29 февраля Ватутин совершал инспекционную поездку в 13-ю армию, которой предстояло в скором времени возобновить наступление. Жуков советовал ему не ездить из-за тревожной обстановки в тылу. Однако около полудня Ватутин все же выехал по дороге на Ровно вместе с членом Военного совета фронта Константином Крайнюковым и небольшим эскортом из десятка солдат. По неизвестной причине автомобили двигались не по главной дороге, а по периферийным, несмотря на предупреждение контрразведки о присутствии в районе разрозненных групп противника. Возле леса у деревни Милятин колонна из четырех машин подверглась нападению банды украинских националистов. В завязавшейся перестрелке Ватутин был ранен в бедро. Его доставили в госпиталь в Ровно, где не было хорошего оборудования. Вместо того чтобы отправить генерала в Киев на самолете, его повезли на машине, а затем на поезде. Только 6 марта он был доставлен в украинскую столицу, где ждали лучшие московские хирурги, присланные Сталиным. Ватутина прооперировали, но 15 апреля 1944 года он умер от заражения крови. Ему было 42 года. Сталин почтил его память 20 залпами салюта, чего не сделал в честь его войск. Для Красной армии смерть Ватутина стала тяжелой потерей. Он был один из самых смелых и изобретательных генералов. В отличие от Жукова он поддерживал добрые отношения как с равными себе, так и с подчиненными и любил разговаривать с подчиненными в полках и в бригадах. Он считался любимцем Красной армии, подобно тому, как в 1920-х годах Бухарин был «любимцем партии».
2 марта Сталин назначил Жукова командующим 1-м Украинским фронтом вместо Ватутина. Маршал оставался на этой должности до 24 мая и пробыл все это время на фронте, за исключением одной недели (22–28 апреля), которую провел в Москве. Сталин известил его, что отныне и вплоть до особого распоряжения за действиями маршала Конева будет наблюдать не он, а непосредственно Москва. Еще одна горькая пилюля, которую пришлось проглотить.
Итак, после двадцати двух месяцев пребывания в ранге представителя Ставки Жуков вернулся к непосредственному оперативному командованию войсками. Знаменательный факт. Василевский остался координировать действия 3-го и 4-го Украинского фронтов, Рокоссовский, сосед Жукова справа, и Конев, сосед слева, подчинялись лично Верховному главнокомандующему и Генштабу. Как не увидеть в данном факте доказательство того, что эти двое завоевали доверие Сталина и по значению почти сравнялись в его глазах с Жуковым? Добавим также, что со времени Курской битвы и Конев, и Рокоссовский постоянно доказывали Верховному бесполезность – и даже вредность – представителей Ставки. Но упразднение этого спорного института произойдет только 12 ноября 1944 года.
То, что Сталин остановил свой выбор на Коневе, объясняется абсолютной политической верностью этого бывшего комиссара и его плохими отношениями с Жуковым, что успокаивало вождя, более, чем когда бы то ни было, озабоченного поддержанием соперничества между маршалами. Рокоссовский же своим возвышением обязан исключительному своему полководческому таланту. Начиная с операции «Уран» он не знал поражений. В неудаче с взятием Брянска в феврале 1943 года нет его вины: он сделал все, что мог. В декабре 1943 года, командуя своим Белорусским фронтом, он успешно провел Гомельско-Речицкую, а в феврале 1944 года – Рогачевско-Жлобинскую операцию, которые обе были направлены против южного фланга группы армий «Центр». К огромному его удивлению, в начале декабря 1943 года Сталин возложил на него миссию, которую он ни разу не выполнял до того и больше не будет выполнять никогда.
«Меня вызвал к аппарату Сталин. Он сказал, что у Ватутина неблагополучно, что противник перешел там в наступление и овладел Житомиром.
– Положение становится угрожающим, – сказал Верховный Главнокомандующий. – Если так и дальше пойдет, то гитлеровцы могут ударить и во фланг войскам Белорусского фронта.
В голосе Сталина чувствовались раздражение и тревога. В заключение он приказал мне немедленно выехать в штаб 1-го Украинского фронта в качестве представителя Ставки, разобраться в обстановке на месте и принять все меры к отражению наступления врага».
Как раз перед выездом, Рокоссовский получил телеграмму за подписью Сталина, разрешавшую ему, по собственной инициативе, принять командование 1-м Украинским фронтом, если того потребует боевая обстановка. Невероятная ситуация! Данную проблему должен был бы решать Жуков, на которого была возложена обязанность координировать действия 1-го Украинского фронта с его соседями. Где он находился в тот момент, когда Рокоссовский прибыл в штаб Ватутина? Это маленькая загадка. Об этой истории Жуков не упоминает ни в своих «Воспоминаниях», ни в интервью. Нам известно, что в Москву он прибыл не ранее 4 декабря. Конев не сообщает о присутствии Жукова рядом с ним. Учитывая сохранение серьезной угрозы со стороны Манштейна, нависавшей над Киевом, невозможно себе представить, чтобы Жуков в тот момент мог находиться где-то кроме расположения 1-го Украинского фронта. Огромное тщеславие наверняка не позволило ему присутствовать при приезде Рокоссовского. Должно быть, оскорбленный и униженный, он отправился инспектировать одну из армий. В своих мемуарах Рокоссовский с удовольствием вспоминал мельчайшие детали своего приезда к Ватутину, что тот «говорил каким-то оправдывающимся тоном, превращал разговор в доклад провинившегося подчиненного старшему», отмечал его пассивность, читавшуюся на лице усталость. Рокоссовский его успокоил, объяснил, что в его распоряжении достаточно средств, чтобы остановить Манштейна, но упрекал за его методику все делать самому. Затем он преподал урок начальнику штаба, объяснив, что тот не должен позволять Ватутину вторгаться в его прерогативы. Вернувшись на свой КП, Рокоссовский отправил Сталину телеграмму, что, по его мнению, Ватутин соответствует занимаемой им должности. Сталин поблагодарил его и освободил от обязанностей представителя Ставки. О Жукове не было сказано ни слова.
Через несколько дней Сталин снова позвонил Рокоссовскому и сразу, в лоб, «спросил, нет ли у меня на примете хорошего командарма, который мог бы возглавить армию под Ленинградом. И подчеркнул, что я, по-видимому, понимаю, как это важно. Не задумываясь, я назвал фамилию генерала И.И. Федюнинского. Сталин, поблагодарив меня, приказал немедленно направить Ивана Ивановича самолетом в Москву». Обычно за советами такого рода Сталин обращался к Жукову, особенно когда речь шла о хорошо знакомом ему Ленинградском фронте и о Федюнинском – участнике боев на Халхин-Голе и давнем протеже Жукова. Данный телефонный звонок подтверждает доверие Сталина этому генералу русско-польского происхождения, которого, по его приказу, арестовали, пытали и держали в тюрьме с 1937 по 1940 год.
2 марта 1944 года Жуков вступил в командование 1-м Украинским фронтом. Он теперь занимал равное положение с Коневым (2-й Украинский фронт), своим соседом слева, и с Рокоссовским (Белорусский, с 24 февраля – 1-й Белорусский фронт), соседом справа. Началась распутица. В 1942 и 1943 годах в это время года боевые действия прекращались из-за распутицы. В 1944 году Сталин решил пренебречь метеосводкой и начать общее наступление на фронте от Балтийского до Черного моря. Результат малоизвестен, поскольку советская историография освещала только операции вокруг Ленинграда и в Восточной Украине, то есть те, что завершились успешно. На севере, с января по апрель, войска Ленинградского и 1-го Прибалтийского фронтов окончательно сняли с города блокаду и отбросили немцев на 200 км на запад, к эстонской границе. В центре, на минском направлении, неудача. Группа армий «Центр» оставалась серьезным противником. На юге освобождена вся территория Украины между Припятскими болотами и Черным морем. Однако Конев, Жуков и Василевский потерпели двойную неудачу: им не удалось ни разгромить I танковую армию, ни вторгнуться в Румынию. Рассмотрим подробнее действия Жукова, который впервые с августа 1942 года непосредственно командовал войсками.
В распоряжении Жукова находились пять общевойсковых и три танковые армии. Предстоявшая ему операция (задуманная им в феврале: приказ подписан им) получила название Проскуровско-Черновицкой, по двум городам, на которые был направлен главный удар. Планировалось продвинуться вперед на 250 км. При этом предстояло преодолеть три значительные водные преграды: реки Буг, Днестр и Прут, вступить на территорию Румынии, отсечь германскую IV армию от ее южной соседки – I танковой армии – и повернуть на юг с целью отрезать немецким войскам кратчайший путь отступления от Черного моря. Сосед Жукова слева, Конев, с равными силами должен был провести Уманьско-Боточанскую операцию, преодолеть те же преграды и отсечь I танковую армию немцев от их VIII армии. Действовавший левее Конева 3-й Украинский фронт Малиновского, наступая в направлении Бережнеговатое – Снигиревка, должен был по пути разделить VIII и VI немецкие армии. Эти три наступления трех Украинских фронтов были генеральной репетицией Висло-Одерской операции января 1945 года – крупнейшей победы Жукова. Они нанесли три удара по немецкой системе обороны с целью рассечь ее на глубину, помешать ее восстановлению и подготовить следующую стадию – вторжение в Румынию.
1-й Украинский фронт Жукова начал наступление 4 марта 1944 года. Триандафиллов и Тухачевский были бы рады видеть это. Прорыв был с легкостью осуществлен в Любаре, на стыке позиций IV и I танковых армий, по всем правилам «глубокого боя». После сокрушительной артподготовки, с применением пушек и реактивных установок «катюша», ударная армия, сочетавшая пехоту и танковые бригады поддержки, прорвала неприятельские позиции на ширину 30 км и на глубину 12 км. Пока общевойсковые армии раздвигали края бреши, Жуков ввел в прорыв 4-ю и 3-ю гвардейскую танковые армии, совершившие бросок до Проскурова: это была настоящая «глубокая операция». Манштейн, по-прежнему командовавший группой армий «Юг», пытался остановить продвижение противника контратаками; ему пришлось отступить на 140 км, еще больше увеличив разрыв между двумя своими танковыми армиями. Жуков предугадал его действия. Он перебросил остававшуюся у него в резерве 1-ю гвардейскую танковую армию с левого фланга на правый, соединил ее с 4-й и 21 марта застал врасплох и опрокинул Манштейна, заставив отступить еще дальше. Группировка из 600 танков, в том числе новых моделей T-34/85 и ИС-2, за четыре дня прошла 100 км и вышла к Днестру, а 29 марта к Черновцам, у подножия Карпат. Здесь Жуков узнал о смерти матери, последовавшей после долгой болезни. Полностью поглощенный боевыми операциями, он не смог приехать на похороны. Маршал ничего не сказал своему окружению, но, должно быть, эта смерть стала для него большой потерей, ведь он был очень похож на мать и внешне, и характером. Благодаря ей и ее брату, дядюшке Пилихину, он вышел из тесных рамок крестьянской жизни.
В конце марта 1944 года завершилась военная карьера самого талантливого противника Жукова. Как и его коллега Клейст, командующий группой армий «А», фельдмаршал совершил фатальную ошибку, запросив разрешение на глубокий отход своих войск в Румынию, чтобы уберечь их от полного уничтожения и получить возможность для умелых маневров. Гитлер ответил грубо: «Время крупных операций прошло, настало время жесткой позиционной обороны». Манштейн и Клейст были сняты с должностей и заменены убежденными нацистами, специалистами по обороне: Вальтером Моделем (новая группа армий «Северная Украина») и Фердинандом Шорнером («Южная Украина»).
Конев действовал не менее успешно, чем Жуков. Его войска преодолели 200 км, отделявшие их от румынской границы. 26 марта его передовые части соединились с передовыми частями Жукова рядом с Каменцом-Подольским: немецкая I танковая армия – 220 000 человек – оказалась в полном окружении. Советские маршалы могли устроить второй Сталинград.