ЭДГАР ПО
(1809-1849)
Хотя в «Философии творчества» главной своей задачей Эдгар По называл установление четкой связи между совершенством произведения в целом и предварительно обдуманным расположением его отдельных частей в зависимости от эффекта, который надлежит произвести, следует отметить, что на практике он этим требованием зачастую пренебрегал, отдаваясь свободному течению фантазии. Что ни говори, потребность в трезвом анализе у него нередко уступала пристрастию к неестественному и необычному — да и мог ли такой поклонник случайностей, как он, сбросить со счетов известную непредсказуемость вдохновения. Я отлично помню, как лет двадцать тому назад г-н Поль Валери в одном из наших разговоров пытался, и довольно убедительно, разделил «людей не от мира сего» и банальных «причудников», как он их называл. Благосклонно отзывался он лишь о первых, и По, разумеется, был включен именно в эту категорию; другим же — например, Жарри — он ставил в вину стремление выделиться исключительно внешне. Однако, на наш взгляд, Малларме с полным основанием отмечал у этого «вылитого демона» (или, по словам Аполлинера, «восхитительного пьяницы из Балтимора») «мрачную и трагическую рисовку — тревожащую, но неброскую».
«От литературных дрязг, тошнотворного страха перед вечностью, трагических конфликтов в семье и жестокой нищеты По спасался в беспробудном пьянстве, глухом, как мрак могилы, — писал о нем Бодлер, — поскольку пил он, наслаждаясь не вкусом вина, но варварством падения... В то утро, когда нью-йоркский "Whig" опубликовал "Ворона", когда имя По было у всех на устах и целый свет буквально помешался на этих стихах, сам он, пошатываясь и задевая углы домов, спускался по Бродвею».
Подобные противоречия могут уже сами по себе быть сочтены источником юмора — вспыхивает ли он в точке столкновения исключительной логичности мышления, высокого интеллекта и алкогольного помутнения рассудка (как в случае с «Ангелом необъяснимого») или же в самых мрачных обличьях витает над теми необдуманными поступками, которые склонен совершать человек во власти определенных патологических состояний (как в «Бесе противоречия»).
