Серо-голубой двигатель почти полностью скрыла зеленая растительность, растущая на пологом склоне холма. Он пролежал там все лето 1972 года, бездушная металлическая конструкция, в которой были запрятаны силы, сравнимые по своему могуществу с самой жизнью. Дождь омывал его корпус, безразличный ко всему. В июле, а потом и в августе солнце испепеляло его своими лучами. Ночью звезды тусклым светом отражались от его металлической поверхности, не способные как-либо облегчить его участь. Корабль, на котором был установлен этот двигатель, входил в земную атмосферу, когда метеорит вспорол блок крепления. В ту же секунду влекомый силой, которую ничто уже не сдерживало, двигатель изорвал в клочья остатки конструкции и, нырнув в проделанное метеоритом отверстие, устремился вниз.

И все последующие недели он пролежал на склоне холма, кажущаяся на вид мертвая конструкция, однако на самом деле по-своему вполне живая. В его силовое поле попала грязь, настолько спрессовавшаяся, что лишь особо восприимчивый человек смог бы разглядеть его быстрое вращение. Но даже мальчишки, присевшие однажды на фланец двигателя, не заметили движения грязи. Сунь один из них свою запачканную грязью руку в ад энергии, который представлял собой силовое поле, и в тот же миг кровь с раздробленными частями мышц и костей обрызгала бы все вокруг, как при взрыве мины.

Но мальчишки ушли, и двигатель все так же лежал на прежнем месте до самого вечера, когда у подножия холма появились наблюдатели. Они очень близки были к тому, чтобы обнаружить двигатель. Их было двое — тренированных наблюдателей, которые, несмотря на некоторую усталость, накопившуюся за целый день, принялись осматривать склон. Однако из-за облака, закрывшего солнце, они прошли мимо и не заметили возможную находку.

Прошло чуть больше недели, и опять на исходе дня лошадь с наездником вскарабкалась на холм и остановилась у выступающего из земли корпуса двигателя. Ее седок начал спускаться с лошади удивительным образом. Одной рукой он взялся за луку седла и стал приподниматься. С небрежной легкостью он перенес левую ногу, на мгновение замер в воздухе, а потом спрыгнул на землю. То, что он сделал это все без каких-либо усилий со своей стороны, подчеркивалось полным автоматизмом его действий, все его внимание при этом было сосредоточено на конструкции на земле.

Когда он принялся исследовать это устройство, его худощавое лицо исказилось. Сощурившимися глазами он огляделся, но потом иронически усмехнулся, осознав до конца мысль, мелькнувшую у него в голове. Наконец он пожал плечами. Маловероятно было то, что его кто-либо здесь видел. До Кресцентвилля больше мили, а отсюда только и можно что разглядеть один большой белый дом, затерявшийся среди деревьев на расстоянии трети мили к северо-востоку.

Поблизости от машины никого живого, кроме него и лошади, не было. И через секунду его голос с холодной иронией эхом разнесся в наступающих сумерках:

— Ну, Денди, придется немного поработать. Этот кусок лома позволит купить для тебя довольно много еды. Мы перевезем его старьевщику после наступления темноты. Таким образом она ничего не узнает, а мы сохраним какие-то остатки гордости.

Он замолк. Невольно повернувшись, он посмотрел на напоминавшее сад поместье, которое почти на милю протянулось между городом и ними. Белая изгородь, смутно вырисовывавшаяся сейчас в лучах заходящего солнца, огромной цепью охватила довольно большой массив деревьев и пастбищ. Местами изгородь исчезала из виду в оврагах и кустарниках, пропадая за величественным белым домом.

Мужчина нетерпеливо пробормотал:

— Ну, не идиотом ли я был, что околачивался здесь, в Кресцентвилле, ожидая ее. — Он повернулся и посмотрел на двигатель.

«Надо бы прикинуть вес этой штуковины, — подумал он. — Интересно, что же это такое».

Он поднялся на вершину холма, а потом спустился вниз с сухой веткой примерно в четыре фута длиной и три дюйма в диаметре. С ее помощью он начал выковыривать двигатель из земли. Было неудобно работать только одной левой рукой. Поэтому, когда он заметил заляпанное грязью отверстие в центре, он просунул деревяшку, чтобы попытаться затем приподнять эту штуковину с помощью рычага.

Хриплый вопль боли и удивления разорвал в следующий миг вечерний воздух — настолько сильный был рывок деревяшки.

Подобно закрученному нарезным стволом ружья заряду или раскаленному клинку, она повернулась в его руке, разламываясь на куски и обжигая, как огонь. Его приподняло над землей и швырнуло вниз футов на двадцать по склону холма. Стоная и прижимая поранившуюся руку к телу, он поднялся на ноги.

Но тут же он умолк, когда его взгляд остановился на вращающемся предмете, что был еще минуту назад засохшей веткой дерева. Он внимательно присмотрелся, после чего на дрожащих ногах направился к черной лошади. Оберегая кровоточащую руку и морщась от боли, он рысью направил животное вниз к дороге к городу.

Сани для перевозки камней и упряжь для Денди, одолженные у знакомого фермера, веревка и полиспаст, по-прежнему немеющая от боли перебинтованная рука, путь сквозь темноту ночи с этой грохочущей на санях штуковиной — в течение трех часов Пендрейк ощущал себя персонажем какого-то кошмара.

Но вот двигатель здесь, на полу его конюшни, где его нельзя никак обнаружить, если не считать звука, исходящего от дерева, которое застряло в его силовом поле. Сейчас ему казалось странным, что это на него нашло, почему необходимость перевезти эту хреновину втайне от всех сюда, в его коттедж, было делом жизни или смерти, подобно тому, как рука сама быстро, автоматически хватает стодолларовую купюру на пустынной улице, когда для логичного размышления не остается совсем времени. Все сделанное им казалось столь же естественным, как сама жизнь.

Желтый свет фонарика падал на то, что когда-то было частным гаражом и мастерской. В одном углу стоял Денди, его черная кожа сверкала, глаза блестели, когда он глядел на штуку, с которой ему теперь приходилось делить свое место обитания. Сейчас, когда дверь была закрыта, густой неприятный лошадиный запах заполнял помещение. Двигатель лежал на боку рядом с дверью. Но вся проблема была в том, что дерево, застрявшее в нем, не было прямым. Оно колотило по воздуху, словно какая-то карикатура на пропеллер, издавая при этом резкий звук.

По оценке Пендрейка, скорость составляла примерно четыре тысячи оборотов в минуту. Как завороженный, попытался он постичь природу машины, способной зажать кусок дерева и с такой жуткой скоростью вращать его, но сознание человека застопорилось. Он глядел на этот кусок дерева, и лицо его хмурилось все больше и больше. Он просто не в состоянии был постичь подобное. Ясно было одно: даже если где-нибудь и существуют инструменты, которые могут захватить вращающийся предмет и вытянуть его, то они недоступны в этой освещенной фонарем конюшне.

Он подумал: «Где-то же должно располагаться управление этой штуковиной, способное отключить источник питания».

Но серо-голубоватый пончикообразный внешний корпус был гладким как стекло. Даже выступающие с четырех концов фланцы, в которых были отверстия для крепящих болтов, казались выросшими из корпуса, словно были выплавлены из одного куска металла — его первоначальная конструкция как бы отвергала все инородное. В замешательстве Пендрейк обошел двигатель. Ему показалось, что проблему эту не разрешить человеку, могущему работать только одной рукой.

Но кое-что он заметил. Машина лежала на полу тяжело и солидно. Она не дергалась и не дрожала. И вообще непонятно было, как она компенсировала момент безумно вращающейся деревяшки, что торчала из ее середины. Двигатель явно нарушал третий закон Ньютона.

С внезапно мелькнувшей в голове мыслью Пендрейк наклонился к машине и ухватился за металлический корпус. В тот же миг его руку пронзила резкая боль. На глазах выступили слезы. Но когда он наконец отпустил машину, двигатель стоял вертикально на одном из своих четырех фланцев. И исковерканная деревяшка теперь вращалась уже не вертикально, а горизонтально полу.

Пульсирование жгучей боли в руке Пендрейка замедлилось. Он вытер слезы и приступил к следующему шагу в придуманном им плане. Гвозди! Он вбил их в отверстия для болтов и загнул шляпки над металлом. Сделано это было для уверенности, что стоявший на узком основании двигатель не перевернется, если случайно его корпус толкнуть слишком сильно.

Потом Пендрейк занялся ящиком для яблок. Положенный набок, он оказался на полдюйма ниже центра большого отверстия, с противоположной стороны которого торчала деревяшка. Двумя книгами он твердо закрепил кусок дюймовой трубы около фута длиной. Ему было больно держать рукоятку небольшого молота в увечной руке, но он не промахнулся. И кусок трубы, посланный молотом, ударил по дереву внутри отверстия в двигателе и выбил его наружу.

Раздался треск на весь гараж. Через секунду Пендрейк увидел длинную рваную пробоину в потолке, которую проделала там отскочившая от пола четырехфутовая ветка. Медленно пораженный разум мужчины стал приходить в соответствие с установившейся в конюшне тишиной. Пендрейк глубоко вздохнул. Да, еще столько предстояло разгадать загадок в этой машине, новой для этого мира, но одно было ясно:

ОН ПОБЕДИЛ ДВИГАТЕЛЬ!

В полночь он все еще бодрствовал. Пендрейк все время вставал, откладывал в сторону журнал, который читал, и отправлялся на темную кухню коттеджа, чтобы посмотреть на еще более темный гараж. Но ничто не нарушало спокойствие ночи. Мародеры не нападали на мирный город. Время от времени вдалеке раздавался шум проезжающей машины.

И лишь когда он оказался, наверное, десятый раз на кухне, прижавшись лицом к холодной раме окна, он начал осознавать, что его действия смахивают на поступки сумасшедшего. Пендрейк выругался вслух и вернулся в гостиную. Что же он пытается делать? Ведь не может же он надеяться сохранить у себя этот двигатель. Это, наверное, какое-то новое изобретение, радикальное послевоенное открытие, попавшее на склон того холма по чистой случайности и оказавшееся у глупого идиота, который не читает газет, не слушает радио и не знает ничего, что творится вокруг.

Где-то в доме, он вспомнил, лежал выпуск «Нью-Йорк таймс», который он купил не так давно. Он увидел эту газету на журнальном столике среди других старых и нечитанных газет и журналов, которые он время от времени покупал. Газета была датирована 7 июнем 1971 года, а сегодня было 16 августа. Не слишком-то и большая разница.

С криком Пендрейк вскочил на ноги, потом медленно опустился обратно на спинку стула. Перед его глазами возникли ироничные, мелькавшие, как в калейдоскопе, картины человека, настолько оторванного от бега времени, что четырнадцать месяцев пролетели, как несколько недель. «Обленившийся жалкий пес, — подумал Пендрейк, — оправдывающий свое наплевательское отношение к жизни загубленной рукой и непрощающей его женщиной. Но с этим покончено. Со всем этим! Я начну снова…»

Внезапно он понял, что в его руке какой-то лист бумаги. И гнев начал покидать его, когда он с усиливающимся волнением начал читать заголовки:

«ПРЕЗИДЕНТ ОБРАЩЕТСЯ К НАЦИИ С ПРОСЬБОЙ ПОДДЕРЖАТЬ НОВУЮ ПОПЫТКУ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ».

«НАЦИОНАЛЬНЫЙ ДОХОД В ТРИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ, УТВЕРЖДАЕТ ДЖЕФФЕРСОН ДЕЙЛС».

«6 МИЛЛИОНОВ 350 ТЫСЯЧ СЕМЕЙНЫХ РЕАКТИВНЫХ ТРЕЙЛЕРОВ ПРОДАНО ЗА ПЯТЬ МЕСЯЦЕВ 1971 ГОДА».

В этот момент Пендрейк понял, что хотя он спрятался в своем маленьком коттедже от всего мира, но жизнь за пределами коттеджа продолжает динамично развиваться. И где-то, не так давно, желание и амбиции гения привели к появлению этого невероятного изобретения. Завтра же он попытается заложить этот коттедж. Это даст ему немного наличных и навсегда уничтожит его рабскую зависимость от этого места. Денди он отправит Элеоноре тем же способом, каким она прислала его ему три года назад — без каких-либо комментариев. Для животного, голодавшего слишком долго по вине бывшего пилота, жившего лишь на одну свою пенсию, зеленая травка ее поместья покажутся раем.

Наверное, он уснул при этой мысли. Потому что, проснувшись в три часа ночи, он был весь в поту от ужаса. Он бросился во мрак ночи, открыл дверь гаража-конюшни и лишь тогда осознал, что еще не пришел в себя после кошмарного сна. Двигатель был там, на месте, из его силового поля по-прежнему торчал футовый кусок трубы. В свете фонарика при вращении труба отбрасывала коричневое сияние, и в ней трудно было узнать ту грязную ржавую штампованную деталь, которую он раскопал в своем подвале.

И через секунду — впервые за все время — он вдруг понял, что труба вращается гораздо медленнее куска дерева, раза в четыре медленнее — примерно четырнадцать или пятнадцать сотен оборотов в минуту. Наверное, скорость вращения зависела от вида материала, атомного веса, плотности или еще чего-нибудь.

В тревоге, что его могут увидеть в это темное время суток, Пендрейк закрыл дверь и вернулся в дом. Он не злился на себя, что в приступе ярости выбежал в темноту ночи. Но это наводило на серьезные размышления.

Похоже, ему трудно будет отдать двигатель его настоящему владельцу.