Избавившись от давления на свой фронт, немцы приступили к ликвидации окруженной группировки Ефремова-Белова, затруднявшей своими рейдами и атаками снабжение группы армий «Центр». Жуков добился от Сталина разрешения для нее идти на прорыв. Он приказал 40 000 человек идти на юго-запад через район Верхней Десны, контролируемый партизанами, затем повернуть на Киров, «где,  – как он пишет,  – 10-й армией фронта будет подготовлен прорыв обороны противника. В этом месте был самый слабый участок в обороне противника.

Кавалерийский корпус генерала П.А. Белова и воздушно-десантные части в точности выполнили приказ и, проделав большой подковообразный путь, вышли на участок 10-й армии в конце мая – начале июня 1942 года». Все тяжелое вооружение было потеряно, но 15 000 обстрелянных бойцов вышли к своим.

«Генерал-лейтенант М.Г. Ефремов, считая, что этот путь слишком длинен для его утомленной группы, обратился непосредственно в Генштаб по радио с просьбой разрешить ему прорваться по кратчайшему пути – через реку Угру.

Мне тут же позвонил И.В. Сталин и спросил, согласен ли я с предложением Ефремова. Я ответил категорическим отказом. Но Верховный сказал, что Ефремов опытный командарм и что надо согласиться с ним».

Жуков, наверняка оскорбленный поступком Ефремова, тем не менее подготовил атаку, осуществленную силами 43-й армии, прорвавшей оборону противника и углубившейся на 7 км на запад. Но Ефремов не пришел. Его группа была перехвачена немцами в пути и разгромлена. Тяжело раненный, генерал застрелился 19 апреля, чтобы не попасть в плен. После этой трагической развязки Жуков приказал своим тринадцати армиям стать в оборону. Снег растаял, и эта часть Центральной России скрылась под океаном грязи.

К судьбе 33-й армии Жуков вернется в 1966 году на встрече с военными историками в редакции «Военно-исторического журнала». «Войска Ефремова и Белова… прорвались через имевшиеся промежутки в обороне противника; затем действовали вместе с партизанами в его тылу. Попытки их наступать на Вязьму успеха не имели, потому что у них не было тяжелых артиллерийских средств и ощущался острый недостаток боеприпасов. Поэтому войска фронта, действовавшие в районе Вязьмы, перешли на положение партизанских отрядов. […] Полоса действий войск фронта зимой 1942 года простиралась на 600 километров, и, конечно, очень трудно было уследить за действиями тактического порядка. Ефремов прошел в свободную „дырку“. Сзади у него остались главные силы армии. Я не мог уследить, что он для обеспечения на Угре оставил, а он, к вашему сведению, оставил всего отряд в составе 90 человек без танков, без пушек, с легкими средствами. Разделяю ли я ответственность за Ефремова? Ну, конечно, я за все войска отвечаю, но не за такие действия, которые я не организую… Что должен был сделать Ефремов? Он должен был. пару дивизий поставить. для того чтобы у него тыл был обеспечен. Он этого не сделал… […] Ну, шапка была набекрень у всех тогда… И я недооценил состояние Вяземской группировки противника…»

Что мы видим? Что Жуков был опьянен своей декабрьской победой – в точности как Сталин – и что он не имел реального контроля над подчиненными ему армиями. Отметим, что это особенно верно по отношению к 33-й армии. Жуков не ладил с Ефремовым, который с ним часто спорил и обращался напрямую к Сталину. 33-я армия была единственной на Западном фронте, в которой Жуков, будучи командующим фронтом, ни разу не побывал. Нет никаких сомнений в том, что ему не нравились и жалобы Ефремова Мехлису на 43-ю армию и ее командующего Голубева. 9 апреля Жуков отправил Ефремову сухую телеграмму по этому поводу: «Первое: оценку Голубеву и 43-й армии может дать только Военный совет фронта, главком и Ставка, а не сосед. Второе: 43-я армия действовала и действует лучше 33-й армии, что касается Голубева, мы также его ценим очень высоко. Следствие показывает: не Голубев виноват в том, что противник вышел на тылы 33-й армии, а Военный совет и штаб 33-й армии, оставивший только 90 человек без артиллерии и минометов…» Добавим к этому, что Ефремов немало навредил себе терпимым отношением к пьянству и безделию начальника своего штаба. Очевидно, страдал он и излишней верой в свои силы, как и Жуков. Но следует воздать ему должное: он был одним из немногих советских генералов, который отказался от эвакуации по воздуху из окружения и предпочел разделить судьбу своих подчиненных. Через некоторое время на реке Волхов генерал Власов, оказавшись в таких же условиях, выберет сотрудничество с врагом.