судна. И содрогнулся. «Чего этой проклятой твари было надо?»
Солнце уже почти поднялось в зенит, когда на борт корабля доставили последнюю канистру с водой и был поднят якорь.
Взойдя на мостик, Уорделл со вздохом облегчения наблюдал за тем, как шхуна отходит от белопенного мелководья, направляясь в глубокие воды. Капитан толкнул рукоятку машинного телеграфа на «полный вперед», но дизели зачихали и вскоре смолкли.
«Альбатрос» по инерции еще некоторое время двигался, медленно покачиваясь с борта на борт. В смутно освещенном машинном отделении Уорделл обнаружил Рузерфорда, который пытался поджечь спичками лужицу солярки на полу.
То, что он делал, было настолько безумным, что капитан остолбенел при этом зрелище, не в силах вымолвить ни слова.
Но горючее не желало зажигаться. Рядом с золотистой лужицей уже валялось четыре обгорелых спички.
— Черт побери! — воскликнул наконец Уорделл. — По-твоему, эта тварь добавила в наше горючее что-то, отчего…
Он не смог закончить фразу, да ответ к не нужен был. Но, наконец, не поднимая глаз, механик глухо ответил:
— Кэп, я вот все пытаюсь понять. Для чего мы понадобились здесь этой своре ящериц?
Уорделл вернулся на палубу, ничего не ответив. Вдруг засосало под ложечкой. Но он не обманывал себя, что это от голода — никогда у него не возникало таких ощущений в пустом желудке.
Уорделл ел, едва ли замечая, что именно, потом вышел на свежий воздух, чувствуя себя неповоротливым и сонным. Подъем на мостик отнял все силы. Несколько секунд он простоял, глядя в направлении узкого пролива, ведущего в бухту.
И тут он сделал открытие: в те недолгие минуты, что дизели работали на топливе, оставшемся в трубопроводе, «Альбатрос» передвинулся поближе к темному кораблю, и сейчас тот был хорошо виден вдалеке.
Уорделл сонными глазами уставился на молчаливый корабль чужаков, потом оглядел береговую линию в бинокль. Наконец он вернул свое внимание к палубе перед собой — и едва не подпрыгнул.
Там была тварь, спокойно согнувшаяся над гарпунной пушкой, ее чешуйчатое тело блестело, как мокрая шкура огромной ящерицы. У ее ног образовалось несколько маленьких темных лужиц, которые потекли к голове гарпунщика Арта Зоута. На вид он был мертвее мертвого.
Если незваный гость был человеком, то Уорделл не сомневался, что он смог бы заставить свои парализованные мышцы сократиться и выхватить револьвер, висевший на поясе. Или если бы эта тварь была дальше, чем в тот раз, когда он впервые увидел ее.
Но до нее сейчас было меньше двадцати пяти футов, и он не мог отвести взгляда от блестящего рептилеподобного чудовища, имевшего четыре руки и ноги, защищенные чешуйчатым панцирем, и из глубин памяти пришла мысль, что перед этим пулеметные пули не смогли причинить ей никакого вреда и…
Со спокойным безразличием к вероятным наблюдателям рептилия попыталась вытащить гарпун, торчавший из ствола китобойной пушки. Через несколько секунд она оставила эти попытки, подошла к пушке со стороны казенника и начала копошиться там. Малиновый предмет, который тварь держала в руке, вспыхивал алыми отблесками, когда волна смеха и голосов разорвала тишину полудня.
В следующую секунду дверь камбуза распахнулась и дюжина людей вышла на палубу. Массивный деревянный полубак скрывал чудовище от них.
Они несколько секунд постояли, и эхо их громкого смеха пронеслось по воздуху над вечно холодным морем.
В каком-то оцепенении Уорделл прислушивался к неприличным шуткам, еще более непристойным ругательствам и подумал: «Да они просто дети! Ведь им отлично известно, что эти невероятные существа сделали неподвижным их судно, но это до сих пор еще не дошло до их сознания. В противном случае они бы не вели себя так беспечно, в то время как…»
Уорделл оборвал эту мысль, поражаясь тому, что он позволил ей отвлечь на одну секунду его внимание. Резко выдохнув, он выхватил револьвер и навел его на неприкрытую спину ящерицы, которая сейчас согнулась над тяжелым темным канатом, соединяющим гарпун с кораблем.
Интересно, что после выстрела последовало мгновение полной тишины. Ящерица медленно выпрямилась и полуобернулась в раздражении. А потом…
Люди закричали. Пулемет на «вороньем гнезде» залился короткими истеричными очередями, которые, не попадая ни в палубу, ни в рептилию, вспенивали белые воды у носа шхуны.
Уорделл страшно разозлился на этого чертового дурака. В ярости запрокинув голову, он закричал стрелку, чтобы тот научился стрелять точнее. Когда он снова посмотрел на палубу, бестии там уже не было.
Слабый всплеск воды пробился сквозь дюжину других звуков; в ту же секунду загрохотали подошвы ботинок моряков, бросившихся к поручням. Экипаж рассматривал воды, а стоявшему над ними Уорделлу показалось, что он заметил желто-зеленое сияние в глубинах, однако сразу же это пятно смешалось с зелено-серой синевой Северного моря.
Уорделл стоял совершенно неподвижно, чувствуя холодок под сердцем от нереальности происходящего. Его пистолет не дрогнул. Он не мог промахнуться. Но ничего не случилось после выстрела.
Холодная лапа, стиснувшая сердце, немного отпустила, когда он увидел, как Арт Зоут, целый и невредимый, покачиваясь встал с палубы. «Живой! Добрый старый Арт! Требуется нечто большее, чем какая-то подлая ящерица, чтобы убить такого человека!»
— Арт! — пронзительно закричал Уорделл, не в силах справиться с охватившим его невероятным возбуждением. — Арт, наведи трехдюймовую пушку на эту сублодку. Утопи эту проклятую штуку. Мы научим этих сволочей…
Первый снаряд не долетел до цели. Он только поднял брызги в ста ярдах от далекого металлического корпуса. Второй тоже разорвался слишком далеко, поразив лишь серые камни на берегу.
Третий точно попал в цель. Как и следующие десять. Это была отличная стрельба, но потом Уорделл беспокойно крикнул вниз:
— Хватит. Похоже, снаряды не могут пробить корпус — я не вижу никаких отверстий. Лучше прибережем их на крайний случай. Кроме того…
Он замолчал, боясь высказать мысль, которая только что пришла ему на ум: пока что эти существа с загадочного судна не причинили им никакого вреда, а экипаж «Альбатроса» только и делает, что поливает их огнем. Конечно, он помнил о том, что они сделали их топливо бесполезным для использования да плюс еще то любопытное изучение их китобойной пушки — ведь тварь забралась к ним на борт только с этой единственной целью. И тем не менее….
Он и Приди обсуждали это тихими голосами, в которых ощущалось замешательство, весь туманный полудень и прохладный вечер, в конце концов решив ночевать с запертыми люками под охраной часового на «вороньем гнезде».
Уорделла разбудили возбужденный вопль. Солнце только поднялось над горизонтом, когда он выбрался на палубу полуодетый. Он успел заметить, переступая порог, что крышка люка аккуратно откинута.
Нахмурив брови, он присоединился к небольшой группе людей, собравшихся вокруг пушек. Комендор Арт Зоут сердито показал на повреждённую гарпунную пушку.
— Гляди, капитан, эти сволочи отрезали наш гарпунный канат и подсунули нам какую-то медную проволочку или черт знает что. Посмотри на эту дрянь.
Уорделл тупо взял протянутую ему проволоку. Все это казалось бессмысленным. Он услышал, как комендор продолжал:
— И эту чертову дрянь они запихнули также и в оба оставшихся гарпунных комплекта, которые теперь годятся только для подметания на топ-мачте. Они понаделали отверстий в палубе и, пропустив проволоку через них, привязали к шпангоуту. Ничего плохого в этом не было бы, будь эта дрянь хороша, но эта проволочка… черт!
— Дайте мне кусачки, — процедил Уорделл. — Мы начнем убирать ее, и…
Но, удивительное дело, кусачки не смогли перерезать проволоку. Он напряг все силы, но проволочка, кажется, лишь слегка засветилась, хотя, возможно, это был зрительный обман. Сзади кто-то произнес тихим голосом:
— Мне кажется, нам предлагают сделку. Но на какого же кита они нас готовят?
Уорделл стоял совершенно неподвижно, пораженный странным смыслом этих слов: «На какого же кита они нас готовят?»
Он выпрямился, приняв решение.
— Друзья, — сказал он громко, — давайте позавтракаем. Нам ничего другого не остается, как идти напролом.
Уключины скрипели, вода тихо плескалась о борт шхуны… и с каждой минутой Уорделлу их положение нравилось все меньше и меньше.
И тут до него дошло, что шхуна направляется вовсе не прямо к подлодке, а под углом и на палубе ее можно было рассмотреть очертания какого-то предмета.
Уорделл поднял бинокль — и тут же замер, не в силах пошевелиться от изумления. Да, действительно, он не ошибся, там была… гарпунная пушка.
Сомневаться не приходилось! Такой же формы, они даже не изменили конструкцию, длину гарпуна и… «Постой! А какой же у них канат?»
Он различил игрушечных размеров барабан с медным отблеском, который все рассказал ему.
«Они дали нам, — подумал Уорделл, — канат, такой же крепкий, как у них, который выдержит что угодно. — И снова по телу его пробежали мурашки, и он вспомнил фразу моряка: „На какого же кита…“».
— Ближе! — отдал команду он хриплым голосом.
Уорделл лишь смутно осознавал, что то, что он делает, — простое безрассудство. «Осторожно, — сказал он себе, — слишком много идиотов уже жарятся в аду. Такая идиотская храбрость…»
— Ближе! — повторил он.
В пятидесяти футах от них темнел длинный корпус корабля и была ясно различима даже подводная его часть; не было видно ни малейшей царапины от разрывов снарядов, которыми они осыпали чужеродное судно, ни каких-либо следов повреждений.
Уорделл открыл рот, чтобы отдать приказ, намереваясь под прикрытием пулеметов забраться на борт корабля, но тут раздался громовой раскат.
Он был похож на какой-то катаклизм — словно одна за другой заговорили чудовищные пушки. Грохот эхом отразился от бесплодных холмов и стал перекатываться по естественной чаше залива.
Длинный корабль, имеющий форму торпеды, тронулся с места. Быстрее, быстрее… Он сделал огромный полукруг. Языки пламени вонзились в воду за кормой. А потом, оставив позади шлюпку, он направился в сторону узкого пролива, ведущего в открытое море.
Внезапно рядом с кораблем поднял брызги первый разорвавшийся снаряд, за ним последовал второй и третий. Уорделл заметил вспышки пламени, вырывавшиеся Из ствола трехдюймовой пушки, установленной на далекой палубе «Альбатроса». Вне всякого сомнения, Арт Зоут и Приди решили, что сейчас настал критический момент.
Но чужой корабль не обращал на выстрелы никакого внимания и продолжал двигаться своим курсом к выходу из залива, рассекая волны между разрывами снарядов. Когда он оказался в глубоких водах на расстоянии мили от шхуны, выстрелы прекратились. Небо не сотрясали грохочущие раскаты. Корабль продвинулся еще немного по инерции, а потом остановился.
И остался там, молчаливый и безжизненный, как в самом начале, выделяясь темными очертаниями на фоне беспокойных волн. Арт Зоут, несомненно, понял всю бессмысленность дальнейшей стрельбы.
В воцарившейся тишине Уорделл слышал тяжелое дыхание гребцов. Шлюпка дергалась при каждом ударе весел и продолжала покачиваться, когда все еще не успокоившиеся воды залива ударяли по бокам…
Вернувшись на судно, Уорделл вызвал к себе Приди. Он налил два стакана, одним глотком выпил свой и произнес:
— Вот мой план: мы снарядим небольшую шлюпку и отправим трех человек вдоль побережья за помощью. Очевидно, что мы не можем долго играть в кошки-мышки здесь, не зная правил игры. И недели не пройдет, как трое здоровых мужика доберутся до полицейского кордона на Мысе, а может, понадобится и меньше времени. Что скажешь?
Ответить Приди не успел: неожиданно распахнулась дверь и в комнату бесцеремонно ворвался человек, державший в руках какие-то два темных предмета. Он пронзительно закричал:
— Смотрите, капитан, что одно из этих чудовищ только что забросило к нам на борт: плоскую металлическую пластину и пакет с чем-то. Она исчезла прежде, чем мы даже смогли увидеть ее.
…Внимание Уорделла привлекла металлическая пластина: она показалась ему совершенно бессмысленной. Толщиной она была в полдюйма, в десять дюймов длиной и в восемь — шириной. Одна ее сторона была серебристого металлического цвета, а другая — черного.
Вот и все. После этого Уорделл увидел, что Приди поднял пакет и открыл ее.
— Смотри, кэп! — выдохнул помощник. — Здесь фотография машинного отделения, нарисована стрелка, направленная на бак с горючим… и какой-то серый порошок. Наверное, он восстанавливает солярку.
Уорделл отложил металлическую пластину и протянул руку, чтобы взять пакет. Однако остановился, когда до него внезапно дошла вся необычность черноты этой пластины.
Она была трехмерной. Поражала невероятная глубина пластины. И это бросилось ему в глаза. В бархатной полнейшей темноте вспыхнули яркие точки света.
И пока Уорделл смотрел на них… картина изменилась. Что-то выплыло со стороны верхней части, приблизилось и проявилось на фоне тьмы в виде крошечного животного.
«О Господи, — подумал Уорделл, — это же фотография, нечто вроде фотографии с меняющимся изображением».
От следующей мысли он поежился: «Только фотография чего?»
Животное выглядело совсем крохотным, но даже для его глаз, много чего повидавших, оно казалось самым ужасным зверем, которое он когда-либо видел. У этой отвратительной карикатуры на живое существо, которая могла возникнуть только в безумной фантазии какого-нибудь сумасшедшего, было множество лап, длинные тело и рыло.
Уорделла передернуло — тварь стала увеличиваться в размерах, вот уже занимает половину этой фантастической пластинки, и все равно создавалось впечатление, словно съемка ведется с большого расстояния.
— Что это такое? — услышал он шепот Приди за спиной.
Уорделл не ответил: действие разворачивалось перед их глазами.
Только так и могла начаться схватка с демоническим существом Блалом (как это всегда и происходило) — неожиданно. Резкий энергетический удар поразил безинерциальный патрульный корабль, но когда автоматическая защитная система нанесла ответный лучевой удар, было уже слишком поздно, и корабль начал беспомощно вращаться в космическом пространстве.
Чудовище появилось в верхней части обзорного экрана, и от его толстой головы тянулся тонкий оранжевый луч. Командор Рэл Дорно застонал, когда увидел, что этот оранжевый луч вонзился в белый сверкающий энергетический экран патрульного корабля… и что длится это достаточно долго, чтобы уничтожить судно.
— Великий Космос! — пронзительно завопил он. — Мы не успели вовремя ударить по его Накопителям! Мы не…
Маленький корабль встряхнуло от кормы до носа. Огни замигали и погасли, коммуникатор подозрительно загудел и замолчал. Беззвучная работа могучих атомных двигателей сменилась хриплым прерывистым кашляньем, после чего и они отключились.
Космический корабль начал падать.
Из-за спины Дорно раздался чей-то голос — Сенны, — крикнувшего с облегчением:
— Его Накопители почернели. Мы все же сбили их. Оно тоже падает.
Дорно не ответил. Вытянув перед собой все четыре чешуйчатые руки, он ощупью пробрался от бесполезного обзорного экрана к ближайшему иллюминатору и начал с хмурым видом вглядываться в темноту за бортом.
Трудно было разглядеть что-нибудь в ярких лучах солнца этой планетной системы, но наконец ему удалось различить пулеобразные очертания стофутового чудовища. Злобная десятифутовая пасть то открывалась, то захлопывалась, словно огромный стальной капкан. Лапы, закованные в броню, ощетинились когтями, пронизывая пустое пространство; длинное тяжелое тело изгибалось в колоссальной работе мышц.
Кто-то скользнул в темноте к нему. Не поворачиваясь, Дорно напряженно произнес:
— Да, мы действительно попали по его Накопителям. Но оно все еще живое. Сопротивление атмосферы планеты, что под нами, замедлит его падение, так что оно не погибнет, а только потеряет на некоторое время сознание. Мы должны попытаться использовать наши ракеты, чтобы не приземлиться в пятистах негах от этой твари. Нам понадобится не меньше пятьсот ланов, чтобы отремонтировать корабль, и…
— Командор… что это?
Слова эти прозвучали почти шепотом — такими робкими они были. Дорно узнал голос — это была новенькая, Корлисс, его нынешняя жена.
Он еще не привык к тому, что жена у него не Яросан. Лишь через несколько секунд до него дошло, что с ним нет ветерана многих экспедиций. Но Яросан воспользовалась привилегией женской части Патруля.
«Я приближаюсь к возрасту, когда мне надо иметь детей, — заявила она ему, — и, поскольку по закону только один из них может быть твоим, то я хочу, чтобы ты, Рэл, нашел себе какую-нибудь симпатичную практикантку и женился на ней на время двух твоих последующих экспедиций…»
Дорно не спеша повернулся, слегка раздраженный мыслью, что кто-то на борту еще не понял, что происходит. Он отрывисто бросил:
— Эта дьявольская тварь, именуемая Блал, — дикий зверь с IQ, равным 10. Он устраивает себе логово в неисследованных внешних планетных системах, где эти чудовища еще не истреблены. Он необычно свиреп; в его голове есть орган, который называют Накопителем, ибо он вырабатывает огромной мощности энергию.
Естественное назначение этой энергии — обеспечивать передвижение твари. К сожалению, когда Блал в движении, то любая машина, оказывающаяся поблизости и работающая на субмолекулярных силах, вступает во взаимодействие с ее органического происхождения силой. Чудовище медленно и долго перекачивает в себя энергию, а потом требуется значительное время и терпение, чтобы атомный или электрический двигатель снова заработал.
Нашей автоматической защите удалось уничтожить Накопители энергии Блала как раз в тот момент, когда он достал нас. Теперь мы должны уничтожить и его тело, но мы не можем сделать это, пока не будет снова действовать наше энергетическое оружие. Все понятно?
Карлисс, женщина из рода Сахфид, неуверенно кивнула. Затем спросила:
— Что, если он живет на планете под нами? А если там есть и другие? Что тогда?
Дорно вздохнул.
— Моя дорогая, — начал он, — существует правило, согласно которому каждый член экспедиции обязан познакомиться со сведениями о любой системе, даже если корабль пролетает мимо…
— Но ведь мы увидели это солнце всего лишь пол-лана назад.
— На экранах оно появилось еще три лана назад… но это неважно. Населенной в этой системе является лишь одна планета — находящаяся под нами. Лишь двадцатая часть ее поверхности — суша, и ее колонизировали теплокровные человеческие существа с Водеска. Саму планету эти люди называют Земля, и им еще предстоит разработать теорию межзвездных путешествий.
Я могу сообщить тебе несколько астрографических фактов, включая и тот, что дьявольская бестия Блал предпочитает не появляться вблизи таких планет, потому что здесь слишком высокая восьмикратная гравитация, а также в атмосфере находится кислород. К сожалению, даже несмотря на физическую и химическую несовместимость, чудовище выживет, и это представляет огромную, можно даже сказать, абсолютно смертельную опасность.
Блал способен ощущать только одно чувство — ненависть. Мы уничтожили его главный органический источник энергии, но в действительности вся его нервная система является аккумулятором энергии. Во время охоты он преследует метеориты, мчащиеся со скоростью в несколько десятков миль в секунду. Чтобы отыскивать их след, существо в давние времена выработало в себе способность настраивать себя на любое материальное тело.
Из-за боли, которую мы ему причинили, он настроен на нас после первого обмена энергиями; так что сразу же после приземления он независимо от дальности расстояния он направится в нашу сторону. Поэтому необходимо отремонтировать наш дезинтегратор до того, как он доберется до нас. Иначе…
— Но разве он может как-нибудь навредить металлитовому корпусу космического корабля.
— Не только может, но, будь уверен, и сделает это. У него не обычные клыкобычные клыки: из его пасти вырываются лучи энергии, и они расплавят любой металл, даже самые твердый. Можешь представить себе, какие неисчислимые бедствия принесет он Земле после расправы с нами, прежде чем Патруль узнает о случившемся здесь… а я ведь еще не упоминал о том факте, что, по мнению галактических психологов, для юной цивилизации будет катастрофой узнать о существовании Галактической сверхцивилизации.
— Я знаю, — энергично закивала Корлисс. — Существует закон, согласно которому мы должны убить любого аборигена, узнай он, пусть даже случайно, о нашем существовании.
Дорно согласно хмыкнул и хмуро закончил:
— Поэтому наша самая главная проблема — приземлиться достаточно далеко от чудовища, чтобы при этом успеть и защитить себя, и уничтожить его до того, как он воспользуется своими разрушительными способностями, и, кроме того, сделать так, чтобы нас не видел никто из людей.
А сейчас, я думаю, тебе будет интересно наблюдать за мастерством Сенны, когда он с помощью ракетных дюз осуществит аварийную посадку. Он…
В открытых дверях рубки мелькнул свет. Вошедший Фахфид был выше даже здоровяка Доно. В руках он нес глобус, светившийся интенсивным светом.
— У меня плохие новости, — начал Сенна. — Ты должен помнить, что во время преследования преступников с Кьева, мы израсходовали наше ракетное топливо и не успели перезаправиться. Так что во время посадки мы будем ограничены маневрированием.
— Что-о-о! — вскричал Дорно и обменялся встревоженным взглядом с женой.
Даже после ухода Сенны он продолжал молчать. Говорить-то и было не о чем: это была катастрофа.
Они упорно и с тихой яростью принялись за работу — он, Дорно, Корлисс, Сенна со своей женой Деджель. Прошло четыре лана, все фильтры отремонтировали, и теперь оставалось только ждать со страхом, когда же наконец все электронные связи придут в порядок. Дорно сказал:
— Некоторые из вспомогательных двигателей, бесполезное ручное оружие и станки в ремонтном отсеке придут в норму до появления демона Блала. Но это мало чем нам поможет. Должно пройти четыре суточных периода этой планеты прежде, чем снова заработают тяговые двигатели и дезинтеграторы… Кажется, сейчас наше положение совсем безнадежно.
Конечно, мы могли бы применить что-то вроде реактивного оружия, используя остатки нашего ракетного топлива, но боюсь, что этим мы только еще больше раздразним чудовище.
Он пожал плечами.
— Судя по нашим последним наблюдениям, чудовище приземлится примерно в сотне негов к северу от нас; отсюда следует, что мы должны ожидать его появления уже завтра. Мы…
В этот момент зазвучал сигнал молекулярной тревоги. Спустя несколько минут они следили за продвижением шхуны по узкому проливу, которая затем поспешно развернулась. Лишенные век глаза Дорно, не мигая и задумчиво, наблюдали за китобоем, пока тот не исчез из виду.
Он несколько минут молчал, разглядывая сделанные приборами фотографии, работавшие на химической основе, почему и не пострадали во время катастрофы, в отличие от всех остальных систем корабля. Наконец он произнес, растягивая слова:
— Не уверен, но, кажется, нам повезло. Увеличенные снимки показывают, что на борту этого судна есть две пушки и что из ствола одной из них торчит острый двусторонний крюк — и это натолкнуло меня на одну мысль. В случае необходимости мы должны использовать остатки нашего ракетного топлива, чтобы оставаться вблизи этого корабля, пока я буду находиться на нем и проводить исследование.
— Береги себя! — озабоченно воскликнула Корлисс.
— Моя невидимая броня, — сказал ей Дорно, — защитит меня от всего, кроме прямого попадания пушечного снаряда…
Его удивил контраст между теплыми лучами ослепительного солнца и пронизывающе холодной водой. Боль в жабрах была мучительной, но даже беглого осмотра гарпунной пушки ему хватило, чтобы понять, что его усилия оказались не напрасными.
— Какое замечательное оружие, — сказал он своим спутникам, возвратившись на патрульный корабль. — Конечно, против Блала понадобится более мощный заряд и более качественный материал для каждой детали конструкции. Мне придется еще раз побывать на судне, чтобы сделать замеры и установить новое оборудование. Но все это особых трудностей не представит. Тем более что я нейтрализовал их топливо.
Он закончил:
— Потом его придется восстановить — когда придет время. Им понадобится свобода маневра при появлении с Блалом.
— Но они будут сражаться? — спросила Корлисс.
Дорно невесело улыбнулся.
— Моя дорогая, — начал он, — вот это-то мы не можем оставить на волю случая. Скопеографический фильм расскажет им эту довольно устрашающую историю. А что касается остального, то мы будем просто держать их корабль между собой и демоном Блалом: чудовище почувствует жизненную силу на борту их судна и ввиду своей тупости примет их за нас. Да, я могу дать гарантии, что они будут сражаться.
— Возможно даже, что Блал избавит нас от необходимости впоследствии убивать их, — заметила Корлисс.
Дорно задумчиво посмотрел на нее.
— О да, — вспомнил он, — эти правила! Уверяю тебя, что мы переправим им послание.
Он улыбнулся.
— Когда-нибудь, Корлисс, ты узнаешь их все. Те умные и великие, кто разработал для нас эти правила, предусмотрели все, абсолютно все.
Пальцы Уорделла побелели, когда он сжимал бинокль, рассматривая огромную, с темным блеском горбатую спину, мощно рассекавшую волны в полумиле от судна. Что-то жуткое направлялось прямо к ним. За чудовищем тянулся сверкающий след.
Глядя на ту часть существа, что возвышалась над водой, его можно было принять за огромного кита. Уорделл цеплялся за дикую надежду, но затем…
Тварь подняла брызги — и его иллюзия была сметена прочь, как пушечное ядро пробивает пуленепробиваемый жилет.
Потому что ни один кит на широких просторах океана, созданного Богом, никогда не изрыгал воду таким внушающим ужас образом. В голове Уорделла на несколько секунд возникла яркая картина десятифутовой пасти, конвульсивно захлопывающейся под волнами, а потом выплескивающей захваченную воду подобно огромным мехам.
На мгновение он разозлился на себя за то, что даже на несколько секунд подумал, что это может быть кит. Но гнев его исчез, когда он вдруг понял, что в этой мысли был толк: она напомнила ему, что всю свою жизнь он играл в игру, где страх был отнюдь не первостепенным фактором.
Не спеша и очень осторожно он выпрямился. Потом спокойным звучным голосом крикнул:
— Моряки, хотим мы того или нет, но мы попали в заваруху. Так давайте покажем, что мы, черт побери, отличные китобои!..
Все свои повреждения «Альбатрос» получил в первые две минуты после того, как гарпун вылетел из пушки Арта Зоута.
От жестокого удара это порождение ночного кошмара — лишенная век голова — взметнулась вверх, подняв тонны воды; а потом тварь, безумно молотя по воде лапами, закованными в броню, набросилась на отступавший в страхе корабль.
Но им удалось в конце концов оторваться от чудовища; и Уорделл, с трудом выбирающийся из-под обломков мостика, лишь сейчас обратил внимание на грохот двигателей корабля ящериц и второй гарпун, торчащий в боку чудища, медный блеск туго натянутого каната, тянувшегося от гарпуна к кораблю чужаков, одетому в чешуйчатую броню.
В бестию выстрелили еще четырьмя гарпунами, по два с каждого судна, после чего тварь оказалась растянутой между ними обоими. Еще целый час Арт Зоут всаживал остатки их снарядов в тело, корчившееся в агонии и бессильной злобе.
А затем им пришлось ждать еще долгих три дня и ночи, пока чудовище не подохло, изгибаясь и сражаясь за жизнь в бессмысленной и бесконечной ярости…
И вот настало утро четвертого дня.
Со вдребезги разбитой палубы своего корабля Уорделл наблюдал за другим судном. Там две ящерицы устанавливали какое-то любопытное сверкающее сооружение, из которого потом полился серый призрачный свет. Почти материально ощущаемый туман достиг чудовища, покачивавшегося на волнах моря, и там, где он касался твари, плоть превращалась… в ничто.
На борту «Альбатроса» все замерли. Люди молча стояли как вкопанные, глядя в немом восхищении на то, как стотонное чудовище медленно исчезает под воздействием невидимой силы.
Прошли долгие тридцать минут прежде, чем от твердого и внушающего ужас тела не осталось и следа…
После этого блестящий дезинтегратор разобрали, и снова воцарилась гробовая тишина. На севере у края горизонта появился редкий туман, который наползал на оба корабля. Уорделл ожидал развязки вместе со своими людьми в напряжении, страхе и… изумлении:
— Давайте убираться отсюда, — произнес кто-то. — Я не доверяю этим сволочам, пусть даже мы и помогли им.
Уорделл беспомощно пожал плечами.
— А что мы можем сделать? Того химического порошка, который они подбросили нам вместе с кинопластинкой, хватило только для восстановления полутора баков горючего. Во время маневров мы использовали почти все топливо — осталось только несколько галлонов. Мы…
— Черт бы пробрал этих мерзавцев! — простонал еще один моряк. — Загадочность, с которой они все делают, мне не нравится. Почему, раз им нужна была наша помощь, они просто не пришли и не попросили нас об этом?
Уорделл до сих пор еще не понимал, сколь же велико было его собственное напряжение. Слова моряка вызвали в нем волну гнева.
— Да, конечно, — язвительно заметил он, — я просто представляю себе, как мы приветствуем их… трехдюймовой пушкой.
Только представьте себе: вот они заявляются к нам сказать, что они хотят замерить нашу гарпунную пушку и затем построить такую же у себя, при этом еще и сделать так, что наша окажется в состоянии удерживать двадцать китов за раз, попросить нас: не будете ли вы так добры, чтобы остаться здесь на некоторое время и дождаться появления этой чертовой твари… Ну, конечно, мы бы остались! Да черта лысого мы бы остались!
Но они не настолько глупы. Это было чертовски трудное дело, в котором я когда-либо участвовал, но с ним уже покончено. А остались мы потому, что нас вынудили пойти на это, и благодарности за это мы не получим. Меня беспокоит то, что никогда раньше мы не видели и не слышали об их породе. Может быть, они решат, что только мертвые молчат и не рассказывают историй, но…
Он замолчал, потому что на корабле ящериц снова началась деятельность — там устанавливали еще одно сооружение, но поменьше, не такое блестящее, как первое, оно было оснащено странными, похожими на стволы ружей, газометами.
Уорделл сперва замер, но потом его бас прокатился эхом по палубе:
— Это по нашу душу! Арт, ведь у тебя еще осталось три снаряда. Вставай и приготовься стрелять…
Дуновение сверкающего серебристого дыма оборвало его слова, его мысли, его сознание…
Мягкий шипящий голос Дорно тихо раздался в тишине корабельной рубки:
— Правила устанавливаются, чтобы сохранять моральные устои цивилизации и предотвращать слишком буквальное толкование основных законов со стороны черствых или бестолковых администраторов. Правильно то, что не допускается контакт с планетами, находящимися на низкой ступени развития, и поэтому еще более верно то, что смерть должна ждать тех, кто узнал истину. Но…
Дорно улыбнулся и продолжал:
— Когда галактическим гражданам или официальным лицам оказана важная помощь, все равно, при каких обстоятельствах, моральная необходимость сохранять свою цивилизованность повелевает нам изыскать другие способы недопущения распространения историй о нашем появлении здесь…
— Конечно, — тихо добавил Дорно, — такие прецеденты уже имели место. Ввиду этого я сейчас занимаюсь изменением курса следования корабля. Теперь нам придется побывать у далекого солнца Водеска и удивительные зеленые планеты, с которых началась колонизация Земли.
Нет необходимости держать наших гостей в состоянии анабиоза. Как только они придут в себя после воздействия серебристого газа, дадим им возможность… насладиться путешествием по галактическим просторам.
