Через несколько месяцев, когда на московских улицах стали появляться коммунисты, осужденные в период чисток 1934–1952 годов и недавно реабилитированные, встал вопрос об отношении к недавнему прошлому. Говоря упрощенно, образовались две группировки. Молотов, Ворошилов и Каганович были против излишне глубокого копания в нем. Их можно понять: у них самих руки были по локоть в крови. А Хрущев, Микоян, Булганин и Жуков стояли за открытую дискуссию о сталинских преступлениях. Жуков, военный до кончиков ногтей, думал главным образом о командирах, расстрелянных и посаженных в лагеря в период с 1937 по 1941 год. Но для начала было решено создать при Президиуме ЦК специальную комиссию, призванную в первую очередь изучить истребление 70 % членов ЦК, избранных на XVII съезде партии в 1934 году. В начале 1956 года секретарь ЦК Петр Поспелов представит отчет о ее работе на 70 страницах. Этот документ ляжет в основу доклада Хрущева, который расколет коммунистическое движение.

С 14 по 24 февраля 1956 года в Москве проходил XX съезд КПСС. Жуков присутствовал на нем в качестве кандидата в члены Президиума ЦК. 18-го числа он поднялся на трибуну и произнес речь в типичном советском стиле. Западные наблюдатели отметили, что он был единственным военным, выступившим на съезде. СССР мирная страна, повторил маршал, стремящаяся к ограничению гонки вооружений и военных расходов. Но его усилия блокируются агрессивным империалистическим лагерем, реваншистской Западной Германией и крупными капиталистическими монополиями, жаждущими сверхприбылей… Съезд заканчивал работу, когда делегатов предупредили, что завтра они должны прийти в Большой Кремлевский дворец на дополнительное закрытое заседание. Вместе с делегатами были приглашены коммунисты, пострадавшие во время чисток и недавно восстановленные в партии. Булганин открыл заседание и тут же уступил трибуну Хрущеву. Речь о «культе личности», которую тот произнес, продолжалась более двух часов. Она широко известна, поэтому мы не станем ее цитировать. В ней была раскрыта часть преступлений режима, вину за которые Хрущев возложил на Сталина и Берию. Но Хрущев не умолчал и о роли их сообщников: Молотова, Маленкова, Ворошилова и Кагановича, что окончательно настроило против него сталинскую старую гвардию. В свой доклад Хрущев вставил немало лжи, утверждая, например, что Сталин не умел пользоваться картой или будто он из-за сильнейшей депрессии не способен был руководить страной в первые дни после начала войны. Жуков знал, что это не так, но никогда, даже в разговорах с самыми близкими людьми, не высказывал никакого несогласия с докладом Хрущева. Он приветствовал освобождение из ГУЛАГа всех политических заключенных, осуществленное в следующие после XX съезда месяцы. Этим он решительно отличается от многих маршалов и генералов – в первую очередь от Рокоссовского,  – оставшихся сталинистами.

Можно даже сказать, что Жуков с восторгом отнесся к словам Хрущева, объявившего, что в мае 1956 года будет проведен специальный пленум ЦК, на котором он, Жуков, сделает доклад о роли Сталина в Великой Отечественной войне. Этот пленум должен был стать еще одним шагом на пути десталинизации. Советский народ считал роль Сталина в Великой Отечественной войне решающей, а Жуков в своем докладе должен был атаковать «культ личности» именно в этом вопросе. Он тут же взялся за работу, которая, впрочем, была проделана впустую – пленум не состоялся. Хрущев, запустивший процесс десталинизации как инструмент в борьбе за власть, решил, что достиг своих целей и при нынешнем раскладе сил в руководстве углубление десталинизации не просто не станет для него полезным, но даже может стать опасным. Вероятно, что он также не хотел, чтобы эту тему перехватил у него Жуков.

Однако текст доклада Жукова сохранился. Начинается он с утверждения, что вопреки опасениям «некоторых товарищей» разоблачение культа личности не только не повредит партии, армии и советскому народу, но, наоборот: «Мы обязаны… продолжать настойчиво разъяснять антиленинскую сущность культа личности, преодолевая боязнь обнажения фактов, мешающих ликвидации культа личности». Жуков писал, что «особенно широкое распространение культ личности приобрел в вопросах, связанных с Великой Отечественной войной». Отдавая должное «заслугам, энергии и организаторской деятельности Сталина», Жуков обличал умаление заслуг армии (и партии – неизбежное добавление), а все успехи приписывались исключительно Сталину. «Было допущено грубое искажение ряда исторических фактов». Он критиковал пропаганду 1930-х годов с ее шапкозакидательством; низкий уровень противовоздушной обороны и отсутствие крупных механизированных соединений; техническую отсталость и неудачное размещение авиации, слабую механизацию артиллерии; игнорирование Сталиным сообщений о возможности германского нападения; дезориентировавшее армию и народ сообщение ТАСС от 14 июня. «Особенно плохо,  – писал он,  – обстояло дело с руководящими военными кадрами, которые в период 1937–1939 гг., начиная от командующих войсками округов до командиров дивизий и полков включительно, неоднократно сменялись в связи с арестами. Вновь назначенные к началу войны оказались слабо подготовленными по занимаемым должностям. Особенно плохо были подготовлены командующие фронтами и армиями». Огромный вред армии нанесла подозрительность Сталина к ее командному составу, которая подрывала дисциплину в войсках и создавала у командиров неуверенность. Сталин постоянно искал козлов отпущения, таких как Павлов, Климовских, Качалов, на которых возлагал ответственность за поражения. Отмена единоначалия и восстановление института комиссаров парализовало инициативу командиров.

Но, взвалив на Сталина все возможные грехи, Жуков постарался снять с него и с высшего командования РККА вину за ряд ошибок, в частности за чрезмерную приверженность наступлению в ущерб обороне. В конце текста он сделал суждение, с которым трудно не согласиться: «Я не сомневаюсь в том, что, если бы наши войска в западной приграничной зоне [22 июня 1941 года] были приведены в полную боевую готовность, имели бы правильное построение и четкие задачи по отражению удара противника немедленно с началом его нападения,  – характер борьбы в первые часы и дни войны был бы иным и это сказалось бы на всем ее последующем ходе. Соотношение сил на театре военных действий, при надлежащей организации действий наших войск, позволяло по меньшей мере надежно сдерживать наступление противника». Речь Жукова должна была запустить процесс пересмотра истории Великой Отечественной войны, который будет произведен после 1957 года, но не в его пользу. В своей речи Жуков призывал создавать «правдивые научные труды о Великой Отечественной войне, в которых исследовались бы и неудачные операции Красной армии». В июне 1957 года он сформирует для этого группу военных историков, и она в 1961–1965 годах создаст «Историю Великой Отечественной войны», в которой Жуков не будет упомянут ни разу!