ЖАН-ПЬЕР БРИССЕ
(1837-1919)
Если замечательные, ни на что не похожие произведения Бриссе и могут быть рассмотрены сквозь призму юмора, то вдохновляющий их авторский замысел не имеет с юмором ничего общего. В самом деле, Бриссе ни при каких обстоятельствах не изменяет раз им найденному предельно серьезному и важному тону. Скорее сам читатель, пытаясь как-то определиться по отношению к его тексту — а процесс этот требует пересмотра всех наших философских и научных взглядов, — вынужден обращаться за помощью к юмору. Помощь эта, заметим, ему понадобится — речь идет о не знающем себе равных эмоциональном переживании от столкновения с открытием, способным пошатнуть самые основания человеческой мысли, перечеркнуть все предыдущие достижения разума в любом их проявлении и поставить под вопрос самые элементарные принципы существования общества. Такие открытия считаются невозможными a priori, но если, по невероятной случайности, нечто подобное все же происходит, все следы надежно скрываются за стенами психиатрических лечебниц. В том, что касается Бриссе, защитные рефлексы человечества были на удивление слабы: лишь какая-то кучка бумагомарак язвительно окрестила его в 1912 году королем философов. Это издевательское отличие, впрочем, отвратило от него лишь тех, кто и так привык закрывать глаза на самые причудливые проявления человеческого разума. Эмоциональный разряд Бриссе, нацеленный преимущественно в область юмора восприятия (в отличие от юмора сообщения, характерного для большинства занимающих нас авторов), позволяет нам с редкой точностью определить основные признаки этой разновидности юмора. Автор словно бы дает понять: в его руках — секрет такой огромной важности, что все созданное до его открытия можно считать ничтожным и словно никогда не существовавшим. Мы имеем дело с возвратом даже не отдельного индивида, но, в его лице, всего нашего общества назад, к волшебному миру детства (нечто похожее происходит в случае с Таможенником Руссо). Очевидное противоречие между повседневным людским разумением и торжеством столь всеобъемлющего примитивизма в творчестве какого-нибудь художника или писателя высекает мощнейшую искру юмора самой высшей пробы, к рождению которого непосредственный автор произведений оказывается уже непричастен.
Центральная идея философии Бриссе такова: «Слово, которое есть сам Бог, в каждом изгибе своего значения хранит всю историю рода человеческого с момента его сотворения, а в каждом наречии — историю народа, и вера в неопровержимость этого заключения поменяет местами профанов и мудрецов». Прежде всего, на основе морфологического разбора слов Бриссе заключает, что человек произошел от лягушки. Это открытие, которое он тщательно обосновывает, а затем развивает, с поразительной изобретательностью играя сочетаниями слов, приводит его к следующему наблюдению из области анатомии: «Под микроскопом человеческое семя выглядит словно озерцо с кишащими в нем головастиками, настолько населяющее семя крохотные существа напоминают их по форме и повадкам». Затем, на фоне предположений о всеобщей сексуальности природы, безумие которых спорит с самыми диковинными галлюцинациями, но блещет при этом редкой эрудицией, разворачивается головокружительная цепочка словесных уравнений неослабевающей математической строгости — так рождается его учение, претендующее на точное и безошибочное толкование Книги Бытия. Бриссе не скрывает, что сияние того дара, которое он преподносит человечеству, ослепляет его самого и облекает поистине божественной властью. Своими предшественниками он признает лишь Моисея и библейских пророков или Иисуса и его апостолов, а себя самого провозглашает седьмым ангелом Судного дня и архангелом вечного воскрешения.
Разумеется, в более приземленных сферах подобные откровения могли обернуться для их автора лишь жесточайшим разочарованием.
«"Логическая грамматика", изданная в 1883 году, — пишет он, — получила достаточную известность в ученом сообществе. Мы даже попытались представить ее на конкурс в Академию наук, но труд наш был отвергнут стараниями г-на Ренана. Не найдя издателя для "Тайны Господней", в 1891 году мы решили донести сию работу до публики посредством бесплатной раздачи брошюр и нескольких публичных чтений. В Анжере дело дошло даже до студенческих волнений: все надлежащие приготовления к лекции были уже сделаны, но замысел наш наткнулся на противостояние местных властей. В 1900 году была опубликована "Мудрость Господня" и, тысячным тиражом, брошюра "Великая новость" с изложением основных идей всех наших работ. Но зазывалы, которым эта великая новость была доверена, словно онемели, и продавалась она из рук вон плохо, отчего в Париже листки пришлось даже раздавать бесплатно и рассылать, вместе с книгой, во все концы света. Благодаря знакомству публики с брошюрой тираж книги был в конце концов распродан, однако известили нас об этом лишь по разорении издателя. Двух этих работ было достаточно для того, чтобы "Пти-Паризьен" посвятил нам, пусть и не впрямую, целую передовицу (от 29 июля 1904), озаглавленную "В гостях у сумасшедших". Вот пассаж, имеющий до нас самое прямое касательство: речь в нем идет о некоем безумце, "объявившем о написании метафизического трактата под названием "Мудрость Господня", основанного на систематическом использовании маловразумительных аллитераций и прочего откровенного вздора. Слово для этого писаки представляет собою все сущее, а сочетания разных слов выражают отношения между вещами. Недостаток места мешает мне привести даже краткие выдержки из этой книги — плода поистине воспаленного ума, — при прочтении вызывающей самое настоящее умственное помешательство. Надеюсь, читатели не будут на меня в обиде за подобную лаконичность". Что ж, этот безумец, — продолжает Бриссе, — служивший в то время, кстати, судебным исполнителем и не имеющий с подобным словоблудием ничего общего, был, тем не менее, признателен даже за подобный отзыв и более того, отправил в газету благодарственное письмо. Появление "Мудрости Господней" было сродни гласу седьмой трубы Апокалипсиса, и в 1906 году мы выпустили уже том "Сбывшихся пророчеств". Повсюду был разослан достаточно пространный буклет, отпечатанный в двух тысячах экземпляров, и, поскольку необходимо было нарушить затянувшееся молчание, на 3 июня 1906 года была объявлена лекция в Доме ученых. Впрочем, недоброжелателей хватило и на этот раз: афиши, приготовленные на весь Париж, были расклеены лишь в соседних с Домом кварталах. Пришло около пятидесяти слушателей, и в гневе мы объявили, что никому отныне будет не дано услышать глас седьмого ангела».
Тем не менее, в 1913 году выходит второе издание «Мудрости Господней», по сути переписанной набело и озаглавленной теперь «Происхождение человечества». Бриссе, в частности, заявляет в ней, что преклонный возраст и недостаток сил могут помешать ему должным образом осуществить свой высший замысел: создать словарь всех языков земли.
С точки зрения юмора важность творчества Бриссе напрямую связана с его уникальной ролью камертона той смысловой линии, что связывает патафизику Альфреда Жарри, или «учение о воображаемых решениях, которое образно наделяет неясные очертания свойствами предметов, лишь только полагаемых возможными», и паранойя-критическую деятельность Сальвадора Дали, или «стихийный метод иррационального познания, основанный на истолковательно-критическом соположении фигур горячечного бреда». Поразительно, насколько творчество Реймона Русселя или литературные произведения Марселя Дюшана осознанно или нет оказываются созвучными идеям Бриссе, владения которого можно протянуть до самых последних попыток поэтического разложения языка (так называемой «революции в слове»), предпринимаемых Леоном-Полем Фаргом, Робером Десносом, Мишелем Лейрисом, Анри Мишо, Джеймсом Джойсом и членами молодой американской школы Парижа.
