Дейв не тронул меня той ночью. И это хорошо, потому что, если бы он попытался, я убила бы его. Я захотела бы сдержаться, но мне не всегда удается получить желаемое.

Например, я не собиралась оставаться с Дейвом, но он настоял. И я знаю почему. Он боялся, что я побегу к Роберту. Он хотел, чтобы я была под его наблюдением, чтобы он мог контролировать меня, держать на поводке.

Это странно, потому что всего несколько дней назад я сама желала быть под контролем, и мне было безразлично, какая часть этого контроля исходит изнутри, а какая снаружи. Пока я могла оставаться на выбранной тропе, все было в порядке. У меня было достаточно целей: успешная карьера, уважение тех, с кем я работаю и кого люблю… но самой большей моей целью было не стать Мелоди. Моя сестра отвергла все доступные ей пути. Она бежала сквозь лес, откидывая в сторону ветки, игнорируя острые шипы, которые царапают ей кожу, не замечая, как давит ногами живые существа.

Роберт сказал, что, если я предпочту ему Дейва, я предпочту тюрьму неизведанному. Я возразила, что мы все живем в своего рода тюрьме. По крайней мере, клетка, приготовленная мне Дейвом, золотая.

Но пока я стою над кроватью, глядя на мужчину, которого когда-то любила, я замечаю, насколько комната тусклая – в ней нет ни намека на золотое сияние.

Я вновь подумала о насилии. Представила, как прижимаю подушку к его лицу и не отпускаю. Сумеет ли он справиться со мной? Что, если нет? Смогу ли скрыть преступление?

Я побелела, шокированная этими жуткими мыслями. Еще нет и шести утра. Мне надо выбраться отсюда. Потому что, если Дейв прав, если я не в силах противостоять искушению, тогда у нас обоих проблемы.

Я пробираюсь к его гардеробу. Я так давно не проводила здесь ночи. Мы всегда спали у меня. От меня ближе до моего офиса, да и до его тоже. Но есть еще одна причина, по которой я предпочитаю свой дом. Мой дом… он дышит, он живой. Даже когда все было хорошо, я задыхалась в доме Дейва. Здесь всегда все на своих местах. Книги и диски расставлены по алфавиту, каждая простыня натянута по струнке, уголки ровно заправлены, словно в казарме.

Но время от времени он уговаривал меня остаться, и для тех случаев у меня была припасена здесь кое-какая одежда, включая спортивный костюм. Он мне даже полку отдельную выделил. Я разыскала в шкафу свои кроссовки и натянула их под мерный храп Дейва.

Выйдя на улицу, я припускаю так, словно за мной гонится полиция. От меня пахнет паникой, а не спортом.

Но, оказавшись вдали от ненавистного места, я замедляю темп. Сердце начинает стучать ровнее, я вхожу в ритм. Воздух свежий, яркий; с каждым шагом из-под кроссовок вылетают новые идеи.

Впервые я начинаю задаваться вопросом, а нет ли третьего пути. Другой тропки, на которой имеется пара-тройка кочек, но которая не ведет к пропасти. Если идти аккуратно, можно избежать большинства, если не всех ловушек. Сухие листья хрустят под моими ногами, когда я пробегаю мимо бледно-желтых и кремовых домиков Вудланд-Хиллз. Каждая лужайка идеально подстрижена, каждая дверь защищена собственной охранной системой.

Есть ловушки, и есть ловушки. Не думаю, что я смогу пережить унижение или боль, которую мой роман причинит родителям. И публичного краха моей карьеры мне тоже не вынести.

Они должны знать, что ты встала на колени и сосала его член, чтобы заполучить этот контракт.

Это неправда, это не имеет значения. Степень гарвардской школы, тяжелейшая работа и профессиональные успехи – все это пойдет коту под хвост под напором общественного мнения. Моя карьера будет похоронена на веки вечные.

А родители начнут упрекать себя и вычеркнут меня из своей жизни, как когда-то вычеркнули Мелоди.

Другие люди тоже подвергаются остракизму, например, женщины из стран с суровой моралью, которые настояли на своем и ушли от мужей, хотя такое считается там позором; мужчины, которые с гордо поднятой головой признавались, что они геи, прекрасно понимая, что от них отвернется сообщество, церковь, семья. Есть политические активисты, которые открыто выражают свои мысли, несмотря на то что все окружающие настаивают на приверженности линии партии.

Это герои нашего времени. Но у них имеется моральное превосходство; у меня его нет.

Я способная женщина с деловой хваткой; я могу многое вынести и остаться в живых. Но храбростью я никогда не отличалась.

Это откровение больно ранит меня. Если я не наберусь смелости, что тогда? Неужели трусость свяжет меня с Дейвом навсегда? Неужели я разрешу ему дотронуться до меня?

Когда-то я считала Дейва достойным любовником. Он нежный, заботливый… всегда смотрит в глаза, забираясь на меня. Всегда целует, поглаживая мои бедра, спрашивая разрешения войти внутрь.

Роберт никогда ничего не выпрашивал. Он убедился в том, что я знаю, – стоит мне сказать «нет», и он прекратит свои действия, но в остальном он свободен. Мне нравится, как он прижимает меня. Нравится, как он обездвиживает меня одним взглядом, прежде чем заявить на меня права, ворваться в меня…

…Любить меня.

Влюбляется ли Роберт в меня так же, как влюбляюсь в него я?

Я останавливаюсь посреди пустынной улицы. По спине течет пот. Я пробежала несколько миль, но усталости нет. Тело едва регистрирует мои усилия. Я сильная. Я трусиха.

Но еще я умная. В прошлом именно ум помогал мне открывать нужные двери.

Может, я сумею воспользоваться им, чтобы отпереть свою клетку.

Я щурюсь, спасаясь от восходящего солнца. Замечаю, как горит огнем и кровью на пальце обручальное кольцо, напоминая ад, в котором я горю. Я нехотя поворачиваюсь спиной к солнцу и возвращаюсь в свою тюрьму, полная новой, не настолько неистовой решимости.

Когда я открываю дверь, Дейв подозрительно смотрит на меня.

– Ты где была?

Я предъявляю ему для инспекции промокшую майку.

– Бегала, это же очевидно.

Он хмурится, ему явно не нравится мое раздражение. По его мнению, я имею право исключительно на послушание.

– Ты знаешь, как тебе повезло? – спрашивает он.

– Повезло? – не понимаю я.

– Я дал тебе второй шанс. Это больше, чем ты заслуживаешь.

Какая глупая угроза, клише из дешевых книг, но он может поспорить, что я слишком напугана, чтобы упрекнуть его в косноязычии или заметить, что мне не нужен никакой «шанс». Я просто хочу, чтобы он помолчал. Я без лишних слов прохожу мимо него и начинаю подниматься по лестнице, но где-то на полпути останавливаюсь и поворачиваюсь:

– У меня есть вопрос.

– Да?

– Ты нашел меня в бухте?

– Так.

Я спускаюсь в гостиную. Опускаю очи долу, надеясь на то, что униженным видом выужу у него нужные сведения.

– Ты должен знать, что на яхте ничего не было. Я остановила все это до того, как ты позвонил. Мы поехали в бухту, чтобы покончить с этим.

Он мне не верит. Правда пронизана теми же интонациями, что и ложь, поэтому он отвергает ее.

– На яхте ничего не было, – повторяю я.

– А до этого?

Я еще ниже опускаю голову, волосы закрывают мое лицо.

– Я наделала ошибок… но больше этого не повторится, Дейв. Я не позволю импульсам управлять мною.

Он смеется. В его смехе нет ни капли тепла.

– Ты же не думаешь, что я куплюсь на эти сказки, правда?

Он поворачивается ко мне спиной. Так гораздо лучше.

– Нет. Я знаю, что должно пройти время, прежде чем ты снова сможешь верить мне, – искренне признаю я. Смесь вины, теплых воспоминаний и невыразимого гнева осложняет мои чувства к Дейву. Я делаю глубокий вдох, шаг вперед и встаю у него за спиной, достаточно близко, чтобы создать интимную атмосферу. – Но больше никакой лжи, хорошо? Я обещаю. С этой самой минуты мы оба будем честны друг с другом.

Он резко поворачивается, превращаясь в настоящего хищника.

– В этой комнате есть только один бесчестный человек. Только один из нас развратничал.

Ярость впивается мне в сердце острыми коготками, но я стараюсь умаслить Дейва:

– Я знаю, как ты зол… я знаю, что должна… многое исправить. И мы должны поговорить о том, что произошло. Можешь сказать, как ты нашел меня? Ты приехал в бухту, мы вернулись обратно на моей машине… а твоя стоит в гараже.

Он молчит; на губах играет зловещая улыбка.

– Кто довез тебя до бухты? – вкрадчиво спрашиваю я. – Кто еще в курсе?

Он проходит на кухню, вынуждая меня следовать за ним следом.

– Неприятно, да? – ухмыляется он, доставая кофейную чашку.

– Что неприятно?

– Когда тебя держат в потемках.

Я не отвечаю. Я жду, пока он наливает себе свежего кофе из кофемашины; он сделал только одну порцию.

Я заставляю себя развернуться и уйти. Ничего, я сама все выясню. Придумаю как.

Но, поднимаясь наверх в ванную, я понимаю, что вопросов все больше и больше, их уже целый ворох. Мне нужна стратегия, мне нужно узнать, кто еще располагает информацией…

…и мне нужно понять мотивы Дейва. Если он меня ненавидит, зачем тогда удерживает? Хочет контролировать? Или тут что-то другое?

Я вхожу в ванную, закрываю за собой дверь, снимаю одежду и включаю душ.

Дверь внезапно распахивается, и я вижу на пороге Дейва. Я съеживаюсь, хватаю полотенце и прикрываюсь им.

– Ты моя невеста, – заявляет Дейв, делая несколько шагов вперед и вырывая у меня из рук полотенце. Его липкий взгляд бродит по моему телу. – И это мой дом.

Я гордо поднимаю голову, не поддаваясь желанию прикрыться. Вытягиваю пальцы и не даю им сжаться в кулак.

Дейв быстро устает от своей игры и направляется к двери.

– Кроме того, – как ни в чем не бывало бросает он через плечо, – вряд ли я увижу что-то, чего ты не показывала любому, кто пожелает.

Я прикусываю губу. Дверь со стуком закрывается. Может, мне удастся обрести храбрость в ненависти.