Вопрос о значении крестовых походов в оценке буржуазных историков. Каковы были последствия крестовых походов? Сказались ли эти, организовывавшиеся папством, военно-рыцарские предприятия в какой-нибудь степени благотворно на жизни народов Запада и Востока? Принесли ли они им что-нибудь ценное и полезное? В исторической литературе высказывались и высказываются различные мнения по этому поводу.

Многие историки склонны придавать крестовым походам исключительно важное значение в истории. Их влиянию приписывают иной раз чуть ли не все те перемены в экономике, общественно-политической и особенно в культурной жизни Западной Европы, которыми ознаменовались XII—XIII вв. и последующие столетия. Ученые, разделяющие подобную точку зрения, выводят из крестовых походов подъем городов и раскрепощение крестьянства на Западе, формирование централизованных монархий и их освобождение из-под контроля римских пап, складывание наций (конечно, в одностороннем, метафизическом толковании этого понятия буржуазными историками) и ряд других общественно-экономических процессов, действительно происходивших в то время. На счет крестовых походов особенно часто относят разнообразные явления материальной и духовной культуры западноевропейских народов, получившие распространение в XII—XIII вв. и в более позднюю эпоху: усовершенствования в технике ремесла и в военном деле, появление не известных ранее сельскохозяйственных культур и новых отраслей промышленности, развитие реформационных религиозных учений, рост свободомыслия, возникновение рыцарской литературы — все это и многое другое объявляется плодом влияния крестовых походов. Такого рода представления сложились очень давно: впервые они были выдвинуты 150 лет тому назад французским историком М. Шуазелем Дайкуром и немецким ученым А. Геереном. Оба они приписывали крестовым походам всевозможные благодетельные последствия для Запада, прямые и косвенные. Недаром трактаты и Шуазеля Дайкура, и А. Геерена были в 1808 г. удостоены премии Французской Академией наук, объявившей за два года до этого (союз наполеоновского правительства с Ватиканом находился еще тогда в полной силе) конкурс на лучшее исследование вопроса «о влиянии крестовых походов на развитие европейской цивилизации, гражданских свобод, прогресс просвещения, промышленности и торговли».

С легкой руки этих двух ученых представления о цивилизующей роли крестовых походов утвердились в исторической науке XIX в. Охотнее всего такие представления развивали и в наиболее категорической форме отстаивали историки, так или иначе связанные с католическими и колонизаторскими кругами западных держав (преимущественно французы). Примером этого могут служить рассуждения французского консула в Сирии времен Второй Империи Ш. Гюи. Этот ученый посланник французских банкиров видел значение крестовых походов в том, что они заключали в себе «плодотворный зародыш европейского просвещения»: «возрождение наук было, — по его мнению, — одним из их важнейших последствий». Гюи утверждал, что даже производство полотна, сукон, спирта, золотых изделий, духов принесли во Францию крестовые походы. Вывод, который он делал из этого, был очень прозрачным: «не напрасно боговдохновенные христианские воинства перенесли столько страшных испытаний...», «не напрасно были совершены доблестные подвиги, прославившие крестоносцев» Оправдание крестовых походов ради обоснования завоевательной политики правительства Наполеона III на Ближнем Востоке — вот что лежало в основе этой концепции.

Сходные взгляды имеют своих приверженцев на Западе и в наше время. Некоторые из них, склонные вообще рассматривать войну и религию в качестве важнейших двигателей исторического прогресса, даже превзошли ученых XIX в. в преувеличенной оценке действительного места крестовых походов в истории человечества. Так, американский профессор А. С. Атийя в лекциях о крестовых походах, прочитанных несколько лет тому назад в Чикагском университете, заявлял, что не только Запад, но и Восток «пожал неизмеримо благодатные плоды от крестовых походов», что человечество обязано крестовым походам самим открытием Америки! Другой американский историк — У. Дюран, автор трехтомного труда по истории средних веков («Век веры»), некритически воспроизводя в последнем томе этого труда (1953) многое из того, что было в сущности высказано Шуазелем Дайкуром и Геереном, считает даже, что крестовые походы «вызвали экономическую революцию, возвестившую Ренессанс». В общем положительно, хотя и с оговорками, характеризует последствия крестовых походов автор капитального труда об этих войнах, западногерманский католический историк А. Ваас: он превозносит крестовые походы главным образом за то, что они будто бы обеспечили единство Запада и привели к его высокому культурному подъему.

Однако в науке высказывались и иные суждения о значении крестовых походов. Часть ученых, рассуждая более здраво, не считала возможным усматривать в этом движении сколько-нибудь существенный фактор прогресса, пережитого Западом в XII—XIII вв.

Крайне нигилистической точки зрения в этом вопросе придерживались просветители XVIII в. — Вольтер и другие. Крестовые походы, по их мнению, имели исключительно пагубные последствия для населения Европы: они привели, прежде всего, к обеднению Запада, к развитию религиозной нетерпимости и пр. Другие историки предостерегали против преувеличенного представления о положительном воздействии крестоносного движения на судьбы Европы: таковы были, например, взгляды русского византиниста Ф. И. Успенского.

Некоторые ученые, не склонные восхвалять крестовые походы, занимали и занимают в этом вопросе более умеренные позиции. К этой группе историков следует причислить, в частности, современного английского исследователя С. Ренсимена, который считает, что крестовым походам нельзя приписывать прямое влияние на развитие цивилизации Запада и думать, будто они явились созидательным фактором в ее формировании. Правда, Ренсимен непоследователен. Мы можем найти в его «Истории крестовых походов» (1951—1954) утверждения, вроде того, что «современная история родилась со времени крестовых походов», утверждения, показывающие, что английский историк не до конца порвал с традиционными воззрениями, господствующими по этому вопросу в буржуазной историографии, хотя он все же значительно отошел от них.

Крестовые походы и восточные влияния на Западе. Как же на самом деле следует решать проблему влияния крестовых походов? К чему они привели в действительности? Можно ли рассматривать их, как некий водораздел в развитии европейского средневековья?

Нет никаких оснований для того, чтобы отрицать огромное влияние, которое арабский Восток и его культура вообще оказали на самые различные стороны жизни западноевропейского феодального общества. Запад много заимствовал у восточных народов в области техники, торговли, духовной культуры, бытовых установлений. Жители Западной Европы переняли на Востоке в XII—XIII вв. ряд технических достижений, в частности, ветряную мельницу (такие мельницы стали строиться на Западе с XII в., после того как крестоносцы познакомились с ними в Сирии) и усовершенствованное водяное колесо (известное на Востоке с римских времен, оно было улучшено арабскими механиками и в XII—XIII вв. широко применялось в Сирии: мастерским изготовлением этого двигателя славились ремесленники Антиохии). Были переняты, далее, некоторые ранее не известные европейцам полевые, бахчевые и садовые культуры (рис, гречиха, арбузы, лимоны, абрикосы), некоторые виды цветов, как-то дамасская роза и др. Долгое время единственным сладким пищевым продуктом на Западе был лишь мед, а с XII в. стал входить в употребление тростниковый сахар, вкус которого франкские воины отведали во время голода в Антиохии в 1098 г. (самое слово «сахар» — арабского происхождения).

Тогда же началось изготовление по восточному образцу таких тканей, как муслин, дамаст (называются так по имени сирийских городов — Мосул, Дамаск), атлас (по-арабски «красивый»).

Нетрудно привести и другие примеры влияния Востока. Оно проявилось отчасти в культурно-технической сфере: так, с конца XII в. на Западе стали разводить и применять (первоначально для военных целей) почтовых голубей, давно использовавшихся в странах Востока (в IX в., например, голуби обслуживали «почтовую линию» между Мосулом, Багдадом и другими городами). Это влияние сказалось и во многих бытовых нововведениях, перенятых в восточных странах, вроде ношения бороды, устройства горячих бань, частой смены верхнего платья и белья (в период раннего средневековья европейцы умывались только холодной водой, и то лишь изредка, а платье носили до тех пор, пока оно не приходило в ветхость).

Все это так, но спрашивается, причем собственно здесь крестовые походы? Можно ли считать их, как это делали иные историки, «учебными странствиями юной Европы на Восток»? Можно ли представить себе, что рыцари креста, которым, по выражению В. Г. Белинского, были свойственны «невежество, своекорыстие, разврат, неверие, смешанное с диким фанатизмом, кровожадностью», что эти самые рыцари, воевавшие по зову римских пап, явились передатчиками достижений восточных народов на почву Запада, что стяжательская деятельность этих грубых воинов христовых на Востоке привела к созданию новой культуры на Западе? Ответ на этот вопрос может быть только отрицательным. Разумеется, отдельные стороны культуры и быта Западной Европы испытали на себе и непосредственное влияние крестовых походов. Так, своими гербами, изображавшимися на щитах, различными геральдическими эмблемами рыцари были скорее всего обязаны тем самым арабам и сельджукам, с которыми они скрещивали оружие во время завоевательных экспедиций (впрочем, возможно, что, например, такой геральдический символ, как двуглавый орел, хорошо известный арабам и сельджукам, перекочевал на Запад через Византию). Точно так же западные завоеватели перенесли в Европу некоторые особенности архитектурного стиля восточных стран. Первоначальной моделью и образцом храмов с купольным сводом, получивших распространение на Западе в XII—XIII вв., послужила иерусалимская мечеть халифа Омара, — купольный свод был скопирован с нее в церковных постройках тамплиеров Вообще многие храмы, прежде всего, во Франции, строились в XII в. по образцу иерусалимской церкви святого гроба. Известно, далее, что крестоносцы привезли в Европу некоторые музыкальные инструменты. Со времени крестовых походов установилось обыкновение исполнять во время битвы военную музыку в том месте, где находился военачальник: звуки музыки служили ориентиром для участников сражения.

Но фактов такого рода набирается не слишком много, и значение их, с точки зрения общего прогресса европейского общества, не столь уж велико: оно ограничивается узкими и притом специфическими средневековыми рамками.

Кроме того, говоря о влиянии Востока, не следует упускать из виду, что обмен материальными и духовными ценностями между Западом и Востоком в средние века начался задолго до крестовых походов: первостепенную роль в перенесении хозяйственных, технических, культурных достижений Востока на Запад играли арабская Испания, Сицилия и особенно Византия. По справедливому замечанию французского историка Ж. Эберсольта, «Восток преподал Западу длительный курс обучения за много времени до крестовых походов». Да и во время самих крестовых походов Испания, Сицилия и Византия также в большой степени сохраняли свое значение «посредников» в общении между Западом и Востоком.

Конечно, историку трудно установить, где находились преобладающие очаги восточного влияния, через какие ворота преимущественно оно шло — из франкских государств Сирии и Палестины, или из Испании, Сицилии и Византии. Но все же в отношении многих явлений европейской жизни, имевших восточные корни, это можно сделать.

Известно, например, что с XII в. на Западе стало получать все более широкое распространение шелкоткачество: искусство изготовления дорогих шелковых тканей было передано сюда арабами и греками, причем связующим звеном в перенесении шелкоткацкого дела в европейские страны послужила Сицилия. Хронист Оттон Фрейзингенский, между прочим, рассказывает, что король Рожер II Сицилийский, овладев (в конце 40-х годов XII в.)

Коринфом, Фивами и другими греческими городами, являвшимися с XI в. центрами шелкоткацкой промышленности, переселил в Палермо тамошних ремесленников, начал поощрять устройство шелкоткацких мастерских и т. д. Равным образом, можно считать установленным, что когда с XII в. в западных странах стали употреблять бумагу (ее изготовлению арабы научились от китайцев в VIII в.; в X в. она уже широко применялась в Египте, а также в городах Сирии и Палестины), государства крестоносцев никакой роли в качестве передатчиков этого новшества в Европу не сыграли. Европейской родиной бумаги были арабские Сицилия и Испания: из Сицилии, уже в конце XIII в. (не ранее 1270 г.) изготовление бумаги было перенесено в Италию, а из Испании — во Францию и отсюда (в XIV в.) — в Германию.

Если обратиться к торговле, то и здесь мы обнаруживаем, что хотя довольно много понятий, связанных с торговым делом, — арабского происхождения (магазин, тара, авария, цехины и др.), но ряд важных терминов, а также правовых установлений и в этой области заимствован не с берегов Восточного Средиземноморья, а из тех же Испании и Сицилии. Так, еще в X в. оттуда перекочевал в христианскую Европу вексель: позднее вексельные сделки превратились в неотъемлемый элемент западноевропейской торговли.

Наконец, и в сфере бытовой жизни на Западе наблюдается сходная картина: например, мытье горячей водой и устройство бань, о чем было упомянуто ранее, укоренилось не только под воздействием обычаев, усвоенных крестоносными франками в Сирии, Палестине, Византии, но и — в равной мере — благодаря влиянию, пришедшему из арабской Испании. Прав К. Каэн, который в одной из своих новых работ прямо обвиняет в незнании истории Европы тех ученых, которые «в сентиментальных рассуждениях доказывали, будто восточные влияния обогатили Запад в результате крестовых походов».

Но дело даже не в том, в какое время и откуда шли эти восточные влияния. Важно скорее другое — пути и каналы многообразного воздействия на Запад со стороны более развитого Востока определяли, в первую голову, международные хозяйственные связи, укреплявшиеся в XI—XIII вв., тот интенсивный товарообмен с Левантом, в котором все более активную роль приобретали города, поднимавшиеся на основе отделения ремесла от земледелия. Торговля, а не кровавые войны, обмен товарами и знаниями, продуктами ремесла и духовными ценностями, а не взаимное истребление во имя мнимо религиозных целей, — вот что вело к плодотворному для Запада соприкосновению с Востоком.

Разумеется, торговля занимала важное место и в экономической жизни государств, созданных крестоносцами. Мусульмане не без иронии говорили по поводу сребролюбивого западного купца: если бы он лишился одного глаза, то и тогда бы продолжал бывать на Востоке, чтобы вести свои дела.

Но эта интенсивная торговая деятельность на Леванте генуэзских, венецианских, марсельских, каталонских и других денежных людей обязана была своим значительным размахом главным образом внутреннему экономическому развитию Европы в XI—XIII вв. и в гораздо меньшей степени — привилегированному статусу торговых колоний во франкских государствах. Характерно, что с течением времени, особенно с XIII в., западные купцы стали все чаще заключать взаимовыгодные торговые соглашения с Египтом и другими мусульманскими государствами, увидев в этом более прочную, по сравнению с колониальными привилегиями, основу для своего делового преуспеяния. В связи с этим и со стороны купечества также наблюдалось ослабление интереса к крестоносным экспедициям, которые только препятствовали нормальному извлечению барышей.

В чем на самом деле состояла роль крестовых походов в истории? Впрочем, было бы неверно полностью отрицать какую бы то ни было роль крестовых походов и крестоносных государств для развития средневекового общества на Западе. Они оказали известное влияние на судьбы западноевропейского феодального мира, но оно не было ни прямым, ни — тем более — определяющим.

Знакомство с Востоком несомненно содействовало переменам в образе жизни сеньоров. Рыцарь-крестоносец, вернувшись домой, не хотел жить по-прежнему. Награбленного хватало ненадолго, а он не прочь был теперь совсем сменить грубое домотканое платье на мягкие и красивые восточные одежды; украсить стены своего жилища коврами, заменить зеркала из отполированной бронзы или стали — стеклянными; пополнить свой простой стол изысканными блюдами, приправленными пряностями; самому пить и при случае дать своим гостям отведать ароматное восточное вино; блеснуть на турнире мечом с изящно отделанной бронзовыми инкрустациями рукоятью и ножнами из золота и слоновой кости; доставить соседу, с которым приятно провел время на охоте, корзину со свежими фруктами.

Потребности феодалов расширились, а вместе с тем появилось верное средство удовлетворить их — деньги. Все это не могло остаться без последствий и для тех, за чей счет сеньоры вели безбедную жизнь, т. е. зависимых крестьян. Формы эксплуатации теперь стали изменяться. Уже сам по себе уход землепашцев на Восток вызывал недостаток в рабочих руках: поневоле сеньорам приходилось смягчать участь оставшихся крестьян. Рост же нужды феодалов в деньгах приводит к тому, что крепостное право постепенно отмирает, оброки заменяются денежными взносами, часть крестьян получает свободу. Но эти явления происходили, конечно, прежде всего и независимо от крестовых походов, по мере развития ремесла, торговли, денежных отношений на Западе. То же самое относится, например, и к переменам в положении городов. Верно, что крестоносные сеньоры, стремясь перед отправлением на Восток запастись средствами, шли на отказ от своих сеньориальных прав в городах: за наличные деньги иные города покупали себе вольности. Но опять-таки освобождение городов из-под власти феодалов происходило, в первую очередь, независимо от крестовых походов: оно и началось еще до них. В конечном счете, крестовые походы способствовали течению этого и связанных с ним других процессов в жизни феодального общества, но не являлись их решающими предпосылками. Основа изменений, происшедших на феодальном Западе, коренилась во внутреннем развитии европейской экономики и социальных отношений. Ничего принципиально нового в общий ход эволюции феодального общества в Европе крестовые походы не внесли.

Крайнее преувеличение их исторической роли, свойственное буржуазным ученым, не оправдано. Можно в какой-то мере согласиться с мнением Ф. И. Успенского о том, что для Запада «выгоды» от крестовых походов были «неизмеримо ниже потерь и убытков», а «влияние крестовых походов на прогресс средневекового общества подвергается значительному колебанию, если принять во внимание естественный процесс эволюции, который и без крестовых походов мог привести средневековые народы к успехам на пути политического развития». Действительно, крестоносное движение стоило народам Европы громадных сил: во время этих изнурительных войн погибли миллионы людей, не говоря уже о колоссальных средствах, затраченных на проведение крестовых походов или перекочевавших в жадные руки римских первосвященников. В народных массах на Западе крестовые походы оставили по себе зловещую и печальную память. Не случайно в старинных французских народных песнях, сложенных во времена крестовых походов, звучит скорбь о бессмысленно павших, слышится протест против повторения в будущем подобного рода «священных войн».

В крестовых походах погибли не только многие из тех западных паломников, которые сами стали жертвой католического фанатизма или собственной корысти: мечом крестоносных рыцарей первых четырех походов были истреблены сотни тысяч людей в юго-восточной Европе. С точки зрения общеевропейского прогресса эти религиозные войны означали растрату впустую и прямое уничтожение весьма значительных ценностей и людских ресурсов. В этом отношении, как, впрочем, и во многих других, были чрезвычайно губительны и крестовые походы немецких рыцарей против славян и прибалтийских народов.

Что касается мусульманского Востока, то для него крестовые походы явились страшным бедствием: хищные крестоносцы в течение многих десятилетий несли разорение восточным странам, сеяли смерть и уничтожение среди восточных народов. Жестокие и необузданные искатели наживы — франки — справедливо заслужили на Востоке величайшую ненависть и презрение к себе. То же самое относится и к рыцарям, разгромившим и разорившим полувековым владычеством Византийскую империю. Постройки готического стиля, которые находят на некоторых островах Эгейского моря, — единственное «благодеяние», принесенное в византийские области с Запада: но значение этого элемента западной средневековой культуры ничтожно в сравнении с теми разрушениями, которые были произведены в одном Константинополе.

Папство, крестовые походы и современная действительность. Когда-то писатели и историки века Просвещения, ненавидевшие религиозное изуверство, называли крестовые походы «кровавым безумием» и «странным памятником человеческой глупости». Мы теперь знаем, что это было не так, что крестовые походы имели свои глубокие причины, а не являлись просто «безумием» или «глупостью». Имело свои причины и то, что их организатором выступила католическая церковь во главе с римскими папами, которая и постаралась придать этому, в основе своей захватническому, феодальному движению вид «священных войн» во имя религиозных идеалов — защиты или насаждения католической веры.

Организуя крестовые походы на Восток, папство всегда преследовало цели, чуждые интересам трудящихся масс. История крестовых походов XI—XIII вв. дает один из поучительных примеров того, как господствующие классы на Западе с помощью католической церкви и ее руководителей использовали религию в своих корыстных интересах.

Крестовые походы закончились полным крахом для большинства их участников и организаторов, а также и для их вдохновителей. Само папство лишь временно выиграло от «священных войн». В конечном счете они не привели ни к более или менее прочному укреплению позиций феодальных землевладельцев, светских и церковных, ни к подчинению папам тогдашнего мира. Единственно, в чем преуспел апостольский престол — благодаря не столько крестовым походам, сколько крестоносным поборам и налогам, — это в собственном обогащении. В целом же крестовые походы не подняли авторитета «наместников св. Петра», — наоборот, они подорвали его и содействовали дальнейшему падению престижа папства.

Тем не менее, в последующие времена знамя крестовых походов широко использовалось папством. Его использовали и при попытках организовать в XV—XVI вв отпор Европы туркам-османам, и в борьбе с непосредственными политическими противниками папского государства в Италии, и — особенно — для удушения революционных выступлений народных масс против феодальных порядков. Так, в 1229 году папа Григорий IX благословил крестовый поход северогерманских феодалов против фрисландских крестьян-штедингов, восставших против крепостных пут и отказавшихся платить десятину церковникам; так, в 1305 г. папа Климент V провозгласил крестовый поход против крестьян Северной Италии, выступивших под руководством Дольчино против феодалов; позднее, в 1420—1431 гг., папой Мартином V и германским императором Сигизмундом были организованы под флагом крестовых походов пять карательных экспедиций немецкого рыцарства против чешских революционных повстанцев — гуситов, главным образом крестьян и ремесленников, поднявшихся на справедливую войну за освобождение от немецкого феодального гнета и за независимость своей страны. Много было и других крестовых походов, таких же далеких по своему характеру и по своим настоящим целям от войн ради религиозных интересов (каковыми их пыталось представить папство).

Из средневековья лозунг крестового похода перешел в новое время; к этому лозунгу обращались реакционные силы, чтобы видимостью борьбы во имя религии маскировать свои действительные антинародные и завоевательные цели.

С самого начала существования Советского государства правящие круги капиталистических стран Европы и США, стремясь уничтожить или ослабить его, старались противопоставить молодой социалистической республике враждебный блок стран Европы, якобы объединенной христианской цивилизацией. Всемерную поддержку этим кругам оказывал Ватикан. В 1918—1920 гг. римский папа Бенедикт XIV, прикрываясь лозунгом защиты религии, активно поддерживал иностранную интервенцию в России, сколачивал антисоветский фронт. Через десять лет, в начале 1930 г., другой римский первосвященник — Пий XI — провозгласил крестовый поход против СССР, что послужило сигналом для развязывания антисоветской кампании в международном масштабе.

В 30-х годах лозунг крестового похода был подхвачен немецкими и итальянскими фашистами. Готовясь к осуществлению похода на Восток («Дранг нах Остен»), гитлеровцы усиленно разглагольствовали о необходимости крестового похода против большевизма. Истеричными призывами к тому, чтобы покончить с «богопротивным большевизмом», Геббельсы и розенберги стремились ввести в заблуждение немецкую и мировую общественность, изобразив фашистских головорезов как борцов за христианские принципы, стремились мобилизовать немцев на подготовку к захватнической войне против СССР. Характерно, что свой злодейский план нападения на Советский Союз гитлеровцы назвали именем немецкого предводителя третьего крестового похода, императора Фридриха I Барбароссы.

От нацистов не отставали и поклонники Муссолини, которые по-своему даже «усовершенствовали» практику крестоносной пропаганды, расширив сферу ее применения. Истребляя мирное население Эфиопии в 1935 г., итальянские фашисты твердили, что поступают так во имя приобщения к истинной вере эфиопов — еретиков, схизматиков и язычников: был провозглашен крестовый поход против Эфиопии — таким образом фашисты надеялись освятить агрессивную войну в глазах верующих итальянцев.

Такой же трюк был применен испанскими фашистскими мятежниками; которые вкупе с своими немецкими и итальянскими союзниками душили республику в Испании под знаменем крестового похода против «красных».

Так, еще до начала второй мировой войны средневековый лозунг крестового похода получил широкое применение в реакционной империалистической пропаганде. Папство и фашизм, в своей ненависти к СССР и ко всем прогрессивным силам действовавшие рука об руку, вложили в понятие «крестовый поход» содержание, отличное от средневекового; они приспособили его к своим целям, увидев в нем важное средство идеологической подготовки и обоснования кровавых авантюр империалистов.

Эта практика лжи и обмана получила дальнейшее развитие в период второй мировой войны, когда те, кто направлял гитлеровскую агрессию, всячески старались внушить фашистской солдатне мысль о том, что убивая и грабя, сжигая и разрушая, воинство фашистского райха действует во имя высших идеалов, одобряемых самим небом. «С нами бог» — такой девиз был начертан на поясных пряжках гитлеровских вояк. Лозунг крестового похода против большевизма, провозглашенный немецкими фашистами, служил знаменем для наиболее темной части солдат немецко-фашистской армии, католиков и протестантов, одурманенных нацистской пропагандой.

Крестоносная демагогия заправил гитлеровской Германии нашла подражателей у ее сателлитов. Так, румынское фашистское правительство (клика Антонеску) учредило медаль «Крестовый поход против большевизма»; этой медалью оно награждало гитлеровцев, наиболее отличившихся на фронтах.

В годы, когда все прогрессивное человечество возлагало свои главные надежды на Советский Союз и его героическую армию, Ватикан не оставил своих прежних, антисоветских позиций; после поражения гитлеровцев под Сталинградом папа Пий XII в рождественском послании 1942 г. призывал к крестовому походу против социализма.

После победы антигитлеровской коалиции и разгрома фашизма крестоносная фразеология Пия XI и бесславно окончившего свои дни «фюрера» была взята на вооружение вдохновителями холодной войны. В 1946 г. папа Пий XII обратился по радио к паломникам, собравшимся на церемонию возложения королевского венца на икону «девы Марии из Фатимы»: говоря о необходимости выполнить повеление этой «пресвятой девы» об «обращении России в католицизм», папа заявил, что нужно действовать так, как действовали крестоносцы. По сути, это был призыв к крестовому походу против СССР.

В 1947 г. Пий XII на совещании кардиналов возобновил призыв к крестовому походу, брошенный за семнадцать лет до этого его предшественником. Кардинал Спеллман, тогдашний главный представитель Ватикана в США, повторяя требования папы, заявил, что все, кто верует «в Америку и в бога», должны включиться в крестовый поход против коммунизма. Чем больше развивалась холодная война, чем настойчивее реакция стремилась привести мир на грань горячей войны, тем усерднее ее идейные оруженосцы бряцали заржавленными мечами и кольчугами средневековых рыцарей, тем выше воздымали они — при содействии апостольского престола — крест как символ своих якобы благих намерений.

В 1951 г., после выступления папского легата кардинала Тедешини, сообщившего о том, что папе «являлась» дева Мария из Фатимы, требование поспешить с обращением России в католицизм было использовано антисоветской пропагандой для подогревания воинственного духа современных крестоносцев.

В кругах империалистических пропагандистов войны стали предприниматься многочисленные попытки воскресить идею крестовых походов на Восток как идею войны против «атеистического коммунизма». К крестовому походу против коммунистов, Советского Союза, народно-демократических государств призывал в 1952 г. американский проповедник, бывший бейсбольный чемпион Билл Грэхем. Лозунг крестового похода служил сенатору Маккарти и его приспешникам в период их наступления на демократические свободы в своей собственной стране.

Мысль о крестовом походе завладела умами многих реакционных политических, военных и церковных деятелей на Западе. Она стала повторяться на все лады в их речах, статьях, в различных выступлениях.

Крестовый поход, т. е. агрессивная кровопролитная война, которой рассчитывали придать обличье войны, ведомой ради высоких идеалов — во имя защиты устоев «свободного мира», — превратился в навязчивую идею политиков, намеревавшихся до поры до времени держать народы на грани войны, чтобы затем попытаться силой изменить по-своему порядки в социалистических странах.

Противники мирного сосуществования различных общественных систем одержимы фанатичной ненавистью к коммунизму.

Можно привести немало примеров того, как лозунг крестового похода использовался и используется ими в этих целях. Характерно, что призывы к антикоммунистическому крестовому походу, исходившие от сторонников «превентивной» ядерной войны против СССР, особенно участились осенью 1956 г.

Как мыслили себе вдохновители агрессивного курса такого рода «освободительное» предприятие, отчетливо продемонстрировали события контрреволюционного мятежа в Венгрии осенью того же года. Самую активную роль в его подготовке и проведении сыграла шпионско-диверсантская организация, прикрывавшаяся фальшивой вывеской «Крестовый поход за свободу». Это преступное сообщество финансировали поборники войны.

Приверженцами новых крестовых походов во имя защиты демократии и свободы объявляли и объявляют себя и линчеватели негров, вроде американских куклуксклановцев, и палачи населения Кении и Малайи, и фашиствующие молодчики во Франции, и западногерманские милитаристы, равно как и их сторонники в других капиталистических странах. Еще в июне 1959 г. к крестовому походу против коммунизма рьяно призывал в одном из своих выступлений небезызвестный Таннер.

Усердную поддержку империалистам в использовании и обновлении средневековой идеи крестового похода оказывали и оказывают высшие круги католической иерархии во главе с Ватиканом. В наши дни ярко подтверждается знаменитое положение В. И. Ленина, что идейно-политические защитники капитализма вступают в союз «со всеми отжившими и отживающими силами, чтобы сохранить колеблющееся наемное рабство».

Папа Пий XII, вынужденный под давлением общественного мнения осудить атомное и водородное оружие и даже отказаться (на словах, по крайней мере) от проповедей крестовых походов (как это было им декларировано в рождественском послании в 1956 г.), еще в начале 50-х годов называл организаторов и участников империалистической интервенции в Корее крестоносцами западной цивилизации. Святой престол при этом папе всячески покровительствовал разного рода лжемиссионерским учреждениям, деятельность которых направлена против народов стран социалистического лагеря. Так, Пий XII оказывал содействие духовному учебному заведению на Альбанских холмах, отец-ректор которого Риккардо Ломбарди в порыве откровенности заявил однажды, что задача воспитанников его школы (католических священников различных рангов) состоит в организации «восстания христиан для подавления восстания коммунистов», т. е. нового антикоммунистического крестового похода. Пий XII, имея в виду столь «высокие» цели новоявленных крестоносцев, счел даже необходимым нанести зимой 1956 г. визит в эту школу, где проходили курс повышения «антикоммунистической квалификации» епископы и прочие католические прелаты: ради этого папа изменил традиции своих предшественников, которые в качестве «ватиканских узников» с 1870 г. не покидали Рима.

В конце 1957 г. Пий XII еще раз напомнил миру, что средневековый лозунг «на Восток», которым слуги апостольского престола напутствовали рыцарей креста, вовсе не забыт современным Ватиканом. Во время посещения Ватикана президентом ФРГ папа обратился к нему с подстрекательной речью, смысл которой в том, что необходимо «освободить» социалистические страны (т. е. реставрировать в них капитализм); сделать это надлежит, полагал Пий XII, боннским реваншистам. Именно Западной Германии, говорил папа, предстоит сыграть роль защитника «подлинной свободы». Пий XII при этом прямо указывал на необходимость освобождения той части Европы, которая «утратила свободу». В этом деле, заявлял папа, «можно рассчитывать только на тех, кто говорит... чуждой идеологии решительное „нет“, делая из этого логические выводы для своих взглядов и своей деятельности».

Орган итальянской компартии «Унита» справедливо расценил речь Пия XII как «призыв к действию», сопровождающийся конкретными директивами.

Именно так и восприняли папское обращение западно-германские милитаристы. С помощью ученых богословов они предприняли попытки (конечно, безуспешные) примирить верующих христиан в ФРГ с преступной политикой атомного вооружения бундесвера. Атомная война, оказывается, не противоречит принципам католицизма, заявил профессор-иезуит Грундлах на сессии баварской католической академии в Вюрцбурге в феврале 1959 г. Его поддержал другой богослов, профессор Монцель из Мюнхена, по словам которого, атомное вооружение ФРГ и война против социалистических стран «полностью согласуются с христианским вероучением».

Таковы некоторые факты, говорящие о том, как духовные и политические оруженосцы империализма, обращаясь к средневековью, старались создавать в мире атмосферу холодной войны, антикоммунистического крестового похода. Средневековый лозунг папства играл важную роль в пропаганде безумной политики «с позиции силы». Лейтмотив крестоносной идеологии, усиленно использовавшейся идеологическими приспешниками империализма, откровенно определил один американский журнал, потребовавший, чтобы «все христиане объединились для ведения войны против коммунизма». Яснее не скажешь! И безусловно прав американский журналист Кеннет Рексрот, высказавшийся в том смысле, что лозунги крестового похода, базирующиеся на искажении истории крестовых походов некоторыми современными учеными, являются опасными лозунгами; по словам Рексрота, они «сбивают с толку государственных и военных деятелей». Как бы перекликаясь с ним, видный австрийский историк Фридрих Гээр относил лозунг крестового похода к «идеологиям страха и запугивания», отмечая, что подобные лозунги «играют гораздо более значительную роль, чем это принято думать».

Итак, модернизированный лозунг крестового похода совсем недавно использовался империалистической пропагандой для того, чтобы поддерживать атмосферу антисоциалистического крестового похода, подогревать фанатизм среди народов Запада, морально готовить их к войне против лагеря социализма и демократии.

В наши дни прогрессивное человечество борется против разжигания ненависти между народами. Политике крестового похода люди доброй воли противопоставляют принцип мирного сосуществования различных общественных систем.

Человечество подошло ныне к такому периоду своей истории, когда возникла реальная возможность окончательно и навсегда исключить войну из жизни общества. Повсюду неизмеримо выросли силы, активно выступающие за мир и дружественные отношения между народами. Фатальной неизбежности новой мировой войны больше нет: напротив, расстановка международных сил, сложившаяся в современных условиях, позволяет с полным основанием утверждать, что можно предотвратить новую мировую войну.

Однако, как отмечал Н. С. Хрущев в своем выступлении на заседании Генеральной ассамблеи Организации Объединенных Наций 18 сентября 1959 г., было бы неоправданным оптимизмом полагать, что мир на земле уже обеспечен и не требуется новых настойчивых усилий всех государств. «К сожалению, это еще далеко не так. Во многих государствах еще действуют и пользуются влиянием круги, препятствующие ослаблению международной напряженности и сеющие семена новых конфликтов. Эти люди, — подчеркивал глава Советского правительства Н. С. Хрущев, — отстаивают старое и отживающее, цепляются за наследие „холодной войны“».

Одно из важных мест в этом недобром наследии занимает идея крестового похода.

Те воинствующие круги на Западе, которые еще не отреклись от своих черных замыслов, те, кто еще ставят препятствия на пути к миру, не отказались и от использования этой идеи: выдавая себя за защитников «западно-христианской цивилизации», они держат в одной руке крест, а другой тянутся к атомной бомбе. Они все еще не желают понять, что в «двадцатом веке нельзя, подобно фанатикам средневековья, предпринимать походы для искоренения огнем и мечом иноверцев, не рискуя поставить человечество перед величайшей в его истории катастрофой».

Опыт истории говорит, что использование религии в агрессивных целях всегда рано или поздно кончалось крахом для инициаторов мнимо священных войн — именно этому учит история папских крестовых походов. Ныне же, когда соотношение сил в мире не в пользу империализма, всякие старания прикрыть агрессию крестом и подавно обречены на провал.